***
Нервные, тревожные мысли отходили на задний план. Фред и Касс лежали на ее кровати в пустой комнате; их пальцы едва ощутимо соприкасались — трогательно, невинно. — Что будет дальше? — тихий вопрос повис в воздухе. — Мы сможем сохранить… это? — она сильнее сжала его руку тонкими холодными пальцами. — Мы все сможем. Сможем, я обещаю тебе. — Фред перехватил ее ладонь второй рукой — бессознательно, в странной сонной дымке — и поднес к своим губам. — Сможем, если ты готова. Помолчав какое-то время, они дали друг другу передышку. Фред кожей ощущал — она не раздумывает над ответом, знает его и поддерживает — но не это тревожит ее сейчас. И оказался прав. — Ты знаешь, — робко заговорила Касс, — из всего, что было я помню только одну фразу — русалки отказались принимать предложение Пожирателей. Что это? Как… ? Неужели… все они не оставили попытки, кто же ими управляет? — она немного помолчала, а потом… — Если он вернулся, Лорд… Будет война, Фред. Его имя камнем упало вниз. Он не знал, что сказать, что ответить. От Джорджа слышал много разговоров и шепотков в Министерстве — мол, кто-то, какая-то сила возвращается в магический мир, управляет жалкими остатками Пожирателей, что забились в углы, защищенные законом и правом. Защищенные байками об Империо, якобы наложенными на них самим Лордом. — В Министерстве допускают такую мысль, — не было смысла врать, что-то утаивать. — Но это лишь предположение. Быть может, кто-то просто выдает себя за него, за Темного Лорда… — Я слышала, — внезапно перебила его Касс, — слышала о вести. Белатрисса, моя тетка, ее выпустили на неделю во время ежегодного допроса осужденных Азкабана. Отпустили домой по просьбе Люциуса и Нарциссы, понадеялись, что родным ведьма сознается, расскажет о предательстве, о замыслах Лорда, — ее начало трясти; Фред ощутил эту дрожь и сел на кровати, беспокойно подтягивая ее ближе к себе. — Она и рассказала. Сказала, что успела отправить весть своему Лорду… Мерлин, она ведь рассказала… — потрясенно качая головой, Кассиопея невидящими глазами уставилась на Фреда. — Она сказала это, понимаешь? А я… а я… я ведь… ведь даже не обратила внимания, — странно заикнувшись, она ткнулась лицом в свои ладони и застыла, на мгновение перестав дышать. — Эй, Касс, — Фред не мог смолчать, наблюдая за этой тихой истерикой. Хоть и ужас от сказанных слов огнем прошелся по голове, он знал — сейчас важно успокоить ее: — Даже если и так, ты в этом не виновата, слышишь? Не смей винить себя, поняла меня? Она бы все равно не успела ничего сделать. Она наверняка соврала… — А если нет? Если все правда? — Не правда, — твердо ответил он и крепче сжал ее в объятиях — как только ребра не затрещали. Постепенно успокоившись, Кассиопея незаметно для обоих уснула. Тихо и устало забылась болезненным сном, пока Фред переваривал тяжелые мысли, грозно нависшие над ними. Война. Страшное, но пока непонятное слово. Вспомнилась фраза Чарли, сказанная давно, в раннем детстве. «Люди умирают на войне, Фредди…» Отбросив страшные мысли, Фред легкомысленно стряхнул с себя груз. Этого не может случиться. Они в безопасности, под защитой Хогвартса и Альбуса Дамблдора. Мантра. Его личное заклинание. Он еще не знал, что вскоре пожалеет о грубо отброшенных мыслях, о том, что не принял всерьез доводы разума, не сопоставил факты, пустив мысли на самотек глупой юности. Еще не знал, что война заберет у него не много, не мало — все.***
Джордж смотрел на переплетенные руки, лежащие прямо поверх его конспектов и хитро ухмылялся. Фред в ответ на эту улыбочку периодически показывал ему средний палец — тайком, из-под самого края стола, не решаясь злить Макгонагалл, которая коршуном вилась меж столов в Большом зале, за шкирку вылавливая расшалившихся младшекурсников. Кассиопея же, старательно вытягивая лицо в недовольную моську, отчаянно краснела под взглядами. А смотрели, все кому было не лень — кто безразлично, кто с завистью, а кто с радостной грустью в глазах. Анджелина Джонсон, казалось, проглотила прямую палку — сидела и кисло улыбалась Ли, который, судя по всему, откровенно веселился, бросался в Фреда кусочками булочек и подмигивал так отчаянно, что в конце чуть не свалился со скамьи. Не выдержав пристального внимания, Кассиопею дёрнулась встать, и тут же была остановлена — Фред твёрдо, но мягко потянул её обратно, усаживая ещё ближе, обнимая ещё сильнее — тепло его дыхания прошлось по шее, волосам и лицу: — Не обращай внимания. Они просто дураки. Боком ощущая мягкое рокотание его голоса, Кассиопея обмякла. Молча улыбнулась куда-то в воротник и принялась за обычный утренний омлет. Правая рука все так же лежала на столе, пальцами переплетенная с тёплой и большой ладонью Фреда — как знак. Символ или метка, как захочется. Чтобы все знали — отныне, он — её, а она — его. Беззвучно, но яростно прошептав под нос что-то вроде «Идиоты», с дальнего края слизеринского стола бесшумной кошкой выскользнул Захари и пошёл прочь от этой зубодробительной картины.***
— Оставлю себе на долгую память. Гарри перебросил призовое яйцо из руки в руку. Взвесил, осмотрел и закинул в чемодан — ногой захлопнул крышку и запихнул подальше под кровать. Будет чем попугать Дадли. Седрик наблюдал за этими телодвижениями с иронично поднятым бровями — он-то яйцо отправил отцу — пусть уже поставит на полку, как и хотел. Отчаянно обожая единственного сына, мистер Диггори не хранил разве что контрольные, идеально написанные им — их забирала Макгонагалл. — Испытание начнётся завтра, — утвердительно вопросил Гарри, ни к кому особенно не обращаясь. Седрик на всякий случай осторожно молвил: — Ага. Завтра вечером. Ты готов? Осмысленно посмотрев на парня, Гарри состроил честные-пречестные, несчастные глаза и стянул губы в грустную подковку: — Готов, как никогда в… ик!.. Никогда в жизни… Седрик состроил кислую рожу. — Нормально же тебя пробрало, — пробормотал он себе под нос и схватил рукой горлышко пустой бутылки огневиски. А он ведь всего лишь хотел поддержки и разговора по душам перед самым волнующим в его жизни событием — финальным этапом Турнира. На радостях Гарри оттяпал всю бутылку и теперь пьяно раскачивался посреди комнаты — и Седрик пошёл на крайние меры — набросил свою мантию, схватил сопротивляющегося Гарри — «я же ещё не до… ик!.. не допил…» — и толкнул дверь в соседнюю комнату. Как и ожидалось, в красном мраке восседали братья Уизли, Ли, Анджелина, Кэти и Касс. Джордж и Лина, рядышком, в одном кресле, целомудренно и просто; Фред и Кассиопея — единый организм, вцепившийся друг в друга всеми конечностями — одна его рука обвивает её худые плечи, а другая совсем не невинно покоится на бедре, едва прикрытом юбкой. Они — цельный, автономный мир. И все — исключительно все — навеселе. Машут им вялыми руками и манят к себе, блестят пьяными, возбужденными глазами. — И вы туда же! — обречённо простонал Седрик, уже не сдерживая улыбку — просто ударил себя по лбу ладонью и выпустил мальца. Качающийся Гарри упал на кровать рядом с Кэти — она зарделась, как маков цвет, а Касс понимающе хмыкнула. Такой компанией они встретили черную ночь. Изрядно выпивший Фред глухо вещал в тихом гомоне смешков и хруста острых начос — Добби постарался: — Не думаю, что мы дотянем до самого конца курса… — Маловероятно, — Джордж значимо поднял указательный палец вверх. Касс недовольно ворчит от этих слов, щипая Фреда за ногу — в ответ он схватил её за руки, вжимая в кресло всем своим весом, нависая над ней скалой. Ли, замахал на них руками, засмеялся — Фред наклонился и безо всякого стеснения поцеловал Касс — сильно, сладко, жадно скользя языком по её губам. Все сразу же загудели, Гарри запустил в них подушку, а Анджелина косо глянула на улыбающегося Джорджа — пьяно, дерзко — но не смогла, сложила руки на коленях и стиснула зубы, порозовев до самых кончиков ушей. — Я вот думаю, — в наступившей тишине отчётливо прозвучал влажный чмок — Касс и Фред наконец отлепились друг от друга — и Ли взял слово, — после школы подамся в журналисты или спортивные комментаторы. Папа отбил мне место в Министерстве, но… Не моё это, — он сокрушенно покачал головой. — Место политического деятеля при Министре магии? Сильно, сильно, — закивал ему Седрик и, встретив удивлённый взгляд, поспешил ответить: — мой отец работает в Министерстве. Но конечно, если душа не лежит… Я вот думаю податься в спорт. — Ты отличный ловец, — сонно молвил Гарри и поднял большой палец вверх. Все одобрительно загудели, а Касс, на правах лучшего друга, подколола его: — А Чжоу не против? — Она всегда за! — запальчиво крикнул Седрик, — Наверное… А я ведь даже купил новую метлу… — Не отказывайся от мечты. Она того стоит, — неожиданно бросил ему Фред. — Ничто в этой жизни не важно так, как мечта. И если она тебя не поддерживает… Такое себе. Поговори с ней, не тяни. — Как только закончится Турнир, — уверенно (пьяно) сказал Седрик. Ли подхватил фразу и проворно выставил вперёд руку с полным кубком. — За Турнир!!! И все повторили — нестройным хором, вразнобой, сталкиваясь пальцами и костяшками, проливая капли виски на ковёр. Фред повторно поцеловал Касс — или она его? — и смех вновь рассыпался под сводом гриффиндорской спальни. И когда только они успели превзойти неловкость и стеснение? Ответ был до безобразия прост: они — одно целое, одна душа на двоих — одни чувства. Турнир маячил впереди — уже не страшный; спокойный и таинственный. Гарри и Седрик улыбались друг другу — соревновательная неприязнь давно сошла на нет. Если бы, если бы он только знал…***
— Я забыл сказать одну важную вещь. Уже трезвый Гарри, стиснул голову руками и болезненно сморщился. — Мне нельзя говорить об этом, но все же… Я и Дамблдор… Мы думаем, Крауча убили. Фред и Касс подскочили с кресла, на котором уснули вчера. — Как? — Когда? — Кто убил?! — Тише, тише! — зашикал на них Гарри, замахал руками. — Это секретно, совершенно, мать его! Запрещено к разглашению! Он походил по комнате, потирая затылок, остановился, вновь прошёлся взад и вперёд. — Я нашёл его в лесу сразу после испытания с русалками. — И так долго ждал?!!! — Прошёл ещё один этап? — Касс недоуменно повернулась к Фреду; он быстро шепнул ей что-то, на мгновение закрывшись ото всех завесой белых волос. Ли схватился за голову, Седрик ошеломленно сел на кровати; девочки пораженно молчали (Кэти ушла ещё вчера — перебрала с напитками). — Я услышал шум, — начал Гарри, — подумал, что это Клык… Или Виктор, мы шли вместе. А потом увидели Крауча. Он был явно не в себе: бормотал что-то о своей вине, мол, это он во всем виноват. Весь перемазанный, осунувшийся… Я оставил его Виктору, а сам побежал за Дамблдором. А когда вернулся… Крам лежал на земле, оглушенный, там, где я его оставил. Крауча уже не было, Дамблдор и Грюм обшарили всю округу… — Грозный Глаз был там? — подозрительно протянул Фред. — Да, — Гарри непонимающе кивнул. — Пришёл через пару минут после нас. Очень удивлялся моему рассказу. Все же, Дамблдор считает, что Барти Крауч мёртв. Тишину в комнате можно было резать ножом. Что-то страшное зависло над Хогвартсом, все это ощутили. Сердце Фреда больно кольнуло и толкнулось в груди — мол, я же говорило. — Я… Узнал кое-что, — тихо заговорил Гарри. — Те сны, которые мучали меня с самого лета… В них я видел сына Крауча, Барти-младшего. Он сам судил его, как Пожирателя смерти. Отрёкся от него и посадил в Азкабан. — Крауч—младший был Пожирателем?! — Наверное, он с ума сходил от осознания того, что сын — предатель… — Да, сходил. А в последнее время вёл себя странно, не приходил на этапы Турнира, ссылался на болезнь… — Ты думаешь, его действительно убили? Здесь, в Хогвартсе? У всех на глазах? — Да, — твёрдо молвил Гарри. — Причём тот, кто всегда на виду. Всегда рядом с нами, кому мы доверяем. Иначе, его уже давно нашли бы. — Может, Барти-младший нашёл способ отомстить отцу, не сбегая из Азкабана? Все обернулись к Анджелине. Гарри остро сверкнул на нее глазами. — В том-то и дело, что его там уже нет. Умер. Гарри отвернулся к окну. В ушах, как мантра звучала одна фраза, услышанная им однажды — боль, боль и страдания всего мира; мучительное отторжение чего-то родного, такого нужного, но уже не принадлежащего ему. «Ты мне больше не сын».***
— Я хочу, чтобы ты отказался от участия в Турнире. Касс сказала это Седрику прямо, в лоб. Не елозила и не начинала издалека. — Вся эта история с Краучем… Она мне не нравится, — Касс замотала головой, как китайский болванчик. — Откажись, скажи, что не можешь, пожалуйста, Седрик! Пожалуйста! — Касс, — Седрик мягко схватил её за руки и чуть сжал их. — Это всего лишь Турнир. Все испытания придуманы и обустроены Министерством. Не думаю, что они ставят целью убить участников, — громко хохотнул он, улыбаясь подруге. — Если только Гарри внезапно не решит замочить меня… Тогда уж ладно, притащишь мне на могилку огневиски… Ай! Кассиопея с силой замолотила по нему острыми кулачками. — Дурак! Идиот! Помешанный! Не смей никогда говорить такие вещи! Они же услышат! Седрик легко отбивался от её ударов, уворачивался и тихонько посмеивался. — Кто услышит? Кассиопея наконец опустила уставшие руки, шлепнула друга по плечу напоследок, и сунула их в карманы. — Звезды, — глухо буркнула она. — Звезды? — насмешливо протянул Седрик. — Да! Они все слышат! — И желания исполняют? — друг лукаво подмигнул ей и быстро продолжил, зажимая рот Кассиопее, уже собравшейся разразиться гневной тирадой: — Тогда, я загадаю свое… Он помолчал, будто бы собирался с мыслями. — Я всегда боялся исчезнуть, не оставить за собой никакого следа. Кануть в небытие. — Седрик поднял голову вверх — конечно, там был потолок, не звезды, но все же, — и улыбнулся. — Хочу навсегда остаться в памяти этой школы, в памяти всех её обитателей. Хочу войти в историю. Не как короли и королевы — это слишком пафосно, — он смешно сморщился и опустил голову, глядя Касс прямо в глаза. — Неплохо, конечно, запомниться, как победитель Турнира… Но это уже, как Мерлин даст. Так ведь, Касс? Он обхватил подругу рукой за плечи и повёл прочь из «ямы». Шёл, шутливо расставляя ноги, подпрыгивая и напевая какую-то песенку. И Касс вторила ему. Смеялась, шутила, отбивала ботинками известный только им двоим ритм и старательно отгоняла от себя странную, идиотскую, навязчивую мысль, скользящую за ними, как тьма коридора. «Никогда больше не увижу». Какая глупость.***
Вечер звучал для неё, как золотой гул. Оркестр, украшенные трибуны, лица людей, разрисованные разноцветными красками; флаги волшебных школ; гул, скандирующий любимые сердцу имена — имена участников Турнира. Кассиопея шла к трибунам — за ней неотрывно следовал Фред — и искала глазами жёлтую форму Пуффендуя. Наконец нашла — Седрика, выделяющегося в толпе светлым золотым пятном, обнимал его отец, мистер Диггори; в новой парадной мантии, сверкающий гордостью за сына. Он что-то сказал Седрику и друг зарделся, отрывисто обнял отца — вдруг взгляд его горячо метнулся вверх, прямо к Кассиопее. Обычно жёлтые глаза, теперь же почти чёрные, — жадно охватили все ее лицо — лоб, нос, губы, … Затем он слегка улыбнулся, кивнул ей — и исчез из виду — сколько Кассиопея ни вертела головой — так и не смогла больше найти его в толпе. Зато — нашла руку Фреда и крепко сжала её. Испытание началось — Седрик исчез за плотным зелёным переплетением лабиринта. Задача стара, как мир, — разгадать лабиринт, найти Кубок первым — и вернуться обратно — прямо в объятия ревущей, вопящей толпы. Кассиопея удобно устроилась на коленях у Фреда — он замотал её в огромный шарф, как куклу, и сидел, тихонько дыша прямо в изгиб шеи. Изредка они перешептывались на незначительные темы — школа, уроки, друзья. Обсудили следующую тренировку Фреда по квиддичу — Касс напросилась в зрители, и теперь тихонько болтала ногами, глядя на всех с высоты последнего ряда. Через два часа у неё заболела спина — Фред отлучился на минутку, прошёл в маленький шатер за горячими напитками — и вернулся, со смешной шляпой на голове и разводами краски на обеих щеках. Как дань их с Седриком дружбе: левая половина лица — Гриффиндор (ближе к сердцу, конечно же), правая — Пуффендуй. Жёлтый и чёрный. Касс едва ли не задохнулась — от счастья, от радости и ещё кучи непонятных эмоций. Осознание того, что Фред поддерживает её, понимает и принимает такой, какая она есть — со странностями, сумасшедшими взглядами на жизнь и не менее сумасшедшими друзьями — такими, как Седрик — теплом прошлось по её голове. Вдалеке взметнулся сноп красных искр — все испуганно подскочили с мест, но директор поспешил их успокоить — без видимых травм, но к великому сожалению учеников и директрисы Шармбатона из испытания выбыла Флёр Делакур. Не прошло и двух минут, как второй всплеск алых звёзд возвестил о выбывании Виктора Крама — северяне недовольно, горестно загудели; Каркаров в сердцах бросил высокую шапку на землю. Фред пихнул Кассиопею коленкой и склонился вперёд — её обдало тёплой волной горячего тела, ароматом кожи, парфюма, солнца и чёрного перца пополам с мятой — его личным запахом: — Живучий он. Прямо даже удивил меня! Вот ведь… Диггори! — он, улыбаясь легко и красиво, смотрел на Кассиопею, а она не могла вымолвить ни слова — настолько соблазнительным показался ей изгиб его губ… — Я поставил на Седрика тридцать галлеонов! — заорал где-то рядом с ними Ли, размахивая гигантским флагом Хогвартса — Анджелина отплевывалась от ткани, попавшей ей прямо в рот. — Надеюсь этот гавнюк победит, а иначе Гарри с меня три шкуры спустит — за то, что на него поставил меньше! И он задорно рассмеялся — его смех подхватили и остальные — спазм, охвативший их ещё задолго до начала финала, постепенно расслаблял свои тиски. — Надеюсь, его мягкое место не съедят нарглы, — глубокомысленно молвила Луна; ученица Когтеврана будто выплыла из воздуха, смешная, странная, с чучелом непонятного зверя на светловолосой голове. — Необходимо обладать задатками самоубийц, чтобы добровольно согласиться на это безумие, — тягуче продолжила она, — Гарри подходит на эту роль… Впрочем, так же, как и Седрик… Ли, как и Кассиопея слушавший странную речь девочки, подхватил мысль. — Так он и есть чудик! Самый натуральный фрик! Иначе я бы на него и не поставил… — Это точно! — громко крикнула ему в ответ Касс и медленно повернула голову на поле: — Чудик он и есть… Мгновение, всплеск, искра. Не произошло ничего — и в то же время случилось все. Воздух над входом в лабиринт свернулся, как плёнка, вывернулся, выгнулся, заискрился — все в доли секунды, никто даже ничего не понял — и пространство выплюнуло на зелёную траву два грязных тусклых пятна. Красное и жёлтое. Два человека. Касс поднялась с места быстро, старательно заглядывая людям за спины, но ничего не увидела — расталкивая незнакомцев, она мчалась вниз, все ещё улыбаясь, все ещё не понимая — просто, как и все, желая увидеть победителя. Громкий надрывный плач. Вот что она услышала, вот что услышали все. И все, все разом остановились, налетели друг на друга. И тут же, как по щёлчку, Касс накрыло удушливой волной тошноты — страх, въевшийся под кожу. Ничего не понимая, не соображая — перескакивая через ступеньки, она понеслась дальше вниз и увидела — Чжоу, уставившись на поле безумным глазами, изо всех сил сдерживает руками крик. Касс уже перескочила через последнюю преграду — чей-то жёлтый рюкзак — как перед ней коричневым пятном метнулся некто. Он — мистер Диггори. Зачем…? — Это мой сын!!! Это мой мальчик! Это мой мальчик! Вой. Надрывный вой. Горе и боль, смешанные в одном звуке, покрывшем стадион. Касс оттолкнула любопытного зеваку — и увидела. Седрик, её Седрик, её друг, брат, лучшая её часть — жёлтые глаза на грязном лице. Стеклянные, блестящие пуговицы. И лицо, задранное вверх — к небу, к звездам. Нутром почуяла — мёртв. «Никогда больше не увижу». Увидела. Кассиопея захлебнулась криком — мир утонул в этом ужасном звуке.