…Красная вспышка. Еще и еще и еще. Визг и громкий вопль из самого горла…
Кассиопея легла на пол, подтянув колени и обхватив себя всю руками, — на столько, на сколько позволили бесшумные цепи. Внутренности дрожали. Слез закончились, они будто высохли где-то внутри, и Кассиопея глухо давилась ими, погибая в абсолютной тишине. На рассвете следующего дня Касс проснулась от собственного крика. Села, ошеломленная этим звуком, и попыталась крикнуть вновь. Ничего не произошло. Ей просто приснился этот сон. Никто не являлся. Никто не приходил. Со всех сторон на нее тупо взирали угольные стены. Везде, везде, везде-везде-везде… Еще через пару дней суставы начали страшно болеть, буквально выворачивать все нутро, в голове бесшумно гудело, привкус старой крови пеплом оседал на языке. Ночью приходили кошмары, один страшнее другого. Она решила не спать. чернота. чернота. чернота. чернота. чернота. чернота. чернота. чернота. чернота. чернота. Кассиопее начало казаться, будто в стенах кто-то ползает и скребется там крохотными коготками. Чушь. Она перестала считать дни. Ложилась на спину. Переворачивалась на живот. Она больше не могла говорить или петь. Иногда начинало казаться, что и дышать она тоже не может — или попросту не умеет. Прошло очень много времени. Очень много. Страшные мысли не уходили — усиливались, пожирали ее, притягивали к полу, раздавливали. Так и будет? Теперь так и будет? Она останется здесь, оглушенное, полуживое нечто, до тех пор, пока Дементор не высосет из нее остатки души? Слезы накатили волной. Рыдания вырывались изо рта клочками — вновь бесшумными, тупыми. Спасения нет. Нет никакого выхода… Кассиопея вскочила с места и тут же упала обратно — обессиленное тело отказалось подчинятся. Лучик в решетке исчез — наступила ночь. На рассвете следующего дня случилась истерика. Кассиопея бегала по камере, скребла ногтями по камню, выла и рыдала. Подтягивалась на носочках до решетки, чтобы почуять дуновение ветра хотя бы кончиками пальцев — но ничего не получалось. Вытянутые мышцы плеч горели острыми иглами боли, руки в конце концов повисли как плети, и Кассиопея медленно стекла на пол. Обернулась в лужу, жалкое подобие себя. Никто не придет. Никто никогда не придет. Касс сунула в рот окровавленные, стертые камнем пальцы и крепко зажмурилась. Зажмурилась до звезд в глазах. До созвездий — и увидела ее. Огромную звездную «W».***
Драко не знал что и думать. Все Уизли — идиоты? Или просто гении? По своей натуре не доверяя никому, кроме себя, Малфой не мог понять, как эти люди не только приняли его, но и позволили остаться в собственном доме. Домом это было конечно сложно назвать — так, высокая лачуга из множества кособоких комнат, державшихся вместе на одном лишь честном слове. Драко остановился прямо посреди дворика, заросшего картофелем и хреном (об этих чудесах ботаники ему поведал не кто иной, как сам Артур Уизли), и посмотрел на самую верхушку Норы, задрав голову. Прищурился, приставляя ладонь к глазам щитком, и едва заметно вздрогнул, опаленный светом — не солнечным, хоть он и был чудесным здесь, на окраине Оттери-Сент-Кэтчпоул — то была Джинни. В окне предпоследнего этажа огнем полыхнули на закатном рубиновом солнце ее пламенные волосы — подглядывала? Драко отчего-то радостно и легкомысленно хмыкнул, опуская голову и исподтишка наблюдая, как младшая Уизли сбегает по крутой лестнице на кухню к матери. Как суетливо берет тонкими пальцами стопку чистых, скрипучих тарелок, как перехватывает в воздухе несущиеся во весь ход ножи, вилки и сверкающий металлом гигантский половник, как сгребает в кучу уже несвежие кухонные полотенца и кидает их в плетеную корзину у стола… Драко залип, наблюдая за девчонкой как последний маньячина, и тут же понял, что его озадачило — волшебники делали все без палочек, без волшебства, только миссис Уизли искусно, хоть и не часто, пользовалась мощнейшими бытовыми чарами. В руках Джинни же палочка и вовсе отсутствовала. За своими наблюдениями Драко пропустил момент, когда младшая Уизли схватила тонкими, как веточки, руками пузатый золоченный чайник — схватила и тут же тонко вскрикнула, когда пальцы соскользнули с гладкой поверхности. Кипяток, не обжигавший металл из-за мощных чар, тут же хлынул из приоткрытой крышки и хищно выплеснулся прямо на ноги девчонке… Выплеснулся бы, но Драко лишь слегка качнул рукой с палочкой в кармане и все застыло — и вода, и чайник, даже Джинни подавилась криком и замерла, вскинув на Драко испуганные глаза. Шоколадные. Горячие. Нутро некстати встрепенулось и мурашками разнеслось по всему телу. Отправив шипящий кипяток обратно и по пути удачно транспортировав чайник на стол, Драко медленно прошел к легкой сетчатой двери летней кухни, встал там в проеме и прислонился к хрупкому на вид косяку. Джинни бросила быстрый взгляд на мать, которая пропустила этот маленький эпизод, тщательно разглаживая скатерть и подпевая Селестине Уорлок, что горланила во всю глотку из решетки волшебного радио, — и внезапно смутилась, стремительно покраснев до самых корней темно-рыжих волос. — Где твоя палочка? — негромко молвил Драко, ввинчиваясь в нее взглядом серо-голубых глаз. В этот самый момент Селестина в радио захрипела и подавилась, сменяясь на бодрый голосок девушки-рекламщицы, и миссис Уизли вскинула голову. — Палочка? О, мой дорогой! — воскликнула она, отчего-то поспешно пряча глаза в разноцветном лоскутном покрывале, за которое судорожно схватилась. — Палочка Джинни сломалась… — Мама, — перебила ее Джинни негромко, но как-то укоризненно. И опалила Драко коротким взглядом. — Да, да! Сломалась… но Перси согласился отдать ей свою старую, когда он купит новую, ведь мой мальчик будет работать в Министерстве! — внезапно выпрямившись, эта смешная кругленькая женщина глянула сначала на дочь, а затем на Малфоя с какой-то затаенной горючей смесью — радостью, печалью и хвастливой гордостью. — Успеть бы только к началу учебы… Ведь деньги совсем, совсем не сыпятся с неба, как вам известно, мистер Малфой! Она вдруг осеклась и затравленно оглянулась на Драко через плечо. — Мама! Джинни вновь вспыхнула как факел, но не стала дожидаться ответа и стремглав понеслась вверх по лестнице. «Как вам известно, мистер Малфой»! — перекривила она мать, едва только переступила порог своей комнатушки. Бросилась на кровать и уставилась в потолок, крепко сжимая в руках одноухого подпаленного зайца. На глазах выступили злые слезы. Как же, известно! Да одни его брюки стоят больше чем вся ее одежда! А палочка так и подавно… Никогда раньше не ощущая себя стесненной в средствах или материальном положений, сейчас Джинни остро ощутила всю бедность положения. Легко оставаться нормальной при одной и той же школьной форме… Джинни посмотрела в единственный черный глаз зайца и запустила его в открытое окно, дрожа от ярости. Да у нее даже палочки своей нет! С дворика послышалось сдавленное ругательство, Джинни метнулась к распахнутому окну — и отшатнулась: злосчастный заяц попал не в кого иного, как в Драко Малфоя. Зло фыркнув себе под нос, девочка отступила от окна, но тут же прильнула обратно к подоконнику — Драко поднимал с земли ее раскоряченного зайца и чему-то улыбался. А затем поднял глаза, безошибочно найдя в окне Джинни, махнул ей заячьей лапой и медленно прошел ко входу на лестницу… Щеки и шею будто опалило огнем — он намеревался лично передать ей эту треклятую плюшевую животину! Конечности сковала странная дрожь. Джинни впопыхах запихнула ногой под кровать девчачьи журналы, книги с пола стопкой бухнула на кособокий столик у стены и принялась расшвыривать плюшевые игрушки по закоулкам комнатки. Затолкав последнего грязно-розового медведя на полку за целый ряд учебников по магии (там же она хранила и магловские романы в хлипких переплетах с изображениями слившихся в приступе страсти парочек), она хлестким движением задернула шторку — в наступившем полумраке были не так сильно видны пятна облупившейся краски на потолке и полу. Пометалась секунду по комнате, ломая пальцы на руках, но тут же одернула себя — она ни за что, ни за что не пустит его в свою комнату! С какой стати ей вообще это делать?! Джинни решительно двинулась к двери. Он не зайдет, она просто не пустит… Схватила ручку и потянула на себя, но кто-то с другой стороны дернул дверь в обратную сторону, и она в последний момент отпрыгнула вглубь комнаты — на пороге стоял Драко. Ухмылялся. Смотрел. — Ты что-то хотел? — вот дура. — Небо исторгло на меня этого милого зайца, — Малфой поднес игрушку к лицу. Кажется, вся ситуация его забавляла. Джинни мгновенно вскипела. — Я подумал, что он твой и решил подняться к тебе, все просто… Впустишь меня? Он стоял перед ней такой… взрослый, непривычно домашний и глумливо усмехался краешками губ, что Джинни не выдержала — открыла дверь шире, жестом приглашая внутрь. — Только тихо, не хватало еще чтобы братья усл… — Что? НЕТ, ДЖИННИ, — Драко нарочно сказал это так громко, что услышали, наверное, даже гномы в саду, — я не пойду с тобой в твою спальню… — Идиот! Уизли вспыхнула как спичка и в секунду затолкала сопротивляющегося парня в свою комнату. В опустевшем коридоре отчетливо послышался звук закрывающегося замка. Потоптавшись немного по комнате под пристальным взглядом, Драко рухнул на узкую кровать прямо в ботинках, уложил безмерно уродливого зайца себе на живот и скрестил руки за головой. Все в комнатке было несуразным: милое розовое покрывальце с совами, на котором он лежал, никак не вязалось с грубо сколоченным кособоким столиком и громадой такого же кривого шкафа у стены. Шкаф был наглухо закрыт большим амбарным навесным замком, висевшим столь же нелепо, как смотрелись среди этой цветной какафонии учебники на полках, одинокая статуэтка русалки на камне, огромное цветастое кресло в углу, подоконник с облупившейся краской и окошко, занавешенное легкой, обрезанной по краю шторкой. Великолепие венчал комодик с вычурными кованными ручками и рубчиком по длине каждого выдвижного сектора — сие великолепие имело тонкий молочно-белый цвет «айвори», о котором Драко в последнее время часто слышал от матушки и ее напомаженных подруг. — Здесь миленько. Помимо всей этой прелестной спаленки, похожей на сборную солянку или прототип склада вещей из разных эпох, внимание Драко неустанно падало на мечущуюся в нервах Джинни. Она ходила от одной стены к другой, сложив руки на груди, и демонстрировала крайнюю степень раздражения. Темно-красные волосы волнами спускались на плечи и ловили отблеск уходящего солнца. — Хватит придуриваться, — отрезала она, остановившись на пол пути. Воинственно вздернула подбородок и глубже закуталась в кокон из своих рук. Драко же только хмыкнул и лениво дернул пальцами — окошко за занавеской тотчас же захлопнулось, прерывая доступ к гуляющему сквознячку. — Слушай, а ты знаешь, что твой отец никак не может собраться с мыслями и сообщить мне, где вы прячете Сириуса Блэка? — Что? Он все еще не сказал? — Ага, — Драко старался быть более веселым, чем требовала ситуация, хотя внутренности будто скребли вилкой от осознания надвигающейся бури. — Может… — Я не знаю, где он, — Джинни рубанула резко, быстро, но тут же смягчилась, опуская руки вниз: — Я правда не знаю. Иначе сказала бы. Она прошла к креслу и с тяжелым вздохом опустилась в него, поджав ноги в темных джинсах под себя. Драко молчал, выписывая кончиком палочки тонкие светящие узоры в воздухе. В темноте комнаты они преображались и разбегались по углам крохотными историями — маленькие драконы, играющие друг с другом; человечки, похожие на учеников Хогвартса, бегающие по лестницам в замке; отдельные от историй силуэты — кентавры, единороги, русалки с гигантскими хвостами и прочая волшебная живность. Из-под замысловатого жеста рукой в воздухе появился профиль девушки с длинными волосами — они окутывали ее всю, как водоросли, и щекотали каждый уголок тесной комнатки. Вскоре свечение из белесого налилось сначала слабым, а затем более насыщенным зеленоватым светом, и искрящийся дымок с тихими вздохами устремился вверх. У самого потолка импровизированные светляки разгорелись изумрудными угольками и затихли. Комната погрузилась в потусторонний инфернальный цвет. Джинни внезапно все это показалось таким правильным и уютным, что она заерзала в своем кресле, охваченная потоком разных мыслей. Заметив возню, Драко же не сдвинулся с места ни на дюйм, только голову повернул и посмотрел на нее , как приласкал. Огладил всю, одним разом — и отвернулся, продолжая выписывать кончиком палочки какие-то буквы. — Расскажи мне о своих братьях, — тихо попросил он. Спрашивал он, конечно же, о близнецах, это Джинни поняла и как-то сразу поникла — спросил у нее не о ней… Здесь, на ее территории, где не ступала нога даже ее братьев; в комнате, в которую она пустила лишь его, Драко Малфоя, он спрашивал не о ней… Проглотив детскую, а оттого еще более глупую обиду, Джинни заговорила.***
...1981 — Мааам! Кто это? Кругленькое лицо миссис Уизли, до этого умиленно подрагивающее ямочками улыбки, вдруг вытянулось. — Как же? Фред, Джордж, знакомьтесь — это ваша сестренка Джиневра… — Джинни, — неясно пробормотал Фред сквозь пальцы во рту и принялся сосредоточенно ковырять сандалии пластмассовой лопаткой. — Жоржи! Она, — в свои неполные четыре года Фред разговаривал охотнее, чем брат-близнец, — Джинни! Джордж мгновенно отреагировал на это по-детски наивное, но твердое заявление и тихонько рассмеялся, хлопая в ладоши. Фред вторил ему, и, изображая самолетик, полетел на брата. Мистер Уизли, до этого гладящий дочь по гладкой щечке одним пальцем, строго взглянул на сыновей, но взгляд его тут же смягчился и в уголках глаз, уже тронутых тонкими морщинками, собралась предательская влага. — Джинни! Молли, дорогая, разве это не чудесно? Обнявшись так крепко, как позволяла им зажатая в руках у матери крошка-волшебница, Уизли вновь замолчали, поглядывая на мирно сопящую девочку, когда тишина взорвалась громким топотом ног и в холл больницы забежали запыхавшиеся Чарли и Билл с охапками цветов наперевес. — Девочка? — неверяще поднял глаза с розового свертка на сияющую мать девятилетний Чарли. — Джинни! — был ему ответ стройным хором и пустой коридор вновь наполнился тихим счастьем.***
...1983 В комнатке темно, только свет подрагивает на тонких занавесках да вдалеке слышны голоса братьев. Фреду очень хочется побежать к ним, первым опробовать старую «Комету» и поиграть в плюй-камни с отцом, но уставшая за день мама попросила его укачать малютку Джинни… Теперь он тихонько качает люльку за тонкие прутики и поглядывает сквозь них — в облаке пушистых одеял совсем не видно его двухлетнюю сестренку. Во дворе кто-то из мальчишек крикнул особенно громко и из недр этого облака вдруг послышалось недовольное сопение. Фред вскочил на ноги, продолжая качать кроватку, и осторожно склонился над ней, невольно задержав дыхание. Круглое личико девочки недовольно нахмурилось, вверх взметнулась крохотная пухлая ручка и Фред аккуратно подставил палец — он видел как это делали мама и отец, но их руки малышка Джинни бойко отбивала от себя. А тут… Крошечные теплые пальчики так крепко сжали его большой палец, что Фред даже замер. Все отошло на второй план. Позабыв обо всем на свете, Фред Уизли стоял над кроваткой в немыслимой позе, боясь даже дышать дабы не прекратить этот чудесный момент, затронувший его солнечную детскую душу.***
...1989 В гостиной летали разноцветные шары и до сих пор витали в воздухе сверкающие блестки конфетти. На столе красовался скромный, но красивый торт с уже оплавившимися фигурками из сладкой мастики — два мальчика с рыжими головами и большая цифра между ними — одиннадцать. Из кухни слышались тихие всхлипы, сарайчик во дворе гремел жестяным клацаньем — родители в ссоре. Праздник пошел наперекосяк, когда в самый разгар веселья дети высыпали во двор — запустить воздушного змея, светящегося в темноте яркими огоньками. Джинни, в красивом голубом платьице, бегала между братьями, больше похожая на цветочек, чем на человека. Оступившись на скользком камне, она провалилась ногой в гномью нору, где ее и укусил старый слепой гном. Крику было мало, слез — целое море и вскоре, успокоенная братьями девчушка уже уплетала вкуснейший торт за обе щеки, а родители вдруг начали спорить. За закрытой впопыхах дверью колыхались два голоса, иногда раздавались крики и что-то похожее то ли на истерический смех, то ли на плач. Оно и ясно — мать настоятельно просила отца семейства изгнать изрывших весь сад гномов, но мистер Уизли наоборот считал, что они являются незаменимыми помощниками в хозяйстве, якобы отпугивая и пожирая насекомых-вредителей. Миссис Уизли решительно отсекала эти «сказки», как она сама выражалась, а теперь раззадоренная и разозленная неожиданной травмой дочери, напирала как танк. Братья сидели во дворе мрачнее туч, собиравшихся на небе. Чарли, Билл и Перси, как старшие, следили за ковыряющимися в песке Роном и Джинни, а Джордж и Фред, отпросившись в туалет, тихо прокрались к задней стене дома и принялись вслушиваться в родительскую ссору с серьезностью, не присущей детям их возраста. Однако, Фред так не считал. Вылетев из-за угла Норы буквально через пятнадцать минут с лицом, выражающим убийственную злость, раздражение и слепое, опять-таки, не детское отчаяние, он, на мгновение сбавив шаг, подошел к играющей с одиноким листком Джинни. Сел рядом, на влажную апрельскую траву и молча обнял сестренку за маленькие плечики. — Они ругаются из-за меня, да? — голос Джиневры тонко дрожал. Так дрожит голос у людей в момент, когда препятствием между спокойствием и потоком горьких слез является одно лишнее слово. Так же говорила и сестра — будто выталкивала буквы, проверяя их на вкус и носибельность негатива. — Они ругаются из-за гномов, а не из-за тебя, лисенок, — мягко перебил Фред, играясь с одинокой рыжей прядью, выбившейся из ее правой косички. — Но я испортила вам праздник, — еще тише прошептала малышка и опустила голову. — Нет, — Фред положил подбородок на красную макушку и всмотрелся в уплывающее солнце. От искрящихся лучей в уголках глаз выступили слезы — это единственная причина их появления, строго сказал себе он. — Пойдем-ка лучше обработаем твою ногу и съедим по большому куску торта, идет? Джинни подняла личико вверх, глядя на брата вопросительно и слегка удивленно. Еще бы, на их большую семью такое лакомство как торт, было распределено по кусочкам… — Давай-давай, — тихо рассмеялся Фред, поднимаясь на ноги, но на пол пути замер и наклонился к самому уху джинни: — Пока Джордж не увидел… Прикрывая ладошкой смеющийся ротик, крепко держась другой рукой за штанину брата, Джинни вбежала на тонкие ступеньки крыльца…***
— …такое старое, деревянное крыльцо, — словно в трансе повторяла Джинни, — старое деревянное… Знаешь, такое… крыльцо… деревянное, с трещинками. В эти трещинки однажды упали бусинки из маминого ожерелья, которое я взяла из ее туалетного столика. Джордж тогда сказал, что это он взял ожерелье, а через секунду в окомнату забежал Фред и сказал, что это он виноват… Джинни коротко зажмурилась и украдкой вытерла ребром ладони мокрые щеки. — Их тогда наказали, через месяц после дня рождения. Отец собирался выпороть их обоих за непослушание, хотя он никогда так не делал, понимаешь? Никогда не бил нас. Чарли вошел в последний момент. Джинни замолчала резко, зажала рукой рот и вскинула голову к потолку, моля набежавшие слезы уйти обратно. — Он поругался с родителями очень сильно, наговорил им всякого… Сказал, что уйдет, если отец тронет их хоть пальцем. Так и случилось. Драко молчал, молчал все это время, пока голос Джинни рекой разливался по маленькой зеленой комнатке. За окном давно стемнело и тьма просачивалась через тонкую занавеску как щупальца. Казалось, что они одни — что эта комнатка подвешена в бесконечной черноте и эти истории никогда, никогда не найдут дорогу в этой мгле… Драко в одночасье вспомнились все ужасы его детства — графины с кровью, черные комнаты, ледяные полы, головы домовиков, зеркала с красным напылением, перстни с ядовитыми порошками, жало лезвия в отцовской трости и тонкий хлыст, свернутый в колечко под набалдашником его волшебной палочки… Плечи ощутимо свело. Драко яростно вывел в воздухе яркую «w» и замер, содрогнувшись — Джинни в своем углу натужно сглотнула. Думает, он не знает, что она плачет… — Так и случилось… — эхом повторил он. Палочка вырисовывала изогнутую «e». — Я попросила у матери сходить в деревню на ярмарку. В Оттери-Сент- Кэтчпоул всего очень красивые ярмарки. Магловские, — она говорила безжизненно, без интонаций, без акцентов, без характера, без эмоций. — Магл Донни Хэмтчелл. Фред пошел на ярмарку со мной, он увидел, как Донни бил по рукам своего маленького сына. Мальчик… Мальчик попросил у отца маленького стеклянного паучка на веревочке и когда тот отказал ему… — новый всхлип, громче и сильнее предыдущих. Кровь в жилах у Драко застыла, замерзла, но он не сдвинулся с места. — Я подарила ему этого паучка, увидела, как Майлз смотрел на него. Но Донни, он решил иначе, решил что сын украл его, — в зеленом свете взметнулись белые ладони — Джинни беспрестанно утирала слезы. — Фред полез драться, а Донни только посмеялся, выкрутил ему руку и ушел домой, напоследок пнув своего сына, как собаку, чтобы тот шел быстрее. Я тащила Фреда домой насильно, как могла, но он был страшно зол, просто ужасно зол. Ночью прокрался в деревню, увидел еще больше — Донни избивал жену палкой по закрытым одеждой местам, чтобы не было видно синяков. Фред знал, что отец дружил с этим маглом, но как… Как отец мог этого не знать? Не видеть, что этот отвратительный человек распространяет яд вокруг себя? Что он избивает свою жену и обращается с ребенком как с животным? Светлячки на потолке заворочались, потускнели, зеленый свет в них медленно-медленно гас. Растворялся. Воздух в комнатке наливался свинцовой темнотой. — Джорджу он ничего не рассказал. Взял Летучий порох из маминого тайника и исчез. Вернулся пьяным вдрабадан, только что не видел летающих единорогов и голого Мерлина, а когда узрел сонного, помятого отца, вылезшего из постели на шум, высказал ему все в лицо. Что он слеп, до ужасного глуп и отвратителен в своей бесконечной любви к маглам. Что он неразборчив как ребенок и никогда не сможет вывезти семью из нищеты лишь по собственной эгоистичной слабости. Послал Донни гореть в аду — а отец возьми да и ударь его. Чарли тогда уже второе лето не оставался дома, вечно таскался по друзьям, отмалчивался, а на праздники оставался в Хогвартсе. Но в тот день он был в Норе, читал у себя книгу, а когда услышал грохот и голоса, спустился вниз и увидел… Он увидел все. Схватил пьяного Фреда, затолкал к себе в комнату. Я не знаю, о чем они говорили и говорили ли вообще. Уже утром Чарли не было. Он не появился ни через неделю, ни через месяц, ни через год. Он не вернулся… Последние слова Джинни произносила уже в полной темноте и, как только последний отзвук ее голоса замер, с кончика палочки Драко в потолок воспарила зеленая вереница букв — «Wesley». Долетела до самого верха — от соприкосновения с магией светляки вспыхнули ярко, густо — будто потолок объяло изумрудное холодное пламя. Драко обернулся к Джинни — в зеленце ее волосы были темными, почти черными, а глаза выделялись на худом лице, как две пустые дырки. — Ты совсем не говоришь о… — О Джордже, — слабо откликнулась она и беспокойно притронулась к волосам рукой. — Ты же не думаешь, что я ничего не понимаю? Тебе не интересен Джордж, какой он и что из себя представляет. Важен только Фред — он, только он. Я не знаю, твоя ли это сентиментальность, в отношении Кассиопеи, конечно же, или что-то другое… Не хочу чтобы он страдал, не хочу больше видеть его таким пустым, не хочу, чтобы однажды и он ушел без ответа, без предупреждения. Не хочу… Джинни встала и подошла к лежащему на ее постели Драко. Чуть склонилась, так, что волосы скрыли половину ее лица — на обозрении остались только большие глаза, тонкие изогнутые брови над ними. Страшно, страшно красивая. Прекрасная и вовсе не беспомощная, не глупая, не мелкая, не странная… — Живо вставай с моей кровати, — она потянула его за руку, — иди за мной. И молчи, ради Мерлиновой бороды, молчи. Ни слова, Драко. Джинни оставила его стоять в темном уголке ската лестницы, а сама ушла вниз, туда, где раздавались тихие голоса мистера и миссис Уизли.***
Сириус упорно вглядывался в черноту покрывала на матушкином портрете. Просто стоял в коридоре с виски в руке и до рези в глазах таращился на складки ткани. А затем подошел к ней в один большой прыжок и сдернул полог. неблагодарный щенок. тварь. отщепенец. отвратительный маглолюб. вонючая паскуда. уродливое подобие Блэков. жалкий гриффиндорец. ошибка природы. чудовище. Сириус Орион… Блэк. Сириусу вспомнилась мать. Вальбурга Блэк была женщиной с говорящей фамилией и не менее вычурной внешностью. Сириус помнил ее такой, какой она была в его далеком детстве — красивая, статная, волшебница с большой буквы. Черные волосы, гладкие, блестящие, всегда убранные в высокие затейливые прически… Белая кожа, мягкие руки, глубокий грудной смех и глаза… Глаза как черные провалы. Два омута, полных жестокости, змеиной хитрости и железной выдержки. Мать никогда не жалела улыбок случайным гостям, мужу, а в особенности своему ребенку… Своему не первенцу, Регулусу. А Сириус лишь однажды увидел эту улыбку, когда в разговоре с ней упомянул, что будет непременно учится на Слизерине и никак иначе. Дальше все полетело к чертям — его поступление на Гриффиндор, побег из дома, комнаты в отелях, а уж потом и дом родителей Джеймса… и девушка с белыми волосами. Зеленый галстук на ее шее и серебро богатой вышивки на мантии с именным гербом — «М». Малфой. Сириус одним махом допил виски и прикрыл глаза ладонью. Мать в портрете выкрикивала проклятья, домовик кружил у него за спиной, не ведая, кому подчиняться — давно почившей хозяйке Блэк или же молодому господину Блэку — оба ведь Блэки… — Оба Блэки, — процедил Сириус и одним движением палочки вернул покрывало на место. В доме на площади Гриммо воцарилась звенящая тишина.***
— Дом на площади Гриммо? — хором вскричали близнецы, с чудовищным хлопком трансгрессии оказавшись рядом с матерью — за что и получили два ощутимых подзатыльника. Джордж цокнул языком и незаметно склонился к уху брата: — «И как Джинни узнала об этом раньше нас?». Фред возвел глаза к потолку. — Да, мальчики, совершенно верно, — миссис Уизли для пущего эффекта покивала не только головой, но половником в руке — с него тотчас же сорвались капельки воды и упали на шерсть невесть откуда взявшегося жирного рыжего кота. — Живоглот! Живоглотик, сюда! — громкий девчачий голос взорвал шуршащую тишину Норы. Из-за угла высунулась каштановая волнистая грива Гермионы — девочка улыбалась слегка отстраненно и грустно, подхватывая кота на руки. — Гермиона? Она здесь?! — с балкончика высунулась голова мистера Уизли. Он вопросительно посмотрел на всех поверх очков и улыбнулся, завидев Гермиону. Живоглот в ее руках вдруг громко мявкнул, извернулся и спрыгнул на пол, резво помчавшись вверх по лестнице. Где-то там же послышался топот, шум, посыпались проклятия. — Гермиона, ты снова притащила это чудовище! — заорал Рон и с тяжелым грохотом спрыгнул с балки на лестницу. — Рональд Уизли, держи свой язык при себе! — Ну ма-ААм! — Дурдом, — вяло констатировал Драко в комнате Джинни, наблюдая как мелкие камушки с потолка ссыпаются на истертый пол. Джинни молча пожала плечами и даже слегка улыбнулась. — Теперь, когда ты знаешь, где Сириус… Что ты будешь делать? — Не я — мы, — Драко спрыгнул с кровати и потянулся всем телом, повернувшись к ней боком. Джинни отвела взгляд, но перед этим глаза все-таки прилипли на мгновение к полоске кожи над пряжкой ремня, к напрягшимся мышцам на руках и встрепанным платиновым волосам. Высокий и совсем не пятнадцатилетний. — Не знаю, что ты задумал, но мне это уже не нравится… — Тебе и не должно это нравится, — легко ответил ей Малфой, поправляя рубашку на плечах, — ты же в этом не участвуешь. Джинни замерла, напоровшись на его взгляд, как на стекло. — Что ты… сказал? Драко в ответ на это лишь усмехнулся, глядя на нее снисходительно. Как на ребенка. — Повторю еще раз… Последний раз. Ты не идешь, — он говорил раздельно, четко проговаривая каждую букву, — с нами за Кассиопеей. Это понятно? Какая же дура. Дура. дура-дура-дура. Пошел ты, Драко Малфой, пошел ты, пошел ты, ПОШЕЛ ТЫ! — Выйди нахрен из моей комнаты. Драко моргнул вроде бы как удивленно — по его холодным серым глазам прочесть ничего было нельзя — запихнул палочку за пояс брюк и вышел, громко захлопнув за собой дверь. С его уходом дремавшие под потолком со вчерашнего памятного вечера светляки растеряли свой свет под первыми лучами утреннего солнца и испарились — едва только спина в черной рубашке скрылась с глаз.***
— ОН, — Гермиона в бешенстве указала подрагивающим пальцем на улыбающегося Малфоя, — не полетит с вами за Гарри! — Полечу и еще как, — Драко медленно прошел по узкому коридору мимо миссис и мистера Уизли, Рона, близнецов и самой Гермионы, но в последний момент приостановился, чтобы яростно выплюнуть ей на ухо: — Грязнокровка. Грейнджер вспыхнула и зло оскалилась, уродливый комок шерсти на ее руках угрожающе зарычал; Фред отлепился от стены, схватив с крючка свою куртку, и дернул Малфоя за рукав. — Ну хватит уже этого цирка, — нетерпеливо и зло. Грубо и жестко. Словно не слова произнес, а ножи в голову кинул. За захлопнувшейся уже входной дверью, он поставил брыкающегося Драко перед собой, удивляясь силе этого белобрысого умника. — Чего ты хочешь? Чего хочешь добиться этими… представлениями? — выплюнул Фред и достал сигареты. Верхняя губа Малфоя брезгливо приподнялась. — Я хочу спасти сестру, а тебе будто похуй. — Мне не похуй, — Фред протянул ему свою сигарету в ходе предложения — Малфой принял ее машинально и, не особо долго раздумывая, затянулся. — А вот ты треплешься не по делу, — он вдруг победно сощурился, — и, кстати, куришь магловскую сигарету. Не противно? Тонкий намек на «грязнокровку». Драко же и бровью не повел. — То, — он чуть дернул подбородком в сторону закрытой двери, — дело принципа. Сплюнул окурок и затоптал его ботинком. — Какой у тебя план? — Фред секунду рассматривал раздавленный бумажный фильтр. Дверь с грохотом распахнулась и на свежий воздух вывалился Джордж в одной рубашке и джинсах, уже копаясь по карманам в поисках сигарет. Фред кинул ему парочку и вновь выжидающе уставился на Малфоя. — Нужна помощь Сириуса. — Уж не собрался ли ты поболтать с ним наедине, как старые добрые друзья? Ты спросил, знаем ли мы, как он это сделал, как сбежал. Мы знаем — Сириус обратился своей анимагической сущностью, — Джордж переглянулся с братом и нетерпеливо затянулся, — и что дальше? Будешь выпрашивать у него рецепт зельица? Или попросишь трансфигурировать тебя в какую-нибудь зверюгу? — Я с радостью, — осклабился Фред. — Придурки, — беззлобно вымолвил Драко, — других вариантов в голову не приходило? — Была парочка, конечно, — Фред стал на ступеньку ниже, чтобы смотреть в глаза Малфоя-младшего было удобнее, — но все они заканчиваются плохо для тебя. Драко вновь проявил все чудеса железной выдержки, никак не выказав своего неудовольствия. Фреду опять почудилось, что перед ним не человек, а кусок бетона. — Русалок помните? Как их переманивал на свою сторону Сами-Знаете-Кто? Джордж поднял брови и помялся на месте. — А вампиры? Те самые вампиры, среди которых вы чуть не погибли? Вербуют не только их, под свое крыло Лорд ведет всех, кто падок на те куски сладкого, что он им предлагает. Русалкам — территории больше, вампирам — поселения маглов, свежую кровь, оборотням — детей, а значит пополнение в их рядах… Великаны, гномы, домовики, все! — Драко говорил и говорил, не останавливаясь ни на секунду. — Все они — мелкие сошки в грядущей войне, Лорду нужна рыбка крупнее. Опаснее… — Дементоры, — Фред остро глянул на него из-под упавших на глаза огненных волос. — Дементоры. Им будут обещаны новые души. Не истерзанные негативом и отчаянием души преступников, а сладкие, свежие, новые душонки. И зачем им уже нужен будет Азкабан? Это уже началось. Малфой вдруг завел руку за спину и вытащил шуршащий сверток, протянув его братьям. Развернув бумагу, Фред и Джордж сразу увидели хищные черные строчки:«Гарри Поттер. Нападение Дементоров на маглов или очередная ложь Мальчика-который-выжил?»
— Отец ничего не говорил… — Джордж в изумлении чуть не зарылся носом в свежую газету. — Скоро узнает, — лениво бросил Драко. — Откуда это у тебя? — убийственно тихо молвил Фред, засовывая руки глубоко в карманы. От греха подальше. Уже было собравшийся уходить Малфой обернулся к нему. Осмотрел с головы до ног. — Я — Малфой. А это, — он указал на выпуск «Ежедневного Пророка» в руках Джоржа, — мгновенная доставка за два часа до выпуска нового тиража для избранных чистокровных домов. Как обрубил. Закопал в дерьмо и даже носом не повел. Чистокровный змееныш.***
Негромкий голос Ремуса Люпина разливался поверх голов всех присутствующих за столом в гостиной дома на площади Гриммо. Фред все еще злился на мать, которая с какого-то перепугу хотела пожалеть "бедного мальчика Драко Малфоя" и пустить его в дом прямо посреди собрания Ордена, о существовании которого он сам узнал только переехав в дом Блэка буквально сегодня — позже остальных на целую неделю. Поэтому и не мог сосредоточиться на словах Люпина, то и дело соскальзывая мыслью на Кассиопею. Его Кассиопею в Азкабане. — … теперь он вернулся, и я боюсь, что Министерство пойдет на все, только бы скрыть эту ужасающую правду… — Мы считаем, что Волан-де-Морт хочет снова собрать свою армию. Сириус перебил его мягко, но настойчиво, ввинтившись взглядом прозрачных глаза прямо в Фреда. Всего на секунду, но он ощутил всю мощь этих глаз — такие же были и у Кассиопеи. Ее отец сидел теперь во главе стола и ни у кого даже язык не повернулся бы сказать ему слово поперек — именно там было его место. Место Блэка — Короля дуэлянтов. Черные волосы, льдистые глаза, скулы и истинно благородный профиль — вот на кого была похожа Кассиопея во времена своих еще черных, выкрашенных волос. На отца. Фреду на мгновение стало жутко от этого дикого сходства. — Четырнадцать лет назад он призвал под свое командование не только колдуний и волшебников, но и множество гадких тварей! Он собирает сторонников… Мы делаем тоже самое. Но последователи — не единственное, что его интересует… Грозный Глаз предупреждающе кашлянул в кулак, украдкой скользнув взглядом по Сириусу и Гарри. — Нам кажется, что Волан -де-Морт преследует какую-то цель. — Сириус… — Он не добился этого в прошлый раз, — Блэк многозначительно посмотрел Гарри прямо в глаза. Напряжение нарастало, сворачиваясь в скользкий клубок прямо в воздухе. — Что это? Какое-то оружие? — Все! Хватит! — Молли Уизли с грохотом уронила нож на доску и подскочила к Гарри, забирая из его рук газету. — Он всего лишь мальчик! Вы его еще прямо сейчас в члены Ордена примите! — она всплеснула руками и укоризненно взмахнула "Пророком". Страницы жалобно зашелестели. — Отлично! Я хочу вступить! Чтобы драться с армией Волан-де-Морта! — сорвался Поттер и лихорадочно оглядел всех присутствующих, но глаза его вновь будто приклеились к крестному в непомерном обожании. — Да! — сам же Сириус, явно не ожидавший такой прыти от Гарри, удовлетворенно откинулся на стул и едва заметно подмигнул крестнику. — А что насчет вашей дочери? — вдруг громко вымолвил Фред, сжав кулаки под столом. — Все это конечно дико круто… Спасение мира и так далее… Но как же Кассиопея? Почему вы не обсуждаете эту, — он сделал акцент, — проблему? Фред кожей ощутил устремившиеся на него взгляды, но не обратил на них никакого внимания. Грозовое облако лопнуло — продавилось под весом тяжелого взгляда Сириуса Ориона Блэка. — Артур, — Сириус нахмурился и жадно глянул на Уизли, а затем на Грозного Глаза, — о чем он говорит? Что с Кассиопеей? — О-оо! — зло вышло из своих краев. Фред вскочил из-за стола, грохнув свою чашку об столешницу. — Отлично, — он в два шага подошел к Сириусу и, глядя ему прямо в глаза, выпалил на одном дыхании: — Кассиопею посадили в Азкабан якобы за убийство ученика, а вот вам они даже не посчитали нужным сказать, — он вскинул руки и бессильно опустил их. — Я думал, вы уже знаете, что делать… Я думал, у вас есть план!.. Джордж вылазил из-за стола — Фред разошелся не на шутку, уже фактически заорав на весь дом. — Но ничего… У меня он есть и это важнее. Громкий хлопок трансгрессии. Сириус сорвался с места, с грохотом перевернув свой стул.***
Всю следующую неделю они готовились. Разговаривали, обсуждали, скрипели перьями, набрасывая на чистых листах пергамента план камер в Азкабане — каждого его этажа. В этом им помогал Сириус — как ни странно, сейчас Фред понимал, чтО хотел узнать у него Малфой. Сам же белобрысый, так и не получив своей аудиенции у Блэка, внезапно исчез. Будто Мерлин языком слизал — ни слуху, ни духу. Фред вроде бы вздохнул облегченно, но мысль на задворках сознания его все же тревожила — Малфой-младший знает, где скрывается Сириус. Сам же Блэк отчетливо дал всем понять, где чье место, и если к остальным он относился с прохладным уважением, то на Фреда все же нет-нет да посматривал волком. Оценивающе. Следил за каждым его движением, вдохом и выдохом. За тем, что он ел, где спал, что делал на протяжении дня. И однажды Фред не выдержал. — Вы что-то хотите мне сказать? В лоб. Сириус обернулся слегка удивленно, но все же опустил на стол старый ржавый фонарь и посмотрел в щель прикрытой двери — за ней Джинни убирала пыльные шторы и не обращала ни на кого даже малейшего внимания. — Во-первых, ты, — Блэк тонко улыбнулся, но глаза его остались напряженными, — я не так уж стар, как ты думаешь. А во-вторых, — он обвел комнату задумчивым взглядом, — мне много чего надо тебе рассказать, раз уж у вас так сложилось с Кассиопеей. У него даже имя дочери выходило как-то иначе — еще более величественно и аристократично. Как титул королевы. Блэк стремительно пересек комнату и отворил смежную дверь — Фред поспешил за ним и увидел… Сириус стоял перед стеной в одиноком молчании — гордый, неприступный и печальный, как каменное изваяние. Фред пригляделся к стене повнимательней: то была не стена — гигантское полотнище, с разбросанными по нему лицами. Лица старинные, мужские и женские, детские — к каждому прилагалось имя, а еще — ветви крутящихся, извивающихся тонких нитей, бурлящих на полотнище, как выводок змей. Кровные узы. Сириус бестолково водил пальцами по двум черным подпалинам — за ними не было портретов — только имена. Прочитав их, Фред отступил на два шага, сглатывая первобытный ужас и нездоровое любопытство. Сириус Орион Блэк. Кассиопея Роксана Блэк. Голос Сириуса зазвучал медленно, глухо — как у столетнего старика. — Мне было столько же, сколько и тебе, когда я с бежал из дому. Мне не нужны были ни родители, ни семья — только за брата боялся, но оказался совсем не нужен ему… Я был свободен как ветер, я был молод и здоров, с кучей амбиций и планов, у меня были друзья, любимая, состояние, было будущее… А потом все разом исчезло. Я не дал своей дочери ничего, ничего ей не оставил — только эту подпалину. Сириус зло ковырнул пальцами гобелен и оттолкнулся от стены. Помолчал еще секунду, а затем придвинулся к самому лицу Фреда и тихо молвил — парня передернуло от отчаянного взгляда. — Когда все закончится… Дай ей лучшую жизнь, какую только сможешь сам, а с остальным помогу я. Он мощно хлопнул застывшего парня по плечу и взлохматил ему волосы — и тут же Фред понял, что именно было не так, почему воспринимал его, как угрозу, ровню, — он не видел Сириуса взрослым человеком. Непомерная бетонная плита, страх и смерть — Блэк-старший навсегда застрял в своих наполненных радостью, смехом, а затем болью и горем, далеких двадцати двух годах.***
Все планы рухнули к чертям. Тщательно выверенные ходы и запасные чертежи полетели туда же — в ночь перед вылазкой за Кассиопеей Сириус пропал. Целое утро дом на площади Гриммо молчал. Траурная тишина не была нарушена даже воплями Вальбурги Блэк, с портрета которой неуклюжая Тонкс по неосторожности сдернула полог. Кикимер прятался в своей коморке. Старшие сидели в одной комнате, запершись, — молодняк в другой. Отправлять сов опасно, писать письма опасно, идти следом — куда? Спрашивать у людей, не видели ли они «опасного преступника в бегах»?! Фред метался по дому, трансгрессируя из одной комнаты в другую, из одного угла в другой. Гладил пальцами имя Касс на гобелене и едва ли не выл от безызвестности. От сумасшествия его сдерживали лишь Джордж и Гарри, мрачнее тучи следивший за метаниями друга. Зеленые глаза полыхали злостью, болью и тупым отчаяньем. К часу дня суровое английское солнце пробилось сквозь тучи и отразилось блеском на скате кухонного ножа Молли Уизли, которым волшебница остервенело рубила листья салата. Те падали на пол, в неимоверном количестве скопившись на чистой столешнице. Ремус, как и Артур, как и Грозный глаз, как и Кингсли, как и Тонкс — молчали. Ровно в два часы на стене пробили свой потусторонний колокольный звон — Вальбурга за черным пологом заорала не своим голосом. Встрепенувшись от этого чудовищного звука, Фред метнулся было к входной двери, но из-за нее никто не вышел. Никто не пришел. Хозяйка Блэк продолжала разрываться, осыпая всех проклятиями. Камин в гостиной зашумел пламенем, когда Бруствер попытался сбить с угольков огонь кочергой. Обернувшись на шум, Грюм бешено заворочал глазом и тяжело поднялся с кресла, заслоняя лицо ладонью, как щитком, — в камине разгоралось пламя. Зеленое пламя. — Что за черт, — прошептал Рон, который вместе с остальными вывалился с верхних спален на поздний обед. Фред выскочил из-за его спины, растолкав всех — никто не сказал ему ни слова, ни звука. Он стоял ближе всех. Ближе всех, когда из холодного огня, объятые изумрудными языками и вонью летучего пороха вышли Сириус и Кассиопея.