Who do you thinks got me this far? Got me this far? *
Фреду было тяжело дышать. Сон мучительно затягивал его все дальше в беспросветную чащу черного леса. Всегда знакомый и громкий, здесь же он был поистине зачарованным — отвратительно темный и шумный, злой, жаждущий человеческого тепла. Фреду показалось что в далеком переплетении ветвей показался чей-то силуэт — белый, яркий. Срываясь на кочках, спотыкаясь о камни и выступающие корни деревьев, он бежал вперед к этому свету и сам не знал зачем и почему. Небо, объятое голыми кронами, исторгало зловещий смех одиноких, треплющихся на ветру листьев… Свет ослепил его, попал на закрытые веки. Пробежался по лицу и голове теплом и Фред недовольно поморщился. Липкий страх сна потихоньку сползал с него, оставляя после себя лишь неприятный осадок. Мысли молчали, голова былая ясной и звонкой, как пустой воздушный шарик, и Фред все никак не мог поймать хоть одну за хвост. Что-то было. Было сильное волнение, страх, безысходность, граничащая с отчаянием, был зеленый огонь камина и строгое лицо Сириуса… Белые волосы. Тонкие пряди на черной ткани куртки. Белые — белые, как снег, как чистый свет. Как новый день. Фред не встал — вылетел из кровати, грохнулся на пол, пребольно ударившись об угол невесть откуда взявшегося стола, мигом вскочил и на ходу принялся натягивать первую попавшуюся одежду, активно орудуя во рту зубной щеткой. В таком виде — жеваная футболка со свежим пятном от зубной пасты, мятые, заляпанные краской джинсы, кеды с развязанными шнурками, всколоченные на одну сторону волосы — он и выбежал за порог комнаты. Чуть сосредоточился — и началась вакханалия: трансгрессируя из одной комнаты в другую, Фред распалялся все больше и больше — ему попадались совершенно не те люди: сначала Рон в одних трусах, выглядывающий кого-то в темном окне, затем Гарри, мирно протирающий свои очки и подскочивший с места при появлении злого, как сто соплохвостов Уизли. — Фред…! — Нет времени, Поттер, — бросил он ему и тут же прикрыл глаза. Следующая трансгрессия выкинула его в пустующую комнату. Черные шторы, белоснежные некогда бюстики, изображающие головы царственных женщин. Разобранная кровать под тяжелым балдахином, вычурные светильники, кучка вещей на одиноком бархатном кресле, распахнутое окно и сигареты на подоконнике — веер тонких палочек. Фред шагнул к окну, но не увидел ничего — точнее никто не увидел его; на влажной мостовой одинокий старик с кудлатым псом на поводке отчаянно крутил головой, пытаясь найти того, на кого лаял его питомец — улица была пустынна и туманна — пес же злобно лаял на рыжеволосого парня в черном провале окна и рвался вперед, едва ли не вырывая тонкий повод из рук хозяина. Дикая животина. Зло отлепившись от окна и грохнув напоследок кулаком по косяку, Фред, в целях сохранения собственного здоровья — без должной концентрации трансгрессия могла расщепить на части — шагнул за порог и прикрыл глаза — со стороны смежной с гостиной кухни послышались разговоры и перестукивания чайного сервиза. Ворвался он в святая святых уже едва ли не пуская дым носом и увидел там лишь маму, растрепанную и улыбающуюся, — она лепила что-то из пышного теста руками по локоть в муке. Мимо уха со свистом пронеслась ложка и спикировала прямо в руку Сириуса — тот стоял, прислонившись к стеклянной громаде буфета, и смотрел на Фреда поверх ослепительно белой фарфоровой чашки — мать раскопала этот сервиз в залежах роскошных вещичек почившей мадам Блэк. Лукавые серые глаза — Сириус остро и быстро подмигнул ему и кивком головы указал на лестницу в сторону спален, выделенных девочкам. Внутри у Фреда что-то лопнуло — как пузырь, окатило с ног до головы мурашками, горячими. Ледяными. На трансгрессию не хватило сил. Как был, расхистанный и окрыленный, гонимый окриками матери и стуком кухонного ножа об доску… — Молли, оставь, — твердый голос Сириуса. … Фред с грохотом взлетел на лестницу, перелетая где через одну, а где и через две ступеньки. А когда добежал, просто не смог устоять — все нутро сжало и скрутило, стоило только увидеть темную резную дверь и серебряную запятую кованной ручки. Схватил — и толкнул дверь вовнутрь, внезапно испугавшись тишины, что волнами текла из-за двери — обычно девчонки вели себя шумно, скрадывая беспокойство и тоску за шутками и смехом. Скрип и стук — то стучало его сердце — Фред увидел сидящих на огромной кровати Гермиону, Джинни и Нимфадору — смешную и славную девушку-метаморфа. Девчонки разом подняли головы и отстранились друг от друга как по команде — и он увидел ее. Кассиопея, его Касс, с раскинутыми по плечам молочно-белыми волосами, с глазами цвета стали и ртути. Его звезды и небо, — вскочила на кровати, перепрыгивая через девчачьи ноги, горы подушек и покрывал, слетела на пол и вихрем кинулась к Фреду. Разрыдалась, приговаривая что-то, шепча и крича одновременно, перебудив наверное весь дом и целый квартал впридачу. Фред схватил ее, прижал к себе всю — нелепо, угловато и совсем не удобно, но так сильно и крепко — и обнял, так, что затрещали кости — свои, ее — он не понял. Понял только, что тысячу раз умер в момент, пока Кассиопея не подняла на него заплаканные ледяные глаза. Пока он сам не сунулся лицом в ее белые волосы, пахнущие шоколадным шампунем Джинни. Пока свет от светильников не ударил им по глазам и не рассыпался по лицам всех, кто наблюдал за этой сценой — помимо прослезившихся на кровати Доры, Джинни и Гермионы, на порог комнаты как по мановению палочки слетелся чуть ли не весь Орден Феникса — крики всполошили всех. Трасгрессировав, Гарри и Джордж с радостными гиками сгрузились на кровать к девчонкам, мужчины не спешили вернуться к своим делам, наблюдая за ними с добродушной улыбкой, и только Грозный Глаз пристально посмотрел на Кассиопею — волшебный глаз бешено крутился в стеклянной глазнице. За спинами всех присутствующих стоял Сириус — красивый и прямой, как стальной прут. Тихо скрипели половицы — все разумно решили оставить их наедине, дать поговорить и просто побыть друг с другом без лишних ушей и глаз. Кассиопея все так же молча крутила пальцы, сцепленные в замок на его спине, а Фред все не мог подобрать слова. Что сказать? «Как Азкабан?». «Ого, привет?». «Я рад что ты не умерла?». Ни одно из слов не выражало даже тысячной доли того, что было на душе, а там было много — и боль, и тоска, и глухой вой, и слезы, и радость… — Я убила человека. — Я тебя люблю. Одновременно. Прямо так, как древнее заклинание, как мощный заговор. Кассиопея подняла на него ошеломленное лицо и Фред по -настоящему увидел ее огромные серые глаза в тени усталых синяков, потрескавшиеся губы, бледную кожу и неверие во взгляде пополам с нервной улыбкой. — Люблю и плевать я хотел, что ты там сделала. Они заслужили, поняла? — Но… как же так… — А вот так. — И не важно теперь, что я в бегах? — Касс внезапно оттолкнула его руки и отступила на пару шагов. — И не важно, что теперь уже не нужна ни школа, ни учеба, ни мое будущее? Что теперь я должна умереть для всех, будто меня и не было никогда? Так значит?! — Ты могла бы беспокоится об этом, если была бы одна, но это не так. Я с тобой и не только я… — Я не буду никого в это втягивать… — Все уже втянуты в это, — жестко обрубил Фред, — и по большей части совершенно не из-за тебя. Идет война, Касс, — он приблизился к ней и осторожно обнял ее лицо ладонями, притягивая к себе, вдыхая знакомый запах ментоловых сигарет, кофе и чистой кожи. — И в этой войне мы либо будем выживать вместе, либо умрем по одиночке. Она сдалась. Злоба ушла, сменилась дрожащими губами — Касс закусила губу и зябко обняла себя за плечи, вскидывая на него полный надежды и нежности взгляд. Обняла и тихо задышала в ямку у ключицы. Лампы тускло освещали комнату — щелкнув выключателем, Касс решила спуститься ко всем, вниз. В последний момент обернувшись в темноту коридора, подсвеченную одинокой лампой на стене Фред разглядел Сириуса — тот первым исчез в светящейся глотке проема двери в гостиную. Так, словно бы не мог смотреть на это единение. Так, словно бы ревновал дочь к Фреду Уизли.***
Все носились с ней, как с мешком из кожи единорожат. Все было — вкусная, горячая еда, книги, разговоры, холодный лондонский август за окном, друзья, мягкая постель — и Фред в ней. Они засыпали вместе, Фред тайком пробирался к ней и лежал, прислушиваясь к ее дыханию, а потом засыпал чутким, тревожным сном. Ему нужен был сон. Необходим — Касс видела, как сильно он похудел, как впали щеки и обострились черты лица от постоянного напряжения — все последние дни он только то и делал, что следил за всей информацией магического мира, из мыслимых и немыслимых источников. Ловил каждое слово радиоприемника, каждую букву в каждой жалкой газетенке. Вся гостиная была завалена отчетами, бумагами, вырезками из газет с портретами Пожирателей смерти — Орден Феникса существовал и гудел как потревоженный улей. Толкни его — и осы разлетятся. Начнут жалить. Именно поэтому она изо всех сил контролировала свое дыхание, чтобы сойти за спящую, и лишь когда понимала что Фред уснул, пыталась уснуть сама. Пыталась — сказано громко. Скорее сама себе мешала, накручивая мысли в голове, снова и снова, снова и снова. В каждом темном углу ей мерещился Азкабан. Ей просто повезло, отцу просто повезло в тот самый роковой день и везло до сих пор — побег своевольных и до ужаса голодных Дементоров, атаковавших Гарри и его сводного братца, его отчисление из Хогвартса и шумное судебное разбирательство перетянуло все внимание на себя — Министерство упорно пыталось выжить Дамблдора и его ученика из школы и со страниц «Ежедневного пророка» — как преступников. «Я преступница». Глупая мысль. Преступниками для нее всегда были осужденные за кражу, за избиение, за грубое нарушение законов и правил. касс хуже — не преступница. Не просто преступница — убийца. Ее кража не ограничилась парой мешков с галлеонами — она украла жизнь. Самым страшным было даже не это осознание — другое — ясная и четкая мысль — она бы убила еще раз, если понадобилось бы. И тихо умирала от этой ужасной мысли, крепче и крепче прижимаясь к горячему телу спящего Фреда. А он во сне ловил ее в кольцо своих рук — ее, убийцу, — и тихо продолжать спать. Сама же Кассиопея не засыпала ни на секунду, встречая рассвет грустным взглядом жертвы собственного ядовитого разума. Из радио лилась бодрая мелодия и играла на нервах Кассиопеи, как на струнах. Корявых, жестких струнах. Голова раскалывалась и пульсировала болью в висках, но под пристальными взглядами рыжих Уизли и отца она не смела и поморщиться, приклеенная к месту, как бабочка. Члены Ордена — кроме Тонкс, изъявившей желание погостить у Блэка до самого конца, — разъехались около недели назад, дав большому семейству подсобрать детей к новому учебному году, и в доме на площади Гриммо отчего-то стало совсем грустно. Кассиопее было комфортнее, когда все они толпились везде, переговаривались, обсуждали свои планы и вылазки. Никто не смотрел, где спит Фред — теперь же миссис Уизли отчего-то постоянно заходила к Касс по нескольку раз за ночь, проверяя, все ли в порядке, не давая им и шанса на совместный сон; никто не смотрел на ее поведение — теперь же все вглядывались в то, как она высыпала в чашку сахар трясущимися руками, и жутко напрягали ее этим; никто не пытался провести с ней сеанс психотерапии или спросить об Азкабане — теперь же одного пустого взгляда в воздух хватало, чтобы спровоцировать вопросы из рода «А не впадает ли она в депрессию?» Может, все это было дико утрированно с ее стороны, но воспаленный, невыспавшийся мозг воспринимал все ярче, четче, резче и хуже, чем надо. Под конец августа Касс начали мерещиться тени в темных углах — они метались по стенам, убегали, стоило ей только повернуться к ним лицом. Фреду об этих тенях она ни за что не сказала бы, а уж отцу так тем более — однажды он уже говорил с ней об этом. «Эти мерзкие твари будут в твоей голове еще очень и очень долго, Кассиопея. И нет никакой разницы, сколько ты просидел в Азкабане — два месяца или двенадцать лет. Будь сильной, родная». Эти слова Касс взяла себе на заметку и усиленно протирала глаза, когда казалось что-нибудь эдакое. Второй этап, рассказанный ей отцом — вспышка агрессии. Какой именно агрессии, он не уточнял, но по всей видимости произойти он должен был со дня на день и, несмотря на то, что сама она ничего не ощущала, смотрели на нее, как на пороховую бочку — близнецы даже не курили рядом с ней. Фред. Касс купалась в нем, как в лучшем огневиски и понять не могла, как ей быть дальше жить без него. Неделимые, неразлучные, яблоки одного дерева… — …будешь яблоко? Кассиопея, милая, ты хорошо себя чувствуешь? — обеспокоенное лицо миссис Уизли. Касс пару раз моргнула и оглядела всех за столом — Рон и Гермиона целиком в своих тарелках, явно вновь поссорившиеся; Джинни и Дора, упражняющая в метаморфозах, счищающий с очков кашу Гарри, Джордж с застывшей во рту ложкой, рука Фреда, изо всех сил стиснувшая ее ладонь под столом, и отец — невозмутимо выпятив нижнюю губу, Сириус размазывал по куску хлеба печеночный паштет серебряным ножичком и чуть двигал головой в такт веселой мелодии. — Молли, дорогая… — мистер Уизли, как всегда деликатный, — дай Кассиопее спокойно поразмышлять. Дело молодое… — довольно крякнул он и как ни в чем не бывало продолжил есть свою овсянку. Сириус прыснул в свой кубок, за что тут же получил укоризненный взгляд миссис Уизли — Кассиопея готова была отдать зуб за то, что отец подумал о чем-то неприличном. Эта мысль показалась ей такой смешной и неуместной, что она сама сначала улыбнулась, сдерживая смех в уголках губ, а потом от души расхохоталась — просто так. Никто не стал смотреть на нее как на дуру — ну разве что поначалу — улыбка оказалась заразнее и скоро вся гостиная сотрясалась от хохота. Какое кощунство. Приемник зашипел, забулькал и новая линия знакомым противным женским голосом вторглась в ленту мелодии. — … Министерство утверждает, что нападение на ученика Хогвартса Гарри Поттера было совершенно случайным, нет никакой опасности и поводов для беспокойства. Дементоры уже возвращены в стены тюрьмы и вновь приступили к своим обязанностям. Преступные же действия самого Гарри Поттера будут подлежать наказанию, а сам он отстранен от учебы в волшебной школе Хогвартс… Радио дернулось и захрипело — мистер Уизли повернул ручку и принялся выщелкивать кнопки. Кухню вновь залили музыкальные переливы — шла трансляция оперного выступления где-то в театре Англии. Кассиопея стиснула губы и незаметно освободила свою руку из ладони Фреда. Тот впрочем не обиделся, схватил со стола чашку с чаем и преувеличенно медленно принялся цедить горячую жидкость. Сириус на мгновение замер, а после принялся жевать еще сильнее. Взгляд его помрачнел. Незаметные изменения. Мелкие, будто бы незначительные. Сцепленные руки. Сжатые в тонкую линию губы. Опущенные головы или взгляды в сторону. С места вскочила миссис Уизли — так же преувеличенно бодрая и еще более суетная. Маленькие губы, растянутые в улыбке, дрожали; рыжие кудри на лбу слиплись от испарины. — Ну что же, кому еще подлить чай…? Касс упрямо выдвинула подбородок вперед. — С каких пор делами Министерства занимается Пожирательница смерти? Первым поднял голову отец, взглянул на нее и со стуком опустил чашку на расписное блюдце. — Министерство давно уже якшается со сторонниками Темного Лорда, министра окружают подставные люди, все больше и больше, а сам он не желает видеть того, что у него под самым носом. Старик совсем выжил из ума, думает что Волан-де-морта не существует вовсе… — Тот-кого-нельзя-называть, — Артур Уизли крепче перехватил булочку в руке, взгляд его затерялся в узорах на скатерти. — Зовите его только так. Хотя бы в пределах дома… — Какая чушь, — Касс скривилась, как от зубной боли. — Как его не назови, факт останется фактом, этот злобный ублюдок подомнет под себя всех, кто встанет против него и его подпевал. Сириус посмотрел вдруг на нее так внимательно, и этот взгляд прошил ее от макушки до самых костей. — Вся в мать… — едва слышно пробормотала себе под нос Молли. Касс дернулась как от удара, едва не пролив свой кофе на стол. — Что вы… — Долорес Амбридж не подтвержденный Пожиратель. Мысль о матери потерялась в размышлениях. — Орден считает иначе, не так ли? Особенно, Грозный Глаз. — Даже не буду спрашивать когда ты успела это узнать, но отвечу так — Грозный Глаз слишком мнителен, подозревает всех и каждого, но я не виню его — только благодаря осторожности он еще жив. Министр же мнительнее Грюма ровно в десять раз — на каждое собрание сотрудники Министерства заходят к министру с закатанными до локтей рукавами, чтобы он видел отсутствие Меток — ведь их нельзя скрыть никакими известными нам чарами. Долорес всего лишь пешка, озлобленная на маглов и маглорожденных волшебников собачка на побегушках, — тут он выдержал значительную паузу, — которая, к слову, будет преподавать Защиту от Темных Искусств с этого года… — Что? Как это? Министерство теперь будет осаждать Хогвартс?! — Все они копаются в грязном белье Дамблдора, их цель — снять его с должности директора, запятнав репутацию навсегда и безвозвратно. — Отличная новость, — Джордж с силой грохнул чашку на стол. Джинни и Гермиона подскочили на своих местах, а Тонкс, до этого развлекавшая девочек сменой цвета волос, застряла в трансформации со слоновьими ушами. — Именно поэтому вы, — Сириус обвел взглядом всех младших Уизли, — должны держаться, по крайней мере на глазах у преподавателей, а особенно Амбридж, как шелковые. Не удивлюсь, если она уже положила на вас глаз — чистокровная со всех ракурсов семья, увлекающаяся маглами… Вы — ее вишенка на торте. Конечно она не имеет права как-то выделять маглорожденных или полукровок, но будьте к этому готовы. Запрещенные вещества, чары — она не поскупится ни на что, лишь вы угодить министру. Фреду явно претила эта мысль — он заерзал на своем стуле, стискивая кулак левой руки под столом — неосознанно. — А как же… — А что касается тебя, Фред, — Блэк вперил в парня свой немигающий холодный взгляд, но тут же смягчился, — что касается тебя… Орден единогласно принял решение поддерживать целостность семьи Уизли в глазах Министерства. Ваш брат Перси уже перешел под командование министра, ошибочно принимая их решения и мысли за верные, и тут уже ничего не попишешь, но пока вы учитесь в Хогвартсе — все должно остаться на своих местах, — он говорил это быстро, споро, не оставляя даже маленьких пауз. Отличный прием. Кассиопея только хлопала глазами, открывая и закрывая рот, как рыба, как и все «ученики Хогвартса» за столом. — …Гарри уже назначено слушание, думаю, все закончится благополучно… Касс вдруг показалось, что над столом зависла грозовая туча. Отец откинул длинноватые черные волосы назад всей пятерней и несколько раз провернул массивный перстень на левом мизинце. — И еще одно. Молли Уизли с шумом опустила нож на доску — кусочек сливочного сыра упал на пол, где тут же был прикончен Живоглотом. — Министерство начало поиски пропавшей Кассиопеи Роксаны Блэк. Вовсю идут посещения чистокровных семей, приближенных и сотрудников Министерства в первую очередь. Поэтому, по мнению Ордена и Дамблдора, Кассиопея, — отец тяжело вздохнул, — было решено отправить тебя на временное проживание к Биллу либо к Чарли Уизли, на твое усмотрение… — Нет! Кассиопея вскочила с места. Фред поднялся следом. — Почему я не могу остаться с тобой, здесь?! — внутри забурлило дикое отчаяние. Не может быть, не может быть. Не может быть… — Отец! Зачем отсылать меня непонятно куда? Сюда никто не заявится! Никто не знает о существовании этого дома, ты сам говорил, здесь лучшие противоотслеживающие чары… — А еще здесь самый опасный преступник Азкабана, Кассиопея, — холодно отчеканил Блэк. — Мне сидеть в этой коробке всю оставшуюся жизнь! Я не могу никуда выйти, не могу ни с кем увидеться, только если они сами не зайдут сюда! Не могу навестить могилы своих друзей! Не могу увидеть любимые мне места, ничего не могу! Неужели ты не понимаешь? Я не позволю своей дочери прогнивать в этой дыре, не видя ни солнце, ни небо, НИ-ЧЕ-ГО! Не позволю! Ты должна считаться погибшей, понятно? Все уже устроено — освободившиеся тогда своевольные Дементоры выпили душу заключенной Кассиопеи Роксаны Блэк и выбросили ее тело в море! Это — твоя единственная история! История которую совсем скоро подтвердят за неимением других улик! Фред сдвинул брови, мельком глянув на брата — Джордж внимательно следил за перепалкой, как и все за столом, но не решался вмешаться. — Это место фактически никому не видно, даже Малфой назвал его слепым пятном… Сириус вдруг лающе рассмеялся, как старый матерый волк. Касс отступила от стола на шаг — ноги будто парализовало. — Это самое ненавистное мне место в мире. Никогда моя дочь не будет жить в этой дыре… — Но ради ее безопасности… Сириус вдруг с силой шарахнул ладонью по столу, перегнувшись через него к злому, как сто чертей, Фреду. — ТЫ в первую очередь должен быть на моей стороне! Ее единственное спасение — постоянная смена локации. Постоянная! — он уже фактически орал — Кассиопея вдруг поняла, что все будет так, как решил отец. — И если ты хочешь быть с моей дочерью, с ее живой и невредимой версией — советую отступить и делать так, как говорят вам взрослые люди! Запал прошел совершенно неожиданно, как и начался, — в который раз Кассиопея будто видела себя со стороны. Отец устало опустился на стул, тяжело прикрывая веки рукой. — Не играйте в героев, — его голос звучал бесконечно глухо. — В конце концов герои умирают. Я это точно знаю… — О, Сириус… — сочувствие в голосе Молли можно было потрогать рукой. Кассиопея же развернулась и чеканным шагом покинула гостиную, окруженная со всех сторон окриками Фреда и остальных сидящих за столом. Глубоким вечером, в темноте комнаты, некогда бывшей опочивальней самой мадам Блэк, Кассиопея самозабвенно напивалась. Жидкий огонь ядреного огневиски из отцовской коллекции его молодости пришелся как нельзя кстати. Предварительно навешав на комнату чар-заглушек — отец отдал ей чью-то бесхозную палочку взамен ее отобранной и сломанной Министерством — Кассиопея врубила на полную громкость старый магловский проигрыватель со множеством коробочек-кассет. Там были разные песни, в основном рок-групп, — Queen, Genesis, Led Zeppelin и многих другие. Касс врубала их без разбора, растворяясь в тяжелом транс-звучании. Блуждала по комнате, выкрикивала только что выученные слова из припевов, вскакивала на мягкую гору одеял на кровати и тут же соскальзывала с нее на пол змеей. Разбивала бутылки и статуэтки легкими взмахами палочки — и все равно ничто не могло затушить пожар внутри. Отчаяние росло с каждым градусом в ее обезумевшей крови. Алкоголь горчил на языке, в голове эхом звучали слова отца, по стенам метались призраки Азкабана — но Касс закрывала глаза, мотала головой и пела, заставляя приемник работать на пределе. Она уже ничего не соображала — волосы лезли в глаза, уши, нос, верхняя одежда давно валялась на полу, руки и ноги приятно ныли, грудина горела гнем из-за частых неровных вдохов и постоянного пения — Кассиопея продолжала методично выбивать дерьмо из своей головы. На особо сильном, магнетически прекрасном звучании припева, пританцовывая как заправская стриптизерша, она срезала пробку с горлышка коллекционного вина, но сделала это неправильно — из крошечной дырочки чистейший вишневый спирт потек тоненькой струйкой. Кассиопея запрокинула голову и направила струйку себе в рот, но промахнулась — дорогущее вино полилось ей на подбородок и принялось стекать по шее рубиновыми ручейками… Кровавые струйки смотрелись на белой коже словно чистая кровь из открытой раны. Фред, успешно взломавший магический замок и проскользнувший в комнату, был поражен. Не столько из-за звуковой волны музыки, словно пытающейся выбить из него всю душу своими басами, не столько из-за разбросанного повсюду стекла и вещей, не столько из-за черных штор и выкованных в виде костей и железных лилий подсвечников, сколько из-за Кассиопеи. Вино все так же струилось по ее горлу — пьяное равновесие не выдержало и девушка завалилась назад, прямо в гору скинутых с кровати роскошных пуховых одеял. От удара об пол, пробка полностью выскочила из горлышка и вино хлынуло вверх фонтаном, заливая хохочущую, пьянющую в стельку Касс. Взмахом палочки Фред заткнул пробку обратно и опустился на корточки рядом с Касс. Завидев его темную гибкую фигуру, она радостно забарахталась в одеялах и только сейчас Фред заметил, что на ней всего лишь черная длинная футболка, не скрывающая ног, а когда Касс попыталась сесть, то взору предстала и тонкая полоска простых черных трусиков. Кровь жахнула Фреду в голову. — Фред! — из-за выпитого алкоголя ее голос заметно сел и охрип. — А я тут… развлекаюсь. Хочешь? — она протянула ему новую, нераспечатанную еще бутылку золотого как солнце огневиски. Что-то внутри у Фреда щелкнуло и сладостно залило голову, пришла мысль — остановись или просто так отсюда не выйдешь, но он откровенно плюнул на все условности и выхватил из ее руки вычурную граненую бутыль. — Давай! Следующие два часа — как еще Кассиопея продержалась — они играли. Фред, вылакавший почти две бутылки «золота» — Касс он больше не позволил выпить ни капли — порыскал в комнате и нашел запасы тонких женских и толстых мужских ароматных сигар, изящные позолоченные колоды игральных карт с двигающимися картинками и незнакомыми надписями — «русскими», как сказала Касс, — а еще полуистлевшие листы с резкими, угловатыми рисунками, схемами и письменами. Нашли так же старые колдоснимки и парчовые платья в старинном комоде у стены. Там же, на самом дне, Фред нащупал бархатный тяжелый мешочек, как оказалось — под завязку набитый украшениями. Тяжелые кольца тут же перекочевали на пальцы Кассиопеи, ожерелья и тонкие цепочки Фред самолично застегнул на ее шее и сейчас они дрожали и переливались от малейшего движения и всплеска огня в камине. Простые игры в карты им вскоре наскучили и Фред предложил сыграть в карты на раздевание. — Ты проиграешь, — фыркнула Касс, но щеки ее тут же залил слабый румянец смущения, что не укрылось от Фреда. — Ну тогда ты точно захочешь увидеть меня голым, — он развел руки в стороны, откровенно посмеиваясь над ней. — Да и все равно, это не просто игра на раздевание, это игра на правду или «голую правду». Мы будем разыгрывать короткие партии и по очереди задавать вопрос друг другу, проигравший выбирает ответ сам — если выбирает правду, то тут все понятно, только лишь правда. А если отказывается, то выбирает «голую правду» — ему задают другой вопрос, касающийся части тела под одеждой и игрок должен обнажить эту часть… Идет? Столько вызова, столько неприкрытого превосходства во взгляде… Эта наглая полуулыбка просто свела ее с ума. Бешено раздувая тонкие ноздри, Касс протянула ему руку для подтверждения и принятия правил, а сама в тайне подумала — «Фредди, Фредди, ты и понятия не имеешь ведь, с какими заправскими лгуньями и мошенницами она играла во время учебы в Шармбатоне…» Мстительно ухмыльнувшись, Касс села на пол по-турецки — вот тут только и закралась мысль — на ней одна лишь футболка, а на нем весь комплект одежды… Но, Блэки не сдаются! … Какая глупая мысль. Сначала все шло по плану. Иногда конечно проигрывала и Кассиопея, но в большинстве своем в дураках сидел именно Фред. Касс откровенно щадила его — задавала плавающие вопросы, на которые парень отвечал ей видимую правду. Но вот, партия за партией, карты начали предавать ее — проигрыш за проигрышем. Фред с каменной миной выспрашивал у нее невинные подробности — любимый цвет, пору года, блюдо, музыку… А потом… — Когда ты влюбилась в меня? Кассиопея прямо-таки увидела, как свекольная краснота затапливает ее лицо и уши. Собрав всю волю в кулак, она однако и глазом не моргнула, только волосы откинула со лба немного нервным жестом. — Не знаю. Это случилось постепенно, медленно, но верно… Помнишь, когда умер Кричер, ты полетел со мной на своей Комете в Малфой-мэнор? Через двор школы ты тащил меня за руку… Я тогда впервые подумала, что ты человек, а не красивенная скотина, которой мне всегда казался… Фред вскинул брови и заулыбался, пожирая ее взглядом потемневших голубых глаз. — И ты так долго воротила нос от красивенного меня? Касс окончательно смутилась, но взгляд его выдержала, скорчив жалобную, полупьяную рожицу. — Бесил ты меня больше, чем симпатизировал, уж не обессудь. Да и отношение твое ко мне плотно держало тебя в статусе «ненавистника Кассиопеи». — Было дело, — Фред опустил глаза на карты и принялся ловко мешать колоду. Касс вдруг кое-что поняла — не было в начале игры этих плавных, уверенных движений, карты валились у него из рук… Фред тем временем уже начал партию, которую она с блеском выиграла. — Тот же вопрос. — Умно, — Фред с секунду помолчал. — Я знал, что ты изменишь меня, мою жизнь. Девочка-кукла. Нам по одиннадцать и поезд несет нас в Хогвартс. Я тогда долго искал белые волосы в толпе, везде и всюду, и не знал даже зачем! Ударить ее? Или лучше обнять? Подумал что за косы дернуть все же стоит, но тебя нигде не было. Ты не появилась ни через год, ни через два. Зато появилась через пять, в вампирском логове. Увидел тебя на том холме, всю в крови, грязи, и не узнал сначала, хоть и почуял нутром — она самая. У тебя были такие тяжелые глаза… Как два камня — меня придавило. Подумал, может, двинулась девчонка умом? А нет, просто выросла, — Фред улыбнулся и схватил Касс за выбившуюся у шеи белую прядь волос, нежно, проникновенно… И дернул. — Седая, — со смаком прищелкнув языком, он вовремя увернулся от острых коготков. — Долго же ты ждал, — его слова вывернули Касс наизнанку. А ведь и правда: именно близнецов видела она тогда в поезде… — Следующая партия, — выдавила она из себя и незаметно, под шумок глотнула из открытой бутылки огневиски. Огонь сразу сдавил легкие и голову, подвыветрившийся хмель снова долбанул по вискам. Губы онемели. Партию она с треском проиграла, Фред же предложил скопить свои вопросы, дать ей время сосредоточится. Еще одна партия, еще и еще. Четыре проигрыша. Кассиопея молчала, ощущая как воздух вокруг накалился. Музыка в приемнике зазвучала тише, интимнее, свет поблек, вот только камин разгорался все ярче и ярче. Вскоре стало нечем дышать и Касс принялась обмахиваться тонкой книжечкой со столика — ожерелья и кольца на ней зазвенели, забренчали, приковывая полный черного искушения взгляд Фреда. Новая партия — и снова проигрыш. Фред придвинулся ближе, чем следовало бы — огнем опалило Касс осознание происходящего, но тут же утонуло в «золоте», плавающем в крови. — Тот парень Захари, кто он? — Брат моего отца, сводный. Фред заставил расплавленный мозг запомнить эту информацию, но сейчас разум требовал иного. Ожерелье, плотно обхватившее шею Касс наподобие ошейника, так и манило его, как проклятое золото. — Где он? — Я не знаю, знаю только что он метаморф и стал… — Кем? — Это твой вопрос? — Нет, — Фред тряхнул головой, но мысли все равно ускользнули. — Да. — Я отказываюсь. Ни к чему это знать кому-то кроме нее. Особенно Фреду. Что бы она там не чувствовала к нему, есть вещи способные заставить его слететь с катушек, а это сейчас ни к чему. Потому и ляпнула что-то про отказ и замерла, как громом пораженная. — Фред, я… — Правда ли что у тебя есть родинка под левой грудью? Да это же чистое безумство, чистой воды развод! Он ведь знает ответ… Касс вся задрожала от праведного гнева, но сделать ничего не смогла — Фред выиграл партии, а она знала правила с самого начала. Стыд и странное тянущее предвкушение заложили уши толстым слоем ваты. Словно во сне, она потянула вверх край черной футболки, сняла ее через голову и отбросила в сторону, прикрываясь все же левой рукой. Кольца на пальцах и цепочки с камнями на шее и груди обожгли разгоряченную алкоголем кожу, черные трусики больше не были прикрыты ничем — она все так же сидела перед Фредом по-турецки. — Последний вопрос, — выдавила она едва слышно, дыхание сбилось непонятно от чего, голос скатился до шепота, алкоголь варился в голове и пузырился там, скача и вытанцовывая круги. Онемевшие губы горели огнем. Фред же, казалось, был предельно спокоен и собран — если бы не взгляд. Никогда прежде она не видела его таким — голодным. — Ты видишь что-нибудь, остатки Азкабана, как Сириус? Он говорил, что ему мерещилось всякое… — Отказываюсь. Фред рассмеялся, тихо и мягко, раскатисто. Потянулся как кот, схватил бутылку и щедро хватанул из горлышка глоток огневиски, один за одним, оторвался от бутылки со смачным пошлым чмоком и передал Блэк. Перехватив ее одной рукой, Касс выпила все до дна — даже вкуса не почувствовала. — Правда ли что у тебя есть тату пониже тазовой косточки? Касс вспыхнула как спичка — как костер. — Откуда…?! Была. Крохотная, тонюсенькая угольно-черная «M». Перевёрнутая вверх ногами… — Джинни рассказала, — безжалостно перебил ее Фред, и когда Касс чуть дернулась на месте, остановил ее взмахом руки. — Я хочу сам. — Чего…? — Сам хочу. Снять. Их взгляды встретились. Как лезвия, как искры. Голубое. Серое. Небо и сталь. Фред пару раз тяжело сглотнул, жадно осматривая белые волосы, молочной рекой расплескавшиеся по острым плечам, темные глаза, губы и родинку; тонкие запястья с кольцами на пальчиках, лежащие поверх груди сети цепочек и колье. Кассиопея глянула на него из-под ресниц, разомкнув влажные губы на вдохе и он сорвался. Рывком нависнув на ней, Фред схватил ее руками за голову и обрушился сверху как смерч. Его губы были повсюду — грубовато, но осторожно сминали губы и пощипывали кожу на скулах. Когда Фред глубоко засосал кожу на подбородке, Кассиопея ахнула. Звук пробежался по комнате громко, надрывно и они оба замерли. Застыли на секунду, чтобы тут же продолжить. Фреду показалось, что он под дурью. Под очень и очень сильной дурью. Комнату скрутило и выплюнуло куда-то в светлую, надрывно белую темноту. Огонь из камина разливалось по ним как золотой мед и солнечный свет. Они сгорали в нем, перекатывались и снимали с себя кожу — не кожу — одежду. Больше не было препятствий, больше не было границ. Тонкие белые пальцы сжимали огненные волосы так крепко, так сильно — сладкие губы отчаянно пытались дотянуться до него, урвать хотя бы кусочек, но Фред не позволил. Отчаянно, грубо, жадно сжимая ее руки, стыдливо прикрывающие грудь, он хотел только одного — ее. Всю ее. Прикусывая где губами, где зубами упругую кожу на животе, Фред тонул в безумии и стонах. Ничто, ничто на свете не помешает им, ничто, ничто… Когда его руки нетерпеливо пробежались по узким бедрам, Кассиопея все же слабо вскрикнула. — Фред…! Фред… Услышав ее голос, он оторвался от ее кожи всего лишь на секунду. — Люблю тебя. — Выдох в губы. Признание на грани. Но где же эта грань? Где предел возможного? Они не знали, зато знало притяжение — между ними больше не было пропасти. Не было бесконечных дней в Азкабане, не было нескончаемых дней в одиночестве. Не было. люблю тебя люблю тебя. люблю тебя. люблю тебя. люблю тебя. люблю тебя. люблю тебя. люблю тебя. Боль несправедливо обрушилась на Кассиопею. Укусила, пронзила ножом и раскаленными щипцами. Попыталась вырваться, но не смогла — Фред крепко держал ее всем телом, нависая, но все же давая воздух и пространство. — Сейчас пройдет, расслабься. Ну же, Касс, я здесь… Скоро пройдет… Осыпая ее кожу невесомыми поцелуями, Фред не смел двинуться. Руки, державшие весь его вес и дрожь невероятно сильного возбуждения, дрожали и тряслись, но он не смел. Терпеливо ждал, пока Кассиопея медленно и мучительно открывала глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям. И наконец, хитро, масляно глянув на него стальными глазами, закусила губу и двинула бедрами. — Не смей, — сдавленно прошептал Фред, зажимая ее между руками. — Не смей, Касс… Будет больно, я не смогу остановиться… — И не надо. Фред вскинул голову ровно в тот момент, когда она сжала руками его плечи, оцарапав кожу ногтями и многочисленными кольцами и двинулась еще раз. И еще. Огонь вспыхнул и погас. Взад и вперед, взад-вперед, вперед, вперед… Время раскачивалось с дикой скоростью, что-то скрипело и падало, отблески огня на украшениях облизывали каждый сантиметр обнаженных тел — и были только они. Искусанные губы, широкие крепкие плечи и татуировка, змеей играющая на перекатах мышц — розовая грудь и тонкие ключицы, ноги оплетающие его, держащие в тисках. Наматывая белые волосы на кулак, Фред думал только об одном, чувствовал только одно — освобождение. Он летал, но не был свободен — а сейчас… Сейчас ему не нужны крылья — он летит и без них. Еще выше и дальше. Вколачиваясь в хрупкое тело под ним, он безумствовал — сходила с ума и она. Мир взорвался и покинул Кассиопею, стоило его губам с силой сомкнуться на вершинке груди. Черное небо медленно наливалось синевой за занавеской — силы, вырванные с корнем удовольствием, жаркой болью и горячими губами любимого человека, оставили ее.***
Джинни заметила его сразу. Человек в черной мантии, с капюшоном на голове ходил вокруг их дома и явно что-то знал. Гарри, вернувшийся с успешного судебного заседания в Министерстве, сказал Сириусу, что этот же человек по пятам следовал за ним и мистером Уизли даже в магловской подземке. Конечно же, из-за чар шпион никак не мог увидеть убежища, но сам факт того, что он здесь, ходит и вынюхивает, заставил Сириуса Блэка встревожиться не на шутку. За себя он уже давно перестал переживать — на первом месте стояла теперь его дочь, его плоть и кровь. В день, когда Молли Уизли с детьми собрались в Косой переулок за всем необходимым для учебы, Сириус специально дал Кассиопее и Фреду Уизли побыть наедине, впрочем никак не объясняя своих действий, а если сама Касс что-то и подозревала, то не стала попусту сотрясать воздух. Ближе к вечеру, провожая семейство Уизли в их путешествие по каминной сети, Кассиопея долго прощалась с Фредом — как будто чувствовала. Будто знала что-то, но не понимала что именно. Ее заверили — отъезд состоится в октябре, правда еще не ясно к кому, но у них с Фредом будет возможность общаться по каминной сети, хотя бы первое время. О дальнейшем Касс старалась не думать. — Люблю тебя. Она произнесла это одними губами, но Фред увидел, подмигнул ей и улыбнулся — зеленый огонь камина подхватил его и унес далеко от нее. Очень и очень далеко. В гостиной все еще разливался серный запах Летучего пороха. Отец и Тонкс, тихонько переговариваясь и шутя, ушли в гостиную доигрывать шахматную партию, а Касс поднялась в свою комнату — ее отчаянно клонило в сон с самого завтрака по непонятным причинам. Голову кружило, к горлу поднималась легкая тошнота — а ведь она всего лишь съела бутерброд и выпила чашку кофе, приготовленного отцом… Мысль оборвалась, стоило Кассиопее коснуться головой мягкой подушки. Сириус и Тонкс поднялись в комнату Кассиопеи через назначенные полчаса. Девушка легко взяла маленькую и легкую Блэк на руки, приняла из рук Сириуса сумку с вещами и ступила в просторный камин. — Тонкс, — отчаяние и решимость в глазах старшего Блэка подарили Нимфадоре уверенность в своих действиях. — Все по плану, договорились? — Конечно, мистер Блэк, — она залихватски подмигнула ему, на что Сириус ответил ей мягкой улыбкой. — Сириус… Все будет хорошо? — Да. Возвращайся с хорошими новостями, я буду ждать. Камин сожрал и зеленый огонь и темный силуэт — даже не подавился. Сириус громко выматерился, стиснув волосы в кулаках и тут же попытался успокоится. В своей комнате он в первую очередь отпер вычурную шкатулку из своего тайника маленьким ключом и вынул оттуда старый колдоснимок — их совместная с Роксаной фотография со школьных времен. Потер грудь под рубашкой — сердце тарабанило как мотор, болезненно и глупо. Уймись же, глупое… Дочь он спасет. Ее он сможет спасти. Щелкнула крышка и металлический замок. Сириус закурил толстую сигару — никогда не любил их, но в этом проклятом доме не было ничего лучше, чем эти старые отцовские табачные отбросы — и прикрыл глаза. Еще один день в копилку его потерь — там же хранились последние дни с Поттерами, с Роксаной, с братом, школа, вся его радость и боль. Теперь там и это день — день, когда он добровольно отослал дочь почти на край света. Тридцать первое августа девяносто пятого года.