Грязная чистая кровь

Фред нарезал круги по тёплой гостиной и вслушивался в грохот чемоданов, раздававшийся со внутреннего дворика, — мистер Грейнджер с дочерью загружали вещи в автомобиль. Кассиопея сидела перед Фредом расслабленная и довольная, со странным огнём в глазах. Газета, которую она читала, благополучно пропиталась пролившимся горячим кофе и тут же была выброшена — Фред не стал смотреть ее содержимое. — Я буду здесь. Миссис Грейнджер совсем не против моего присутствия. «Хоть кто-то». Фред склонил голову к плечу, сжав губы так, будто услышал ее мысли. — Мы будем общаться по каминной связи, я придумаю как… — Не нужно так рисковать ради меня, — Касс пожала плечом. Вот снова оно — она сознательно отталкивала Фреда, пытаясь показать холодность и отстранённость — лишь бы только он не отказался от учебы… Лишь бы только не остался, не попался Министерству, лишь бы не заподозрили, не арестовали, не убили…. Пожалуйста, не противься.  — Я уже присмотрела комнату сверху, — Касс говорила и не слышала себя, так сильно волнение ее захватило. Вся ее сущность выла и бесилась внутри неё в предвкушении огня, погони, войны — так наркоман-адреналинщик трясётся перед очередной дозой.  — Даже если не получится по камину, то ты всегда можешь писать мне письма с шифром и подписывать их именем Гермионы… Если хочешь. Фред внимательно смотрел на неё, голубые глаза сверлили, ковыряли ее нутро и совесть. Но она не поддалась, улыбнулась одним уголком губ, откинулась дальше на диванчик и поглубже натянула рукава на кисти, ёжась будто-то бы от прохлады. И едва она это сделала, Фреда отпустило — разгладилась суровая складка между бровей, опустились напряженные брови. Он подошёл к Касс и обнял ее за голову так, что она лицом уткнулась ему в живот. Толстовка пахла вкусно: немного порошком, теплом, утренней сигаретой и магловским дезодорантом. Все будет хорошо. Прощание было коротким. Глубокий, сладкий поцелуй напоследок — Фред заслонил Кассиопею всю от осторожных взглядов, нежно прихватывая ее нижнюю губу зубами, как в обещание всегда помнить кофейное тепло последнего за это учебное полугодие поцелуя. Автомобиль укатился в самую глубь длинной аллеи между игрушечных домов, а Касс, укутанная в шарфы и капюшоны по самые глаза, неотрывно следила за двумя фонариками дальнего света. Снег щедро ссыпался на неё с чёрного неба и дела ему не было до ее переживаний, страхов и чувств — Кассиопея дрожала от страха. Позже, лёжа на мягкой кровати в гостевой комнате, она сосредоточенно грызла ногти… Белатриса Лестрейндж. Мысли скакали как бешеные лошади: где эта ведьма? С кем она? Что она делает? Как выманить ее? Что с ней делать… Кассиопея вдохнула поглубже — лёгкие будто сдавило железным обручем — перевернулась на другой бок и уткнулась в подушку носом. Хрустящая наволочка пронзительно пахла кондиционером для белья — единственное пятно чистоты в ставшем грязным мире. Убить. Лестрейндж нужно просто убить.  — Ты думаешь что убить человека так просто? Кто ты такая, чтобы вот так обрывать жизнь? Мария глубоко затянулась сигаретным дымом и выпустила целое облако прямо Кассиопее в лицо. Никаких девчачьих примесей — острый табачный смог. Кассиопея сглотнула вязкую слюну и облизала губы; зеркало напротив выдавало в ней русоволосую, малопривлекательную девушку с массивной нижней челюстью — результат Оборотного зелья. — Мне плевать как. Хоть огнём, хоть водой, ножи, клинки, отрава, мне плевать. Она должна умереть, — глаза Марии неотрывно следили за ее нервными пальцами — Касс отчаянно барабанила ими по лакированной столешнице. — С чего ты решила, что я могу тебе помочь? Я похожа на наемницу? Кассиопея вскинула на нее темный взгляд и тут же подметила многие детали: кудрявые, шоколадного цвета пряди на лбу щеках и шее, ни намёка на косметику, синеватые вены, огромные чёрные глаза… Поджатые губы; Мария не простила ее и прямо сейчас, всей своей позой со скрещёнными на груди руками и отклонённым назад корпусом, выражала полное непринятие и отвращение к узкой фигуре перед собой. Кассиопея на секунду прикрыла глаза. — Мне очень нужна помощь. Я не хотела нападать на Чарли, то была не я. Мне так жаль, — она запнулась, все же сдержав подступающие мурашки в носу, — очень жаль. Но прямо сейчас ты — единственный человек, способный мне помочь. Ты ведь была ученицей Дурмстранга, верно? Мария упрямо выдвинула нижнюю челюсть, но все выражение лица неуловимо изменилось; напряженные губы разгладились, между бровей улеглась польщенная складочка, так, будто мысль об учебе в Дурмстранге доставляла девушке радость.  — Была. Чего ты хочешь? — Допустим, чисто гипотетически, ты смогла бы найти человека на карте? — На карте мира? — Мария рассеянно взмахнула руками и пепел от сигареты снежинками развеялся по комнате, — как мне это сделать? На земле живут несколько миллиардов людей, я просто не в состоянии… — Нет, нет! На карте дома! Я нарисую примерный план одного особняка, — Кассиопея нервно потрясла своей палочкой в воздухе и через секунду на стол между волшебницами улеглись два сухих пергамента. — Вот, смотри… Безумная затея. Мерлин, совершенно тупая и безответственная… Прикусив нижнюю губу, Кассиопея жестко, едва ли не прорывая бумагу, чертила тонкие и толстые линии по памяти: угол, длинный коридор, дверь… Лестница, витражное окно, круглая гостиная, балкон… Перед глазами — все яркое, живое: зелёный бархат на диванах, серебрянные светильники, чёрная пасть камина с мраморной и гипсосовой лепниной, зимний сад и тяжелые листья зелени, свисающие до самых ее плеч. Угол, поворот… Кричер, лежащий в самой тени, изувеченный, грязный, облитый помоями с кухни. «Мерзкий ублюдок… как ты посмел разбить вещь хозяина?!» Свист рассекающей воздух плети, удар… Рука Касс дрогнула и карандаш прочертил кривую длинную линию до самого края пергамента. Она сморгнула, пытаясь восстановить фокус в совершенно сухих глазах и подвинула исчерченный лист ближе к Марии. По мере того, как та смотрела на план особняка перед ней, Кассиопее все более явно и четко виделся исход этой истории — она действительно убьёт ее, убьёт Бел…  — Кассиопея, — голос Марии не дрогнул, но что-то в нем проскользнуло, то, что заставило Касс поднять взгляд на нее — длинный палец указывал на чёрные заштрихованные линии подземных ходов прямо под особняком. — Кого ты ищешь? Кого?! — Какой ответ тебя устроит? Мария сделала последнюю затяжку и длинно выдохнула, откидывая волосы от шеи; Кассиопея заметила крошечный золотой рисунок у самой сонной артерии. — Честный. Честный ответ будет самым подобающим в данный момент, — ни тени сарказма в голосе. — Кассиопея. — Пожирательницу Смерти. Чары были недолговечными, проходили минуты, линии смазывались, исчезали, будто бы бумага сама проглатывала их, не давая Кассиопее рассмотреть все детали. Вот через коридор проступили очертаний букв — «Н…рцисса М…фой». Точка металась туда-обратно, исчезала, появлялась вновь, выскакивала в самых разных местах: в гостиной, в комнатах на верхних этажах, на балконе, в саду… Мария сосредоточенно бубнила себе под нос и с палочки на пергамент сыпались ядовитые бурые искры. Они падали Кассиопее на руки, обжигали кожу, но эта боль была никчемной, несущественной — она с маниакальной жаждой следила за чёрными кляксами на бумаге: их становилось больше и больше, и больше… Что за хрень они там творили?! Бал? Приём гостей? Сбор Пожирателей Смерти? Люциус, Нарцисса, Мальсибер?! Кассиопея сунулась в карту чуть ли не носом, но линии вновь стали проваливаться в пергамент, как в темную воду. «Родо…ус… Л…»… — Нет, нет, нет!!! Читай ещё, сильнее!!! Сорвавшись в крик, особо не заботясь о том, что так можно задеть чувства итак недолюбливающей ее волшебницы, Кассиопея вновь уткнулась в карту. Мария, к ее великой чести, даже не обратила внимания, только голос ее стал звучать громче, к странной речи добавились свистящие, резкие звуки и странно округлые согласные, паузы, крюки, дуги из голоса… «Рабастан Лестрейндж» — святой Мерлин… Касс легла на столешницу всей верхней частью тела, дрожащими пальцами прокладывая видимые только ей дорожки. Угол, лестница — Мальсибер; балкончик, зал — Антонин Долохов, Люциус, Драко…. нет, нет, нет… только не он, он ведь должен быть в Хогвартсе… Касс стиснула зубы, сглатывая набегающие слёзы. Сквозь дрожащие капли на ресницах по карте кружился калейдоскоп из надписей, кучек несвязных букв — «а…длладпь… роал … лвлаллаот…. Ладкшлуь… Белла…»… Крик застрял в горле. — ЕЩЁ! Мария сорвалась на высокой ноте, послушная как никогда; вместе с длинной, раскатистой «рр», из носа на ее губы пробежала дорожка темной крови. Карта вспыхнула с новой силой, угольные линии задрожали, заскреблись о края пергамента, все смешалось: этажи, балконы, ковровые дорожки, витражи. «Люциус, Нарцисса, Люциус, Нарцисса, Люциус, Люциус, ЛЮЦИУС, ЛЮ….» «Белатрисса Лестрейндж». Карта задрожала как на ветру, карандашный грифель стерся, утопился в самую глубь, а в центре бумага вдруг нагрелась, задымилась и пошла искрами… — Заметили! Вот черт! — Мария рывком скомкала пергамент и сунула его в огонь, что столбом повалил из узкого горла стеклянной банки на столе. За окном свежее весеннее небо разорвала белая молния. Прощаясь, Мария металась по комнате, собирая в поясную сумку баночки и пипетки. — Если все так просто, почему никто не использует такие чары? — Касс, по горло напитавшаяся информацией, чувствовала небывалый прилив сил; по венам будто тек чистый спирт. — Они отнимают здоровье, — Мария стянула волосы в пучок и отыскала под ковриком у двери ключ, — и годы жизни. — Не поняла, — Касс вскинула руку, тормозя ее, — это стоило тебе нескольких лет?! И ты не сказала?!  — А ты бы услышала? — Я бы не стала просить. — От всего этого мне тоже была выгода, свой смысл. Если хочешь знать, — палочка в смуглых пальцах очертила дугу, затягивая шнурки на высоких ботинках. — Чарли не выживет, не сможет выжить. Слишком много Грегори дал ему своей крови, слишком сильно его укусила ты. Он станет вампиром, Кассиопея, — улыбка у Марии вышла беспомощной и грустной, как у ребёнка, — и когда он переродится, я хочу быть возле него всегда, столько дней и веков сколько нам удасться прожить. — А дальше что? Будешь истязать себя, чтобы он наверняка обратил тебя? Чтобы из жалости подарил тебе жизнь? Мария, это же тупо, совсем по идиотски… — Не тупее чем думать, что ты, семнадцатилетняя недоучка-волшебница, сможешь убить Пожирательницу Смерти. Касс ошеломлённо заткнулась и Мария, воспользовавшись паузой, оттеснила ее в сторону, захлопнула дверь, тщательно провернув ключ, и ушла, ни разу не обернувшись. Дверь ее квартиры растворилась в воздухе, а о ее недавнем присутствии напоминал лишь отдаленный перестук стеклянных колб в сумке. Вскоре пропал и этот тонкий звук, а Кассиопея осталась ни с чем, холодная и чужая, облитая дождем, сомнениями и ужасом. Ещё целый час она брела по асфальтированной дороге, протяжно шаркая ногами, как больная калека. Воздух вокруг неё раздирала гроза, то тут то там небо расчерчивали молнии, бились в чёрных облаках, будто споря между собой: ну, кто? Кто из нас убьёт эту мелочь на дороге? Кто? Дождь хлестал Кассиопею по лицу и она наконец могла безнаказанно разрыдаться. Она плакала, кривя губы и подвывая сквозь мокрые тяжёлые волосы, облепившие лицо, и не могла остановиться. Ей хотелось, чтобы все было по другому. Чтобы она нормально родилась, чтобы выросла в нормальной семье, чтобы поступила в школу, нашла друзей, нашла любовь. Чтобы на вечеринки ее провожала мама и отец ласково улыбался ей, предупреждая о времени и нетрезвых парнях. Чтобы когда она рыдала бы из- за первой неудавшейся любви, ее подружки, сгрудившись в кучку на постели в ее огромной розовой спальне, утешали ее и подсовывали ложечки со сладким шоколадным мороженным. Чтобы потом она познакомилась с Фредом, прекрасным и диким бунтарем. Чтобы они целовались на школьных подоконниках, купались голышом в речке, загорали и слушали грозовой май. Чтобы она поступила в академию, а потом он бы сделал ей предложение. Красивая свадьба, красивые поздравления, красивые родители, обнимающие друг друга за самым дальним праздничным столиком. Милые дети, милые внуки, милые они, седые и дряхлые, пахнущие мылом с розами и все ещё любящие друг друга… Кассиопее захотелось, чтобы одна из молний попала в неё прямо сейчас, долбанула и не оставила от неё ничего кроме обугленной оболочки — лучше так, чем вновь и вновь понимать, что вместо всего этого ей хочется только крови и боли, что больше всего она хочет убить человека: Кассиопея отчаянно чувствовала что Беллатриса сделает что-то такое, что навсегда изменит ее мир. Три месяца спустя небо изменилось. Касс нехотя вылезла из-под одеяла и подошла к окну, дергая ручку на себя. С наслаждением вдыхая запах молодой листвы, она прикрыла глаза, замирая; в голову неосознанно полезли обрывки минувших дней — редкие, но такие долгожданные звонки от Фреда, его голубые глаза в свете камина; призрачные поцелуи и объятия; снег на лужайке за окном и тающие вместе с ним мысли о тетке — Кассиопея никогда не отказалась бы от идеи с уничтожением Пожирательницы, но эти мысли как-то сами по себе понемногу ушли в тень, затаились, давая ей передышку. Отдых от себя, от крутящихся в голове диалогов, людей, заклинаний и прочего — ей просто хотелось хоть немного времени на хорошие мысли. На Фреда, на них. В камине привычно зашипело и Касс, как была, в майке и трусах, нечесаная, неумытая, уселась на ковёр, больно отбив колени — этого звука она ждала уже целый месяц. Во вспыхнувшем зелёном пламени прямо ей в лицо вылезла рыжая челка, веснушчатое лицо и голубые глаза и Касс, радостно подпрыгнувшая было, вдруг резко затормозила — на связь вышел Джордж. — Джордж! Я не… — в груди почему-то нехорошо кольнула обида, — я рада тебя видеть! Фред с тобой? Джордж отвёл глаза, но тут же вновь посмотрел на растрепанную волшебницу, у которой брови хмурились все больше и больше с каждым его словом. — Он… со мной. Послушай, Касс, — парень немного нервно сглотнул и встрепал волосы на затылке. — Вчера мы связывались с Марией, хотели узнать о здоровье Чарли, и она много чего Фреду рассказала… Он резко замолчал и отошёл в сторону, будто оттолкнуло его само зелёное пламя; в камине показался злой Фред. Кассиопея могла потрогать руками эту злость — Мария точно рассказала о том ритуале, о Пожирательнице, о Малфой-мэноре… Касс прикрыла глаза, хорошо запомнив перед этим такой любимый шрам на верхней губе Фреда — кусочек чего-то радостного и далеко забытого; будто они прямо сейчас вновь на школьном подоконнике из счастливой жизни, целуются, глубоко пропитываясь солнцем и ветром, который не может проскользнуть между ними — так близко они друг другу, кожа к коже, и шрам на его губе сладкий от отобранной у неё шоколадки…  — Это правда?! Ты искала сбежавших Пожирателей?! Перемещалась, когда я тебе это запретил?! Это не шутки, Касс, мать твою! Тебя могли увидеть! Тебя могли убить! Могли найти всех остальных, Господи, блять! Кассиопея отшатнулась, нижняя ее губа против воли задрожала — никто не действовал на неё так как Фред. — Я бы никогда не сдала… — Мерлин, Кассиопея! Тебе ли не знать, на что способны эти люди?! — он орал благим матом, стиснув пальцами узкую переносицу. — Под Империо ты бы и мать родную продала, понимаешь? Как миленькая рассказала бы… или, — он вдруг замер и вскинул на Кассиопею злые прищуренные глаза, — или ты вдруг решила что тебя они бы не тронули, что… приняли бы тебя обратно…? Касс? Кассиопея только и смогла открыть рот. «Рехнулся?! Совсем сбрендил?! Вернуться к ним?! К этим тварям, прийди и сдать всех своих?!». Слова не доходили до языка и Кассиопея продолжала глупо хлопать ресницами. — Ты идиот? — тупо вымолвила она. Фреда отпустило с выдохом, как проколотый воздушный шарик. — Касс. Посмотри на меня, — пламя в камине заколыхалось, зашипело. — Поклянись, что не станешь искать их. Что не будешь больше подвергать опасности ни себя, ни семью, хорошо? Поклянись! На глаза Кассиопеи набежали слезы, и она попыталась незаметно склонить голову так, чтобы ее не выдал этот предательский блеск. — Я твоя семья, сделай это ради меня. Она опустила ресницы.  — Я не могу дать такое обещание, потому что это будет неправдой. Но я сделаю все для твоей безопасности, — она часто закивала, рывком вытирая слезу, повисшую-таки на подбородке, — и для семьи… Фред смахнул волосы на глаза и выругался, зло поджав губы. Одним движением разворотил угли в камине и едва Кассиопея успела сказать что либо ещё, как зелёный огонь портала растворился в воздухе. Целую минуту она усердно пялилась в горелые угли, бессильно перебирая пальцами ворс ковра, на котором сидела кучкой сломанных конечностей. Так даже лучше… пусть злится, пусть ненавидит. Если забудет ее, если перестанет любить, если найдёт другую… То всем будет лучше, вот только сама она умрет от этих мыслей. Или раньше. Кассиопея поднялась с пола и принялась бродить по комнате, выуживая вещи из самых разных уголков, и вся ее сущность противилась этому действу — но в ее голове уже созрел план и в нем не было отступного пути. Касс выбирала билет в один конец. Все это было глупо. Хогвартс раздражал Фреда так сильно как никогда раньше. Все эти стены, лестницы, галдящие ученики и мрачные лица профессоров… А тут еще и Кассиопея. Фред яростно забросил в рот горсть соленых орешков. — Ты себе так челюсть сломаешь, — заметил Джордж, лихо перехватив из рук брата яркую упаковку. — Так зло жуёшь их, — он притворно выпучил глаза.  — Свянь, — беззлобно отмахнулся от него Фред. — Нет, нет, серьезно, что тебе сделали эти несчастные? Кажется, зло вымещать ты должен не на них. — А на кого? — Фред не поверил своим ушам. Джордж, и против Касс? Брат посмотрел на него нечитаемым взглядом. — Ну не знаю, например, на своё огромное эго. В углу комнаты громко крякнула половица — по полу под чарами Джорджа медленно тащился комод, роняя по пути журналы с верхней стойки. Из ярко-желтого с выпуском об «Уилбумских осах» выпал колдоснимок — профиль Касс на подоконнике у ямы; яркие белые волосы, розовый нос и тонкие губы в вороте зимнего свитера. Под лопаткой противно кольнуло. Фред медленно поднял его. — Даже знать не хочу, что ты имел ввиду… — Эээ, нет, послушай меня сюда, — Джордж пихнул Фреда в плечо, мигом растеряв привычное дружелюбие, — тебе не стоило так заканчивать разговор… — А как?! «Спасибо, Касс, что не послушала меня и выходила на улицу без защиты» или «Касс, милая, так круто что ты решила отыскать всех Пожирателей и была так неосторожна!», ммм? Исход один, она что-то задумала, — он перевёл дыхание, — отдельно от меня! Не спросив, не посоветовавшись!  — Как будто… — Как будто я какой-то левый чувак! — Фред гаркнул так, что Стрелка в клетке у окна удивленно распахнула глаза. — Так и знал… Послушай, Фред, — рыжая челка Джорджа светилась на солнце, как крошево меди, — ты знаешь Касс. И знаешь ее лучше всех, но иногда мне кажется будто ты тупой, слепой и глухой. Ее комплекс жертвы порой переходит все границы! А уж когда у неё есть такой человек как ты, уууффф, ту все ещё сложнее. Расстанется с тобой и дело с концом, не важно — любишь, не любишь — лишь бы тебя не задело. Фред, да она в гроб к Салазару залезет, если ей скажут, что только так ты будешь жить счастливо и спокойно. С ней, без неё — без разницы. Понимаешь? Фред понимал. Молча пялился на брата и осознавал дерьмовость положения.  — И так и было бы. Пока ты не попросил дать обещание, которое перечеркивает все, ради чего она жила до тебя. — Со мной она забывает о своей мести лишь на какое-то время. Если скажу ей сложить оружие… — Она просто уйдёт, оставив тебя в безопасности, а сама наломает дров.  — Я идиот. — Ты идиот. Я люблю тебя, Фред, но твоя горячая башка когда-нибудь вылезет нам боком. Фред встрепенулся, заметался по комнате, — во что бы то ни стало, Касс нужно было срочно проведать. Через каминную связь в кабинете Дамблдора, конечно же. Джордж внимательно следил за непривычно суетливым братом; что-то в его глазах выдавало даже не беспокойство или нервозность, а полноценный страх. Это было так же необычно, как и Дамблдор в чёрной мантии за трибуной в Большом зале. — Ну и какого черта тебе вдруг захотелось пожрать, — бубнил Фред, которого он буквально волоком притащил в шумящую и галдящую обитель студентов; за спинами старшекурсников с навозными бомбами сновали малыши, парочка подростков в синих мантиях бешено целовалась, у стола Пуффендуя высокий, хипповатый на вид студент предлагал всем сомнительный травяной чай в прозрачных мешочках. Перехватив взгляд Джорджа, пуффендуец улыбнулся, демонстрируя пирсинг в уздечке верхней губы. Эту переглядку заметила и Макгонагалл, цепкие глаза хватанули куски желтого галстука, волнистые патлы… ее взгляд кричал: я нашла тебя! Твёрдой походкой она уже летела к нему. — Мистер Римпли, я настоятельнейшим образом прошу вас немедленно показать мне содержимое ваших… карманов! Студент что-то промямлил, чем ещё больше разгневал профессора.  — Ах вы утверждаете… ничего интересного! Мистер Римпли, мне совершенно ясно что вы вновь забрались в теплицу и бесстыдным образом украли… в кабинет директора Дамблдора, немедленно! Фред со скукой на лице всасывал в себя куриную ножку. — Какие мы нервные… сразу к директору! — его лицо озарилось после этих слов. — К директору! Так быстро? — Джордж напротив довольно крякнул. — Ты поэтому с такой миной меня сюда тащил? Брат тонко улыбнулся поверх своего кубка. — Не только ты имеешь здесь «уши». Они и нашептали мне, что Римпл будет здесь сегодня… И точно попадётся, дурачок. Пойди мы сейчас к Дамблдору, явно не в Башне ночевали бы… Пуффендуйца не скручивала охрана, но вид у него был побитый. Впрочем, рядом с Минервой Макгонагалл провинившимся умудрялся выглядеть даже Снейп.  — «Уши», — передразнил его Фред, — Ну да, я-то предпочитаю не слушать, а смотреть, — он кивнул в сторону преподавательского стола. — Что-то происходит. Дамблдор чёрную мантию надевает только, когда предстоит выезд из Хогвартса, у Макги глаза на мокром месте, а трава у парнишки с Пуффендуя успокоительная. Лекарственный сбор от нервов и бессонницы. Джордж не донёс вилку до рта. — Откуда ты знаешь про сбор?  — Скажем так, я добрый и честный самаритянин, пожертвовал своим сном во благо…  — Ты… ты проник в теплицу?! Сегодня заменял Рона на посту старосты, я целую ночь гонял туда, не понимал, что за возня! Не поспал даже… да ты!  — Не кипятись, — Фред сунул Джорджу кубок с кофе. — Сбор для малышни, вчера отведавших пера Амбридж. Взгляды братьев немедленно обратились к столу преподавателей: Долорес восседала там подобно розовому жабе-божку — занося прибор с едой в рот, она даже не моргала. — Макги получила сегодня посылку от эльфов, в которой они настоятельно рекомендовали не занимать кабинет директора в связи с ремонтными работами нескольких портретов. — Но почему она сказала о кабинете тогда?  — Не стоит Амбридж знать о наших делах… Джордж покачал головой и издал короткий истеричный смешок.  — Не думал я в детстве, что ты вырастешь и начнёшь вербовать профессоров. Значит ты все с самого начала знал и все равно наблюдал за моими «ушами». Я по твоему клоун?  — Нет, — Фред уселся удобнее, поджав ногу под себя. — Ты отлично сыграл свою роль пешки. И если хочешь знать, посылка тоже была от меня и Макги совсем не против. А фраза «в кабинет директора» — это код, значит «кабинет свободен вечером». Все получится… — А если кабинет был бы не свободен? — «Староста Уизли, в мой кабинет!» — Да ты, блять, смерти моей хочешь…  — Дурак! Кто так играет?! Шах и мат! — громкий крик в стороне. Через пару человек от них закончилась шахматная партия — королева объявила войну королю. Фред кивнул каким-то своим мыслям. — В шесть, матч по квидичу. После жди меня у раздевалок. Джордж заметил только мелькнувшую в воздухе сумку. Рука потянулась к последнему в тарелке куриному кусочку, но его не было — как и Фред, прожаренная ножка канула в лету.  — Да что ж такое… — Джордж в сердцах отбросил от себя салфетку. Поле гудело. Ревом болельщиков можно было оглушить весь Лондон; куда ни глянь, трибуны волновались тревожным красным и зелёным — матч «Слизерин/Гриффиндор» в самом разгаре. На Джорджа налетела хрупкая фигурка, пахнуло шоколадом. — Пришёл поболеть за меня, а? — Пришёл отговорить тебя, но теперь вижу, что это бессмысленная идея. Он ловко схватил сестру за плечи и взъерошил ей волосы на макушке. Длинный рыжий хвост взметнулся подобно языку пламени, но не это привлекло внимание Джорджа — чуть поодаль в толпе игроков неподвижно стоял Гарри; зелёные глаза, по случаю важнейшего матча не скрытые за стёклами очков (Фред самолично накладывал на него чары Зрения), смотрели прямо на них. Или на неё? Джордж запомнил эту мысль, но не успел как следует обдумать. Фред сцепил руки с Ли Джорданом в суровом хлопке. — Наваляем этим тощим слизеринским задницам. — Именно. Поберегите свои уши, детишки… — Не усердствуй на счёт Малфоя, Звезда с тебя три шкуры спустит за брата, — Джинни усердно крутила новый хвост и в воздухе то и дело мелькали ее острые локти. Джордж задумался о том, насколько больно они могут отбить какую-нибудь часть тела… Сестра давно не ребенок. Да. — Постараюсь, — сквозь губу процедил Фред и направился к орущей красной трибуне. Там он проделал свой давнишний трюк: мощное сальто вперёд с одновременным снятием футболки. Трибуна ахнула. Джинни и Джордж одновременно поморщились. — Показушник. — Экстраверт, — Гарри прошёл мимо стремительно, как вихрь. Волшебница все же успела уловить его образ: оливковая кожа, чёрные спутанные волосы, полосы красной краски на скулах. Поттер ослепительно улыбнулся, белые зубы остро сверкнули. «Как у акулы», — подумалось Джинни. Команда звала ее. Она вскочила на свою метлу и была такова; Джордж в который раз за день почувствовал себя странно покинутым, но не придал этому особого значения — в семье именно он был приземлённым и привязанным к порядку близнецом. Трибуны галдели и изнывали: раззадоренные бесчинствами Амбридж и сменой множественных позиций в команде (так, на место вратаря пришел Рон, а из толпы слизеринцев на них упрямыми поросячьими глазками зыркали Крэбб и Гойл), ученики требовали зрелищ. Малфой, в новенькой форме ловца, дефилировал по полю с убийственным выражением лица и невзначай светил новенькой «Нимбус-2001». Завидев блестящий черенок метлы ученики обычно начинали визжать от восторга, но не сегодня; видавшие пируэты «Молнии» Поттера, малыши скучали. Первокурсник в красном шарфе тихонечко показал Малфою средний палец — крошечный. Джордж даже повеселел и с радостным гиком вскочил на метлу; Поттер, на уже упомянутой «Молнии» со свистом пронёсся мимо. Матч начался. Гарри старался быть хорошим капитаном и сегодня ему это удалось особенно, игроки летали как пчёлы, снитч вертелся как уж на сковородке, чем безмерно радовал. Драко хватал руками пустой воздух, а Поттер все порывался скинуть его с метлы. Ловец — Джинни, заходила в крутое пике. — После двух невероятных, восхитительных подач охотника Гриффиндора Анджелины Джонсон, мы наблюдаем за снитчем… Невероятно! Крэбб и Гойл стукнули друг друга дубинками загонщиков! Непроходимые тупи… — МИСТЕР ДЖОРДАН! — …прекрасные люди… ГОЛ! Третий удар в ворота Слизерина, счёт 30:0 в пользу команды Гриффиндора! Мяч забил наш неповторимый капитан Гарри Поттер! Именно. Гарри сделал ещё один круг над полем, по привычке забираясь слишком высоко. Вдалеке взметнулся снитч. — Зараза! — из тумана, высоко над его головой, вылетела Джинни. Гарри посмотрел вверх: серое небо, все в чёрных клубках туч, наводило на мысль о Пожирателях смерти. Схватить мысль за хвост ему не удалось, потому что воздух буквально всколыхнулся от криков — далеко внизу зелёная и красная фигуры, едва не сбивая друг друга, извиваясь подобно двум змеям, стремительно приближались к заветному снитчу. Золотому мячу не было никакого дела до ловцов; заколдованный убегать вечно, он слепо трепыхал прозрачными крылышками, смелый и непобедимый. Мгновение — и снитч исчезает в чёрной туче.  — Твою мать! Малфой испустил ещё парочку бранных слов, отпуская метлу и выходя из крутого виража. Всколоченные волосы окружали его голову словно нимб; Гарри увидел, как Фред машинально дернулся при виде всполоха фосфорно-белых прядей. — Спустя полчаса матча счёт 50:20 в пользу сборной Гриффиндора! За золотым снитчем охоту ведут два молодых ловца, Джиневра Уизли и Драко Малфой! Кто же заберёт долгожданную… СВЯТОЙ МЕРЛИН! Ли на своей комментаторской стойке подорвался с места и схватился за дреды, а вместе с ним волной приподнялась над трибунами вся школа. Небо прочертила белёсая молния, буквально разорвав полутьму сумерек надвое и в этой вспышке отчетливо виднелось только одно движение: Джинни, вертикально опустив древко метлы к земле, рухнула вниз за снитчем. Снитч упавшей звездой вильнул вправо, влево, вывернулся из рук Малфоя, подрезавшего её с восточной стороны. Мелькнул в очередной молнии и упал вниз, прямо перед самым носом Джинни. Вытянув руку до хруста в плече, волшебница навалилась на метлу всем телом.  — Давай же! Давай! Кончики пальцев едва коснулись гладкого металла снитча и в ту же секунду последовал удар. Щелчок, падение. Метла Малфоя — последнее что Джинни увидела, прежде чем удариться об землю. Пропахав носом добрых пять метров фигурка в красном остановилась, разбросав конечности в зелёной траве и замерла. Тишина. Гарри преследовала гнетущая тишина — словно уши заложило ватой. Словно его голова под водой. На поле приземлялись игроки, с трибун по ступенькам из отсыревшего дерева неслась Макгонагалл, оттесняя Амбридж назад вздувшейся на ветру мантией. Не сводя глаз с Джинни, ученики заполонили поле, издавая дикий шум, шурша одеждой. Малфой, с белым лицом и чёрными широкими зрачками, медленно спикировал на поле; задрожав от удара ног об землю, его метла, сломанная в столкновении с Джинни, рассыпала блестящие прутья прямо на газон.  — Я убью тебя, мразь! Сукин ты сын… Толпа схлынула, образовав круг пошире; в самом его центре теперь оказались стоящие лоб ко лбу Малфой и Джордж, чуть поодаль — Джинни, Макгонагалл и нависшая над ними Амбридж, с выражением слащавой учтивости на изрытом сахаром розоватом лице.  — Это игра, Уизли, если до тебя ещё не дошло. Правила не запрещают, — страх начисто стерся из глаз и всей позы Драко, — выигрывать.  — Выиграл Гриффиндор!  — Уизли первая коснулась снитча!  — Победа за нами, Малфой! Драко даже не удостоил их взглядом; не отступил ни на шаг перед сжимающим кулаки Джорджем. Они огрызались как голодные псы, не спеша вступать в контакт при профессорах, но Минерве будто бы было все равно: кто-то позвал мадам Помфри, на поле организовали маленькую переносную аптечку, и профессор молча колдовала; тонкая, едва заметная улыбочка осветила ее лицо — она заметила Гарри и Фреда. А заметить было что: Поттер, демонстрируя внезапную мощную силу, скручивал рвущегося из его рук Фреда; в воздухе то и дело мелькали кулаки и локти, пока Гарри не повалил волшебника точной подсечкой и не уселся на его спину. От Джинни, лежащей теперь на толстом покрывале, послышалось сопение; она обернулась на поле, все еще сжимая кулак с фантомным снитчем. Послышался пронзительный свисток мадам Трюк, рядом приземлились Крэбб и Гойл. Завидев их, а затем и копошащихся поодаль Гарри и Фреда, Малфой ещё больше расправил плечи. Он отступил от взмыленного Джорджа, белый от ярости, с деланной улыбкой на лице. — Спасаешь Уизли от позора? — сказал он. — Хуже загонщика я не видел… Но он же на помойке родился. Тебе понравился мой трюк, Поттер? Гарри не ответил. Он повернулся к своим игрокам, продолжая удерживать Фреда: они приземлялись один за другим с ликующими криками, молотили кулаками по воздуху — все, кроме Рона, который слез с метлы возле шестов и в одиночестве поплелся к раздевалке.  — Мы хотели испробовать новые приемы, но твоей рыжей подружке хватило и одного! — крикнул Малфой, глядя, как Алисия и Кэти подбегают к Гарри. — Но я слышал, что она больна и слаба, а то надо было на поле ее престарелую мать пустить, справилась бы лучше… — Не пори чушь, змеёныш сопливый, — с отвращением бросила ему Анджелина. —… ее бездарного папашу мы отмели, тот даже со своей работой не справляется… Фред, выкрутившийся-таки с железных объятий Поттера, вновь напрягся. Он повернулся к брату и кинул взгляд на Гарри. — Бросьте! — сказала Анджелина и схватила Фреда за руку. — Брось, пусть себе орет. Злится, что проиграл, ничтожество…  — Но ты ведь любишь эту семейку, а, Поттер? — издевался Малфой. — Каникулы у них проводишь? Как только вонь эту выносишь, не пойму. Хотя, пожив у маглов, небось и помойке рад? Гарри вцепился в Джорджа. Анджелина, Алисия и Кэти втроем удерживали Фреда, рвавшегося к Малфою, а тот смеялся им в лицо. Гарри поискал глазами профессоров, но они были заняты Джинни; та уже сидела на покрывале с прибитым видом.  — А может, ты помнишь, как воняло в доме у твоей матери, — продолжал Малфой, — и в свинарнике Уизли узнаёшь родной запах? Ладно ты, Поттер, а вот какого же самим отпрыскам Уизли… О, точно! Я понял… Эй, Фреддик! Вернулся под крылышко мамаши после потери этой магло-сучки, — он улыбнулся как-то криво, болезненно, будто лицо свела неожиданная судорога, — Кассиопеи? Гарри не заметил, как девочки отпустили Фреда; секунду спустя они уже оба мчались к Малфою. Он совершенно забыл, что это происходит на глазах у всех преподавателей; было только одно желание: сделать Малфою как можно больнее. Вынуть волшебную палочку было уже некогда, рукой, с зажатым в ней куском мантии Уизли, он изо всей силы замахнулся — его опередило красное пятно: Фред, обрушивший кулак с белыми костяшками прямо на лицо Малфоя. — Гарри! ГАРРИ! ФРЕД! СТОЙТЕ! Он слышал крики девочек, вопль Малфоя, пронзительный свисток судьи, рев трибун, но ему было все равно. Пока кто-то рядом не выкрикнул: «Импедимента!» — и Фреда не отбросило назад силой заклятия, он молотил кулаками Малфоя. Гарри с силой саданул Драко в живот. — Что вы делаете! — крикнула мадам Трюк. Гарри встал на ноги. Видимо, это она сшибла Фреда заклятием: в одной руке у нее был свисток, в другой волшебная палочка, а метла ее валялась в нескольких шагах. Малфой скорчился на земле, он не стонал и не выл, из носа текла кровь. У Фреда вспухла губа; Джорджа насилу удерживали три охотницы, а позади хихикал Крэбб.  — Никогда в жизни не видела такого поведения! Марш в замок, вы двое, и немедленно в кабинет директора! Отправляйтесь! Ну же, живо! В кабинете Дамблдора было беспокойно: тикали серебряные приборы на столе, люди на портретах шуршали, шептались и переходили по рамам, в клетке Фоукса вспыхивали искры, хотя самой птицы там и впомине не было. Поттер медленно отклонился на задних ножках стула и оглядел кованые прутья клетки — когда-то этот феникс сбросил два пера, ему и Волан-де-морту… Малфой сипло кашлянул, Гарри приземлился обратно на все четыре ножки, с грохотом подобном грому. В кабинет вплыл Дамблдор, весь серебристый и седой, с коробкой засахаренных лимонных долек; за ним почтенно следовала Макги с выражением лица совершенно нечитаемым и, более того, невероятно веселым. Уголки ее губ тихонько стремились вверх, чему Гарри очень удивился, но не подал вида; с откровенно скучающим лицом он повернулся к директору и сжал подлокотники руками.  — Не желаете засахаренный лимон? Малфой дернулся от звука голоса Дамблдора как на электрическом стуле; губы его скривились.  — Конечно, профессор, не откажусь! Гарри выбросил вперёд длинную руку, сграбастал целую горсть долек и уселся обратно на стул, обильно посыпая себя и пол сахарными крупинками — Драко ещё больше сморщился, точно урюк. — Я думал здесь будет обсуждаться дисциплинарное взыскание, а это, — он красноречиво склонил голову в сторону жующего Гарри, — цирк. Я, пожалуй, пойду… Малфой почти встал, но внезапно Дамблдор, оглядев двух волшебников поверх очков-половинок, сжал губы и выдохнул себе в бороду. — Уйдёте не вы, мистер Малфой. Присядьте обратно, нам нужно многое обсудить. Мистер Поттер, вы можете возвращаться в Астрономическую башню в сопровождении профессора Макгонагалл, — он встал, расправил мантию и зачем-то подмигнул портрету у окна. — Впрочем, я отнимаю у Гриффиндора 5 очков за применение силы по отношению к вашему сотоварищу… — Он мне… — вскинулся Малфой. — Довольно, мистер Малфой. Дамблдор сказал это вполголоса, но слова возымели эффект — Гарри, так и не сказав ни слова, запихнул оставшиеся дольки в рот и прошёл к двери вразвалочку, по пути нарочито небрежно щёлкнув пальцами по серебряной крышечке песочных часов. Когда Макгонагалл закрыла за ними дверь, Гарри отвернулся и крепко укусил себя за кулак, чтобы не закричать — в этот самый момент профессор сочувственно пожала его плечо. Еле сдержав слёзы бессильной злобы, парень почти бегом направился в больничное крыло — проведать Джинни. Дамблдор внимательно смотрел в окно. Оно было плотно запотевшим и наверняка в нем ничего не просматривалось, но старик видел в нем что-то. Или кого-то. Он мягко развернулся лицом к парню. — Как поживает ваш отец, мистер Малфой? — Он в полном здравии. Драко едва слышно скрипнул зубами. К чему эти вопросы?! — А ваша мать? Надеюсь, с ней тоже все, — руки директор спрятал себе за спину и теперь было похоже будто он что-то прячет. Нож? Палочку? Лимонную дольку? — Хорошо? Хорошо?  — Да, у неё тоже все отлично. — А вы?  — А что я? — не понял Драко. Он вдруг почувствовал себя загнанным в ловушку. — Как вы справляетесь со смертью Кассиопеи Малфой?  — Она не умерла, — сглотнув горькую слюну, Драко замер в кресле. Время будто остановилось и скатилось куда-то в желудок. — И она не Малфой. А Блэк. Дамблдор поднял брови.  — В документах, что пришли в Хогвартс, свидетельствовалось о смерти Кассиопеи Малфой, а не Блэк. Стало быть, даже после ее гибели, урну с прахом привезут в ваше поместье… В фамильный склеп. Вы знаете, однажды я был там, в этом красивом мраморном мешке, на похоронах вашего дважды прадеда. Кассиопее бы там не понравилось… — Зачем вы говорите о ней в прошлом времени? Вы же прекрасно знаете, что она не умерла! — Этот цирк слишком затянулся и Драко хотел быстрее выйти, отвернуться от пронзительного взгляда голубых глаз. — Да, конечно! Она не умерла для меня, для своих друзей и близких. Но она все равно что умерла, лично для вас. Пусть не в буквальном смысле, но разве увидитесь ли вы когда-нибудь ещё? Разве сможете поговорить ещё раз? Вы помните, что сказали ей в последний ваш разговор, мистер Малфой? — Нет! Зачем вам это нужно? Я не помню… мне незачем такое запоминать! — Ну да, она ведь всего лишь жалкая предательница, отребье, ещё один сожжённый портрет на семейном гобелене… Ей действительно стоило бы умереть… — Неправда! Она моя сестра! Драко вскочил и дернулся от звука своего голоса, ударившегося об каменные стены кабинета. Глядя лишь на Дамблдора, он попятился к двери. Директор смотрел на него ласково и немного грустно. — Я рад это слышать, мистер Малфой. Вы можете идти в свою комнату, ужин будет на вешнем столе. Вам ведь наверняка не захочется сейчас видеть кого-либо…  — Вы ничего не знаете. Вы ничего не знаете! Драко нашёл в себе силы отвести взгляд. Деревянная дверь прямо перед ним, протяни руку только. Закрывая ее за собой, он все же обернулся: в глаза ему бросились три вещи — пустые портреты на стенах, улыбка директора, чёрные пальцы на его руке. Чёрная кожа. Железная гаргулья встала в паз с отвратительным скрежетом и Драко, ведомый этим звуком, побежал в подземелья. Стоило оно того? Джинни перекатывала этот вопрос целую вечность. Так яростно отстояв своё место в Хогвартсе и в сборной, заставив мать и отца забыть о ее недуге, она вдруг остановилась. Впервые за все годы учебы она не испытала радости от поимки снитча… как будто и не нужен он ей вовсе… Громкие шаги за дверью отвлекли от мыслей; в проеме показалась лохматая чёрная голова.  — Поттер?  — Гарри. Волшебник вертел в руках ненужные ему сейчас очки, будто держался за какой-то якорь. Поттер медленно осматривал крыло, не останавливая взгляд ни на чем, до тех пор пока не встретился глазами с Джинни.  — Джин, то что сказал Малфой…  — Плевать. Поттер резко вскинул голову. — Ты уверена?  — А в чем тут быть не уверенным? У него искалеченый ум, ты разве ещё не заметил? Я своих тоже не жалую, но они по крайней мере никогда не заставят меня выйти замуж за брата или завести ручного раба. Из двух зол выбирают меньшее.  — Семья это вовсе не зло. — Странно слышать это от тебя… — А что не так со мной? Джинни удивленно вскинула брови. Разговор принимал нежелательный оборот и ей вовсе не хотелось ссориться, просто Гарри стоял перед ней такой раздражённый, мнущийся и с розовыми щеками злости… На вкус он как железо и боль, подумала она. — Это ты мне скажи. Нормально тебе сейчас выгораживать мою семью после того что ты видел? После того что было? — Я видел. Я все понял, но сейчас я вижу лишь обиженную, запутавшуюся малолетку, которая ни во что не ставит своих род… — Ничего не хочу слышать! Ты можешь либо говорить зачем пришёл, либо проваливай к чертовой матери сейчас же!  — Я уйду, — он медлил. — Да и пришёл я не за этим. Вот, держи. На одеяло, которое Джинни отчаянно натягивала до подбородка, шлепнулся конверт. — Мне передал его «ты сама знаешь кто». — Темный Лорд? — брякнула она. Поттер улыбнулся ей чуточку снисходительно и надел таки очки, сразу сделавшись серьезнее и милее одновременно. — Воландеморт не стал бы слать письма девочке-Гриффиндорке. И никакой он не Лорд. Так, жалкий ублюдок. Улыбнувшись напоследок, Поттер взмахнул полами чёрного пальто и стремительно вышел из больничного крыла, оставив после себя аромат полировки для метел, кожи и дерева. Джинни полезла в конверт. Тощий, матовый, невесомый, под пальцами он хрустел просто великолепно; Джинни вгрызлась в текст, как в самый вкусный кусок пирога: «Ты сама можешь выбирать себе семью». Одна строчка. Ни подписи, ни знака, ничего. Во сне Джинни заставляли держать в руке чёрное перо и выводить порядок букв. Вчитавшись в написанное, она ужаснулась: весь пергамент, а заодно и ее руки покрывало одно слово — семья. Семья, семья, семья, семья, семья… Утром ее благополучно выписали и Джинни думать забыла о письме и странном сне. На время. Действие нового Оборотного зелья быстро заканчивалось — с зеркала в вонючем маггловском туалете на вокзале на неё смотрели разные глаза. Серый и болотно-зелёный. Жуть. Запихав палочку подальше во внутренний карман, Кассиопея пошла по указателям на железнодорожный путь. Глупо было полагаться на трансгрессию и бреши в защитном куполе — без всяких магических фокусов она добралась до заброшенной пустоши через два дня. Купол был на месте. Стоя на шуршащем островке весеннего снега, Кассиопея ощутила невыносимое желание закурить, но сигареты закончились давно, ещё в первый день поездки. Магловских денег у неё не было. «Как и сил, и навыков убить Пожирателя» — тихонько шепнуло сознание. Касс отмахнулась от голоса. Привычно взрезала ладонь, привычно задержала ее в воздухе — набухая, капли крови превращались в маленькие алые бусины. Купол растворился на мгновение, которого ей вполне хватило — Кассиопея нырнула внутрь легко и просто и тут же застыла. Замерла, съежилась, так сильно испугавшись, что едва не умерла в ту же секунду — по ту сторону купола к трансгрессии готовились Пожиратели. Чёрные, с ужасными бронзовыми масками в руках. Беллатрисса стояла ближе всех, вся кудрявая и гладкая, как чёрная кобра. В долю секунды Кассиопея вытащила палочку — как? Зачем? — АВАДА КЕДАВРА! Палочку она украла у пьяного волшебника в пабе на границе душного магловского поместья — слишком гибкую, тонкую, непослушную… Слишком слабую для темных чар. Тонкий зелёный луч попал в медальон на шее Лестрейндж — та даже не сумела отбить удар, настолько была поражена. Правой руки Кассиопеи сухо и быстро коснулся крохотный палец — и мир свернуло в воронку. В окне воронки Кассиопея увидела ужасающе страшное лицо Беллатрисы — белое, с налитыми кровью губами. С глазами, обещающими боль. Не страх пришёл за Кассиопеей. Сама смерть.