Рауль (сайд-стори к "Затмению")

Часть 1. Монгрел Восемь месяцев спустя... Ясон Что-то было не так. Что-то в нас. Или нет, скорее, во мне. Ты был идеален, ты был более чем идеален, ты был продолжением меня... но не моих желаний. Ты блонди-совершенство, но я, видимо, - нет. Рано или поздно, это должно было случиться. ... Ни ты, ни я ничего не могли сказать в то утро. Я сорвался ночью. Точнее, почти сорвался. Ты что-то сказал или сделал, я уже не помню, но я почувствовал, как распускаются черные лепестки в моем сердце. И я хотел тебе крикнуть, чтобы ты перестал. Но я не смог. Я уже целовал тебя, вминая в раскаленные простыни, я жадно пил тебя, чувствуя привкус нашей смешанной крови. С утра я не мог взглянуть тебе в глаза. Ведь я с самого начала, почти с самого начала, знал, чем все кончится. И то, что моя петля станет только крепче. Все, что могу сделать теперь - освободить от нее тех, кто мне близок, кто мне дорог, кого я... люблю. Я понял, что схожу с ума, месяц назад. Ты держал меня так крепко, как только мог. Ты позволял мне... многое, и... многое я отдавал... с радостью, но... что-то пошло не так. Я долго пытался понять, что же это. Эти ночи, когда ты, утомленный мною до изнеможения, засыпал доверчиво на моем плече. Ты, старающийся говорить со мной на моем языке. Это было похоже на забавный акцент. Было все, и даже больше, чем я рассчитывал, но... Я смотрел на твое лицо, - по лунному бледную в темноте кожу, закрытые глаза с подрагивающими ресницами, изящные сильные руки, умеющие быть покорными и неумолимыми. Да, в тебе было все, но... Видимо, ошибка была во мне. С каждой нашей встречей, с каждой ночью я с ужасом понимал, что ничего не получается. Гармония, назначенная нам свыше... в ней чего-то не хватало. Мне вновь снились сны, где я не мог разделить тебя и его. Это были самые страшные кошмары, от которых я просыпался, едва успев сдержать крик. А потом случился этот срыв. Я видел сочувствие в твоих глазах. Мне большого труда стоило не бросить тебе в лицо, что мне не нужна твоя жалость. Ты не жалел меня, ты был, как... Так ученый смотрит на порченый материал. Это было невыносимо. На следующий день мы не смогли встретиться. И еще несколько дней. У тебя была срочная работа. И я был уверен, что у тебя на самом деле нет времени, что ты не придумал предлог, чтобы избавиться от меня, просто так... сложилось. И в одну из ночей, борясь с бессонницей и безумными мыслями, я вдруг понял со всей ясностью сумасшедшего. Я не люблю тебя. Так, как должен бы. Так, как мог бы. Так, как хотел бы. Так, как ты этого заслуживаешь. Так, как я люблю другого. Того, кого отпустил. Теперь я понял, почему это сделал. И я понял, что верну его, во что бы то ни стало. Мой сон был в эту ночь легок и безмятежен. Вы больше не сливались в одно существо. Я решил, что все расскажу тебе, как только придет время. Как только все будет готово. А пока... я буду любить тебя, как умеет любить блонди другого блонди. Наверное, это было нечестно, но иначе я бы сошел с ума. Ты мое спасение, Рауль. Хоть ты этого пока не знаешь. А когда узнаешь, я уверен, ты никогда не простишь меня. Как я и сам. Но я не могу иначе. Рауль Именно сейчас, когда я чувствовал, что мне необходимо быть рядом с тобой, у меня не было этой возможности. Внутренние конфликты, трясущие Федерацию, как буря трясет дряхлое дерево, коснулись и нас. Не только в политическом плане, но и в личном. Срочный важный заказ оторвал меня от тебя на долгих десять дней, и всего раз я смог вырваться из замкнутого круга лабораторных тестов, помпезных обедов и всевозможных презентаций. Времени на полноценный отдых в моем графике предусмотрено не было. И это было тяжело не столько для моего тела, сколько для моего мозга. Я стал очень эгоистичным, - то, что происходило вне наших встреч, мало меня волновало. Ты шутил, что у меня пальцы искрят, и говорил, что на первых порах у всех так. Я молчал и не спрашивал о том, кому достались твои первые искры. Шел месяц за месяцем, и моя пора сияния не проходила, мне достаточно было подумать о тебе, чтобы мне становилось жарко в моей одежде. Заказ Федерации, о котором можно было только мечтать, и за который в любое другое время я бы взялся с искренним энтузиазмом, сейчас стал для меня пыткой. Федералы, напуганные сотрясением своего устоявшегося мирка, сами не знали, чего они хотят. Они отвергали одну идею за другой, им было нужно невозможное, фантастические монстры. У них не было четкого видения в то время, как передо мной стояла предельно четкая задача - угодить им. Секретные агенты нового поколения требовались для того, чтобы обезглавить верхушки государств, которые почувствовали себя достаточно самостоятельными, чтобы выйти из состава Федерации. Вместе со всеми своими ресурсами, к которым Федерация так удобно присосалась и которые не намерена была отпускать. За услугу Федерация была готова платить большие деньги и на многое закрыть глаза. Я наблюдал самый ироничный в истории Амой момент, когда Федерация, всегда скрывавшая свои экономические отношения с Танагурой и публично порицавшая нашу политику, делала наши научные возможности своей главной надеждой. У меня в голове звенело от истерических ноток в голосах федералов, от бестолкового птичьего щебета. На очередной презентации в новом, вызывающе роскошном комплексе "Галактика" я был рад хотя бы ненадолго препоручить делегацию моему спасителю Вици. Он любезно отправил наших пташек на экскурсию по комплексу, каждый зал которого кричал о том, что можем мы, и чего не может Федерация, испокон веков предпочитавшая действовать не головой, а силой. Гигант на тоненьких ножках, для которого будет смертельно потерять равновесие. Я опустился за столик подальше от сцены и устало потер виски, у блонди тоже есть свой предел, после которого чрезмерные нагрузки дают о себе знать. Моя безупречная репутация выходила мне боком - этим людям нужно было чуть ли не постоянно видеть меня перед собой как гарант высочайшего профессионализма, это их успокаивало. Убогий поток сознания преследовал меня даже по ночам в так называемых экстренных телефонных звонках. - Вот вы, хотели бы, чтобы вас кто-то захомутал? Успокаивающую, хоть и относительную, тишину прервал хрипловатый голос, вероятно, испорченный злоупотреблением табаком. Подняв глаза, я увидел, что возбужденные хрипы принадлежат мужчине с уже поношенным, но все еще весьма приятным лицом. При другом освещении и с другим настроением он мог бы сойти за красавца, сейчас, как любой эмоционально взвинченный человек, он выглядел жалко. Судя по бейджу на пиджаке незнакомца, он был одним из тех торговых представителей, которые прочесывают планеты, пытаясь продать эксклюзивы своих компаний, по меркам Танагуры просто смешные. Видимо, он занимался своим делом так долго, что уже не понимал, где находится, и все презентации были для него как один долгий рабочий день. Этому человеку, очевидно, нужно было срочно поделиться своими переживаниями. Моя располагающая внешность также выходила мне боком, но, с другой стороны, было занятно, - увидеть человека, который разговаривает с блонди как с себе подобным. Я доброжелательно улыбнулся, не принимая в ней участия, но и не сворачивая анекдотическую ситуацию. - Котик, где ты был? Ты скучал по своей кошечке? Как ты скучал? Мой, если так можно выразиться, собеседник явно передразнивал речь некой женщины. - Какая угодно работа, лишь бы подальше от этой занозы. И как меня угораздило жениться на ней? Никогда не женитесь, слышите меня?! Ясно, он новичок, сбежавший с насиженного места, не разбирая дороги. Я кивнул головой, давая понять, что женитьба на кошечках не входит в мои планы. - И я ведь это уже проходил! И снова вляпался, как последний дурак. А жизнь была так прекрасна и удивительна. Стоит женщине нас заполучить, и она думает, что мы ее псы, готовые по первому зову бежать к ноге. Ненавижу, когда меня контролируют! В конце концов, мы граждане свободной страны! Мой собеседник поднялся так же внезапно, как до этого упал на стул. Я проследил за его удаляющейся в сторону барной стойки фигурой. Я задумался, почему поощрял столь нелепый разговор. Думаю, мне было интересно послушать о том, как свободой распоряжаются люди, имеющие ее. В Эос такого опыта не получишь, расспрашивать высокопоставленных клиентов об их личной жизни было бы в высшей степени странно и неуместно. У меня свободы никогда не было, но, наверно, я всегда был счастлив. Я никогда не метался, всю свою жизнь я знал, что создан для тебя. С течением времени это знание просто претерпевало трансформации. Оно росло, как живой организм, питаясь происходящими переменами. Послезавтра мы, наконец, увидимся. Я теперь и сам знаю, как могут болеть руки без прикосновений. Я хочу проникать в тебя пальцами, чтобы твои пальцы проникали в меня, потом внезапно, когда больше не можешь сдерживаться, бросить дразнящую игру и заняться любовью, перекатываться по простыням в борьбе за лидерство. Правда, мы уже выяснили, что ты изворотливее и сильнее, и легко победить я могу только, когда ты поддаешься. В последний раз, когда мы были вместе, ты использовал свою превосходящую силу грубо, как будто лишился разума. - Это больно, Ясон... Вместо того, чтобы перестать, ты вжал мое лицо в подушку, нажал на мое горло, чтобы я не мог говорить, чтобы ты мог продолжать жестко двигаться. - Да... Ты мой. Мой. Как зверь, ты лизнул, укусил мою шею сзади. Ты получил разрядку жестоко, быстро и мощно. Конечно, потом ты пришел в себя, ты просил прощения, но у меня внутри поселилась тревога. Нас ждет серьезный разговор, я надеюсь, ты не закроешься. Это не твоя, это наша общая проблема, ты должен это осознавать. Я не понимаю, чего ты так сильно боишься, что теряешь над собой контроль? Ясон Пока мы не могли видеться, я успел переговорить с Катце и обговорить нюансы будущего спектакля для монгрелов и другого, более важного. Мы обсуждали план действий на ближайшее время, но я все время вспоминал последний мой заказ. Я помню каждое слово. Каждый взгляд. Каждый кадр записи. Озабоченный внешник больше не побеспокоит тебя, мой блонди-совершенство. Я ревную тебя и сейчас, как будто все еще имею на это право. После той ночи, когда я понял всю правду про себя, про нас, я запретил себе все инстинкты и эмоции собственника. У меня больше нет прав на тебя. Я не люблю тебя, я так решил, но все же... Во мне все восставало, когда я пытался представить тебя с кем-то другим, кроме меня. Эти невольные видения разрывали меня на части. Я успокаивал себя тем, что, когда я все расскажу тебе, ты... Может быть, ты дашь мне совет? Или подтолкнешь к пониманию? Поможешь мне разделить, наконец, свои чувства и больше не смешивать их. Иногда я думал, что люблю вас обоих, что мои чувства просто разные, что... Тогда на меня накатывала паника. Я подавлял ее, отгонял прочь свои сомнения и брался за безжалостный скальпель логики. Я не могу без Рики. Я хочу его вернуть. Настолько, что уже готов рассказать и объяснить тебе все. И даже готов расстаться с тобой. Что же это, если не любовь? И в тоже время я прекрасно понимал, что буду хотеть и любить тебя, и заботиться о тебе всегда. Просто не смогу иначе. Что же это?... Вас невозможно было бы совместить. Вы ненавидите друг друга. И теперь я понимаю, насколько небеспочвенно. Но что делать мне? Остается только выбрать. Одного. Того, чья черная игла засела в моем сердце. И еще - придумать, как отрезать себе все пути к отступлению. До того, как начну сходить с ума... без тебя. Катце никак не прокомментировал мои распоряжения относительно Рики, но, безусловно, понял все. Он сделает, как я скажу, и, может быть, расстояние даст мне шанс забыть тебя... Я еще более ненормален, чем думал. Я твердо решил больше не подвергать тебя опасности и не унижать своей ложью. Но мне было невыносимо трудно сказать тебе о своем решении сразу после мучительной разлуки. Мне стоило большого труда просто ответить на твое обычное приветствие. Мы встретились в бильярдном зале. После случившегося я вряд ли мог рассчитывать на встречу в спальне. Ты был напряжен не меньше, чем я. Ты встревожен, ты всегда отлично меня чувствовал. Ты сам начал разговор. Рауль Я попросил тебя о встрече в зале для бильярда. После недели воздержания я боюсь не тебя, я боюсь не сдержаться сам. Сейчас было бы лишним давать волю чувствам, разрешить им победить. Ты держишься подчеркнуто официально и отстраненно, как тогда, когда мы не одни. Наши руки соприкасаются только на секунду, предусмотренную этикетом. Я знаю тебя много лет, я знаю твою психокарту, я знаю о тебе массу мелочей, как после секса ты рисуешь на моей влажной коже пальцами и смеешься над моими мурашками. Но сейчас я не знаю, что кроется за твоим поведением. Ты ведешь себя как человек, который дезориентирован и старается этого не показать, но отсутствие эмоций выдает тебя с головой. Я сейчас должен быть не только любовником, но и психологом. Если на тебя давить, можно сломаться, но не добиться ответа. Чтобы разобрать твою проблему, я вспоминаю свою, - мы все бываем растерянны, это естественно. - Ясон, помнишь, я боялся грозы, когда мы учились? Когда я натираю мелом кончик кия, он пачкает мои перчатки. Белое на белом не видно, перчатки кажутся чистыми, но это не так. Если прикоснуться к чему-то темному, это станет очевидно. Мы не всегда видим события такими, какие они являются, пока не возникает что-то постороннее. Я чувствую, что-то в тебе изменилось, еще до срыва ты перестал рисовать на мне свои знаки, перестал долго целовать в губы, перестал говорить смущающие меня бесстыдные комплименты. Ты стремился к сексу бессловесному, ненасытному, звериному, после которого глубокий сон сваливает с ног. Я списывал все на сверхнагрузки последних недель. ... Мой. Мой... Твой ожесточенный, невменяемый, рычащий голос. То темное, постороннее, пугающее, что позволило мне увидеть. Для кого-то враг - их язык, для меня - мое деликатное молчание. - Если я и боялся чего-то, то не грозы. У меня просто не было другого повода. Ты ведь знал? - Догадывался. - Я подозревал. Никогда не умел хитрить. Моя улыбка пропадает впустую. Ты примериваешься, пользуясь этим, чтобы не смотреть на меня, и промахиваешься. Твой удар слабый и неуверенный, как у начинающего игрока. Шар только разгоняет соседние по зеленому сукну. - Ясон, чего ты боишься? Что за повод у твоего страха? Ты думал об этом? Я решаюсь подойти к тебе, но всего лишь пожимаю твою руку. - Помнишь мое обещание? Это я скорее думаю, чем произношу вслух, никто не слышит, но ты слышишь. - Я поддержу тебя, что бы ни случилось. Мы справимся вместе. Что тебя мучает? Ясон Чего я боюсь? О, в последнее время я выяснил многое о том, чего я могу бояться. Я, Ясон Минк, Первый Консул Амой, я боюсь... Потерь. И иду на них сознательно, чтобы не потерять последнее, что у меня есть, - самоуважение. Бильярд - не более, чем повод занять руки и взгляды. Преграда, которой я отделяю тебя от себя. Хрупкая и ненадежная. Особенно после того, что я собрался сделать. Но как же мешает камера над столом. - Я напряжен. Ты прав, Рауль. Только это, по большей части, рабочие моменты. Все решаемо, ты же знаешь. Рабочие, разумеется. Особенно те, что мы обсуждали с Катце. Ты никогда не видел, чтобы я лгал так неумело. На Совете для федералов и внешников, на приемах для публики и Юпитер, - тогда, когда мне это было нужно, моя ложь всегда выглядела безупречно. Но сейчас я не хочу лгать. Я не хочу лгать тебе. Это просто привычная защитная реакция, Ра. Как же мешает камера. Ты спрашиваешь, чего я боюсь? Я давно знаю, чего. Но сейчас, именно сейчас я боюсь... - Себя. Я не замечаю, как произношу последнее слово вслух. Тихо, но ты, безусловно, расслышал. Твой взгляд обеспокоенный и вопрошающий. Мне не остается ничего иного, как продолжить. - Ты не мог не заметить перемены во мне. Я их заметил чуть раньше. Проанализировав ситуацию, я понял, в чем проблема. Я стараюсь не смотреть на тебя, как будто признаюсь в чем-то постыдном. Но что может быть постыднее для блонди, чем потеря контроля над собой?... - И я знаю, как ее решить. Я решаюсь бросить на тебя взгляд и вижу в твоих глазах... Сочувствие? Только не это. - Рауль, я должен просить тебя извинить мое поведение. Проблема, которую я понял в себе... Ты не виноват в ней. Видимо, при моем создании случился какой-то генетический сбой, было бы забавно взглянуть на записи... Я говорю все это спокойно и бесстрастно, я слагаю огромные глыбы льда между нами. Усмешка трещиной змеится по льду. Я хочу пошутить, Ра. Может быть, тогда мне станет хотя бы немного... не страшно? Ты же знаешь, что последнее мое предположение - абсурд. Чувство юмора не помогает. Я должен сказать тебе правду. Я так решил. Ты не должен пострадать... никогда. Видимо, моя улыбка выглядит настолько неестественно, что к жалости в твоих глазах добавляется еще и тревога. Нет, мой Советник, я не сошел с ума. Пока. - Проблема во мне самом, Рауль. Я постараюсь с ней справиться. Как же мешает эта камера... Я смотрю на нее, и все мое существо наполняется ненавистью. К этому миру, к Юпитер, к себе самому, к тому, что все здесь именно так и не иначе. Все неверно! Руки вцепляются в кий, я с трудом отвожу взгляд от камеры, но все равно всей кожей чувствую, как техника записывает каждое движение моих ресниц. Хорошо, что блонди умеют следить за своей мимикой. Лед моего лица, лед твоего... и пожар наших глаз. Прости меня, Ра. Хоть я и не имею на это право. Рауль Теперь мне очевидно, что я проецировал на ситуацию свой единственный страх - перед Юпитер. А ты боишься совсем другого, - Себя? В самом деле, кого еще может бояться Ясон Минк? - Себя. Если бы я не стоял совсем близко и не читал по твоим губам, вряд ли бы я понял. Никогда прежде я не слышал, чтобы ты говорил, что у тебя есть проблема. Я чувствую, что тебе невероятно сложно впустить кого-то в свой мир, озвучить свои страхи. Сложно до такой степени, что ты называешь себя генетической ошибкой. Ты был бы уничтожен, если бы это было так, я не поддерживаю твою шутку. Холодок пробегает у меня по спине, я откладываю кий. Вряд ли у меня получится создать видимость, что я заинтересован выигрышем. Ты, кто всегда презирал нерешительность, сейчас с трудом подбираешь слова и делаешь долгие паузы. Каждый раз я думаю, что больше ты ничего не скажешь. Ты пугаешь меня. - Ведь ты сейчас говоришь о том, что ты называл игрой, Ясон? Привычкой, которую ты готов поменять на другие? Я предвидел, что рано или поздно мы вернемся к этому вопросу. Хотя было приятно предаваться заблуждениям, я всегда знал и знаю, что ты воспринимаешь сексуального партнера как добычу. Ты ошибаешься, если думаешь, что я не слышу, как ты сжимаешь зубы, контролируя себя даже на пике. Ты не используешь пэтов, чтобы выплескивать на них свою дикую энергию, - как будто внутри тебя в клетке ходит зверь. Я благодарен тебе, я бы снова лишился сна, но я бы ничего не сказал, выбери ты этот способ. Это предназначение пэтов - быть игрушками для своих хозяев, иногда сломанными игрушками. Мы отличаемся, - ты берешь силой, я отдаю добровольно. Я помню, как однажды после тренировки ты попросил меня, чтобы я не снимал форму для фехтования и не принимал душ. Мы поднялись к тебе, ты опрокинул меня на пол, вывернул руки за спину, ты почти кусал мои губы. Ты сказал, что хотел сделать это еще тогда, когда мы возобновили тренировки и повздорили. Ты говорил, что побежденный и растерянный я выгляжу сексуально. Я подумал, ты, как всегда, меня дразнишь, чтобы услышать слова протеста и вслед за ними - согласие. Но ты не шутил. - Хочешь, пройдем к тебе в гостиную и поговорим спокойно? Ты скажешь мне, что ты собираешься предпринять? В любом случае, я готов ждать столько, сколько тебе понадобится для решения проблемы. Я мог бы написать для тебя индивидуальную программу, но не спешу ничего предлагать, зная, как болезненно ты воспринимаешь неудачи и предложения о помощи. Почему мое сердце перестало биться, как будто в ожидании непоправимой беды? Я одергиваю себя, что охвачен неуместной неоправданной паникой. - Почему ты волнуешься? Ясон - Сказать?... Я не знаю, чего больше сейчас в моих словах, иронии или вопроса. Хотя мне уже не нужно ничего спрашивать и остается только иронизировать. Но для этого у меня будет еще много времени. Я уверен. Мне мешает камера. Мой ход. Я склоняюсь над столом, прицеливаясь. Мой удар будет безупречен, я знаю. Напряжение уже ощущается почти физически. Это последнее... Удар, треск, цель. Осколки сыпятся на нас алмазным дождем. Как разбившийся мир. Как бесполезные слезы. Как острые грани правды. - А если я скажу, что люблю его? Люблю Рики. Мир застывает ослепительно резким кадром. Осколки летят вниз. На тебя. И режут, острые. Мои слова. Прости меня, мой Рауль. Мой солнечный Ра. Мой господин Советник. В твоих глазах боль. В твоих глазах понимание. В твоих глазах... мой взгляд. Разве мне есть, что еще сказать? Разве нужно еще что-то говорить? Ты видишь все. Ты умеешь считывать меня не хуже самого лучшего из своих сканеров. И ты знаешь, что я не лгу сейчас. Я достраиваю твою мозаику. Я открыт перед тобой. Будь я на твоем месте, я бы убил меня. Но ты не я. Ты молчишь. И боль делает изумрудное море черным. Если бы я мог... Я могу только спасти тебя. От себя. И я делаю то, что могу. Теперь... все кончено. - У тебя есть еще вопросы, Ра? Мой голос холоден и безразличен. Удивительно, что, когда я говорю, дыхание не вырывается у меня изо рта облаком - так мне холодно. Кровь замерзает. Сможешь ли ты простить меня, Ра? Останешься ли ты со мной, Ра? Ра?... Мы смотрим в глаза друг другу, и мир сыплется алмазными осколками с небес. С наших искусственных, неправильных, безупречных небес. Прости меня, Ра. Рауль Осколок задевает щеку, и я закрываю ее рукой. Как нужна секунда, чтобы из пореза показалась кровь, все во мне полностью останавливается прежде, чем рухнуть. Потом уже беспрепятственно меня захлестывает боль, я не знал о существовании подобной, уносящей все: надежды, воспоминания, жизнь. Это сокрушительный поток, почти не дающий шанса устоять на ногах, но я зачем-то стараюсь держать спину прямо, корка гипса застывает на коже. Не хочу дать тебе больше ни одной своей реакции, ты и без того взял с избытком. Перчатка быстро пропитывается кровью, я больше не могу на тебя смотреть. Если я на тебя посмотрю, я начну говорить, - пытаться вернуть невозвратимое. Или правильнее будет сказать, - никогда не существовавшее. Я отворачиваюсь от тебя, отнимаю руку от лица и машинально смотрю на ткань. Была белой, как мел, стала красной, как закат. Я не видел ничего, все время ты закрывал мне глаза, ты смотрел, как легко я заглатываю наживку из нежности, играл чувствами моими и своими, как ты всегда играешь. ... Ты шутишь?... Это первое, что я хочу сказать. Но даже ты не стал бы шутить таким образом. Ты говорил, что эксперимент не закончен. Ты сделал меня его частью. Это результат. ... Почему?... Это другое, что я мог бы спросить. Но я сам знаю причину. Для тебя самая высшая ценность - быть самим собой. С ним ты это можешь. ... Ты губишь себя... Это рвется из моей груди. Но ты хочешь следовать за своим сердцем. И теперь я понимаю тебя. Таков твой выбор. ... У тебя нет чести... Это то, чем бы я мог задеть тебя в ответ. Но у меня у самого нет чести, точно также я посмел любить. И сейчас люблю. - Нет. Довольно. Думаю, игру пора заканчивать. Я прикажу фурнитурам убрать осколки. Я ухожу, так и не взглянув на тебя. Я больше никогда не смогу это сделать. Часть 2. Юпитер Сутки до Дана Бан... Рауль Нет больше наших вечеров, ночей и дней. Ожидания, шепота и жара. Ничего, чем незаметно стала моя жизнь. Моя жизнь внезапно оборвалась, я не был готов к удару от тебя. В тот день я думал, что упал с огромной высоты и разбился, но я продолжаю падать. Мне не за что ухватиться, я не знаю, чем закончится падение. Я стараюсь не ненавидеть тебя за полную тишину внутри. Музыка во мне перестала звучать, вместо нее я слышу твои обрывающие все слова. ... У тебя есть еще вопросы, Ра?... Ложась в постель, я знаю, что услышу их и во сне. У меня много вопросов, Ясон. И самый главный из них, жалею ли я, что верил. Еще я слышу шорох сплетен за спиной. В Эос происходит небывалое шоу, здесь никогда даже не надеялись получить такое, следить за столь небанальным трио, и все ждут развязки. На твоем месте я бы тоже боялся. Я боюсь - ты поставил свое животное превыше всего. Превыше других, превыше Юпитер, превыше себя. Ты перестал быть Первым Консулом - тем, кого волнует судьба Амой, а не судьба одного трущобного монгрела. Мое предсказание сбылось, сбылись все предсказания. Я не удивляюсь, когда Советник по внутренней безопасности Ройстон Тан прерывает мою работу в лаборатории, и мы следуем в Башню Юпитер в закрытой машине. Лицо у него каменное, кусок скалы. За время пути мои перчатки превращаются в жалкие комки ткани. Когда мы достигаем пункта назначения, в гробовом молчании мы ждем, пока фурнитур принесет новую пару. Холодная рука сжимает мое сердце все крепче. Мне хочется вынуть информацию из головы своего бесстрастного провожатого, но я могу лишь терзать ткань. Оказавшись наедине с нашим богом, я готов ко всему, кроме того, что происходит. Бесполезно хвататься руками за полоску металла, когда она сдавливает шею, и воздух перестает поступать в легкие. У самого предела, после которого не выживают, когда остается лишь голубое свечение, мне позволяют дышать. Пока я не контролирую свое сознание, глотаю подаренный воздух и пытаюсь выпрямиться, машина вытягивает из меня воспоминания: мы танцуем наш сбивчивый вальс, ты расстегиваешь застежку со знаком Юпитер и сдвигаешь ткань с моего плеча, я кидаю тебе яблоко, и ты ловишь его. Каждая попытка сопротивляться отзывается разрывающей болью в висках. Вопросов мне не задают, ни одного, я просто должен согласиться со всем, что мне приказывают. И я соглашаюсь - у меня нет другой возможности встать с этого кресла. В нем я узнаю много нового о своем предназначении. Усовершенствовать, оптимизировать, отфильтровать, - наш бог хочет закончить то, что он начал тридцать лет назад. От него не спрятаться, не увернуться, не спастись. Адам и Адам, - Юпитер стоило бы назвать вещи своими именами. Наш бог и впрямь мнит себя богом. Если он хотел создать тебя и меня людьми, это у него получилось. Я чувствую себя вполне человеком, - смертным. Разрешение чувствовать, данное в клетке, - кто сказал, что компьютер не способен шутить? Шок сильный, это уже сумасшествие, и оно помогает держаться. Мне становится интересно, знает ли Тан все подробности. Что может думать истинный представитель породы о двух сумасшедших полублонди? И тут же мне становится все равно, - не это сейчас важно. Юпитер не предполагала, что каждый из нас зайдет настолько далеко, насколько сможет, - кто же должен смеяться громче? Может быть, тот монгрел? - Я не могу пройти к себе, не так ли? Советник по внутренней безопасности ждет меня выходе. Не буквально, но практически я пленник. - Первому Консулу было рекомендовано провести два часа в зале гармонии. Я провожу вас, Советник Ам. - Благодарю. Мы ведем себя, как будто ничего не происходит. Тан берет меня за руку, как во время прогулки, примеряется к моему медленному шагу. Перед дверью мне передают все необходимое. Один совсем небольшой предмет, который должен все исправить. Он компактно ложится в мою ладонь, я открываю дверь. Ты не поворачиваешь головы, ничего не слышишь, кроме своих мыслей. ... Где он? Что с ним?... Ты думаешь о своем любовнике, возлюбленном. Я уже потерял и я знаю, что ты чувствуешь, - как будто отняли крылья. Погруженный в свою пустоту, ты не замечаешь меня, как не замечаешь воду миниатюрного искусственного водопада, успокоительную плавную мелодию. Такая знакомая складочка между бровями, и больше я не могу подойти и разгладить ее, положить пальцы на твой лоб. - Прости, что долгое время я не находил время встретиться с тобой, Ясон. У тебя сейчас тяжелый период. Я хотел бы помочь. Ты вздрагиваешь и поднимаешь глаза. Я вижу, что тебе тоже больно смотреть на меня, спустя месяц встретиться со мной взглядом прямо. Ты тоже не знаешь, кто мы теперь друг для друга. - Все хорошо. Рад встрече, Рауль. Как твои дела? Мне надо подобраться к тебе ближе. Я присаживаюсь рядом на диван. Я изображаю то, что нужно. - Я увлекся искусством одной древней терранской страны - танка. Короткие пятистишия, тонко и образно передающие настроение своего создателя. Я сам неловкий поэт и не стану пытать тебя своими попытками, но, чтобы ты имел представление, о чем я говорю, я зачитаю тебе танка буддийского монаха Сайге. Даже если тоска Сердце мне разобьет, и оно разлетится Сотней мелких осколков, Ни в одном, даже самом ничтожном, Не погаснет любовь к тебе. Я кладу руки тебе на плечи, двигаюсь к твоей шее, пальцы оказываются под твоими волосами, они укрыты ими, как пеленой. - Может быть, тебе знакомо это искусство, Ясон? В голове шумит от прилива крови, от всколыхнувшихся желаний. Казалось, я загнал их глубоко под кожу, но стоило мне дотронуться до тебя, в моей крови начался шторм. ... Впредь не забывай, кто дал тебе жизнь, мой сын... Боль, она постоянно напоминает мне, что мое сердце еще живет, любит и трепещет. Бескрылая птица, которая уже не может взлететь. Мое сердце плачет, когда ты, как я и добивался, касаешься моего лица, того места, где был порез. - Ра... Ты, должно быть, не веришь, что я пришел сам. Ты трогаешь мое лицо так, будто хочешь удостовериться в моей реальности. Мы сидим, как когда были вместе, колена к колену. Только взгляд у тебя не влюбленный и соблазняющий, а удивленный и потерянный. И ты сейчас выглядишь таким юным, каким я тебя не помню, - ты не знаешь, что делать. Ясон Я потерял единственного друга, и теперь Амой хочет отнять еще и тебя. Гораздо легче разговаривать с тобой вот так, молча скользя взглядом по разбросанной цепочке огней Эос, чем пытаться втиснуть чувства в короткие штрихкоды слов. Здесь и сейчас я могу разговаривать спокойно. Не боясь причинить кому-то боль. Слишком часто в последнее время я причиняю боль тем, кого люблю, тем, кто мне близок. И я не могу иначе. Все предначертано, предусмотрено. Почему я был так беспечен? Почему не смог защитить тебя? И не только тебя. Я не смог защитить никого, кроме тех, у кого хватило удачи оказаться подальше от меня. Видимо, это единственный способ оставаться в живых рядом со мной. Быть подальше. Даже в мыслях я не хочу произносить чьи-то имена. Даже там я боюсь, что кто-то или что-то вырвет у меня мои тайны. Хотя какие тайны в Эос? Меня не хватает даже на улыбку. Я упорно разглядываю свое отражение, огни, светящиеся сквозь него. Я пытаюсь разглядеть там тебя. Если бы я верил в судьбу, я бы пытался прочитать свое будущее по этой россыпи искусственных звезд. Но я не верю в судьбу. И свою черно-белую веревку я затягивал у себя на горле сам. Тяга к познанию может привести на самый край пропасти. Сказано: "Только тот, кто познал себя, может владеть миром. Только тот, кто познал свои страсти, может обуздать чужие. Только тот, кто знает, из чего состоит сам, может получить власть над другими". Я познал, и теперь я самый беспомощный блонди на Амой. Я потерял все. И только абсурдное чувство надежды не дает мне покончить с этим раз и навсегда. Это, наверное, последнее и единственное, что остается, когда больше ничего нет. У меня была любовь, и вот теперь я не уверен в ней. У меня был друг, но я сам оттолкнул его. У меня был я сам, но теперь есть только это отражение в зеркале и бледные огни внизу, так похожие на слезы. Хотя блонди не плачут. Я так часто говорил тебе, что мы отличаемся от вас, а сейчас я жалею, что это так. Мне было бы проще. Хотя, разве я имею право на "проще"?... Я не имею права даже найти того, кто мне дороже себя, среди многих, чтобы, коснувшись виском виска, прошептать, как когда-то... Я не могу решать за вас, только за себя. Если бы ты тогда смог остаться со мной. Если бы ты не исчез, так странно... И я ловлю себя на том, что говоря "ты", всякий раз представляю двух разных людей. Я обращаюсь к тебе, и черно-алые капли питают мои губы и сердце. Пламя охватывает виски и заставляет пульс биться в кончиках пальцев. Я живу. Я обращаюсь к тебе, и мое обоняние вспоминает свежий, чуть горьковатый запах моря. Руки будто опутывает шелк, и прохлада успокаивающе журчит твоим дыханием на плече. Я оживаю. И мне никогда не совместить эти два "ты". Ты сможешь ли простить меня за то, что я позволил тебе исчезнуть? Ты сможешь ли простить меня за то, что я позволил тебе исчезнуть из моей жизни? Два Р, внахлест, как два топора для моего сердца. Меня нет без вас. Но вас нет у меня. Что я могу сделать? В отражении ночного стекла я вижу, как дверь за моей спиной медленно открывается, и входишь ты. Зачем? Твои движения решительны. Твои глаза вынимают мое сердце. Твои руки танцуют безупречный танец жестов. Я не верю тебе. Улыбка, - та привычная, что я ношу уже так давно, что ее трудно отличить от моей собственной. Ты так близко. Зачем? Вряд ли ты решил, что сможешь меня делить с кем-то. Что это значит? Ты тянешься ко мне, ты открыт и соблазнителен. Ты чего-то боишься и тебе больно. - Ра... Я нахожу твои руки у меня на шее. Я был бы дураком, доверяя тебе сейчас. Я знаю тебя. Что ты задумал? - Я рад, что ты пришел, Ра. Мне не хватало тебя. Последнее я говорю искренне и подавляю в себе желание сказать большее. Мы умеем разговаривать взглядами. Не отталкивай меня сейчас. Я ищу утешения там, где его не следует искать. И не потому, что не получу, а потому, что бесчестно - использовать чужую любовь для врачевания своих ран. И я боюсь не удержаться. Воспользоваться еще раз, давая тебе спасти меня, впитать мой яд и огонь. Рауль, зачем ты это делаешь? Я крепко сжимаю твои запястья. Ты поймал меня. Но и я тебя не отпущу. - Хочешь поговорить здесь? Я больше не беспокоюсь о следящей аппаратуре. Нам уже нечего скрывать. Рауль Как часто за последний месяц я разговаривал с тобой, не произнося ни слова, сидя в одиночестве в своей гостиной. Говорил то, что никогда бы не сказал, если бы ты и в самом деле сидел рядом. И после каждого такого разговора я все яснее понимал, что я один в комнате. Ты правильно не веришь мне, - что я могу прийти и, улыбаясь, сказать, что готов делить тебя с твоим животным. Мне нужно действовать быстро, чтобы ты не успел показать свое замешательство. Ни одно живое существо не поверило бы в мою грубую игру, но это представление не для живого существа. Компьютер не может предположить, что самый верный выбор может быть иррациональным. Иррациональный, - это слово не отражает и малой части того, что я делаю. Было невозможно ни на секунду не поддаться соблазну отсечь ненужное и оставить тебя только для себя, согласиться с приготовленной судьбой. Чувства под присмотром и ты, никогда не знавший никого другого. Эта секунда сомнений была кошмарной, - я увидел, каким я мог бы стать. Сейчас, методично исполняя задуманное, я спокоен, я сумел остаться самим собой, - ей я тебя не отдам. Не проходящая боль в горле должна напоминать мне о долге. Я не обращаю на нее внимания. У меня есть шанс открыть клетку, - я сам не могу выйти из нее, но ты сможешь, я в это верю. Я собираюсь в полной мере воспользоваться поистине божественным подарком, на который никогда даже не рассчитывал. Касаться тебя - больно. Как и должно быть больно, когда прикасаешься в последний раз. Как может быть больно, когда прикоснуться уже не мечтал. - Не хватало меня? Прости меня за это, Ясон. Я использую твою подачу, чтобы начать диалог, о котором ты пока не знаешь, что он предназначен для посторонних ушей. - Прости, что заставил тебя чувствовать себя покинутым. Я унизил себя ревностью к твоим пэтам. С моей стороны было глупо - ставить себя на один уровень с животными. Твои губы неподвижны, как у статуи, когда я целую их. Сказано уже достаточно слов, чтобы я мог прижаться к тебе не только взглядом, но и телом. Чтобы сказать тебе правду. Губами я захватываю мочку твоего уха. Только ты можешь услышать мой шепот, притворяющийся любовным признанием. "Юпитер все известно. То, что мы способны чувствовать, - часть плана. Однако как пара мы оправдали ее надежды не в полной мере. Но я не буду делать коррекцию твоего разума. Никто не будет, слышишь?" Я улыбаюсь тебе, ты киваешь, тоже улыбаясь. Ты еще сильнее сжимаешь мои запястья, не давая мне двинуться, и только это выдает твое волнение, твой страх, твой вопрос. За твоей фальшивой улыбкой в твоем сердце осталось ли место для меня? Я никогда не узнаю, что ты сейчас чувствуешь. Я не могу не думать с горечью о том, что, если я был создан для тебя, меня следовало создать мазохистом. Громко вслух я говорю совсем другое. - Ясон, ты был настолько непочтителен с Юпитер, что тебя сослали сюда? Ты сидишь здесь, как наказанный школяр. Не могу сказать, что ты этого не заслужил. Но мне позволено увести тебя отсюда и сделать дружеское внушение. Тебя простят, если ты немного сменишь свой тон. Вряд ли сыворотка подчинения, - шаг, продиктованный заботой о твоей гордости. Первый Консул под конвоем, официальная процедура, - Юпитер не нужна огласка. А в моем случае это продуманная проверка покорности, - продуманная, но не достаточно хорошо. Снова без учета того, что я способен чувствовать. Мне нужно, чтобы ты освободил мои руки. Я легко целую тебя, и на этот раз ты ловишь мои губы. Проводишь по ним языком, как будто притронулся к моему сердцу, оно колотится бешено. Я нашептываю тебе нашу последнюю тайну. Всегда ты придумывал розыгрыши, я никогда их не любил, но я хороший ученик. Моя шутка будет блестящей, она будет переливаться всеми гранями обмана. "У меня в руке инъектор с наркотиком, ты прирожденный актер и сможешь сыграть, что это я управляю тобой, а не ты - мной. У тебя будет ночь, чтобы выбрать. Здесь ты можешь быть только Первым Консулом. Если ты хочешь иного, беги, Ясон". Ты медлишь, а потом ослабляешь хватку. В твоих глазах мелькает мука, я покрываю твое лицо поцелуями, чтобы скрыть ее. Твои волосы я использую как ширму. Если бы укол был сделан тебе в шею, препарат подействовал бы мгновенно. Укол, сделанный в руку, действует медленнее. Я успеваю почувствовать, как расстаюсь со своей волей. Моя долгая изнуряющая борьба с собой теперь окончательно завершена. Мне уже никогда не подняться с морского дна, на котором танцуют, взявшись за руки, нереиды. Я в самом центре их хоровода, меня задевают шелковые волосы, и я не отстраняюсь от этих приятных ударов. - Возвращайся, Ясон. Я сжимаю тебя в объятиях. Никогда, когда мы были вместе, я не разрешал себе проявить свои чувства с такой откровенностью. Это единственное, о чем я жалею. "Не возвращайся, Ясон". Ясон Это чудовищно. Жить последние минуты и, танцуя свой последний танец, знать, что... это происходит не со мной. По милости Юпитер я чувствую себя ни человеком, ни блонди. Я не могу жить посередине. Ты тоже. Ты пришел спасти меня, отдать свой последний долг за то, что я оказался недостоин твоей любви. Ты пришел отдать мне нашу любовь, потому что тебе вместе с ней, но без меня, жить оказалось невозможно. Оказалось невозможно жить с правдой о том, что могло бы быть, но чего не стало. По чистой случайности. По неизбежности судьбы. А если бы когда-то?... Что могло бы измениться? Но почему ни ты, ни я не знали?.. Хотя... Я вспоминаю обрывки файлов, которые Катце почти вырвал из самого сердца Эос... Так вот что они значили. Адам и Адам. Возможно ли, что, не обратив достаточного внимания на эту информацию, я зачеркнул свое будущее с тобой? Воистину злая шутка бога из машины. Мысли путаются, как потоки тумана, смешанные ветром. Глаза видят искаженно, будто через пленку. Зачем ты это сделал, Ра? Твои слова пробиваются как сквозь шум дождя. Разве у тебя была возможность отказаться? Я обнимаю тебя за плечи, прижимая к себе. Эти объятия остаются единственным оплотом нашей реальности. Ты шепчешь информацию в два слоя, и они, сталкиваясь и сплетаясь, рождают химеру нового мира. Нового знания. Теперь действовать надо быстро. Инъектор со звоном падает на пол. Но я же не должен уже это замечать, не так ли? И ты не должен. Не можешь. Ты прижимаешься к моим губам в решающем поцелуе и отдаешься на волю волн. Ты тонешь, твои руки, как легкие водоросли, вплетаются в мои волосы. Твои глаза наполняются сладкой истомой. Ты отпускаешь себя так, как никогда не мог этого сделать со мной раньше. Я хочу получить последний шанс? Да. Это будет прощание. Ты уговариваешь себя, Ясон. Ты просто всегда этого хотел. Ты не можешь отказаться. Даже сейчас. Даже... Завтра. Теперь оно у меня будет. Все игроки давно на своих местах. Только нужно дождаться завтра. Я уйду, и ничего не будет напоминать тебе обо мне, Ра. Ничего, кроме того, что я дам тебе знать. Но ты сам, ты останешься со мной этой ночью. И не только потому, что так будет безопасно, хотя это правда. И не потому, что этого хочет Юпитер, хотя именно это даст мне фору. А потому что этого хочу я сам. Я обнимаю тебя, прижимая к себе еще крепче, и тихо шепчу на ухо. - Сейчас ведешь ты, Рауль. Мы идем в твои апартаменты, и ты сопровождаешь меня. Я так хочу. Я помню все текстовые формулы управления для препарата, подавляющего волю. Ты выпрямляешься, а, я наоборот, слегка ссутулившись, опираюсь на тебя, старясь прижаться как можно ближе. Я даже кладу голову тебе на плечо, как будто целуя шею. Так удобней будет говорить. И мне плевать на тех, кто может встретиться нам в коридоре. Но коридор пуст. Нам открыли зеленую улицу. Ты по-хозяйски обнимаешь меня за талию, и мы идем к лифтам. Я подстраиваюсь под твою позу, и наши руки переплетаются. Ты практически несешь меня к себе. Как законную добычу. Мой дорогой Советник, как жаль, что ты увидишь это только потом, на записи с контрольных мониторов. При входе в твои апартаменты нас встречает фурнитур. Но еще перед дверью я прошептал. - Все как обычно. Отправь его приготовить спальню и ужин прикажи подать туда же. Потом отошли и вели нас не беспокоить, пока ты сам не позовешь. Ты делаешь все так, как надо. И только когда мы, наконец, остаемся одни, я могу обнять тебя, как мне хочется. - Прости, прости меня, Ра. Снежный батист жалобно сморщился, когда на его безупречные покровы, сплетясь в ласке, похожей на предсмертную, рухнули два блонди. Сегодня я могу не останавливать себя. Сегодня я хочу получить все. Твои губы так податливы. - Я люблю тебя, Ясон. Бешеная, звериная страсть зажигает мою кровь. Это последний раз. Я сделаю все. Все, что захочу. - Прости меня, Ра. Это был первый поцелуй, который я смог себе позволить по-настоящему. Глубокий, опрокидывающий в бездну, до крови. Об одежде я смог вспомнить лишь тогда, когда ты, протяжно застонав, обхватил ногами мои бедра. Чертова металлическая фурнитура, наплечники и пояса, летят на пол. Кажется, я разбил одно из бра, но, надеюсь, тебя это завтра не сильно расстроит. Кажется, я сломал застежки. Но на это мне тоже сейчас плевать. Как и на треск ткани под пальцами. На то, что с моей одеждой ты расправился куда быстрее, чем я с твоей. Исступленные поцелуи и сила сумасшедших биологических машин - вот что сейчас происходит. Два смерча, столкнувшись, решили стать одним. На время. На то короткое время, что нам отпущено. Не Юпитер, не какими-то законами. Мы сами сделали выбор. Я знаю, как пользоваться тем, что течет теперь у тебя по венам, смешавшись с кровью. Это идеальная вещь для того, кто хочет получить абсолютную власть над мыслями и действиями любого существа, даже блонди. Ты отдал мне эту власть. Я не уверен, что смог бы поступить так же, не имея никаких гарантий. Но ты - это ты. - Ты знаешь, чего я хочу. Ты сделаешь все, что знаешь, и даже чуть больше. Ты не будешь сдерживать свои фантазии. Ты принадлежишь мне в эту ночь. Когда-то ты запретил связывать тебе руки, но сейчас ты сам протягиваешь мне свой шелковый шарф. Ты пропускаешь его сквозь пальцы, глядя на меня с улыбкой, и твои глаза блестят из-под спутанных волос. - Я твой. Когда твое тело выгибается подо мной, когда мои губы скользят по горячей от страсти коже, когда твои руки, надежно зафиксированные над головой, царапают ногтями спинку кровати, когда ты шепчешь, задыхаясь, слова покорности, я схожу с ума настолько, что начинаю жалеть о своем выборе. Но я знаю, что это пройдет. Это только химия и мое умение ею пользоваться. И твое доверие, которое я, возможно, опять обманул. Ни ты, ни я не смогли бы жить, зная, что наши чувства зависят от препаратов. Отношения, построенные на инъекциях, что может быть более жалким? Мы не сможем смотреть друг другу в глаза по утрам. Но это все рассудок, а я хочу потерять голову в эту ночь. И заставить тебя потерять ее. Когда ты кончаешь, шелк шарфа разлетается на куски, и ты со всей силой вцепляешься в мои плечи, притягивая к себе. Ты сейчас похож на морского короля, что, утонув, поднял самую большую бурю, на которую был способен. И она захлестывает меня с головой. Бешеный водоворот поглощает меня, и я безропотно соглашаюсь с ним. Перед тем, как уснуть, меня едва хватает на последние, правильные слова. - Когда ты проснешься, ты не будешь помнить об этой ночи ничего. Твои глаза закрыты, из-под ресниц скользит к виску почти незаметная одинокая слезинка. Я прижимаюсь к тебе и ловлю ее губами. Твой шепот едва различим. - Почему, Ясон? В этих словах все вопросы, что ты когда-либо мне задавал или хотел задать. Я знаю единственный правильный ответ. - Это судьба, Ра. Просто судьба. Твой разорванный шарф бережно спрятан у меня под подушкой. Он мне еще понадобиться, чтобы завернуть в него то единственное, что я посмею оставить себе. Твой запах, твой шелк. Мои руки будут тосковать без них. Можешь считать это моим наказанием за тебя. На всю жизнь. Я буду помнить все. *** Документ XXLLLYU987786 Закрытые файлы. Личная переписка. Пароль ************ Раулю Аму. Исходный адресат: нет информации. Мой милый господин Советник, мой Рауль. Это письмо начинается банальнее некуда. Если ты его читаешь, значит, я теперь далеко или меня уже нет. Я не могу сказать тебе точно, по какой из указанных причин это письмо окажется у тебя, но ты можешь быть уверен, что так захотел я сам. Забавно, все приложенные файлы, обещанные тебе результаты эксперимента, я подготовил давно, а сейчас, набирая этот текст, не знаю, что сказать. Ты очень дорог мне, Ра. Ты всегда был тем, на кого я невольно оглядывался, измеряя свои поступки. Мне жаль, что я оказался недостоин тебя. Если бы ты только знал, как мне жаль. Было бы жестоко будить тебя. Я не хотел, чтобы ты видел, как я ухожу. Ты спал так мирно, ты очень красив, когда спишь. Впрочем, я много раз говорил тебе это. Твои фурнитуры наверняка заметят беспорядок в твоей прическе, но, я думаю, ты найдешь, как их успокоить. Прядь твоих волос – это все, что я позволил себе взять. Уверяю тебя, твой генетический код никоим образом не понесет ущерба. Это только моя память для личного пользования. Я оставляю тебе твою жизнь. Это все, чем я могу отплатить тебе за то, что ты для меня сделал - оставить тебе твой покой. Мне же, видимо, время перейти на другой уровень. Я не говорю, что у нас будет еще шанс. Но я знаю. Поверь, я знаю, мой друг. Мы еще встретимся. Прощай. Первый Консул Амой, Ясон Минк. PS Я ... тебя, Ра.