Цена свободы

Сердце Тилля ухнуло вниз и быстро забилось, потому что Линдеманну захотелось свернуть все горы в мире, чтобы поскорее вернуться к нормальной жизни. Он облизнул пересохшие губы и сглотнул, протягивая одолженную ручку девушке обратно. — Спасибо большое. — Девушка, внимательно смотревшая на него, кивнула, и ее теплая рука едва коснулась грубой кожи Тилля, но по его телу успело пролиться тепло, как горячий чай. После признания самому себе, Тилль почувствовал себя уязвимым, ведь даже малейшее секундное прикосновение, не принадлежащее Рихарду или другим ребятам, вызвало в нем бурю. Он еще раз улыбнулся ей в надежде, что он увидит ее улыбку снова, прежде, чем они разойдутся, как в море корабли. И она одарила его легкой улыбкой, а затем отвела взгляд. Тилль пытался запомнить ее улыбку, ведь шанс пообщаться со свободным человеком дается не так часто, как хотелось бы. Особенно Линдеманну не хватало женского смеха, внимания, но такова жизнь, и этого нужно добиваться. — Простите, а можете еще помочь? Я не отвлеку надолго, мне нужно лишь ваше мнение. — Тиллю хотелось поговорить, но чтобы лишний раз не пугать своим видом человека, он просто просит помощи. Девушка немного оживилась, и Тилль заметил в ее карие глазах огонек. На самом деле ей было интересно узнать, что же писал на своем помятом листочке мужчина. — Ладно. Что мне нужно сделать? — Тилль протянул ей листок, больше ничего не говоря. Она кивнула, достала из сумки очки, потому что вблизи она плохо видела и принялась читать. Каждая написанная строка имела глубокий смысл, хотя Тилль написал стихотворение за какие-то десять минут. Эмоции на лице девушке менялись одна за другой, перед ее глазами то и дело пролетали различные картинки, и она прочувствовала все те эмоции, которые чувствовал Линдеманн, вкладывая в свое произведение душу. Она закончила чтение и посмотрела на него с каким-то сожалением, прокручивая в голове фразу «…и ты даруешь мне свободу». Кому предназначена эта фраза, Тилль не знал сам, но понимал только, что является узником для самого себя. — Знаете, это очень проникновенно и чувственно. — Ей хотелось высказать намного больше, чем она смогла, но все же страх перед уголовником, который хоть и ведет себя адекватно, сковывал, и появилось желание закончить весь этот диалог. Тилль ждал еще слов, теребя в руках шнурок от серых невзрачных штанов. Девушка снова посмотрела на лист, а затем на собеседника. — У вас явно есть талант. — Она правда так считала, потому что сама любит читать, да и когда-то в сложный период своей жизни, она увлекалась написанием различных стихов, но походили они больше на нытье, чем на что-то путное. Стих Линдеманна действительно оказал на неё большое эмоциональное влияние, и, возможно, она бы почитала еще что-нибудь из его произведений. Тилль усмехнулся, но в душе ему было приятно, что ей понравилось его творчество, которое он считал несовершенным, и которым он редко с кем делится. Иногда даже Рихарду сложно уговорить его показать свои стихи, но Круспе настолько пройдоха, что знает, где Линдеманн прячет свои рукописи, и иногда, когда его нет рядом, читает их, а потом тихо ревет в подушку, потому что настолько глубоко и жизненно описаны какие-то моменты, которые разрывают душу Рихарда в клочья и заставляют проклинать себя. — Да какой там талант. Просто порыв мыслей… — Тилль даже не заметил, как продолжал сидеть на корточках, пока нога не начала замлевать. Встав в полный рост, он сморщил нос от неприятного покалывания в ноге и сел чуть поодаль от незнакомки, чтобы не нарушать ее личное пространство. Хотя, он и так нарушил уже все правила. Общаться с прохожими было запрещено, но Линдеманн не мог с собой ничего поделать. — И этот порыв мыслей прекрасен, не скромничайте. Вы очень свободолюбивый человек, но… — Она замялась, поежилась и отвела взгляд от Линдеманна, который нагнулся вперед, протерев лоб, а затем повернул голову в сторону девушки. Ему снова стало обидно. Нет, обиделся он не на нее, а на себя за то, что он такой, и ему боятся сказать даже слово. — Прошу вас, продолжайте, я не… Не кусаюсь. — Тилль хотел сказать «я не убийца», но именно таковым он и являлся, поэтому прикусил язык и решил ответить в духе доброго пса, слегка улыбнувшись. Неужели он такой пугающий? Тогда почему бы ей просто встать и не уйти? Линдеманн начал закипать, незаметно сжал одной рукой штанину, но потом, когда незнакомка продолжила говорить, он подавил появившийся из ниоткуда гнев и успокоился. Девушка странно на него покосилась, готовясь к тому, что ей придется вежливо попрощаться и уйти, но увидев вновь спокойное лицо собеседника, глубоко вздохнула, приводя мысли в порядок. — Я хотела сказать, что вижу, как вас уничтожает то, за что вы находитесь в тюрьме, но все в ваших руках и только. Последняя строчка «…и ты даруешь мне свободу» заставила меня задуматься о том, кому адресуется эта фраза. Пожалуй, здесь каждый читатель сам для себя это решит. — Ее голос звучал так спокойно, красиво, отчего Тилль сидел в полном умиротворении, и, внимательно выслушав мнение девушки, он кивнул в знак того, что он согласен с ее словами. Ему стало интересно ее мнение, ее предположение о том, кто мог бы быть этим человеком, дарующим свободу, или, быть может это что-то свыше? — А по-вашему, к кому я обращаюсь? — Тилль поменял положение, повернувшись к ней всем телом, оперся локтем на спинку скамьи и подпер голову, а вот девушку этот вопрос застал врасплох, и она задумчиво облизнула губы. — Свобода — понятие многогранное. Каждый выбирает значение этого слова сам, в зависимости от той или иной ситуации, но вы можете обращаться и к себе, потому что человек может дать себе свободу также, как и кто-то другой, но мне больше кажется, что все-таки вы надеетесь на чью-то помощь. — Она не заметила, как Тилль погрустнел, вздохнул и тоскливо посмотрел в небо. Погрузившись в свои мысли, девушка уставилась на свои ноги. Ее мысли были глубоко в прошлом. В каком-то смысле она была тоже не свободна, когда была замужем за идиотом, который имел привычку во время длительного запоя запирать ее в доме и не выпускать ни на улицу, ни на работу, даже в туалет приходилось прорываться с боем. Прожив два года с этим зверем в надежде, что он исправится, она не выдержала и готовила план, как сбежать из рук тирана. Она просекла, что муж носит ее кредитку и ключи от дома в своем кармане, ведь он знал, что сама девушка к нему не полезет, но ночью, когда он уснул, она благополучно выкрала свою кредитку, но без ключей, потому что они бы брякнули и разбудили этого придурка. Вспомнив самый важный момент, когда она открыла окно и вылезла на крышу, ее сердце сделало кульбит, а затем будто ухнуло вниз, разбившись об скалы. Ей стало плохо от воспоминаний, но виду не подала, и решила ретироваться, подумав, что разговор между заключенным и ею исчерпан. — Знаете, я, пожалуй, пойду, меня ждут дела. Было интересно прочесть Ваше творение. — Она засобиралась, и Тилль тоже подскочил со скамьи и откашлялся, чтобы не хрипеть. — Могу я узнать ваше имя? — Линдеманн уже и забыл, каково это — знакомиться с девушками. Может, в глазах незнакомки это и выглядело глупо, но Тилль хотел лишь знать ее имя, чтобы когда-нибудь вспомнить умную девушку, которая поняла его, хоть и была совсем немногословна. — Элизабет. — Мягко ответила она и поморщилась от луча теплого солнца, который пробился сквозь листья деревьев, вызвав смешок у Тилля. — А я Тилль. Рад был с вами познакомиться. И если вам вдруг понадобится собеседник, я бываю в этом парке по пятницам и понедельникам… — Линдеманн сдержанно улыбнулся, убирая руки в карман своих штанов. — До свидания, Тилль. — Элизабет, улыбнувшись ему в ответ, пошагала в другую сторону, оставляя Тилля в одиночестве, который смотрел ей вслед. Его сердце снова быстро забилось, ему также хотелось ходить, где ему вздумается, по магазинам, по различным кафе и ресторанам, но все мечты ограничиваются либо серыми стенами с колючей проволокой наверху, либо осточертевшим ему парком. Он вздохнул и, повесив голову, побрел к своим ребятам, которые все это время с интересом поглядывали на них с Бетти. Бетти, пока шла домой, заметила, что ее настроение поменялось много раз. Она по-прежнему не хотела признавать то, что она смогла проникнуться к заключенному, который, наверняка, совершал ужасные поступки, но этот человек был таким спокойным, задумчивым, и его стихотворение действительно говорило о том, что он не хочет такой жизни.