Цена свободы

Августовская летняя жара с приходом пестрой осени спала, и солнце, которое нещадно палило три месяца, заволокли беспросветные тучи. Без того присущая бедным районам Нью-Йорка хмурость, делала их еще более унылыми. Все парки быстро пустели, стоило начаться дождю. — Эй, Рихард, ты хоть когда-нибудь выходишь из депрессии? — Поинтересовался Пауль, подлетев к нему с безумной улыбкой. Не стоило Шнайдеру его драконить, он бы не разошелся и помалкивал. Пауль и Кристоф не унывали почти никогда, и не знающий их человек, наверняка бы подумал, что им все это в кайф. — Ага, погулять выхожу. — Съязвил Рихард, не поднимая на Ландерса взгляда. Тилль стоял поодаль и наслаждался сигаретой, но стоило ему только взглянуть на Круспе, он видел над ним серую унылую тучку, как в мультфильмах. После того, как его снова привели в камеру, он думал, что Рихард будет рад его видеть, но он почему-то долго молчал, так и не спрыгивая со своей койки, а потом кивнул головой и отвернулся к стене. Линдеманна такое поведение привело в замешательство, ему пришлось расспрашивать у остальных о том, что случилось, пока он сидел в одиночке и считал минуты до выхода. Но его ограничили лишь коротким ответом: «Гэрри мертв. Живи спокойно.». На остальные вопросы о том, кто его порешал и как, никто не ответил, и странное поведение Рихарда с этим событием он сопоставил только недавно, но лишний раз ему не хотелось тревожить неразговорчивого друга. Рихард видел тяжелый взгляд Тилля, но он никак не мог выложить ему все то, что он сделал в тот день. Это было равносильно тому, чтобы пережить этот день снова, который, казалось бы, должен стать счастливым, но, однако, это повлекло за собой без того вечные мысли о том, чтобы покончить с собой. С Тиллем не хотелось разговаривать, совсем. Даже если он ждал его с нетерпением, но за считанные минуты все может поменяться. — Я, пожалуй, пойду в автобус. Не привык к холоду. — Рихард развернулся и ушел, кинув грустный взгляд на Тилля, который за это время осунулся и оброс бородой. А также он перестал поднимать ирокез, чтобы наконец отрастить волосы и сделать нормальную прическу. Бороду он сбривать не хотел, а только лишь подровнял ее, одолжив в медицинском кабинете ножницы. Ему выдали новое белье и новый зимний костюм, потому что старый протерся между ног и пропах едким потом. — Не трогайте его, ребят. Вы же знаете, он долгое время такой. Он даже со мной не разговаривает. — Тилль сделал замечание ребятам, но больше он обращался к Паулю, который пытался помочь, но именно такая помощь стала раздражать Рихарда. — Ему бы книг найти… — Протянул Оливер, достав из кармана небольшой блокнотик и карандаш. — Запишу, вдруг забуду заказать. — Так, ребята. — К ним подошел Уоллес, который теперь наблюдал за заключенными во время уборки территорий общественных мест. — Шевелимся, шевелимся! Энергично убираем мусор, а то застынете! Рихард уже сдулся, кто следующий? — Пошел на хер… — Тихо пробубнил Пауль, недовольно поднимая с асфальта черные пакеты. — Не дождешься, Уолли. — Отмахнулся Тилль, уходя от них на другой конец парка. В новом охраннике он видел что-то хорошее, но понимал, что Уоллес еще молод и ему предстоит повстречать на своем пути разных людей, не таких, как они, и сто раз поменять свое мнение о заключенных. Рихард же использовал его в своих целях, а Уолли это и в радость, он будто не понимает, что в прошлом Круспе - машина для убийств, и в друзья он просто так никого не вписывает. Линдеманну казалось, что он пришел в совсем другой мир. Как будто окончил колледж и тут же пошел на работу, сменив привычный коллектив. Но так спокойно, как сейчас, ему не было никогда. И все же, он был рад узнать, что Гэрри подох. Кто-то сделал все за него, и кто именно замешан в этом, знает только Рихард, а как из него вытянуть информацию одному Богу известно… Ведь он упрямый баран. В данном случае. Тилль усмехнулся своим мыслям, собирая мусор из урны в пакет. Мимо шли дети, которых родители при виде Тилля толкали вперед, чтобы побыстрее уйти от него. Иногда он улыбался им вслед, дети были рады, а взрослые пугались. Так и развлекался Тилль, когда находился вдали от своих. Он тихо посмеивался над своими мыслями. Его настроение было на удивление хорошим, поэтому он решил хоть в этот день не сидеть сиднем и глядеть в стену. Таскаясь безвольной походкой по парку, Тилль что-то высматривал на асфальте, и уйдя в свои мысли, он случайно кого-то задел, тут же возвращаясь в реальность. Из его рук от неожиданности выпал пакет, и он не медля нагнулся, попутно извиняясь. — Прошу прощения, я не специально… — Линдеманн поднялся и наконец он увидел «пострадавшего». Перед ним стояла та девушка Элизабет, которая протянула ему руку помощи. Ее голос настолько глубоко врезался в его голову, что он не смог ее забыть. Неужели судьба решила вновь преподнести ему еще один сюрприз? Душа мужчины возрадовалась, но он стоял не шевелясь, и смотря на нее, думал, узнает ли она его или пройдет мимо, пожав плечами. — Все хорошо, не переживайте. — Она лишь улыбнулась и хотела пойти дальше, но остановилась, увидев едва ли знакомые черты лица мужчины. Точнее, глаза. Эти грустные голубые глаза, смотрящие в душу надолго запомнились ей. Образ заключенного всплыл в ее голове, и Элизабет вспомнила тот день, когда помогла этому же человеку. Она признала, что с того дня Тилль заметно изменился, и не только из-за того, что он отрастил бороду. Он выглядел счастливее. — Я рад. — Скромно улыбнулся мужчина, исподлобья завороженно смотря на Бетти, как мальчишка-пятиклассник. Для Тилля это был еще один прекрасный момент, который разбавил его мрачную жизнь лучиком света в виде Элизабет. — Я Вас помню, Элизабет. — Да, я Вас тоже помню. Как Ваше творчество? — Она подошла к нему чуть ближе. Элизабет просто хотела показаться вежливой, раз он сделал первый шаг. Сейчас она его не боялась, как в тот раз, не было ощущения того, что он в любой момент может кинуться на нее и прибить, потому что от Тилля действительно веяло радостью, и по его уже задорной улыбке можно было понять, что он пребывал в хорошем расположении духа. На ее вопрос Тилль не знал что ответить, потому что ему пришлось о творчестве на время забыть. Какое творчество может быть в серой узкой камере, где стоит лавка, и нога Рихарда не свисает со второго яруса кровати? Разумеется, Бетти не знала о том, что испытывал Тилль. Линдеманн врать не хотел, но правду рассказывать тоже не стоит, иначе это будет невежливо, поэтому он сказал полуправду. — На творчество времени не было. Занимался другими делами. Сейчас вот убираюсь, как видите. — Тилль приподнял руку, показывая пакет с мусором, который затем он откинул в сторонку, рядом с урной. — Искали свою свободу? — Мужчина не поверил своим ушам. Неужели она помнит все, что он ей говорил? Отчасти, Тилль ее нашел, но теперь предстояло пройти долгий судебный процесс и волокиту с бумагами. А также предстояло промыть мозг Рихарду, и вытащить его из депрессии, пока есть возможность. Философствовать Тиллю сейчас совсем не хотелось, даже с Бетти. Ему больше хотелось послушать что-то о ней, о том, что происходит в мире, ведь он по-прежнему заперт в клетке, а парк, в котором убираются заключенные — всего лишь иллюзия чувства свободы. — Мне почти удалось. — На самом деле, не ему, а кому-то другому. Кто-то пожертвовал собой, ради него, ради себя, ради других… И Рихард причастен к этому, Тилль чувствовал это нутром. Только сейчас он стал понимать, что свобода дорогого стоит… Он отогнал глубокие мысли прочь, оставив их на ночь, и вернулся в реальный мир, где перед ним стоит единственный человек, с которым он общается за пределами стен. — А Вы как, Элизабет? — Я шла домой с работы. — Тилль с интересом смотрел на нее, ему хотелось узнать, где и кем она работает, да хоть что-нибудь, чтобы перестать видеть перед собой унылые будни. Элизабет увидела в глазах мужчины огонек интереса и поняла, что он будет рад побеседовать на отдаленные темы. — Я владею небольшой забегаловкой, часто помогаю моим сотрудникам, принимаю заказы, разношу их. В общем, выполняю функции официантки. — Как-нибудь я зайду к вам. — Тилль дружелюбно улыбнулся, мечтая оказаться в том месте как можно скорее. — Как Вы стали владелицей помещения? — Это долгая история… — Элизабет отвела взгляд. Сейчас она была не готова рассказать ему всю историю своей жизни. Тилль понимал все без слов, по глазам, по движениям. Девушка немного поежилась, а значит, ей наверняка будет тяжело об этом говорить. — А у вас есть какое-нибудь фирменное блюдо? — Линдеманн постарался спасти ситуацию, но старался не проявлять излишнее любопытство, ибо их с Бетти общение может сойти на нет, хотя теперь он знает, что где-то неподалеку есть эта забегаловка… Тилль еле сдержался, чтобы не засмеяться от своих дурных размышлений. — Нет, но всем нравятся наши бургеры. Если честно, я бы их ела целыми днями, но в них слишком много калорий, если вы понимаете, о чем я… — Она засмеялась. Ее смех показался Тиллю мелодичным и красивым. Тилль прекрасно понял ее и тоже засмеялся, хотя съесть эти лишние калории он бы не отказался. Однако, всему прекрасному приходит конец, когда Тилль услышал, как его зовут обратно, и грустно улыбнулся Элизабет. — Элизабет, мне было приятно немного побеседовать с Вами. Это равносильно трем бургерам. — Мужчина усмехнулся над своей шуткой, которую затем он посчитал несмешной. — Шучу. Эта беседа скрасила мой скучный день на год вперед. К сожалению, мне уже пора, сегодня почему-то уходим мы быстрее… — Впереди должно было быть еще два часа уборки, но в этот раз ее сократили пока по неизвестным причинам. — Хорошо. Удачи Вам, Тилль. — Девушка одарила Тилля мягкой улыбкой и поправила вьющиеся волосы, посмотрев в сторону, где толпились заключенные, и вздохнула, думая о том, что, возможно, Тиллю предстоит участвовать в каких-то разборках, а в каких черт знает… — Надеюсь, мы еще также случайно свидимся. — Он в последний раз улыбнулся ей, и с той же жизнерадостной улыбкой, подобрал с асфальта мусорный пакет, и торопливо пошел обратно к автобусу, так и не узнав о том, что Бетти часто проходила через парк, чтобы хоть издалека посмотреть на него, чисто из-за любопытства, которое глыбой обрушилось на нее. Некоторое время она его не встречала и поняла, что что-то произошло. Спрашивать же ей было неудобно, да и все еще был некий страх задавать какие-либо вопросы, касающиеся его посидки. Теперь же ей известно, что Тилль не хочет разговаривать о вещах, которые касаются тюрьмы, поэтому решила, что спрашивать об этом не стоит. Тилль возвратился обратно и в глубине души надеялся, что ничего серьезного не произошло. — Все в порядке? Время же еще не подошло… — Вздохнул Тилль, посмотрев сначала на разговаривающего по телефону Уоллеса, который расхаживал взад-вперед, нервно почесывая золотистый коротко стриженный затылок, а затем на курящего Шнайдера. Он пожал плечами и кивнул головой в сторону двери автобуса. — Уолли только что связал Крейга, ему сообщили, что он в камере героин толкал и сам ширялся. — Тилль удивился, а затем покачал головой и подошел к двери. — Крейг, ты серьезно связался с этим? — Линдеманн нахмурился в ожидании ответа. — Иди на хуй, ты сам по себе, а я сам по себе! Уоллес, чертов ублюдок, сними наручники! Сука, я тебя в могилу закопаю! — Крейг обладал противным прокуренным голосом, который больше походил на лязг, внешность соответствовала отметки: страшный. Тилль закрыл глаза, покачивая головой. Он знал, что угрозы чертового барыги, и, возможно, наркоши, всего лишь брехня, но этот урод был под его крышей, а теперь решил подставить, начав толкать герыч и еще бог знает что. — Тебе повезло, что Гэрри кто-то грохнул, иначе тебе бы сломали хребет, либо заморили голодом, как крысятину в клетке. — Спокойным тоном ответил Тилль, сдерживая в себе порыв гнева. Эта шваль не достойна его нервов. А вот Рихард, сидевший в самом конце автобуса, как только услышал имя Гэрри, побледнел и вжался в спинку сидения. Одно только его имя заставляет Круспе сидеть, как на иголках и постоянно бояться того, что кто-то да узнает о его деянии. Хотя он знал, что его соучастник Джон никогда не сдаст его, но все равно боялся, и этот страх пропадет только тогда, когда он покинет пределы тюрьмы. — Ну, ребят, в этот раз вернемся пораньше. Сами видите… Заходите. — Уолли пропустил всех вперед, а затем сам зашел в автобус, садясь напротив Крейга, чтобы если что-то пойдет не по плану, суметь остановить заключенного. Тилль сел рядом с Рихардом, молча глядя на него, и надеялся, что он хоть что-нибудь скажет. Рихард был рад, что Тилль с ним рядом, но главное, чтобы он молчал и не пытался лечить его всяческими психологическими заходами. Не выдержав молчания Круспе и его дикого взгляда на всех, Тилль встал, и держась за поручни, пересел к Паулю и Оливеру, которые продолжили беседовать о своем. Линдеманн сначала слушал их диалог, а затем перевел взгляд на Шнайдера, решившего насладиться одиночеством. Он удобно устроился возле окна, уперевшись лбом к стеклу, и Тилль решил также уединиться с самим собой и отвернулся к окну, уходя глубоко в свои мысли.