Цена свободы

Тилль не спал всю ночь, ворочался, думая о том, стоило ли звать Элизабет в это ужасное место. Она была достойна лучшего, лицезреть красивый закат на балкончике одного из самых лучших ресторанов города, пить старое доброе вино и видеть перед собой мужчину, одетого в строгий черный костюм, но не серые угнетающие стены тюрьмы и обросшего уголовника в костюме. Однако, сейчас это все, что есть у Тилля, и если она не придет, то он ее поймет, потому что он слишком далек от идеала. По его спине то и дело пробегались мурашки, как в школе, когда стоял возле доски, а на него брюзжал учитель из-за допущенной ошибки в примере. Это был страх. Страх облажаться по полной программе. — И когда ты, Линдеманн, стал бояться? — Хмыкнул Тилль и снова перевернулся на другой бок. Увидев свисающую голову Круспе, который пытался разглядеть его в темноте, он вздрогнул. — Рихард, мать твою, какого черта ты так меня пугаешь? — Линдеманн услышал невинный смех, а затем Рихард спрыгнул со второго яруса и по-хозяйски сел рядом с ним. — Действительно, Линдеманн, когда ты стал бояться? — Усмехнулся Рихард, закидывая ноги на кровать Тилля. Он немного ссутулился, чтобы случайно не удариться обо что-нибудь головой, и прислонился спиной к стене. — Перестань думать, придёт твоя Элизабет, ты же сам сказал, что заметил, как она меняется рядом с тобой. — Не знаю, дружище. Мне кажется, мне не стоило тогда с ней даже разговаривать… Черт бы с этим стихотворением! — Тилль мысленно дал себе пощечину и тяжело вздохнул. Он понимал, что сейчас выглядит жалко, ведь он действительно трусит оставаться с Элизабет наедине, без посторонних глаз. Рихард пожал плечами, но в темноте Тилль этого не видел, поэтому ему пришлось хлопнуть его по берцовой кости. Линдеманн недовольно засопел. — Тебе повезло, Тилль. Она — твой шанс начать жизнь с чистого листа. И если ты его упустишь от того, что ссышь, как на первом свидании, я лично тебя закопаю, потому что хочу, чтобы ты и все остальные ребята были счастливы. Элизабет будет тебя ждать, если ты все не испоганишь. Рихард искренне радовался за Тилля. Ведь теперь у него есть человек, который принял его таким, какой он есть: его прошлое и его настоящее. Это многого стоит. Сам же Круспе считал, что для него не существует человека, который способен принять его, и с ужасом ждал возвращения домой. Наверное, его небольшой дом, обшитый синим сайдингом, превратился в хлам за столько времени, а участок покрылся высоким сорняком. Конечно, он безумно хотел выйти из тюрьмы и забыть ее, но когда у тебя нет никого, кто мог бы просто встретить, довести до дома и сказать:"Я рад тебя видеть», становится страшно, потому что за многие годы, проведенные в стенах здания, где контролируют практически каждый твой шаг, ты отвыкаешь от привычной жизни и существуешь по режиму. И никакие общественные уборки в парке не сравнятся с тем, когда ты идешь куда-нибудь и за тобой никто не ходит по пятам и не следит, под какой куст ты сел посрать. В один момент Рихарду показалось, что в тюрьме проще, чем за ее пределами. Рихард молчал долго, почесывал то руку, то шею, и Тилль знал, что он переживает. — Я просто хочу тебе сказать, Тилль, не потеряй то, что уже имеешь. — На этом Круспе и закончил. Он молча подвинулся к краю кровати, встал босыми ногами на холодный пол и залез на свою койку, укрываясь тонким одеялом по самую голову. Тилль попытался его окликнуть, но Рихард перестал ему отвечать, потому что погрузился в свои глубокие мысли. Тогда Линдеманн стал обдумывать сказанные им слова, и улыбнулся, потому что его друг был прав во всем.