***
— К тебе можно? — Нейт негромко стучит в дверь оружейной мастерской. Иззи отрывается от своей новой разработки, приветливо улыбается и кивает. — Конечно, — она вытирает руки полотенцем, закидывает его куда-то под стол и обращает всё своё внимание на парня. — У тебя есть какие-то новости? — Да, потому и зашёл, — Нейтан кажется дёрганным. Он косится в сторону двери, провожая вышедшего нефилима настороженным взглядом, а после склоняется к Изабель настолько, чтобы их уж точно никто услышать не смог. — Готова биохимия нашей девушки из морга. Если опустить все отклонения показателей и говорить по фактам, то её накачивали демонической кровью, когда она ещё была человеком, а после обратили. Поэтому её тело не превратилось в прах после смерти. — Потому что она уже не была вампиром на тот момент… — продолжает мысль за парнем Иззи. Тот кивает, подтверждая её слова. — Я ещё не видел ничего подобного раньше. Хоть вампиризм и считается болезнью, что пришла к нам из измерения демонов, но при подобном смешении, именно демоническая кровь берёт вверх. — Получается, кто-то на протяжении нескольких месяцев накачивал её мозг кровью демона, при всём этом она соображала, что происходит и даже способствовала этому, — озвучивает выводы охотница, но натыкается на недоумевающий взгляд Нейта. — Всё то время, пока не пропала, она досаждала Рафаэлю и другим вампирам, желая обратиться. — И, видимо, успешно, — парень вздыхает, зарывшись рукой в волосах. — Что ж, теперь хотя бы понятно, почему так быстро разложился её мозг, по сравнению с остальным телом. Если бы инъекции делали вампиру — эффект был бы тем же, что и при опытах Валентина. Но вопросов стало лишь больше. — Согласна. Только вот мне совершенно не нравится, что Моргенштерн всё чаще всплывает в этой истории, — нахмурившись, задумчиво проговаривает Изабель, взяв в руки стило и перекладывая его из ладони в ладонь. — А ты знаешь ещё какого-то безумного психопата, что ставил опыты на всех, кто под руку попадётся, и на которого тоже можно будет ссылаться в этой ситуации? — скептически тянет Нейт, вынуждая Иззи неловко рассмеяться. — Думаю, ты прав. Что-то я стала слишком мнительной в последнее время, — на это парень лишь улыбается и понимающе кивает. Охотница без особого интереса смотрит на стило, а после откладывает его в сторону. — Иззи? — Нейт и Изабель вздрагивают, испуганно обернувшись на голос. Алек подпирает плечом стену и скептически смотрит на них. — Пообедать не хочешь? — Что я слышу, — девушка быстро берёт себя в руки. — Неужели настал день, когда мне или Джейсу не пришлось силком вытаскивать тебя из кабинета, лишь бы ты там не подох с голоду? Отдых с Магнусом положительно на тебя влияет, — ехидно подмечает охотница. Алек лишь закатывает глаза складывая руки на груди. — Да-да, дорогая моя сестра. Спасибо за нравоучение, а теперь мы, может, пойдём обедать, или я могу вернуться к делам? — Изабель спешно встаёт, смотрит красноречиво на Нейта. Парень кивает, понимая всё без слов. Когда сестра равняется с Алеком, тот всё же не выдерживает: — И, может, прекратите вести себя так, будто строили заговор века? — Заговор века? Это ты ещё заговоров не видел, — Иззи подхватывает брата под руку и тащит его за обещанной едой, обещая себе, что расскажет ему всё, когда станет чуть более понятно, с чем они столкнулись на этот раз.***
Бронкс встретил уже привычными людьми и звуками. Здесь было проще слиться с толпой, затеряться, потому что прохожие научились не замечать кого-то, кто выделялся. Политика здешних улиц проста и понятна даже младенцу: не лезешь в чужие дела — никто не лезет в твои. Онси остановилась напротив подъезда Рабби и размяла шею. Все кости и суставы ломило так, что сквозь зубы шипеть хотелось. Но фейри позволила себе лишь прикрыть глаза и выдохнуть напряжённо, чтобы после излишне обречённо поднять голову и взглянуть на окна квартиры подруги. В подъезде почти оглушили ароматы пряностей и невероятно острой пасты. Похоже, что соседи Рабби снова решили устроить грандиозные посиделки со всей своей большой семьёй. Удивительно, как почти десять человек ютились в двухкомнатной квартире. Хоть и больше половины после разъедется по своим жилищам, но четверо вспыльчивых по нраву итальянцев в одном помещении — это было из разряда «слишком». Проходя мимо двери в их квартиру Онси услышала детский смех и ругательства взрослого поколения на английском вперемешку с итальянским — это заставило её улыбнуться. Очарование момента прошло излишне быстро, и девушка поспешила подняться по лестнице на нужный этаж. Время было ближе к обеду, и Рабби должна быть на занятиях, так что придётся подождать некоторое время… Прямо перед ней из квартиры вышла сама причина визита, волоча за собой большой мешок с мусором. Волчица остановилась, вытерла пот со лба, взглядом набрасывая дальнейшую траекторию, когда совершенно неожиданно встретилась взглядом с Онси. Блаженная непонимающе смотрит на мусорный мешок, после на девушку, дверь её квартиры, и снова на Рабби. — Не объяснишь, что происходит? — угрожающие нотки проскальзывают в голосе, хоть и не место им там. Но раз день не задался с утра, и не важно, что проснулась Онси почти в полдень, то и в дальнейшем вряд ли настроение изменится. Девушка понуро кивает и просит подождать её внутри. Мусор выбросить всё же нужно. Блаженная по-хозяйски устраивается на диване с наслаждением откинув голову и подложив под спину подушку. Ноги удобно складывает на журнальный столик. Веки прикрывают глаза. Во всём теле почти сразу же появилась приятная слабость. Резерв понемногу стал восстанавливаться — это хорошо. Она слышит, как хлопает дверь, но даже глаз не открывает. Наступает тишина с лёгким напряжением. После босые ноги шлёпают по паркету в сторону кухни. — Не думаешь, что пора стаю сменить? — когда шаги возвращаются, Онси лишь складывает руки на животе, но не дождавшись ответа приоткрывает лениво один глаз. Рабби стоит и сжимает в руках две кружки с чаем. Мгновением позже одну ставит на столик рядом с ногами фейри, а сама садится в кресло, подобрав под себя ноги. — Мы эту тему закрыли, вроде, — недовольно бурчит девушка и отпивает из кружки. — Мы её не открывали, — поправляет Онси, а затем открывает глаза и смотрит прямо на подругу. — Но то, что тебе там не место — ясно как белый день. — Не тебе судить, место мне там или нет, — волчица уходит в глухую оборону — «ничего не знаю, ничего не слышу, ты о чём вообще?». Фейри это откровенно раздражает, но она задавливает это чувство на корню, лишь выгибая бровь. — Если ты сама не видишь очевидного, кто-то ведь должен тебе глаза открыть, не думаешь? — голос её всё также спокоен и размерен, но чувствуется, что он на грани яростного звона. — Не понимаю, о чём ты, — девушка концентрируется на своём отражении в чае, хмурится и начинает вертеть кружку в руках. — Если так хочешь, могу назвать вещи своими именами, — Онси опускает ноги на пол, садится ровно, а затем медленно встаёт. — Твой Альфа запрещает тебе учиться, почти каждый раз срывая тебя с занятий, из-за чего ты после не можешь явиться на пары. Потому что тебе стыдно и неловко, и желание учиться пропадает напрочь. Если я не говорю об этом, не значит, что не вижу. — Онси! — Рабби предостерегающе повышает голос, но когда это кого-то останавливало? — Просто признай, что твой Альфа мудак, который припоминает тебе тот случай с бывшим парнем. Да из-за него тебя в стае с мусором равняют. Не понимаю, почему ты до сих пор не ушла от него? — Онси хмурится, не сводя с подруги испытывающего взгляда. — А ты думаешь так много желающих иметь в своей стае ребёнка? Если пойду против Альфы… Сколько по твоему там продержится Энди? — Рабби продолжает сверлить взглядом кружку. Голос её начинает дрожать. — У него вся жизнь там. Брат и так родителей не помнит, а стая дала ему то, что я не смогла, — она поднимает взгляд на Онси, и та замечает в них слёзы. — Не все думают лишь о собственной шкуре, Онси. Появляется ощущение, что за спиной взорвалась атомная бомба, а ударной волной все внутренности о стену размазало. Так и бывает… когда говорят то, от чего удавиться хочется. Чисто случайно. Даже не задумываясь, а лишь следуя эмоциям и накопившимся переживаниям. Но слова попадают в цель, хоть Рабби и не старалась ударить побольнее. Она ведь даже не знала… Вдохнуть получается с трудом. Онси моргает, буквально вырывается из собственного ада в реальность, где волчица обеспокоенно смотрит на неё, слишком явно переживая. — Онс… — осторожно зовёт девушка, что окончательно вырывает из лап старого, давно пережитого кошмара. Кружки в руках волчицы больше нет, она стоит на журнальном столике рядом с нетронутым чаем Блаженной. — Ты ведь не ради проповеди меня видеть хотела, — меняет та тему, делая вид, что не было ни ссоры, ни всего остального. — Да… — растеряно роняет Рабби и после прочищает горло. — Я хотела кое о чём поговорить с тобой, но ты вчера так и не пришла… — она осекается и пристально рассматривает фейри, которая подошла к лежащим на столе конспектам и без интереса перелистывает страницы. — Что с твоей одеждой? Вчера… что-то произошло? — спрашивает Рабби с тревогой в голосе и подаётся вперёд, но Онси даже не оборачивается к ней. — Всего лишь последствия принятых решений, — она останавливается на очередном исписанном листе, что-то читая, а после хмыкает закрывая тетрадь. — Твоё понимание Уайльда несколько импульсивно и наивно, я бы даже сказала, романтизировано. Он был из той породы людей, что предпочитали делать, а не говорить. Хотя и зазнался под конец жизни. Вполне заслуженно, стоит заметить. Избавился от столького количества моральных и общественных ограничений, так свойственных людям его времени, но от одного так и не смог… — От какого же? — здаёт Рабби вопрос, будучи совершенно сбитой с толку. — Чувства собственного превосходства, — припечатывает Онси и поворачивается к подруге. — Этим грешны не только люди, а Оскар был не самым худшим из них. Только пить не умел совершенно, чуть переборщит — и его было не заткнуть. И совершенно ничего не помнил на следующий день. — Ты была с ним знакома? — удивление напополам с восторгом светится в карих глазах волчицы, но фейри предпочитает этого не замечать. — А ты не могла бы… — Нет, — следует почти мгновенный ответ. Рабби на это поджимает губы от досады и откидывается в кресле вздыхая. — И почему я не удивлена, — произносит она, а после замирает, осознавая, что её ловко обвели вокруг пальца. — Ладно, твоя взяла. Не хочешь говорить — твоё дело. Но теперь о важном. Фейри позволяет себе лёгкую лукавую улыбку, забавляясь тому, как быстро волчица раскусила её. Наловчилась, похоже. Но смотрит девушка теперь заинтересованно и ожидая наконец узнать причину вчерашней срочности. — Когда я забирала зелье у Магнуса, — только зародившееся хорошее настроение сдуло почти мгновенно. Онси замерла, и напряжение, с которым она теперь слушала подругу, было физически ощутимо, — он поинтересовался от чего оно. — И что же ты сказала ему? — голос фейри отражается от стен тихим эхом, но этого хватает, чтобы Рабби стало не по себе. Серые глаза в прищуре буравят так, что, кажется, ещё немного, и даже мокрого места не останется. — Что твоя болезнь имеет магический характер, — говорит она и, видя, как темнеют серые глаза, волчица начинает нервно и испуганно тараторить: — Он предложил обратиться к Катарине Лосс, потому что у неё самый сильный целительский дар из всех возможных магов на данный момент. Но нам необходимо сначала зайти к нему, чтобы проверить — возможно, нам сможет помочь Верховный маг Бруклина… — Ни Катарина Лосс, ни… Магнус Бейн — мне помочь не смогут, — излишне спокойно отвечает Блаженная. Это звучит неестественно. Онси не двигается, не моргает, словно и не здесь вовсе. — Ты должна хотя бы попробовать, — убеждённость в голосе Рабби — ножом по сердцу. Столько в её словах слепой надежды и веры. Что тот, кто сильнее, поможет. Обязательно поможет. А если и не он, то всегда найдётся кто посильнее, и уж тогда точно. Вот только... — Сколько, по-твоему, я живу здесь? — снова спокойно, размеренно спрашивает Онси. — Ну… — начинает Рабби неуверенно опуская глаза и напряжённо думая. — Ни в Бронксе. Ни в Америке. Сколько я живу в мире людей? — продолжает Онси всё с тем же безразличным лицом и без единой эмоции в голосе. — Если бы мне могли помочь, то уже помогли. — Но ведь хоть что-то сделать можно? Должен быть тот, кто излечит тебя! — упрямство в глазах Рабби досадой ощущается в груди. Они не поднимали эту тему. Онси обозначила границы сразу, но сейчас… Личное за личное, так? — Те, кто обрекают на подобное, желают долгой и мучительной смерти. Помогать они явно не собираются, — колко, резко, с болью, что переросла в ненависть и усталость, отвечает фейри. Онси отходит от стола, не смотря на оглушённую и потерянную Рабби. Тишина в комнате неприятно холодит кожу, давит на виски, порождая в голове самые отвратительные мысли. — Тебе следует ходить на занятия. Если твой Альфа не понимает элементарных вещей, то разговаривать с ним буду я. И лишь при условии, что ты возобновишь учёбу, я пойду с тобой к Магнусу Бейну, — говорит Онси напоследок и скрывается за входной дверью. Рабби отчего-то так паршиво, но в чём причина — даже узнавать не хочется. Слишком много поводов появилось за сегодня для такого состояния.***
Тишина в кабинете давиит, раскаляя воздух до предела. Нарушать её никто не спешит. Симон не смеет даже головы поднять, он и так под взглядом Главы истлевает понемногу, совсем как погибший Гэвин. Его крики ещё призраком остаются с парнем, почти неслышно раздаваясь в ушах. Эта смерть на его совести. Только вот вина не его. А этой паскудной зеленокровной твари. О, вампир успел о многом подумать за последние три часа, что в безмолвии стоял перед Константином. А тот его и не замечает, казалось бы. Будто через него смотрит. Только взгляд этот насквозь пронзает, забирается под кожу и жжёт, жжёт, жжёт. За эту агонию, за унижение, за презрение в глазах Даниэля и каждого, кого встретил по возвращению — она за всё ответит! — И какое весомое оправдание ты придумал за три часа? — наконец заговаривает Константин, соединив пальцы перед лицом. — Учти, что от его правдоподобности зависит твоя жизнь. — А я разве что-то нарушил? — подаёт голос вампир в наглую вскидывая голову и встречая равнодушный взгляд с вызовом. Симон так легко сдаваться не планировал. — Раз так, то давай вместе подумаем, — мужчина поворачивается в кресле в сторону, встаёт, проходит вперёд и присаживает на краешек своего стола, ещё не нарушая личное пространство Симона. Но парень начинает нервничать ещё сильнее. — Ты не внял моим словам, напал на моего партнёра, нарушил один из Законов, подверг своих собратьев опасности. Более того, один даже умер из-за тебя. Тебе мало? Я могу продолжить. Симон лишь упрямо сжимает зубы, порывисто и шумно дыша. — Это были личные разборки, — выдавливает он через силу. Даниэль раздражённо прикрывает глаза, поражаясь недальновидности парня. На что он вообще рассчитывает? — И ты думаешь, нефилимы в это поверят? — всё же интересуется Константин. — Пусть узнают для начала. Признавать не хотелось, но да. Онси вряд ли побежит жаловаться охотниками. Пусть напали и на неё, но пострадал в конце концов всё же клан Константина. И снова поднимать шумиху было последним, что им сейчас нужно. Недоангелы и так в их сторону косо посматривают, даже сильнее, чем обычно. Симон чувствовует свою безнаказанность, уверен был в правоте. И это до зубного скрежета раздражает. Пусть и не от нефилимов, но парнишка своё получит. Уж Константин об этом позаботится. — В чём-то ты прав, — с вежливой улыбкой начинает Константин, и Симон тяжело сглатывает из-за взгляда Главы. — Знать об этом охотникам не стоит. Но если ты взялся за что-то, то будь добр, доводи до конца. И не лезь в пекло, не узнав, с кем имеешь дело, — под конец голос звенит от холода и спокойствия. — Даниэль, позаботься об этом. Вампир коротко кивает и силком вытаскивает запаниковавшего парня. От громких возгласов мужчина кривится. Он смотрит на бумаги недавнего отчёта, а в голове звучат слова Королевы Благих, что так и нависли над его головой дамокловым мечом: «Такие предают, даже не моргнув глазом. Ты настолько уверен в ней? Подобная преданность поразительна». Преданность? Он усмехается. Ни о какой преданности даже и речи не шло. Лишь деловой расчёт и обоюдная заинтересованность в оговорённой информации. Только вот… Константин потирает устало глаза. …в какое дерьмо его втянули на этот раз?