Mental Breaker

***

      Посидев в тишине ещё немного, Юнги улыбнулся. Сам себе. Через боль. Но лучше так. — Хён, может расскажешь парням о воспоминаниях? — Я не д… — До момента с Чимином, — быстро добавил парень, перебив ненужные оправдания старшего. — Возможно. Раз ты считаешь нужным… — тихо ответил светловолосый. — Прости, что лезу не в своё дело, но почему ты предпочитаешь страдать от переживаемых внутри чувств вместо того, чтобы хотя бы дать ему знать? Может, вы хотя бы станете ближе. Может, всё получится. Я не знаю, хён, — отчаянно продолжал попытку помочь Чон. — Просто мне тяжело видеть и знать, что тебе больно. Больно тебе — больно мне. — Гуки, вот что я тебе скажу, даже нет, не я, а дедушка Коэльо: Любовь — это трудный путь. Трудный, потому что он либо вознесёт тебя к небесам, либо низвергнет в преисподнюю. Мне кажется, что я даже со стороны вижу ту разделяющую грань, и для меня она подобна натяжному потолку — если я стану на неё, то, скорее всего, она прогнётся подо мной, отправляя именно в преисподнюю. Небеса… Небеса явно не для меня были созданы. — Может, в преисподней будет твой любимый огонь. Будешь там как дома, — смущённо добавил брюнет, пытаясь юмором, пускай и чёрным, развеять ту атмосферу грусти, что причиняла лишь вред с каждой минутой больше и больше.       Юнги действительно хохотнул, а за ним и Чонгук, дождавшись ожидаемой реакции.       Чон был уверен, он — настоящий друг. А настоящий друг, как известно, тот, кто увидит всю боль в твоих глазах, в то время как остальные будут верить в улыбку на твоем лице. Но внутренняя война может столкнуться с внешней маской, точнее, оболочкой жизнерадостности, создав, пускай даже пару искр, но они повлекут за собой замыкание, то есть сломают человека. Вот к чему приводит диссонанс миров. С этим нужно быть аккуратным. И не одиноким. Однозначно. Поэтому Чон так озадачен. Нельзя допустить этого разрушения души и тела. Пускай он и не собирается говорить об этом с Чимином, но с Юнги он будет в любые минуты и радости и печали.       Мин горько улыбнулся, попросил не заморачиваться сильно над его «заскоками» и отправился спать. Но для Чона это не заскоки — это реальные проблемы. Ему стало интересно, как же люди избавляются от стресса, от так часто приходящего негатива в их жизни? Может как минимум попытаться спросить старших? У них было в жизни достаточно боли, должны же они были хоть как-то, хоть иногда с ней справляться? Утро вечера мудренее, однозначно. Завтра обязательно нужно завести разговор на эту тему, а сейчас — спать.       На следующий день младший так и сделал: за завтраком ненавязчиво, с пометкой «просто интересно» поинтересовался у друзей, как отвлечься от плохих мыслей. — У меня такого не было, то есть я не отвлекался, я жил в антиутопии, время от времени забегая в мир безнадёжных и глупых иллюзий, — как-то сухо ответил Хосок, будто происходящее тогда было более, чем нормой. — Но, если бы можно было всё изменить, то я бы танцевал. Однозначно, танцевал. — А я боксировал. И иногда это было мне не на пользу, потому что зная свою силу, я срывался на людях, одновременно играя роль плохиша и выпуская пар, — поделился Чимин. — То, что я помню, тебе явно не подойдёт, — рассмеялся Джин, интригуя парней. — Ну я… Поджигал украденные машины.       Далее Чон перевёл взгляд на Намджуна, но тот пожал плечами, сказав, что пока совершенно не помнит себя. Спрашивать Тэхёна не было смысла. Он всё время был очень замкнутым, немногословным и тихим. Остался только друг. Самый близкий друг. — У меня всё довольно просто. Баскетбол. И чаще всего — в одиночку, — сказал Юнги и пожал плечами. — Хотя нет, ещё книги. Так я уходил из мира глупой и отвратной реальности. А тебе стоит подумать над тем, что я тебе говорил. — Эм… Не понял, — Чонгук нахмурил брови, старательно пытаясь вспомнить хоть малейший намёк на досуг. — Рисование! У тебя получалось это по-особенному. — Так это значит, что ты помнишь себя? — не дал и слова сказать Чонгуку Намджун, обратившись к Юнги. Тот немного замешкался, но согласно кивнул.       Младший поблагодарил всех за эти идеи, но слова Мина засели в голове прочнее других. Рисование? Наверное, стоит попробовать себя в этом. Снова. Если, конечно, вернётся для начала хотя бы механическая память. Было бы здорово. Может, она повлечёт за собой и остальные воспоминания?       Затем Юнги с небольшим желанием рассказал о себе. До момента с Чимином, как и говорил Чон. Вот только сам Чимин смотрел на Юнги уже совсем другим взглядом, детально изучая и познавая довольно интересную личность, которая, как оказалось, питает к нему чувства. Но это не значило, что он тут же забыл о Хосоке, нет. Между ними были особые чувства, которым каждый из них боялся дать определение. Возможно это и была высокая дружба, но больше смахивало на влюблённость. Они это понимали. Не признавали, но и не отрицали. Страх, что из-за неверного слова можешь потерять дорогого человека, всегда останавливает и очень часто делает ситуацию только хуже. Так бы любили себе на здоровье друг друга в открытую (для себя), так нет, нужны же эти непонятки и условная черта, которую боишься не то что пересечь, а даже приблизиться к ней. — Кстати, Сокджин, отвезёшь меня в салон? Хочу привести себя в порядок, — обратился Юнги. — Да без проблем! Хоть сейчас! — Ой, а я тоже хочу. Можно и мне? — присоединился Чи. — Почему бы и нет? Места в машине хватит всем желающим. Кто-нибудь ещё хочет? — Я тоже с вами, — поднял руку Намджун. — Ну раз больше никто не хочет, тогда грузитесь в машину, красавчики! — весело сказал Джин и отправился за ключами.       Юнги с неким презрением и недоумением сдвинул брови, но Чимин рассмеялся, легко похлопывая друга по плечу и сказал, что не стоит обращать внимание, потому что, наверное, хён самый странный среди них, даже больше, чем молчаливый Тэхён.       Чонгук отправился в комнату для поисков хоть каких-нибудь принадлежностей для рисования. Проверял каждый уголок комнаты: в столе, на полках, в шкафах и даже под кроватью. Вот последнее место оказалось самым удачным. Чон достал картонную коробку, в которой, открыв, сразу же увидел небольшой лист бумаги с рисунком птицы. Скорее всего, это был ястреб, ну или похожая птица из семейства ястребиных. Сам рисунок был исполнен чёрной ручкой. Но как бы красиво ни было, он вызывал больше грусть или даже страх, чем восхищение. Потом в коробке парень увидел обвёрнутый в тонкую бумагу довольно большой прямоугольник. Немного ощупав, стало понятно, что это холст. И, скорее всего, рисунок готовый, потому что был в рамке и запечатан. Достав мольберт, брюнет в предвкушении распечатал задней стороной к себе большую картину, потом закрыл глаза, думая, будет ли там его гениальное творчество, развернул её, поставил на мольберт и только потом открыл глаза. Снова что-то странное, но немного знакомое. Хотя, может, это был его особенный стиль рисования? Всматриваясь в изображение парня, нарисованного углём, Чон даже начал привыкать к такому стилю. Не было ни тонов, ни теней, ни реалистичных деталей, больше было похоже на скетч, но и это не то определение. Просто чёрные линии, будто клубок нитей запутался. Точно! Этот рисунок был на свитере у Юнги! Только там чуть более мрачный. Ещё немного поизучав работу, брюнет решил добавить цвета. Не зная, совместимы ли уголь и краски, он просто начал творить. Цвета распределял абстрактно, потому что закрашивать реалистично не было смысла, это был бы уже не тот стиль. Спешить было ни к чему, Чон старательно выбирал цвет и место, где и сколько закрасить. Этот процесс понемногу затягивал.       В другой комнате сидел на полу Тэхён, подогнув ноги. В руках он держал чашку с горячим какао, но больше грел руки, чем пил. Взгляд был направлен в стену, будто она просто обязана ответить на все вопросы. Тихий и для всех странный парень тоже имел некоторые мысли в голове, и они постоянно отвлекали от реальности. Ничего конкретного вспомнить не получалось, но вот неопределённую боль и тревогу это приносило. И что-то подсказывало, что не просто так. Должен быть какой-то поворотный поворот в его жизни, в этом Тэ был уверен. Сколько он надеялся, что всё вскоре станет известно о прошлом, столько и боялся. Где есть надежда, там и испытания. Быть может, прошлое принесёт ему только боль, и лучше бы не знать его. Но неизвестность часто умела манить в свои сети. Возможно, Ким и не был пессимистом, но сердце подсказывало, что разгадка не принесёт много счастья. Казалось бы, господин Шихёк дал им шанс на свободу, и все верили перед сном, что для них завтра будет другим, но хуже или лучше — не знал никто. Оставалось лишь ждать и испытывать судьбу. Одно он знал наверняка: всех их ждёт целое море происшествий.