Не верь, не бойся, не проси...

                    — Неплохо было бы еще сделать здесь вот балкон и спроектировать оранжерею, — подала голос мадам Валериус, до этого стоящая за спиной мужа.              Средних лет темноволосый подрядчик деловито принялся уточнять форму и размеры, а также другие важные характеристики. После чего начал говорить о других вещах, обсуждение которых могло пройти и без нее. Уж муж-то лучше решит вопросы о дренажной системе… В разговор мужа с подрядчиком она не встревала, подавая голос только когда заходила речь об оранжерее и балконе — тех вещах, которые проектировались и должны быть созданы именно для нее самой.              Чуть поодаль находилась группа из нескольких рабочих, которыми командовал Густав Дайе — именно с ним разговаривал сейчас профессор. Внешний вид и этого человека, и других рабочих, абсолютно не вязался со всеми представлениями мадам Валериус о строителях.              Начать с того, что от группы не тянуло перегаром. Как ни принюхивалась мадам — характерного для рабочего контингента запашка она уловить не могла. Во-вторых — несмотря на то, что одежда этих людей была изъедена пятнами от цемента, красок, лаков и прочих субстанций, использующихся в строительстве, сами они были довольно-таки чистыми. Уже привыкнув к виду засаленных макушек других представителей этого класса, мадам Валериус не могла не отметить с удивлением странную опрятность этой группы — максимально возможную для людей этой профессии.              В третьих, рядом с этими мужчинами, чуть поодаль, на месте Густава сидела девочка лет десяти, которая внимательно изучала чертежи и делала какие-то пометки в большом блокноте. Блокноте, к которому был прикреплен ремешок, позволяющий носить тетрадку, как сумку. И судя по тому, что ребенок писал примерно в середине блокнота — ей не впервой проводить подобные… Расчеты? Мысль, пришедшая в голову мадам Валериус, была настолько абсурдной, что женщина только ради того, чтобы опровергнуть ее, подошла поближе к группе. Едва она оказалась за спиной девочки, как та подняла голову на нее и, заметив, что за спиной стоит будущая хозяйка строящегося домика, встала со своего места и вежливо присела в реверансе, разглаживая складки юбки.              — Добрый день, мадам. Могу я вам чем-то помочь? — огромные голубые глаза снизу вверх уставились на женщину.              — Дитя, я всего лишь хотела… — женщина замялась. По сути, она хотела подсмотреть, чем занята девочка, но наверняка это выглядело со стороны не очень прилично.              — Кристина. Кристина Дайе, мадам, — девочка снова присела перед ней, после чего развернула перед ней свой блокнот. — Полагаю, вы хотели взглянуть на это.              — Так полагаю, это…              — Произвожу расчет количества необходимых материалов для тех построек, проекты которых уже утверждены с вашим мужем, мадам, — спокойно ответила девочка. — Предвидя вашу реакцию и последующие вопросы, сразу скажу: да, я отлично знаю необходимые математические формулы и особенности тех или иных материалов. И уже занималась подобной работой в прошлом, верней — последние два года. Кроме того — смета не будет отправлена сразу в работу, а сначала будет предъявлена вашему мужу для ознакомления и утверждения.              В ее голосе прозвучало что-то, отдаленно напоминающее… Даже не обиду, а досаду. Судя по всему, Кристина уже привыкла к недоумению и удивлению, которое испытывали окружающие, видя девочку на строительной площадке и выполняемую ею работу. Настолько привыкла, что необходимость каждый раз доказывать свою компетентность и уместность пребывания «на объекте» посторонним теперь вызывала в ней глухое раздражение. Его приходилось подавлять, ведь с клиентами отца наверняка запрещалось разговаривать в грубом тоне.              — Не вижу ничего дурного в твоей работе, дитя, — женщина мягко улыбнулась. — Позволишь взглянуть поближе?              — Конечно, мадам, — девочка присела рядом с ней и принялась объяснять суть проведенных расчетов.              Конечно, она не могла знать о том, что мадам Валериус, будучи женой профессора, обладала незаурядным умом и соответствующими знаниями в области математики, достаточными для того, чтобы не только понимать подобные расчеты, но и проводить их самой. Более того, будучи предусмотрительной женщиной, она уже сама успела составить подробную смету всех нужных работ. Точную копию которой ей сейчас предъявил удивительный ребенок с голубыми глазами.              Было поразительно, но дитя десяти лет спокойно оперировало сложными математическими формулами и непринужденно умножало в уме двузначные числа. Несмотря на то, что разговор их продлился не более пяти минут, необычная девочка не выходила из головы женщины до самого вечера. Мнением о ее необычности она поделилась с профессором за ужином.              — Да, моя дорогая, я тоже считаю этого ребенка гениальным. Кстати, не я один. Если помнишь, мне порекомендовал Густава и его команду мой друг месье Женуаль. Эти же люди возвели на его участке тот изумительный фонтанчик, который привлек твое внимание в наш прошлый визит. Так вот — это было два года назад и девочка тогда уже была. Поразительно смышленая девочка, у которой слова «площадь круга» вызывали лишь реакцию по высчитыванию этой самой площади.              — Поразительно, ей ведь было тогда всего лишь… Восемь, да?              — Именно. Густав это объяснил особенностью своего воспитания. По его мнению, если ребенка с малых лет приучать к самостоятельности, ответственности и давать новый материал по мере его желания, а не по рекомендациям педагогов к освоению той или иной программы, то в итоге из него может вырасти человек, подобный Кристине. Учитывая твое впечатление о сей мадемуазель, я теперь не могу с ним не согласиться. С учетом того, что все способные дети при достаточном количестве возможностей для развития существенно опережают своих сверстников — Кристина не является феноменом.              — Редко какой отец согласился бы обучать своему делу дочь. Все-таки, обычно строительство считают уделом только мужчин…              — Дорогая, я тебе могу сказать только одно: если бы женщин обучали наравне с мужчинами, то у нас уже давно фигурировали бы не только женщины-строители, но и женщины-машинисты поездов, женщины — капитаны кораблей и женщины, владеющие воинским искусством наравне с мужчинами. Помнится, я тебе рассказывал о своих исследованиях этой темы. И они тебя привели в восторг, — последнюю фразу мужчина протянул едва ли не с обидой. Прекратив намазывать джем на хлеб, мадам Валериус перегнулась через маленький столик и нежно погладила его по руке.              — Я не забыла, дорогой, как ты мог такое подумать, — с мягким укором произнесла она. — Просто мне трудно было представить, чтобы в наше время кто-то обучал женщину наравне с мужчиной.              — Про Густава вообще многие говорят, что он не от мира сего. Впрочем, ты его команду уже видела и могла отметить некоторые… странности. Берут они дороже многих других строителей, но и работу свою выполняют на совесть. Магазинчик старого Мерка после половодья в Агорре оказался единственным уцелевшим зданием, в котором только окна пришлось заменить да отделку новую выполнить.              — Агорра… Агорра… Далековато.              — Да, эти месье подобны русскому перекати-полю, — чуть усмехнулся Валериус, помешивая ложечкой чай. — Как правило, их кто-то приглашает в городок, потом расходится молва, следом, естественно, приглашают куда-нибудь еще…              — Какой ужас! И бедный ребенок постоянно живет на чемоданах? Почему Густав Дайе позволяет подобное?              — Сложно сказать, — супруг бережно зацепил щипчиками эклер и положил его на ее тарелку. Следом снабдил и себя таким же лакомством. Благодарно кивнув ему, женщина принялась орудовать десертной ложечкой, параллельно слушая объяснения. — Полагаю, все дело в том, что матери у нее нет и, судя по всему, уже давно. И родственников, которым можно было бы доверить воспитание ребенка, или просто надежных людей, которым бы Густав доверял, рядом не было. Вот он и принял решение возить ее с собой. И, судя по тому, что я видел, это даже положительно сказалось на ребенке в итоге.              — Поверить не могу, что ты можешь счесть подобное воспитание положительным. Будь…              Словосочетание «будь у меня дочь» едва не прорвалось наружу. Мадам Валериус тихо вздохнула, делая маленький глоток чая. Провидение было решительно несправедливо по отношению к людям. Вот, например, дети. Семья Валериус смогла бы без труда обеспечить даже нескольких детей, дать им достойное образование и воспитание, но за годы супружеской жизни у них так никто и не появился. Неизвестно, в ком из супругов была проблема, но после нескольких лет неудачного лечения они оба смирились с тем, что по их дому никогда не будут бегать детские ножки. А вот представителям низшей социальной группы, которые даже сносные условия жизни своим детям обеспечить не могли, не то что любовь, этих самых детей — одиноких, несчастных, вечно голодных и грязных, судьба посылала в избытке.              Будь у нее дочь, она ни за что не позволила бы бедной девочке путешествовать от стройки к стройке в компании мужиков. Будь у нее такая талантливая дочь — она бы приложила все усилия для того, чтобы ребенок получил достойное образование.              — Прости. Пожалуй, мне не стоило развивать эту тему, — профессор заметил, что его жена задумчиво нахмурилась, явно вспомнив о чем-то неприятном, и накрыл ее ладонь своей.              — Нет-нет, дорогой. Все в порядке. Ты здесь ни при чем, — мадам Валериус улыбнулась и тут же перевела тему разговора. — Хорошая погода, не так ли? Как думаешь, стоит прогуляться перед ужином?              — Прости, я не смогу тебе составить компанию, — извиняющимся тоном произнес муж. — Очень много работы, что поделать.              — Ничего страшного, — женщина осторожно отставила в сторону столовые приборы и позвонила в колокольчик, вызывая служанку. Тихая Марта появилась в их доме четыре года назад. В обязанности ей вменялись готовка, стирка и прочие бытовые хлопоты. Иногда под настроение мадам могла заняться какой-либо работой сама — например, испечь вкусный пирог к ужину, но все-таки, основные домашние дела были возложены на плечи служанки. Пока женщина убиралась со стола и наводила порядок на террасе, мадам собиралась на прогулку.              Прихватив солнечный зонтик, женщина вышла из дома и пошла по дорожке, ведущей в сторону сада. Непонятно, почему, но ноги сами влекли ее в сторону того участка, где трудились рабочие Густава Дайе. Впрочем, учитывая время — скорей всего, они не трудились, а сделали перерыв на обед. Точно, обед — шума инструментов не было слышно. Вместо этого был совершенно другой шум. Шум, будто кто-то с кем-то дерется. Выйдя на небольшую поляну, мадам Валериус замерла в немом ужасе. Все дело в том, что дрались друг с другом Кристина Дайе и ее отец. В тот момент, когда мадам уже готова была закричать, когда кулак мужчины едва не опустился на голову ребенка, девочка легко перехватила его руку своими двумя и потянула на себя.              — Нет, нет и еще раз нет, — мужчина, как ни в чем не бывало, отступил на шаг назад. — Ты опять все делаешь совсем не так. Тяни не на себя, а под углом вниз, чтобы противник упал как бы по инерции и под тяжестью собственного тела. Вот так, — молниеносное движение — и Кристина, одетая в мальчишескую одежду, уже перекинута через ногу мужчины на сырую землю. — Поняла теперь?              — Похоже на то, — девочка приняла протянутую руку и, встав на ноги, сжала кулаки на груди.              — Отучайся, сколько тебе говорить, — по кулакам тут же слегка шлепнули ладонью. — До твоей атаки никто не должен понимать, что ты можешь ударить. Пользуйся стереотипами, благо что здесь их достаточно. Давай сначала.              Девочка расслабилась, вытянув руки по швам. Мужчина занес кулак для удара, в тот же момент его потянули на себя. Было видно, что Густав поддался — вряд ли бы у десятилетней девочки всерьез хватило сил опрокинуть на землю здорового мужчину, но судя по довольному лицу отца — дочь урок усвоила.              — Давай, работай, — из рукава Густава неожиданно появился нож. Миг — и лезвие оказывается практически у горла Кристины. Девочка подается вправо, кулаком ударяет по руке с ножом, стремясь выбить его, практически одновременно с этим бьет ногой по колену. Рука Густава перехватывает волосы ребенка, притягивая к себе за них, а нож оказывается у горла.              — А я тебе говорил, что не сработает, верно? — криво ухмыльнувшись, он проводит лезвием по шее девочки, словно представляя, как будет вскрывать артерию на шее.              — Немедленно прекратите это! — странное оцепенение спало с мадам Валериус. — Месье, я уж не знаю, где вы воспитывались, но кто дал вам право мучить ребенка?              Кристина в тот же момент сделала шаг вперед, словно закрывая отца собой. И уставилась на мадам совсем другим взглядом, отличающимся от того, которым смотрела в момент их разговора пару часов назад.              — Воспитывался я в Швеции, — медленно произнес мужчина. — Что же насчет прав — я учу своего ребенка так, как сам считаю нужным. Жду тебя через час на объекте, пока можешь гулять, — эта фраза была адресована Кристине. Та кивнула, ни слова не сказав. Густав прошел мимо нее, бросив на мадам Валериус странный взгляд. Кристина и женщина остались на поляне одни.              «Боже мой! Бедная девочка… Она совсем…» — мелькнуло в мыслях мадам Валериус. Но мысли тут же оборвались. Совсем… Какая? Странный звук раздался спереди. Подняв голову, мадам заметила, что Кристина уже не обращает на нее внимания. Вместо этого девочка крепко держит в руке нож и каким-то странным образом пытается метнуть его в деревянный щит, закрепленный на одном из деревьев. Не получалось у нее это от слова «совсем». Но попыток Кристина не оставляла.              — Кристина, мы можем поговорить? — тихо подойдя поближе, мадам замерла в центре поляны.              — Если это так необходимо, мадам, — вежливый тихий голос был наполнен снова странной досадой.              — Кристина, послушай меня, пожалуйста. То, что с тобой делает твой отец…              Звук удара и последующий треск — Кристина на этот раз не метнула нож, а всадила его в деревянный щит по самую рукоятку с такой силой, что древесина раскололась.              — Что. Со мной. Делает. Мой. Отец? — по словам произнесла она фразу, по-прежнему не поворачиваясь к мадам Валериус лицом.              — Послушай, какие бы ни были между вами отношения, он не имеет права так с тобой обращаться.              — Как. Он. Со мной. Обращается? — снова по словам. Голос почему-то дрожит. А вокруг девочки возникает странная аура. Словно черная туча окутывает светлый силуэт.              — Он тебя бьет ведь. Послушай, я обязательно найду способ тебе помочь.              — Мне не нужна помощь. И папа меня не бил, кстати, а тренировал. Это абсолютно разные вещи. Избиение — это физическое насилие над человеком, а тренировка — это обучение человека постоять за себя. Я понимаю, что со стороны это может выглядеть угрожающе, но отец использует тупой нож и рассчитывает силу в соответствии с моими нынешними возможностями и комплекцией. Будь я мальчиком — у вас бы не возникло подобных вопросов, верно? — Кристина обернулась к ней и криво ухмыльнулась. Настолько криво, что мадам поняла — эта тема в разговорах с другими людьми тоже затрагивалась неоднократно.              — Но разве тебе не кажется, что хорошая девочка все-таки должна быть более мягкой и женственной? Не стоит заниматься столь неподобающим занятием, — тихо произнесла мадам. Сейчас она отметила, что эта Кристина в мальчишеских штанах и рубашке, очерчивающей уже довольно заметные мускулы, кажется ей такой же естественной, как милая девочка в простом сером платьице, сидящая за чертежами.              — Хорошая девочка? — Снова усмешка. — Для кого хорошая? Для потенциального насильника, который легко получит желаемое при первом же нападении? Или, может быть, хорошая для мужа-абьюзера, который будет знать, что может ударить жену и не получить в ответ ничего, кроме слез? По вашему, я должна стать одной из тех хороших девочек, что ревут ночами в подушку, или которых находят по весне в канавах, порезанными на куски? Нет уж, благодарю покорно. Я лучше буду плохой, очень плохой девочкой. Девочкой, которая при попытке заполучить ее тело, избавит мир от одного урода, таким образом спасет не только себя, но честь и жизни нескольких других девушек. Плохой девочкой, которая на попытку мужа поднять на нее руку изобьет его и выкинет вместе с вещами из дома. Плохой девочкой, которая не будет пытаться соответствовать каким-то общепринятым стандартам и правилам, не имеющим под собой никакой логической подоплеки, а вместо этого будет жить счастливо и привольно своим умом, которого, как вы сами недавно сказали, у нее в достатке.              Впервые в жизни мадам Валериус не нашлась, что ответить. Какое-то время девочка стояла напротив нее, после этого, видимо, поняв, что ответа не дождется, произнесла:              — Прошу прощения, мадам, но мне надо бежать. Еще куча дел. До свидания, мадам.              На этот раз поклон был «мальчишеским». Сделав его, девочка развернулась и неспешно двинулась в сторону разворачивающейся стройки. Задумчивая мадам Валериус направилась в сторону своего дома. Определенно, прогулка привела к совсем не тем результатам, которых она ожидала.              Пересказывая мужу свою беседу в девочкой, она заметила, что профессор довольно усмехается.              — А я ведь говорил тебе, что моя теория верна целиком и полностью! Где одна такая девочка, там вскоре будут и другие, а значит — грядет глобальное переосмысление как подхода к воспитанию детей, так и роли женщин и мужчин в обществе. Сама посуди…              В который раз профессор Валериус принялся доказывать своей жене справедливость своих суждений. Краем ухом мадам Валериус слушала его, но почему-то больше задумывалась о том, насколько неестественно выглядела Кристина в штанах. Неестественно с ее точки зрения, но вместе с тем — девочка с ножом, рассуждающая о том, что будет защищать себя, если придется, вызывала странную симпатию. И, возможно даже… Зависть? Нет, пожалуй, все-таки не зависть, а… Было в ней что-то странное.              Последующий месяц мадам Валериус и ее супруг наблюдали за Кристиной. Несколько раз профессор пообщался с ребенком, пользуясь случаем. Если Густаву Дайе и не нравилось, что супружеская чета проявляет интерес к его дочери, то виду он не подавал. Что же до Кристины, то с мадам Валериус она держалась довольно отстраненно, а вот профессор умудрился довольно быстро найти со странной девочкой общий язык. За это время они заметили множество странностей. Кристина могла в один момент щебетать о каких-то женских вещах с девочкой-ровесницей, при этом выбирая в магазине пряжу и нитки для вышивки. А час спустя та же Кристина, уже переодетая в мужское платье, легко и просто уворачивалась от ударов отцовского тупого ножа, с каждым разом все лучше усваивая демонстрируемые удары. Вот она улыбается и мило морщит носик, когда на него приземляется красивая бабочка — и вот она, уже не обращая внимания на эту бабочку, что-то увлеченно записывает в своем блокноте. Вот она поет нежную песню своим чудесным голосом — и вот уже двадцать минут спустя, не дожидаясь отца, тем же чудесным голосом отчитывает одного из отцовских рабочих, который неправильно приготовил раствор, при этом распекая красного, как рак, бедолагу, так, что он готов сквозь землю провалиться, при этом явно забыв о том, что ему делает замечания какая-то мелюзга. Впрочем, мадам Валериус быстро поняла: в отсутствие Густава Дайе на объекте хозяйничает девочка. Девочке подчиняются здоровые мужики. Разговорив одного из рабочих, мадам Валериус получила ответ:              — Ну, дык это… Крыска — она умная. Да и шеф сказал, если его нет — ее, как мамку родную слушать. Ну вот… Шарит ведь в этом девка лучше некоторых других начальников.              После этого рабочий вернулся к замесу цементного раствора. А мадам Валериус получила новую пищу для размышления.              Работу на их участке группа Густава вела больше двух месяцев. За это время Кристина еще больше сдружилась с профессором и даже получила разрешение читать книги из его библиотеки — неслыханная щедрость, которую муж мало кому позволял, относясь к своим книгам, как к живым существам. Именно от него мадам узнала, что Густав купил дом неподалеку, явно намереваясь на какое-то время обосноваться в городе.              Как ни странно, но вскоре у нее получилось подружиться с Кристиной. Показав девочке пару узоров для вышивки и не поднимая больше в разговоре тему ее «неженственности», мадам Валериус с удивлением поняла: Крыса, как называл ее отец, вовсе не такая нелюдимая и замкнутая, какой кажется на первый взгляд.              — Не люблю, когда жизни учить пытаются. Особенно не люблю, когда отца трогают из-за того, как он меня воспитывает. Почему-то голодные, оборванные и грязные дети у каких-нибудь алкашей никого не волнуют, а стоит только увидеть, что девочка из вполне благополучной семьи одела брюки и учится самообороне — так сразу нападки начинаются.              — Брюки-то зачем надевать? Это ведь неудобно, — в последний момент мадам заменила слово «неприлично» на неудобно.              Сейчас они сидели на берегу моря. Этот дикий пляж нашла Кристина во время одной из своих вылазок. Люди сюда практически не забредали и, признаться — без мужа мадам Валериус приходить сюда было немного страшновато. Но Кристина все время торчала здесь, пользуясь тем, что люди в этот край не забредали, а значит — она могла спокойно приходить в мальчишеской одежде и тренироваться. Густав Дайе пока что находился в поиске работы. Но это по словам Кристины.              — Вы сами брюки носили? — со смешком уточнила девушка.              — Господи, конечно же, нет! — вскрикнула мадам чувствуя, как краска приливает к щекам.              — Ну а почему тогда решили, что это неудобно? — Кристина чуть прищурилась.              Мадам часто удивлялась тому, что девочка сидит спиной к морю. Этот раз не был исключением. Впрочем, так Кристина всегда находилась лицом к своей собеседнице и мадам это устраивало намного больше, чем разговор со спиной девочки, как это было в первые дни.              — Я слышала, тебе нашли учителя вокала, — поддержала беседу она.              — А, да. Папа постарался. Мне часто говорили, что голос надо нормально развивать, но так как мы нигде толком не задерживались, то занятия были… обрывочными. А раз уж я надолго обосновалась в Перрос-Гирреке…              — Так понимаю, твой отец планирует остаться здесь. Понимаю его — место очень красивое, да и климат приятный.              — Отец и его группа будут работать через пролив. А я тут останусь.              — Одна? — с тихим ужасом уточнила мадам.              — С Цербером, — поправила Кристина. Цербером звали «милого щеночка», которого девочка приютила у себя. Песик умудрился за шесть месяцев жизни у нее вырасти чуть ли не до размеров пони. А учитывая повышенную косматость черного чудовища и его явно выраженное недружелюбие по отношению ко всем, кроме Кристины и Густава — из собаки запросто мог получиться серьезный охранник для ребенка. Но как она справится одна с домашними делами? Может, стоит ей какое-то время пожить в доме профессора?              — Справляюсь же как-то сейчас, — девочка пожала плечами. — За предложение спасибо, но я откажусь.              Вот этого мадам Валериус тоже не могла понять — девочка прямо игнорировала любые предложения о помощи и покровительстве. Она не принимала подарков, разве что только небольшой набор ниток и шоколадку на день рождения. Она упрямо держала дистанцию между собой и другими людьми. Было такое ощущение, что она никому не доверяет до конца. Спросив об этом однажды, мадам получила в ответ следующую фразу:              — Мой отец всегда меня учил трем главным «не», которые просто необходимы для моего выживания среди людей: не верь, не бойся, не проси. Думаю, не надо объяснять такой умной женщине, как вы, почему именно он это делал.              Мадам понимающе кивнула. За те несколько месяцев, что произошли со времени знакомства с Кристиной, она начала немного понимать эту странную девочку и даже — ее не менее странного отца. Верить нельзя никому — это вполне понятно. Густав мог выдрать дочь ремнем даже за то, что она не закрыла дверь своей комнаты, когда дома он. То есть, получается, за то, что она не закрылась от него. Что она доверяет ему полностью. Верить нельзя никому — тогда можно быть готовым к тому, что близкий человек вдруг сделает подлость. Или напьется и полезет в пьяную драку. За Густавом подобного, вроде бы, не водилось, но чем чаще мадам натыкалась в газетах на статьи вроде «пьяная мать убила родную дочь за то, что та мешала ей спать», тем больше она понимала причины, по которым Густав действовал именно так, а не иначе. Со страхом тоже все понятно. Страх убивает разум, отключает возможность действовать правильно и верно. Запуганным человеком легче манипулировать, кроме того — изначально неуверенный в себе, боящийся других человек, чаще всего становится жертвой криминальных элементов. Эту лекцию по психологии ей прочел муж несколькими днями ранее. Не просить… Как ни странно, но понятно и это. Если человек просит кого-то о помощи, он становится обязанным другому. И может так случиться, что этот другой начнет манипулировать, требуя совершить поступок, который не хочется делать.              — Но, раз ты остаешься в Перрос-Гиреке, может быть, заглянешь к нам в гости на неделе? — уточнила она. Против похода в гости Кристина ничего не имела. Более того — она сама охотно приглашала и мадам, и ее мужа, к себе домой. Валериус уже успела заметить, что девочка действительно хорошо справляется с ведением хозяйства. Для себя она решила, что будет наблюдать, как живется Кристине и все ли у нее получается. Возможно, пройдет какое-то время, прежде чем девочка привыкнет к ней окончательно. Не имея собственного ребенка, мадам Валериус была готова перенести всю имеющуюся у нее нежность и любовь на… На единственного человека, который никому не верит, ничего не боится и никого ни о чем не просит. Впрочем, Кристина была, вопреки первому впечатлению, вполне человечной и охотно дарила другим свое тепло в ответ на ласку и доброту.              Придя домой, она почему-то вспомнила слова Кристины о том, что… О брюках. Должна же быть причина, по которой девочка для работы и тренировок предпочитает переодеваться в штаны. Воровато оглянувшись, как будто делала что-то плохое, мадам Валериус нашла на чердаке старые вещи мужа, которые могли бы быть ей впору и, спустившись в спальню, осторожно сняла с себя платье. Щеки раскраснелись, а внутри поселилось странное чувство, как будто она делала что-то неприличное и недостойное… Глупости! Она же не собирается ходить в этом по улицам. Это просто эксперимент, в этом нет ничего… Пять минут — и вместо платья на ней только нижняя рубашка и пресловутые брюки. С удивлением мадам отмечает, что ничего неприличного в этой одежде нет. Возможно, облегай они ноги полностью, но… Но штаны были свободными и скрывали ноги подобно тем платьям, что носили простолюдинки. А это была хоть и бедная, но вполне приличная одежда. С удивлением мадам Валериус прошлась по спальне и поняла, что в брюках намного легче ходить. Что не приходится придерживать шлейф и юбку, когда нужно сделать шаг. Это… освобождает руки. Повернувшись перед зеркалом, мадам только сейчас заметила, что дверь немного приоткрыта и за ней уже бог знает сколько времени наблюдает муж. Заметив, что женщина его обнаружила, он приоткрыл дверь пошире и, войдя в комнату, гордо произнес, потирая руки.              — А я говорил, что моя теория является абсолютно верной!              Визг мадам Валериус наверняка привел бы в ужас всех соседей… Если бы поблизости были хоть какие-то соседи. Но, поскольку участок был достаточно большим, чтобы звуки с него не долетали до обитателей других дач, визг мадам, как и его причина, остались тайной для обитателей Перрос-Гирека.