Не верь, не бойся, не проси...

                    — Дарога такого точно не ожидал, — когда Кристина завершила рассказ, Эрик еще минут пять стирал с лица слезы смеха. Если даже в Европе, которая была более лояльна к женщинам, чем страны Востока, на его ангела смотрели круглыми глазами, то какую гамму чувств испытал дарога, которому довелось на собственной шкуре убедиться, что далеко не все женщины — милые и невинные маргаритки, Призрак не мог и представить. Помнится, он сам был «слегка удивлен» тому, что его любимая может, глазом не моргнув, порешить несколько человек буквально за несколько минут. Да, можно сказать, конечно, что где-то ей везло, где-то против ее врагов действовали их же собственные предубеждения и стереотипы, но наблюдая за Кристиной впоследствии Эрик не мог не признать: женщины названы «слабым полом» исключительно из-за дискриминации, корни которой уходят в их варварское прошлое с совершенно другими устоями.              — Слушай, ты же говорил, что у тебя нет друзей, — Кристина скрылась за ширмой для того, чтобы парой минут спустя появиться перед ним уже в простом домашнем платье.              — Не друг он мне. Просто когда-то мы оказали друг другу пару услуг. И, как видишь, сейчас он в отношении меня пытался совершить действия, далекие от дружелюбных, — Эрик нахмурился. — Если он еще раз к тебе полезет — я его убью.              — Ага, если успеешь, — криво усмехнулась девушка. После чего принялась рассказывать Эрику новости, узнанные в театре. Особо ничего интересного, конечно, но отсутствие новостей тоже было хорошими новостями. — О, кстати, я тебе еще газет притащила.              В газеты Эрик зарывался надолго. Девушка тем временем перечитывала два письма из дома. Судя по выражению ее лица — в Перрос-Гиреке тоже не происходило ничего из ряда вон выходящего. Именно поэтому уже через пару минут она отложила письмо и принялась через плечо Эрика изучать одну из газет. Мужчина чуть улыбнулся, когда девушка мягко прижалась к его спине, смыкая руки на груди.              — Удалось отменить хотя бы часть репетиций? — с надеждой уточнил он.              — С учетом того, что Арно во мне души не чает, довольно странно было бы, если бы все было иначе, — Кристина ободряюще улыбнулась, и принялась гладить Эрика по голове одной рукой, второй накрыв его чуть дрожащую руку своей теплой ладонью. От этого хотелось почему-то замурлыкать, как большой и очень ласковый кот. — Сошлись на том, что я буду ходить на генеральные прогоны, ну и на сами выступления в течение двух недель, если сама не завалюсь.              — Кристина теперь будет все время рядом с Эриком. Эрик даже рад, что заболел, — стараясь игнорировать жар и боль, он улыбается через силу и просит ее почитать ему недавно купленную книгу. В ней рассматривалась возможность создания самодвижущихся повозок — тех, которые в будущем будут называть «автомобилями». Буквально на середине пятой главы они отложили в сторону книгу и принялись обсуждать уже сами автомобили: Кристина, хоть и не знала досконально устройство «четырехколесного коня», но простейшую схему двигателя внутреннего сгорания, выученную еще в школе, начертить смогла. Заодно и рассказала, во сколько проблем в итоге вылилось появление данного транспорта.              — У людей талант все портить, Эрик уже заметил, — подытожил он, когда Кристина уже с точки зрения автомобилиста, увлекшись, вспоминала особо неприятные случаи из своей жизни, где фигурировали тупые пешеходы в темной одежде, бросающиеся в темное время суток буквально под колеса на трассе, где минимальная скорость движения автомобиля составляла сто с лишним километров, а переходов рядом в наличии не имелось.              Потом Эрик все-таки «раскрутил» ее на подробный рассказ о компьютерах и интернете. На счастье, в этой теме Кристина разбиралась куда лучше, чем в автомобилях, а поэтому рассказ получился еще интересней. Правда, в разговоре с ней Эрик понял одну важную вещь.              — Кристина, неужели ты не пела до того, как оказаться здесь?              — Кхм… Вообще-то пела. У нас от моего пения тараканы сбегали, а соседи стучали по батареям. Когда мне было лет десять и у нас одни козлы повадились ремонт делать ночами, отец пригрозил им, что купит мне караоке. После этого они делали ремонт только тогда, когда мы были вне дома. И, как говорят другие соседи — старались стучать очень, очень тихо. Так что голосина мне досталась вместе с этим корпусом. Ну и морская болезнь тоже — прощай вестибулярный аппарат, как у космонавта, я тебя не забуду.              — Даже странно как-то… Воспринимать тебя отдельно от… От твоего голоса.              — С учетом того, что я на развитие этого голоса потратила десять лет своей жизни — уже как-то сложно рассматривать его отдельно, — в голосе Кристины проскользнула плохо скрытая обида.              — О, Эрик не хотел сказать… — он поник, крепче сжимая ее руку. Но когда ее ладонь в очередной раз провела по затылку, он расслабился и вспомнил, что Кристина, хоть и может обидеться на какие-то его слова, но все-таки не уйдет. Не уйдет, когда так нужна ему…              — Да знаю я. Все равно как-то обидно. Иногда мне кажется, что ты на меня внимание обратил только из-за того, как я пою.              — О, нет, Кристина. Это совсем не так, — он усмехнулся и решил попробовать «потроллить» ее в ответ. — Наша первая встреча, если можно так сказать, состоялась в день, когда ты продемонстрировала стенам оперного театра свое виртуозное владение рабочими инструментами и не менее виртуозный словарный запас, — он усмехнулся. — Я, признаться, поначалу хотел выйти и предложить помощь, но потом увидел, что ты и сама неплохо справляешься и, вдобавок, можешь сгоряча отреагировать… Так скажем, злить Кристину, у которой в руках что-то острое, не самая лучшая идея.              — Ой какие мы обалденно умные, мы въехали в это с первой же минуты знакомства.              — У Эрика всегда была хорошо развита интуиция. Кстати, именно по этой причине он до сих пор жив, — с достоинством произнес он. Потом они с девушкой посмотрели друг на друга и почему-то прыснули.              Так получалось само собой: с ней он стал чаще улыбаться и просто радоваться, даже не демонстрируя своих эмоций. Даже сейчас, в момент, когда он находился на грани бреда и реальности, ему было лучше, чем в самые лучшие дни до встречи с ней. А были ли они вообще, эти лучшие дни, до того, как в его жизни появился ангел?              Свет режет глаза и он просит Кристину погасить практически все освещение. Прежде, чем сделать это, девушка достает из шкафа какую-то коробку.              — Кстати это… Вот… Ну, в общем…              — Кристина? — заметив, что ее щеки неестественно красные, он с тревогой метнулся вперед. Импульс головной боли заставил на мгновение зажмуриться, но сделал он это уже после того, как приложил руку ко лбу девушки и обнаружил, что тот все еще прохладный. Только бы она не заболела, только бы… Кристина — последний человек, которому Эрик хотел доставлять какие-то неприятности. И хотя она относилась к вероятной своей болезни с привычным сарказмом и фатализмом, мук совести Эрика это не умаляло.              — Чего? Это вот… Короче, на, — непривычно красная, она протянула ему коробку, завернутую в блестящую фольгу и украшенную большим бантом.              — Что… Эт-то… Подарок… Эрику?              — Угу, — буркнула девушка, поспешно отворачиваясь.              — Эрику никто никогда не дарил подарков… — пролепетал он.              — Да въехала я уже. Вот и решила… это… исправить хотя бы частично несправедливость, вот… — девушка нервно сцепила руки в замок и исподлобья посмотрела на него.              — Эрик… откроет? — прежде, чем получить ответ, он начал торопливо, но аккуратно развязывать бант и снимать фольгу. И с восхищением воззрился на то, что скрывала в себе коробка.              Периодически он видел у Кристины мужские рубашки, которые та вышивала. Вопросов не задавал, потому что думал, что девушка это делает либо для отца, либо кому-то на заказ. А она это… Весь этот месяц… Все — ему…              Если бы не зеленка, он прямо сейчас начал бы носить эти рубашки. Носить и никогда не снимать, причем все сразу, чтобы рядом с ним всегда была словно частичка души этой удивительной девушки.              — Спасибо, — восторженно шепчет он, прижимая коробку к себе и чувствуя, что по щекам все-таки покатились слезы. Обрадовала, расстрогала и вознесла на небеса одновременно… Какая же она удивительная!              Подарок он бережно прячет в свой шкаф, а фольга и бант занимают свое законное место в шкатулке с самыми драгоценными вещами. Наверное, Кристина бы сказала, что это все — хлам, который надо выбросить. И наверное, они бы даже из-за этого поругались, поэтому Эрик мудро не сообщал ей, что именно он стащил у нее из сумки обгрызенный карандаш еще в те времена, когда они общались через стену. Именно в его шкатулке нашли свое место Все ее сломанные шпильки и заколки, оторвавшийся от платья бант, выброшенное лезвие от скрытого клинка, которое оказалось слишком хрупким и не выдержало испытаний... Черновики ее писем с жуткими кляксами, забытая в гримерке отвертка и даже обрывочные рисунки, которые она демонстрировала ему, когда пыталась объяснить что-то о своем мире. О, это были величайшие сокровища Эрика, которые он будет беречь, как зеницу ока. Его реликвии!              Воодушевление и радость, которые дарила ему Кристина, пришлись как нельзя кстати ночью, когда состояние скачкообразно ухудшилось. Но он больше не впадал в беспамятство, а если и впадал — то совсем ненадолго, ведь стоило начать звать Кристину — и над ним раздавался голос ангела, который отпугивал кошмары и помогал снова осознать, где реальность, а где — сон. Заснул он только под утро, абсолютно обессиленный.              Само собой, на следующую ночь все повторилось заново. И без того не слишком-то четкий график сбился, как выражалась Кристина, «к чертям собачьим», вынуждая Эрика отсыпаться днем, а ночью — мучиться из-за чешущихся болячек и усиливающегося жара. В другое время он бы начал бросаться на стены, выть, биться головой об пол — что угодно, только лишь бы сбить ощущение, что он замурован среди этих стен, что он навеки погребен во мраке… Сейчас это больше не нужно. Сейчас он не один. Тем более, что на пятый день болезни ему приходит в голову замечательная идея.              — Кристина… — идея пришла во время сильного жара, который девушка уже привычно пыталась ослабить с помощью компресса. Это ненадолго, но тем не менее — помогало, облегчая его муки.              — Что, родной мой?              — Стены давят… Я хочу на улицу, — тихо шепчет он, пристально глядя ей глаза в глаза.              — Эрик, милый, ну нельзя тебе на улицу, ты ведь сам это понимаешь и…              Муки в ее глазах Эрик не выдерживает. Он уже знал, что Кристина корит себя за бесполезность. И никакие его уверения в том, что на самом деле она делает для него все и даже больше, не помогали. По мнению этой девушки, видимо, она просто обязана была обладать каким-то чудесным средством, которое мигом излечивало бы все болезни ее близких, а отсутствие сего чудодейственного снадобья делало ее чуть ли не неполноценной. Максималистка, что с нее взять…              — Тогда выйдем на пристань? Пожалуйста, выйдем! Эрик ведь поставил там скамейку, можно взять одеяло и побыть там… Пожалуйста, Кристина!              — Но…              Эрик знает: она боится. Боится, что ему станет хуже. Что где-то она недосмотрит и не обработает все эти язвочки и корочки, что она запустит в комнату сквозняк, из-за которого Эрик еще и застудится, что будет слишком жарко или слишком холодно, что уснет и вовремя не сменит прохладную ткань на пылающей голове и что не услышит, когда он будет ее звать.              — Пожалуйста, Кристина… Совсем недолго. Это важно для меня, — произносит он свой единственный аргумент. Как ни странно, но он действует. Правда, перед тем, как выпустить его на пристань, Кристина заставляет его одеться, обуться и только после этого помогает встать на ноги и выйти из дома.              На пристани дышится легче. Вид зеркальной озерной глади успокаивает и даже Кристина, ненавидящая водоемы, смотрит на нее без привычного отвращения во взгляде. Когда-то Эрик представлял, что катает ее на лодке. Увы, но ее отношение к качке поставило крест на этих планах. Когда-то он планировал украсть с конюшни Цезаря и покатать на нем Кристину. Но несколько дней назад она обмолвилась ему о том, что боится лошадей. Когда-то он думал, что сердце ледяной красавицы-северянки придется завоевывать, проливая кровь и опустошая свою душу, чтобы она разглядела в нем человека. Но вместо этого она сама тянулась к нему. И с каждым днем все сильней. Будто у него было что-то такое, что ей не могли дать все ее многочисленные друзья и родные. Он нужен ей.              Сидеть тяжело, поэтому он ложится на лавочке, удобно устроив голову у Кристины на коленях. Та завернула его в одеяло и привычно принялась что-то тихо-тихо напевать под нос. А он лежал и думал о том, что идея выбраться на пристань была одной из самых лучших. Во сне ему видится Кристина. Что-то говорит ему, ласково гладит по голове, ведет его за собой куда-то к свету. Просыпается он с ощущением счастья и… Странно, но он чувствует себя здоровым. Слабым, но здоровым. Кристина заставляет остаться в постели еще на день, а сама отправляется на спектакль. Больше всего на свете он хочет пробраться в свою ложу и наблюдать за ней, слушать ее голос, видеть восхищенные лица этих простофиль слушателей и наблюдать за тем, как она в очередной раз отшивает какого-нибудь прилипчивого поклонника, поскольку ее сердце принадлежит другому.              Но слово надо держать. Именно поэтому он честно просидел этот день в одиночестве. И когда Кристина вернулась, будучи при этом неестественно красной явно не от смущения, он поспешил похвастаться ей тем, что сдержал свое обещание и потребовал у нее взамен также, как и он сам, не покидать дома в ближайшую неделю. Обещание девушка дала, но это были буквально последние секунды, когда она была так сговорчива и нежна. Буквально несколько часов спустя Эрик узнал, какой это ад: Кристина заболела.              Но при этом Кристине абсолютно не нужно было все то, что требовалось во время болезни ему. Когда ему было в радость держаться за ее руку, Кристина вырывалась и во сне отодвигалась подальше. Когда он решил, что ее высокая температура нуждается в снижении и осторожно, чтобы не разбудить ее, положил на лоб компресс, ткань полетела в дальний угол комнаты, а его самого злая спросонья Кристина послала нахуй прямым текстом и сказала, что он «заебал». Он знал, что она не со зла, что она болеет, но менее обидно от этого почему-то не становилось.              Он решил сыграть ей, чтобы укрепить сон и прогнать кошмары, если такие появятся. Кристина проснулась, наорала, сообщила, куда засунет ему его скрипку, после чего снова завалилась на свою половину кровати, при этом накрыв голову подушкой.              — Да какого хуя тебе от меня надо?! — взревела она, когда Эрик в очередной раз прислонил ладонь к ее лбу, желая померить температуру.              — П-помочь… Эрик хочет помочь Кристине. Ведь Кристина заботилась об Эрике и…              — Пожрать.              — Ч-что?              — Приготовь пожрать, когда я проснусь. И побольше: когда болею — аппетит зверский. А еще запомни, что я нормально, в отличие от тебя, переношу высокие температуры и не нуждаюсь во всякой вспомогательной фигне. А еще –что я люблю музыку, но не в три часа ночи, блять. И вообще — возьми уже за правило спрашивать, что мне нужно, а не действовать наугад. Потому что мне потом стыдно за то, что сказала, не контролируя себя, а тебе обидно из-за моих слов.              — О, Кристина…              — Спокойной ночи, — она снова завалилась на кровать, отодвинувшись как можно дальше и спинав с себя одеяло. Укрывать Эрик уже не рискнул, поскольку был научен горьким опытом и понял в который раз: они с Кристиной слишком разные. Но это ведь не помешает им быть вместе, верно? Кристина считала, что не помешает. Просто надо лучше изучить друг друга и тогда они преодолеют все сложные этапы их отношений. Их… Любви.              Утром Кристина угрюмо извиняется за вчерашнее, то бишь за то, что было ночью. Уточняет, где он спал, если кровать в этом доме одна и находится в их комнате, которая раньше именовалась ее собственной. Говорит, что он может вернуться, но только при условии, что не будет «доставать заботой». Он клянется ей, что этого больше не повторится и подкладывает ей в тарелку еще одну порцию омлета. Завтракает сам. Живя рядом с ней, он стал забывать о том, что когда-то обходился без еды по несколько дней.              Когда он после завтрака заходит в комнату, то первым делом закрывает глаза. Потому что Кристина лежит на кровати поверх одеяла, при этом сверкая голой спиной.              — Что зажмурился? Иди давай, работай, дезинфектор, зеленка на тумбочке.              — О-о-о, — выдал он, старательно отворачиваясь.              — Эрик, блин! Я тут для кого лежу вся такая красивая? Давай смотри, куда мажешь.              — О-о-о, — как объяснить этой беспардонной особе, что раньше Эрику не доводилось видеть настолько раздетых девушек.              — Эрик! — Кристина села, одной рукой прижимая к груди корсет, который закрывал грудь и шею. Тот факт, что она при этом оставила открытым живот, ее ни капли не напрягал.              — О-о-о, — в этот раз он даже не смог отвернуться чувствуя, как волна жара прошла по телу, а дыхание участилось в несколько раз, больше напоминая одышку.              — Эй, ты че? — она явно не понимала, что с ним происходит. Или понимала, но «троллила». Не самое удачное решение с ее стороны.              — Вы же… голая. Эрик… О-о-о…              — Блять, это только спина! И живот! Не усложняй. И сиськи прикрыты, кстати. Если был на востоке и видел этих всяких танцовщиц, то уже мог бы и не реагировать так, — огрызнулась она, к величайшему его облегчению, снова ложась на живот.              — Это другое, — стараясь дышать ровно и глубоко, он принялся наносить зеленку на красные точки. Даже пятна болезни на ее теле были аккуратными и такими непохожими на тот кошмар, который все еще покрывал его тело. В остальном же… Она была совершенной. Алебастровая кожа, несколько мелких родинок, плавные изгибы лопаток и тонкая даже без корсета талия.              Странный то ли вздох, то ли стон, сорвался с ее губ, когда его длинные пальцы пробежались вдоль позвоночника, как бы разминая спину.              — Прости… Эрик больше… Я больше… Ты совершенство, — тихо завершил он свою путанную тираду, после чего трясущимися руками поставил на место пузырек и выбежал из комнаты. Нужно было успокоиться… Успокоиться… Привести в порядок мысли и эмоции, унять странное, но кажущееся вполне естественным желание обладать ею. О, они поженятся после Рождества и тогда Эрик сможет досконально изучить каждый миллиметр этого тела. Если Кристина ему позволит. Если согласится, чтобы ее совершенной плоти касался нескладный урод.              — О, Кристина, — глубоко вздохнул он, перебирая бумаги, в беспорядке сваленные на рабочем столе. После чего решив, что Кристина сейчас не спит, а значит — против не будет, принялся терзать орган. Как ни странно, но получающаяся сегодня музыка была абсолютно другой. Исполненной надежды, счастья, радости… Та музыка, которую породил в нем белокурый ангел, впервые в жизни дав ему ощутить все то, что было доступно до этого каждому человеку лишь по праву рождения с нормальным лицом и телом.