Не верь, не бойся, не проси...

                    Маскарады в Опере поражали своей грандиозностью, величием и разнообразием костюмов. Впрочем, вопрос разнообразия всегда был спорным: лишь зайдя в зал Эрик успел отметить как минимум три десятка различных вариантов костюма цветка, еще тридцать гусар, а также неоднократно повторяющиеся менее популярные вариации маскарадных костюмов. В этом разнообразии ему надо было найти одну-единственную принцессу.              Вокруг раздавались голоса, исполненные восхищением и ужасом.              «Смерть! Еще и смерть! Наверное, из той же компании…»              «А почему красная-то?»              Призрак Оперы настороженным взглядом обвел зал. И только сейчас заметил в отдалении резко выделяющуюся среди всей этой толпы троицу, представляющую собой вполне узнаваемых Всадников Апокалипсиса, грим и костюмы которых были доведены едва ли не до совершенства, хотя Эрик даже со своего текущего местоположения заметил некоторую неровность швов и неаккуратность в оформлении контуров. Впрочем, он на такие вещи всегда смотрел придирчивым взглядом профессионала, а вот окружающие не замечали незначительных дефектов, оценивая образы в целом. А оценить было что!              Чума скрывалась за маской средневекового врача с клювом и стеклянными очками. Судя по тому, что девушка не подносила руки к глазам — ей хватило ума смазать изнутри стекла мылом. Одета она была в открытое ярко-желтое платье с зелеными потеками, напоминающими гной. Да, пожалуй, тот самый гной, который по сюжету должен был сочиться из многочисленных язв на теле. Пресловутые «язвы» покрывали шею, плечи, руки и декольте девушки и были оформлены настолько реалистично, что вокруг Чумы всегда было довольно много места: реалистичность костюма заставляла присутствующих восхищаться издали, не приближаясь «исключительно на всякий случай». Чума, как и полагается, была вооружена луком, висящим за спиной.              После Чумы в поле зрения Эрика сразу же попала Война. Это тоже была девушка, правда, одетая в практически мужской костюм. Высокие военные сапоги были обильно перемазаны «кровью», на поясе висела парочка человеческих голов из папье-маше. На ярко-алом мундире почему-то бросались в глаза разводы «запекшейся крови», а «торчащие из тела» мечи, стрелы, обломки копий и прочий антураж обещали каждому, рискнувшему нарушить личное пространство Войны, как минимум царапины. Пожалуй, из-за мечей и человеческих голов на поясе к девушке тоже не рисковали приближаться. В ножнах на поясе покоился бутафорский меч. Лицо Войны было скрыто тяжелым шлемом, напоминающем рыцарский.              Единственный мужчина в этой компании изображал Голод. Он одет был в деланно-истрепанную рубашку с подкатанными рукавами. «Когда-то белая», она теперь обладала каким-то землисто-болотным оттенком. Штаны и ботинки тоже напоминали собой одежду… да, голодающего бродяги. Как и в облике Чумы, взгляд цеплялся за открытую кожу рук, которая была не только «сморщенной и обвисшей», как и полагается коже Голода, но еще и покрыта какими-то язвами, которые Голод, видимо, решив придать дополнительной мерзости своему внешнему виду, начинил «опарышами». Маской ему служил холщовый мешок, который набрасывали на головы преступникам перед казнью.              Вид живописной троицы на мгновение захватил внимание Эрика. Но он тут же вспомнил, что ему нужно найти среди этого бедлама единственного человека, ради которого он сюда пришел. Кристина должна быть в зале. Светловолосая и довольно высокая девушка в красивом костюме. Возможно, она танцует с одним из поклонников. Возможно — отошла в тихое место с одной из подруг.              Эрик сделал несколько кругов по залу, снова вернувшись к месту, где стояла троица. В этот момент Голод, стоящий у подносов с едой, поднял руку и сделал какой-то условный жест Чуме и Войне. Девушки кивнули, а та, что была облачена в красный мундир, махнула товарищу рукой и сделала пальцами жест «Виктория». Тот самый жест, который довольно часто демонстрировала Кристина! В тот самый момент, когда Эрик был готов усомниться, девушка обернулась вокруг себя и сделала несколько шагов, чтобы присмотреться к танцующим. Ее походку он сразу же узнал. Видимо, она кого-то искала. И Эрик уже знал кого… Господи, какой же он дурак!!! Неужели не смог с самого начала понять, кто способен на подобную оригинальную идею?              — Не меня ждете, Кристина? — спросил он, подходя к ней сзади.              — Ори погромче, тебя еще не все услышали, — огрызнулась девушка, поворачиваясь к нему. — Вау, так это ты? Прикольный костюмчик. А кто это?              Гордость начала переполнять Эрика. Кристина не узнала его костюм! Здравый смысл остудил гордость, напомнив, что Кристина могла не читать По.              — Это Красная Смерть.              — Тю ты! Не мог в обычную вырядиться, что ли? Все бы тебе выделываться, — судя по всему, девушка добродушно усмехнулась, после чего протянула ему руку. — Пошли танцевать?              — Вообще-то это я должен был тебя пригласить! И кстати, уж про «выделываться» кое-кому вообще следует молчать, — последнюю фразу он пробурчал себе под нос. И, видимо, Кристина ее не услышала, поскольку ответила только на первую реплику.              — Вообще-то кое-кто дофига стеснительный и мы бы еще полвечера расшаркивались вместо того, чтобы делом заниматься, — рассмеялась Кристина. Грудь девушки вздымалась: было видно, что она уже успела повеселиться на этом празднестве. Сердце Эрика кольнула обида. Она развлекается. Она счастлива. Без него.              «Ну а кто мог знать, что у нее будет такой костюм? Кто мог знать, что Красная Смерть должен будет составить компанию Второму Всаднику Апокалипсиса?»              Танец начался. Опытным путем Эрик выяснил, что все эти обломки копий, стрел и мечей довольно легко сминаются, прижимаясь к спине своей обладательницы, а после того, как ее тело отпустить — возвращаются в исходное положение. Видимо, Кристина все-таки помнила о том, что они будут танцевать вместе и не хотела, чтобы он оцарапался. О, Кристина...              — Кажется, мы здесь самая клевая парочка, — фыркнула Кристина.              — Что?              — Гармонируем, говорю, лучше всех…              В этот момент мимо них пронеслись чуть ли не галопом Чума и Голод.              — Ну, если не считать этих двоих, — Кристина успела махнуть рукой парочке прежде, чем те унеслись на другой конец зала.              — А кто это? — тихо уточнил у нее Эрик. Он не узнал Кристину потому, что думал, что та наденет на лицо открытую маску, скрывающую лишь глаза, оставив снаружи свои золотистые локоны. Тогда бы он ее опознал, а так ему осталась в качестве ориентира только походка и жестикуляция любимой.              — Не догадался? Плохой из тебя сыщик. Рауль и Адель. Похоже, в ребятах пропали гениальные дизайнеры. Кстати, ты это…              — Что?              — Может, останешься с нами, м? Я тебя с ребятами познакомлю. Правда, с Адель ты уже знаком, а Рауль просто о тебе знает.              — Но я же…              — Ну давай, чего ты! Все нормально: они не будут тебя обижать. И Адель, кстати, уже почти не злится на то, что ты ее пугал. Ну правда, ну сколько можно уже в одиночку сычевать? Друзей новых заведешь, пообщаешься, потусим все вместе…              Музыка давно смолкла и танцующие разбрелись вокруг, выбирая себе новых партнеров для танца и обмениваясь какими-то шуточными репликами.              Эрик уже собирался отказаться, но в этот момент поймал знакомый отчаянный взгляд синих глаз из глубины шлема.              — Если ты этого хочешь, Кристина, — совсем тихо произнес он.              Не прошло и минуты, как его подтащили к парочке.              — Ребята, а я нашла нам Смерть. Правда, красная, ну да наплевать. Знакомьтесь — это Эрик! Мой жених.              С какой легкостью она это произнесла… И как просто и легко сказал Рауль:              — Рад знакомству.              То, как дворянский мальчишка протянул ему руку для рукопожатия… А ведь он знал, что скрывает его маска… Знал, поскольку ему рассказал дарога, причем наверняка от себя преувеличив уродство Эрика (если это можно преувеличить). Что же это? Получается, что… так действительно можно? Одной рукой крепко, до хруста в костях, стиснув ладонь Кристины, он протянул вторую навстречу руке Рауля. До последнего и боясь, и надеясь, что тот вдруг уберет свою ладонь за спину и отшатнется от него с отвращением во взгляде.              — Я — Рауль де Шаньи. Только сейчас это секрет, так что я Голод.              — Очень… приятно, — с трудом проглотив странный ком в горле, Эрик пожал мальчишке руку.              В этот момент прямо под ноги Эрику прилетела одна из хлопушек. Не сказать, чтобы это его напугало, но неожиданная вспышка и звук взрыва заставили потерять равновесие, хватаясь за колонну.              — Адель де Милье, то есть Чума. Мы теперь квиты, так что предлагаю дружить, — голос девушки лучился самодовольством. Эрик почувствовал что-то вроде угрызений совести, когда вспомнил, при каких именно обстоятельствах состоялась их первая встреча. И, тем не менее, сейчас она также легко, как и Рауль, протянула руку ему навстречу. Как хорошо, что его лицо скрывает маска и она не видит, в какой гримасе оно сейчас исказилось. Она ведь видела его лицо, но почему-то…              — Эрик… Просто Эрик, — тихо произнес он. Его голос практически заглушил шум праздника, но, кажется, Адель прочитала по губам то, что он сказал. Он не видит лица из-за этой маски, но готов поклясться, что вместо отвращения на нем — лишь привычное смущение, когда он целует ей руку.              — За знакомство? — Рауль уже успел притащить непонятно откуда поднос, на котором возвышались четыре бокала с вином и четыре же порции какой-то закуски.              Эрик пожал плечами и взял бокал. Как оказалось, не только его маска позволяла принимать пищу: Рауль использовал для этих целей дырку для рта в «мешке», а клюв костюма Адель оказался сделан только в верхней своей части. Кристина же просто откинула забрало, здраво рассудив, что если ее не опознали в начале маскарада, то уж сейчас, когда все участники мероприятия были изрядно навеселе, всем и подавно неинтересно будет, кто же прячется под масками всадников апокалипсиса.              Как-то сам собой завязался разговор. Рауль начал расспрашивать его про жизнь на Востоке, сам упомянул об одном из приключений во время плавания. Адель полезла за уточнением деталей, потому что у нее появилась идея для книги, а писать книгу надо только когда знаешь, о чем пишешь.              Внезапно они все поняли, что вокруг слишком шумно и неплохо было бы прогуляться куда-нибудь подальше от гомонящей толпы. За разговором они совершенно незаметно для себя вышли на улицу и, продолжая переговариваться, двинулись в сторону набережной.              Только сейчас Эрик заметил, что на улице идет снег. Кристина и Адель тут же стали своим поведением напоминать детей. Неизвестно, какая из девушек первой начала свару и Эрик готов поклясться, что не помнит, кто из них первым позвал на помощь жениха, но уже каких-то полчаса спустя он сам, подобно этим детям, быстро лепил снежки и расшвыривал их по всем направлениям. Уже было непонятно, кто в какой команде играет, ведь сначала он помогал Кристине, но потом Рауль случайно попал снежком в Адель и девушка, обидевшись, начала забрасывать снежками не слишком-то меткого кавалера, попав при этом в Эрика. Эрику сначала помогала Кристина, но потом снова что-то произошло и вот — на небольшой площади уже возвышаются четыре полуразрушенных снежных вала, летят в тело снежные комья и раздаются в воздухе самые разные вопли: от более-менее традиционного «а вот вам», до «бей ситхов!».              Трель полицейского свистка прерывает их развлечения. Видимо, жандармы решили, что имеет место драка, а не возня компании друзей, и поспешили исполнять свои обязанности в кои-то веки. Непонятно, почему они все, вместо того, чтобы быстро объясниться и дальше гулять, кидаются прочь, улепетывая от жандармов и хохоча, как сумасшедшие. Верней… Эрик точно помнил, что первая реплика была «валим, валим отсюда!» и принадлежала она Кристине. Следом «драпаем» крикнул Рауль, Адель от себя добавила «бежим скорей» и… И вот они в итоге, попетляв изрядно по переулочкам и проулкам, оказались рядом со входом в родные катакомбы. Ну, родные для них с Кристиной. Только сейчас Эрик понял, что было не так: он основательно вымок, когда возился в снегу. Судя по тому, как потирали ладони Рауль и Кристина, они тоже успели немного замерзнуть и только сейчас это начали понимать.              — Апчхи! — раздалось со стороны Адель.              Эрик сам не мог понять, что на него нашло в эту странную ночь. Почему он вместо того, чтобы распрощаться с дворянами и силком утащить Кристину домой, пока она не простыла, пригласил к себе в гости всю компанию? Неужели было в юноше и девушке что-то, внушающее доверие? Или он настолько доверял Кристине, что автоматически сам для себя решил: люди, которых она называет своими друзьями, не могут быть плохими?              Как бы то ни было, но в два часа ночи никто и не думал спать. Эрик возился с ужином для всей компании, при этом остальная часть этой самой компании активно ему помогала, порой больше мешая. Выяснилось, что виконт очень хорошо чистит картошку. Кристина не преминула заметить, что сразу понятно, кто «плохо себя вел» во время экспедиции, что приобрел столь замечательный навык. Рауль брызнул в нахалку водой из миски, та недолго думая опрокинула на друга содержимое графина с водой и непонятно откуда достала один из водяных пистолетов, которые они с Николь собрали пару недель назад.              — Кристина, я сколько говорил: никакой воды в доме! Марш на пристань, оба!              — Йес, босс! — парень и девушка прокричали это в один голос, после чего очень быстро выбежали продолжать игру на берег озера.              — Как дети малые, ей-богу, — Адель озвучила мысли самого Эрика, после чего, вооружившись прихваткой, полезла в духовку проверять, насколько хорошо пропеклось печенье. Поскольку рецепт, как и сама идея приготовить данное лакомство, принадлежали девушке, Эрик не встревал с рекомендациями. Хотя для него было странным видеть, чтобы представительница высшего сословия так умело обращалась с противнями и кулинарными принадлежностями. Когда он заметил необычность, Адель принялась пояснять:              — Ну, меня как и остальных наших девчонок всегда взаперти держали. Туда не ходи, этого не делай, кстати — так до сих пор продолжается. Представляете — на маскарад пришлось по веревочной лестнице сбегать! Но все-таки, прямо досконально проконтролировать, что я делаю, никто не мог. Ну а так как одной все время скучно, то я подружилась с прислугой в доме, вот они меня и научили паре рецептов, когда я маленькая была.              — По веревочной лестнице? — усмехнулся он. Адель чем-то напоминала ему Кристину. Более цивилизованная и не такая отчаянная, но с не меньшей сумасшедшинкой в глазах. Впрочем, странным взглядом отличался и Рауль. Возможно, именно их сумасшествием объясняется то, что они общались с Эриком, как с равным, а Кристина — так вообще умудрилась его полюбить. — А я думал, что уж на маскараде веселиться таким, как вы, позволяют.              — Ага, позволяют. Одень вон то бальное платье с таким-то фасоном, затяни потуже корсет, чтобы нельзя было дышать, весь вечер слушай унылый треп сопровождающих дамочек-подружек с куриными мозгами и будь любезна еще потанцевать со всеми мужиками, которые изволят обратить на тебя внимания. Сегодня-то желающих не нашлось, хорошо я над костюмчиком поработала! — Адель заливисто рассмеялась.              Эрик пристально всмотрелся в эти карие глаза. Сейчас девушка вообще была на редкость… обычной. Непохожей на представительницу своего сословия. Грим с тела и лица давно был смыт, хотя платье еще напоминало о ее маскарадном костюме.              — Только не говорите, что вам понравилось, когда на вас смотрели с отвращением и страхом.              — А разве может подобное не нравиться? — девушка рассмеялась.              — Может, — глухо произнес Эрик, отворачиваясь и помешивая соус.              — Простите… — тихо пролепетала она, только сейчас, видимо, вспомнив, насколько болезненна для него тема страха окружающих. — Эрик, пожалуйста, простите, я вовсе не хотела обидеть вас. И я не имела в виду… ну, то есть, меня обычно все настолько достают своим ненужным вниманием, что…              — Не надо. Не извиняйтесь, вы ни в чем не виноваты, — он тряхнул головой, отгоняя непрошенную грусть. — Вы ведь не можете знать, каково это…              «Может, пора прекратить себя жалеть?» — вкрадчиво произнес внутренний голос.              — А вы не можете знать, каково это — навязывание общения с неприятным вам человеком. Или, например, требование смеяться, когда на самом деле очень больно. У каждого из нас свои неприятности в жизни, Эрик. Вы можете выбрать себе круг общения, друзей, любимого человека, а я всегда была этого лишена. Благо, что хоть с Раулем повезло, а вот с большинством друзей родню лучше не знакомить: мой мозг вынесут ногами вперед, после чего запрут на десять замков до конца моих дней.              Девушка вздохнула и вдруг стала настолько грустной, что сердце Эрика стиснула жалость.              — Иногда я проклинаю тот день, когда родилась, — тихо вздохнула Адель. — Верней, что родилась в такой семье. Можно, конечно, говорить сколько угодно о том, что другим по жизни приходится еще хуже, чем мне, но для нас самих собственная боль всегда кажется сильней.              Эрик оцепенел и замер, вслушиваясь в то, как девушка с каштановыми волосами говорит то, что было применимо не только к ней, но и к нему.              — Казалось бы, я должна быть счастлива. У меня ведь богатая семья, дом — полная чаша, хорошие возможности для образования, развития, гарантия безбедной старости… Вот только семья Крис намного бедней моей, но при этом у нее есть все то же самое. Без таких излишков, как у меня, но в то же время… Она свободна. Может выбрать, чем ей заниматься. Выбрать того, с кем быть вместе, без оглядки на мнение родных. Выбрать, какой быть. С легкостью плевать на мнение всего этого «общества», отказываться от контактов с неприятными ей людьми… И вроде как у нее жизнь хуже, и в то же время — намного лучше. Да и разве умирали от голода дети наших слуг, которые весело резвились во дворе, в то время как я изнывала от духоты в корсете и пыталась вышить очередной ненавистный цветочек? С другой стороны… Все слишком сложно, понимаете? Мы часто думаем, что будь все в нашей жизни по-другому, то мы были бы намного счастливей, что никогда бы не грустили, все время улыбались, вот только… Не думаю, что даже Крис с ее неиссякаемым оптимизмом и детской жизнерадостностью вот прямо никогда не о чем не жалеет и не желает оказаться на чьем-нибудь другом месте.              — Вы правы, Адель, — тихо произнес Эрик. — Мне вот интересно, откуда в таком ребенке взялась мудрость сфинкса?              — Я не ребенок! — нахмурилась девушка. — Между прочим, это Кристина и Рауль сейчас ведут себя, как дети, поливая друг друга водой, а я здесь, с вами, вот, печенье приготовила!              — Просто вы не знаете, что у Эрика есть еще один водяной пистолет, — фыркнул он, с самой ехидной гримасой, на которую был способен, доставая из кухонного шкафа свой собственный, экспериментальный образец, который наверняка был чуть лучше, чем те, которыми стреляли друг с друга Рауль и Кристина.              — Да за кого вы меня принимаете? Я что, по вашему, совсем ребенок? — негодующая тирада явно не вязалась с тем, как быстро Адель выхватила из его рук оружие.              — Нажимать вот на этот рычаг, — еще ехидней улыбнулся Эрик. — А теперь марш с моей кухни и не мешай мне накрывать на стол.              Быстрей пули девчонка вылетела в коридор, а вскоре со стороны озера раздался удвоенный женский визг.              Впервые в жизни он смеялся до колик в животе. Впервые в жизни ему по непонятной причине было так легко и весело. Поздней он не раз думал о том, что это была за магия, что он поддался на уговоры Кристины, что он вдруг позволил троице друзей втянуть его, взрослого и солидного, между прочим, человека, в эти их игры. Почему он еще пару месяцев назад терзал орган и мечтал о недосягаемой девушке с золотистыми волосами, а сейчас так легко идет на берег озера и загоняет молодежь в дом, заставляя сидеть у камина два часа, пока на них не высохнет вся одежда. Почему он вместо того, чтобы выпроводить гостей и лечь спать, общается с ними все утро после маскарада? И почему он, когда Рауль произносит:              — Кстати, а у меня есть одна идея…              Заинтересованно слушает «идею» мальчишки и, поняв, что Кристина и Адель все равно отправятся с Раулем на крышу оперного театра, соглашается присоединиться к этой компании. Он, Призрак Оперы! Он, человек, который никогда не любил шумные компании и таких шумных людей, как эта вся троица!              Почему он поддерживает все то безобразие, что они творят на крыше? Почему он помогает им?! Рауль достал фотоаппарат, чтобы сфотографировать вид на окрестности? Да пожалуйста, Эрик поможет дотащить! Он даже вкратце объяснит мальчишке, как пользоваться чудом технике и как лучше сделать снимок. Кристина хочет забраться на статую, и чтобы ее сфотографировали? Да пожалуйста, он сам это сделает, ведь мальчишке нельзя ничего поручить. По поводу «нельзя ничего поручить» он тут же извинился, ведь это именно Рауль притащил откуда-то веревку и заставил Кристину использовать ее в качестве страховки. Эрику пришлось два раза пообещать, что сфотографирует так, что веревку не будет видно.              Кристина забирается на самый край Лиры Аполлона. Все еще одетая в костюм Войны, но уже без маски, она производит странное впечатление… чуждости этому миру.              — Жалко, в цвете снять нельзя, — вздыхает Рауль, пока Эрик возится с объективом.              — Можно будет, но лет через пятьдесят! — кричит сверху Кристина.              — Тогда жди фотографию моей вставной челюсти в цвете! — не лезет за словом в карман виконт.              Адель произносит какую-то обыденную реплику, которая почему-то вызывает очередную волну смеха. Рядом с этими детьми Эрик сам чувствует себя намного моложе. И почему-то ведет себя намного глупей.              Кристина фотографируется на Лире Аполлона. Адель решает «повыделываться и виснет на страховочной веревке таким образом, чтобы казалось, будто она стоит на «потолке», то есть на нижней части руки Аполлона, при этом находясь головой вниз. Вздохнув и что-то пробормотав про «выпендрежников» (слову этому его научила Кристина), Эрик делает очередной снимок. Соглашается сфотографировать Рауля и Адель и начинает отказываться, когда Кристина просит его сфотографироваться вместе.              — Нет, — это первое, категоричное «нет», которое он произносит за все время их знакомства. Он готов выполнить любое ее желание, он готов ради нее без раздумий отдать жизнь, но позволить кому-то запечатлеть его уродливое лицо… При мысли о том, что когда-нибудь, когда его уже не будет в живых, кто-то будет смотреть на него так, как смотрели все окружающие при жизни, Эрика прошибал холодный пот. На счастье, его выручил мальчишка. Кто бы мог подумать, что виконт поймет причины, побудившие Эрика отказываться от совместного снимка?              — Сфотографируйтесь в масках, оба? Сегодня ведь маскарад, а у нас тут Всадник Апокалипсиса и Призрак Оперы, который вообще существует в единственном экземпляре.              Бросив на мальчишку благодарный взгляд, Эрик достал из-за пазухи маску. Забавно. Он и сам не помнил, почему не надел ее вместо «черепа» Красной Смерти, когда переодевался дома…              Вспышка, как и положено, немного ослепила. Привыкшему к жизни в подземелье Призраку это было настолько непривычно, что он минуты две моргал, пока зрение не вернулось в норму. К счастью, отвлечение на собственные проблемы не помешало ему первым услышать шаги за дверью с крыши. Именно благодаря его хорошему слуху они все успели спрятаться и спрятать фотоаппарат, который был довольно тяжелым. Для того, чтобы человек быстро ушел с крыши, Эрик привычно заставил на чердаке зазвучать несколько мужских и женских голосов, а потом — голосом удачно сымитировал топот убегающих ног. Адель, Кристина и даже мальчишка-виконт уставились на него с неподдельным восхищением, что очень польстило самолюбию, которое у Эрика, несомненно, было.              — Как вы это сделали? — принялась расспрашивать Адель. Судя по огоньку в глазах — у девочки уже появилась еще одна идея для какой-нибудь книги.              За разговором о чревовещании прошел весь путь на улицу. Все хорошее, в том числе и этот затянувшийся почти до полудня вечер, должно было закончиться. И оно закончилось: на улице Скриба Рауль и Адель распрощались с Эриком и Кристиной, поймав экипаж и с трудом справившись с погрузкой в него фотоаппарата. А Эрик с Кристиной отправились домой. Пожалуй, устал и вымотался не только он, потому что к моменту возвращения в дом на озере девушка зевала, не переставая.              — Устала, Кристина?              — Ага. Но, по-моему, оно того стоило. Или ты считаешь, что все было недостаточно круто?              — Эрик… Счастлив. Все было замечательно. И твои друзья… Они такие… Хорошие.              — Наши.              — Что?              — Это теперь и твои друзья тоже, — фыркнула девчонка перед тем, как скрыться за дверью ванной комнаты.              — А у Эрика… Никогда не было друзей…              — Блин, вот только не надо опять плакать! — раздался из ванной предупреждающий вопль.              — И не подумаю, — со вздохом отозвался он, хотя непонятно почему, но заплакать сейчас хотелось больше всего. Странно это — постоянно плакать от счастья. Впрочем… Странно. Недавно они рассуждали с Адель, что никто не счастлив… Эрик знает, что это неправда. Он счастлив так, как не может быть счастлив ни один другой человек.              Больше всего сейчас хотелось пойти и сочинить какую-нибудь музыку. Но Кристина будет ругаться, если он помешает ей спать.              — Иди уже, — вздохнула она, возвращаясь из ванной.              — Что?              — К этому своему ужасу с трубами иди, твори, — вздохнула она, беря с полки книгу.              — О, Эрик не хочет мешать Кристине спать и… Правда можно?              — Покажешь мне потом, что получится? — уточнила она, выглядывая из-за книги, как из-за угла.              — Обязательно! Эрик посвящает всю свою музыку Кристине, как он может не показать ее?! — возмутился он. Вскочил с кровати, подхватил Кристину на руки, покружил по комнате взвизгнувшую от неожиданности девушку, после чего бережно посадил ее на место и быстрым шагом направился в комнату с органом.              — Мда, вот что эндорфины с людьми делают, — донеслась ему вслед реплика Кристины и тихий смех. Уточнять, что она имела в виду, не было ни времени, не желания. Потому что он знал: что бы это не было, это не было обидным для него. Она никогда его не обидит.              Впервые за всю свою жизнь он действительно верил в происходящее с ним. Верил в свое счастье, верил в них с Кристиной, в их будущее, в их жизнь… Эта вера очень сильно пригодилась ему, помогая уберечь от неверных решений за день до того, как должна была состояться их с Кристиной свадьба. Свадьба, которой не было.