***
То ли от бега, то ли от особенностей материала, но мокрая одежда на мне высохла уже через полчаса размеренного бега трусцой по лесополосе. Пока что приходилось нестись по относительно «пешеходной» зоне, перепрыгивая коряги, корни, какие-то подозрительные бугры… Нам фантастически везло, что никто пока что не провалился в яму и не сломал себе ноги. Даже сейчас под покровом снега угадывалось что-то вроде тропинки. Будто бы посреди леса кто-то вырубал деревья для того, чтобы создать дорогу. Дорогу, вот черт… С одной стороны, дорога — это подспорье для конников, с другой — по буеракам мы несколько дней добираться будем, а с учетом того, что мы не пивши и не жрамши… Хрип рядом — и я рефлекторно успеваю выставить вправо руку, подхватывая шатнувшегося в сторону Филиппа. Понимая, что не удержу его стоя, мягко опускаюсь на землю рядом с ним и придерживаю за плечи, чтобы не упал на землю. — Передохнем? — задаю риторический вопрос. Его сил едва хватает на кивок. Мужчина хрипло и часто дышит, наклонившись вперед и прижав руки к груди. Кашляет, выплевывая холодный воздух, снова жадно хватает его ртом. — Дышать носом, — быстро прикрываю лавочку я. — Нахватаетесь холодного — вообще заболеете. «Это, если вам мало ночи в сыром и холодном подвале», — данную фразу я не договариваю. Как-то невовремя вспоминаю, что до этого старший де Шаньи на нервной почве и из-за духоты потерял сознание и понимаю, что с пробежкой мы явно переборщили. С другой стороны, он мог бы и остановить меня. Хотя смысл? Так мы хоть оторвались, не знаю правда, как надолго. Да и вообще, бежать без предварительной подготовки чуть ли не марафон… Можно закончить, как памятный марафонец. Об этом я как-то забыла. Непривычно думать еще о ком-то, кроме себя. О ком-то, чьи возможности пока что знаешь очень плохо, так как видишь разговариваешь с человеком от силы… Ну, может, пятый раз в жизни, если не считать сказанных друг другу слов приветствия. — Да, конечно, — он снова кашляет. Запрокидывает голову, стараясь успокоить дыхание. — Как думаете, когда именно они нас хватятся? — Предпочитаю об этом вообще не думать. Средняя скорость бега по лесу около… Думаю, что километров пять мы пробежать успели. Можем снизить скорость движения, но лучше не останавливаться надолго, так как… — Думаю, что нам лучше разделиться, — выдохнул Филипп. — Что? — неверяще спросила я. — Ты же… Судя по всему, он отлично знал то, что я собираюсь сказать. «Ты же ВООБЩЕ не умеешь ориентироваться в лесу». «Ты же ВООБЩЕ не умеешь бегать, судя по всему». «Ты явно нездоров, поэтому одного в лесу бросить — вообще неизвестно, чем закончится, но явно ничем хорошим». — Вот именно поэтому нам и нужно разделиться. Кристина, я не собираюсь быть балластом. И вообще — это как минимум глупо. У одной тебя больше шансов выбраться, пойми. Если ты выйдешь к людям первой, то сможешь позвать кого-то на помощь, — выложил старший де Шаньи последний, судя по всему, аргумент. Я лишь отрицательно покачала головой и поудобней уселась спина к спине к нему. — Если бы ты вел себя иначе в момент знакомства, если бы не было того разговора, если бы ты не пытался выгородить меня, когда тот ублюдок начал меня бить, то я бы вообще без всяких там задних мыслей согласилась, даже учитывая тот факт, что ты брат моего друга. Но после всего, что мы вместе пережили… Скажи, сам бы меня бросил? — Нет, но… — Вот и заткнись, — обрубила я. — Все эти отмазки «но я же дворянин», «но ты же девушка» в случае со мной не котируются. Потому что нет никаких оправданий и мотивов вести себя лучше или хуже: есть только сами люди и их решения поступить определенным образом. А меня учили своих не бросать. Особенно в таких ситуациях. Молчу о том, что отец меня как раз-таки учил другому. Что если под угрозу ставится своя собственная жизнь, то лучше исходить из требований разумности и здравого смысла. Но… Но почему-то вместо того, чтобы последовать здравому смыслу, который упорно говорил, что одну меня действительно будет сложней найти и догнать, я следую тому голосу внутри меня, который однажды свел меня с человеком из зеркала. Видимо, в моей жизни здравому смыслу больше места нет. Больше мы не проронили ни единого слова. Дождались, пока дворянин более-менее придет в норму и двинулись вперед по угадывающейся среди деревьев дороге. Не знаю, сколько мы так прошли достаточно быстрым шагом. И в какой момент за спиной четко раздалось конское ржание. И топот, который становился все ближе. Погоня! Впрочем, это и ожидалось, так что мы, не сговариваясь, метнулись в кусты, на ходу доставая оружие. Для того, чтобы поймать нас, противникам придется спешиться. А уж там мы посмотрим, кто сильней: двое в засаде или сколько-их-там, вслепую преследующих «беззащитных жертв». Бег оборвался на поляне рядом с обрывом. Филипп как-то сразу присмотрел себе симпатичные кусты, а мне не пришло в голову ничего лучше, чем забраться на одну из нижних веток какой-то елки. Логика была простой: мало кто смотрит наверх, вдобавок — с елки не осыпалась хвоя, являющаяся дополнительным укрытием от чужих глаз. Вдобавок — если правильно закрепить на елке опору для веревки, то можно красиво снять одного из всадников «удавочкой», при этом внеся сумятицу в ряды противников. Судя по тому, как легко мы выбрались — нам явно противостоит не какая-то армия, а средней паршивости наемники, которые не смогли правильно оценить степень опасности противников. Если мы не допустим той же ошибки — есть все шансы… Бросаю лассо вниз, едва пятерка людей оказывается под деревом, где я спряталась. Вместо среднего цепляю крайнего слева и тут же выпускаю лассо из рук, крепко вцепившись руками в ветку, на которой нахожусь. Инерция делает все за меня — петли хватает, чтобы затянуться на горле, едва человек сделал начатый шаг вперед. А вот встать на ноги он уже не может, вместо этого повиснув и, что-то булькая, пытаясь ослабить узел на горле. Ветка подо мной трясется, крепко держусь, чтобы не упасть. В этот же момент, когда наемники кинулись к «подвешенному» товарищу и должен был дать о себе Филипп, откуда-то позади меня прилетело два выстрела. Третьего «живого» противника взял на себя Филипп, а на четвертого сверху спрыгнула я. И какая-то зараза выдернула его прямо из-под меня веревкой, после чего худой, как скелет, мужчина, оказался спина спиной ко мне, причем постарался встать таким образом, чтобы закрыть меня от схватки. Эрик. Губы тронула усмешка. Приперся, наконец, спаситель мой. Вскидываю руку и стреляю в движущуюся мишень «вон за тем кустиком». Тут же мне отвечают выстрелом и я непонятно каким образом успеваю оказаться на земле, дернув за собой и Эрика. Уже он оттаскивает меня в какой-то рельеф и, достав пистолет, стреляет. Попадает, в отличие от меня. Блин, вроде бы не замечала, что он умеет стрелять, причем так клево… Не признавался, гад. Слева замечаю еще одного «шпиона», верней — замечаю какой-то блик то ли на его одежде, то ли на оружии. Стреляю, судя по воплю — попадаю. Прежде, чем кидаюсь в кусты, дабы добить окончательно, мимо меня летит лассо и оппонента вытаскивают под мои пули. — Чисто! — раздается командирский голос отца. Мы с Эриком поднимаемся на ноги, поворачиваясь к нему, я успеваю заметить, что кроме отца и его, нам на выручку прибыл еще и Рауль… Впрочем, в этом я и не сомневалась. В какой-то момент опора под ногами пропадает и я, нелепо взмахнув руками, едва не лечу вниз. Кто-то отталкивает меня, сам падая мимо и я чисто рефлекторно успеваю схватить этого человека за тонкие запястья. Падаю плашмя сама практически на край того самого обрыва, будь он не ладен, который успешно заметила до начала заварушки и про который забыла сейчас. И Эрик забыл, что ли? — Отпустите! — он пытается вырваться, но этим лишь подтягивает меня ближе к краю. Крепче стискиваю чужие руки в своих собственных. Не пущу. Только не его. Не пущу и точка! Почему-то в глазах стоят злые слезы. Ничего, сейчас отец, Рауль и Филипп будут тут, они мне помогут, сейчас… — Я больше вешу, вытащу! — Уже нет, сами откармливали… — с паникой в голосе отвечает он. Мое тело подвигается еще на пару миллиметров ближе к обрыву. — Кристина, отпустите, пусть лучше Эрик один умрет, чем мы оба!!! — Не пущу! Я тебя люблю!!! — чувствую, что руки слишком потные, что человек буквально выскальзывает из них. Нет, нет-нет-нет… В следующий момент кто-то хватает меня за ногу и с силой швыряет вперед и вниз. Крик, непродолжительный полет… и я оказываюсь на руках у Эрика, который стоит посреди оврага глубиной около двух метров и одновременно и с потерянным, и со счастливым выражением лица крепко прижимает меня к себе. — Долбоебы, вы прямо сейчас обратно залезете, или мне вам время на голливудские страсти выделить? — раздался над нашими головами голос отца. Похоже, репутации хана. В смысле, моей репутации, как здравомыслящей, умной и хитрой девушки. Жаль, определенно жаль. Это все Эрик меня заразил, я не виновата! Глянув на него, я не смогла сдержать смех. Настолько он выглядел жалким, смешным и таким родным одновременно. Да и я сейчас не лучше, наверное…***
— Спишь? — Эрик, чуть улыбнувшись, заглянул под плащ. Кристина сидела в седле перед ним, забравшись под его плащ, практически навалившись на него и, закрыв глаза, тихо посапывала. А ведь сколько сил им было потрачено, пока он ее сюда, в смысле, на лошадь, посадил. Вопли «я на эту страсть не полезу, ты хоть посмотри, как она на меня смотрит, сто процентов убить хочет, у-у-у-у!» до сих пор стояли у него в ушах. Поразительно. Кристина боялась порой вещей еще более странных, чем ее сверстницы из этого времени. С другой стороны, если у них не было лошадей, то… Его, наверное, в автомобиль бы пришлось заталкивать не менее долго. Но вот — сейчас ее страх немного прошел, а усталость дала о себе знать и девушка мирно сопела все время пути к железнодорожной станции. Сейчас Эрик понимал, почему Густав настоял на том, чтобы документы Кристины он взял с собой: билет на поезд без документов было не приобрести, а по плану Густава «молодожены» должны были отправиться в Перрос-Гирек. Сам Густав вместе с Раулем нанял экипаж, чтобы отвезти в Париж Филиппа и заодно — решить какие-то «свои вопросы». Эрику с трудом удалось подавить негодующий вопль: «с твоей дочерью неизвестно что произошло, а ты какие-то свои вопросы решать собрался!». Он уже понял, что с этой семейкой что-то не так. Верней — абсолютно все не так. Кристина… После того, что с ней произошло, она вела себя так, будто не случилось ничего из ряда вон выходящего. Ее чуть не изнасиловали (и вопрос еще — не изнасиловали ли, сам Эрик такой вопрос задать не рискнул, а девушка молчала), едва не убили, похитили, продержали ночь в сыром подвале, потом ей пришлось бегать по лесу… Да Филипп де Шаньи был в полубоморочном и почти ничего не соображающем состоянии, а Кристина сначала проспала всю дорогу, а потом, пока Эрик покупал билеты на поезд, принялась деловито осматриваться по сторонам, и при этом не обращая внимания на то, как на нее косились окружающие. Только сейчас, когда он заметил, какими взглядами провожают его Кристину на перроне, он понял, как много не заметил на радостях от встречи. Поменяться одеждой он ее буквально заставил. Во-первых, его плащ был намного теплей плебейской куртки из странного происхождения кожи, которую Кристина стянула с какого-то трупа. Во-вторых, плащ отлично скрывал всю остальную одежду, которая не соответствовала приличиям и категорически не подходила даме (за исключением тех случаев, когда речь шла о маргинальных слоях населения). Вот только плащ не смог скрыть синяки на пол-лица, которые явно не украшали лицо девушки. Самому Эрику было все равно, как выглядит Кристина, но как на это отреагирует она сама? — Кристина что-то ищет? — Лоток со жратвой. Не поверишь — согласна даже на шаурму из собачатины. А за стаканчик горячего чая вообще убила бы, — фыркнула девушка, после чего прижалась к нему, беря под руку. Он кивнул и занялся поиском подходящей еды. Кристина, может, и согласна была на какую-то там шаурму из собачатины, но он в жизни не позволит ей есть непонятно что. Поэтому к моменту, когда девушка разместилась в купе которое Эрик, недолго думая, полностью выкупил, чтобы никто им не мешал во время поездки, из вагона-ресторана принесли закуски, горячий чай и бутылку вина. Эрик решил, что это не повредит, исключительно в целях профилактики простудных заболеваний. Зная, что Кристина не будет есть без него «из принципа», он заказал тот же набор блюд и для себя. И принялся уныло ковыряться в тарелке, исподлобья наблюдая за тем, как Кристина лихо расправляется со своей порцией. — Эрик, не копайся, это обалденная вкуснота, — Кристина забралась с ногами на сиденье. — Кстати, кто первый сообразил, где меня искать: ты, папа, или Рауль? — Густав, — покаянно вздохнув, признал Эрик. После чего вспомнил о кольце и, достав его из кармана, протянул Кристине. — Вау, а я думала, что потеряла где-то по пути, — девушка протянула ему руку, мол, раз ты сохранил, ты и надевай на место. — А я думал, что тебя… потерял, — едва слышно произнес Эрик. — Что? Э, ну нет-нет-нет, ну давай хоть сейчас-то без этого, ну… Наверное, стремление заплакать отразилось на его лице. Лице… Он ведь без маски уже неизвестно сколько времени и заметил это только сейчас, сразу же почувствовав себя в разы неуютней. И почему раньше не заметил? Почему видел только, как косятся люди на его Кристину и не обратил внимание, что смотрят и на него с брезгливостью во взгляде. Сейчас это уже было неважно. Вместо того, чтобы думать о том, кто на кого и как посмотрел, он держит на руках своего ангела, прижимает его к сердцу и рассказывает обо всем, что пережил с момента ее пропажи. Ангел в свою очередь рассказывает и о козле-бароне, и о побеге, и о том, как пригодилось ему умение бросать лассо (видишь! А ты меня учить не хотел!!!), и о невольном купании в овраге. — Кристина… Этот… Барон…. Он ведь тебе ничего не сделал? Эрик не имеет в виду это, он… — Ты про изнасилование? Не, не успел. Правда трусы стянул и корсет порезал. Кстати, корсетик не находил? Я только сейчас подумала, что негоже будет, если вдруг кто-то на трупы наткнется и обнаружит там мою шмотку. Эй, ну ты чего опять-то, ну… Эрик, блин, ну не реви, ну чего опять-то, ну блин, ну… — Это Эрик во всем виноват. Эрику не следовало оставлять Кристину одну, Эрик должен был следить за своей невестой, Эрик… — Ну началось в колхозе утро, — как-то привычно вздохнула Кристина и, обняв его, пересела рядом на полку таким образом, чтобы голова Эрика оказалась у нее на коленях. — И как назло жалко по такой погоде тебя ледяной водой поливать… За то время, что поезд доехал до Перрос-Гирека, было многое: взаимные уверения в любви, почти увенчавшиеся успехом попытки Кристины убедить его в том, что он-то как раз ни в чем не виноват, а кто виноват — тому, как говорится, земля пухом. Потом были разговоры о перенесении свадьбы: Кристина знала о том, что Густав может помочь им в Перросе и логично предложила «расписаться», когда у нее сойдут синяки. Эрик был согласен. О, как рад был Эрик, что даже после всего произошедшего, в том числе и по его вине (надо было сразу убить дарогу, когда была возможность, и тогда бы попытка похищения обернулась неудачей намного раньше), Кристина по-прежнему любила его, по-прежнему желала быть с ним. — Кстати, Эрик… Джейн вообще ни слова про то, что произошло. Нафиг ей знать не надо и про то, что муженек занимался отстрелом злодеев с риском для жизни, и что я заодно в дерьмо вляпалась. — А… — Эрик бережно, кончиками пальцев провел по синякам. — А это я с лестницы упала, если вдруг спросят. Кстати, вряд ли спросят: вроде как я ее за годы совместной жизни выдрессировала в мои дела нос не совать. Поезд начал медленно сбавлять скорость. Они приближались к Перрос-Гиреку и чем ближе был родной город его любимой, тем больший страх ощущал Эрик. Он представлял, что рано или поздно ему придется познакомиться с ее семьей, но не ожидал делать это так рано и при таких обстоятельствах. Да еще и маску забыл, или вообще потерял…