***
Было очень много всего за эти дни. Много и мало… Приключений каких-то не было — это точно. Все тихо, мирно, праздники же… Были фейерверки, которые мы все-таки запустили. Был вальс в гостиной у наряженной елки под тихую мелодию, выводимую на скрипке отцом. Были обоюдные признания в любви и тихие слезы счастья, которыми он щедро меня поливал, когда думал, что я сплю. За почти две недели праздников синяки окончательно сошли с моей физиономии, в связи с чем и состоялась, собственно, торжественная церемония. — Согласны ли вы, Кристина Дайе… Да нет, блять, что вы, я не согласна! Я чисто по-приколу встала в шесть утра, сделала эту долбаную укладку, напялила новые чулочки, белые полусапожки, неудобное, но такое красивое платье и сейчас стою вся такая красивая, с трудом удерживая равновесие… — Согласна, — улыбаюсь, смотрю на Эрика. Стоящая за моей спиной Джейн всхлипывает от умиления. Еще одна сентиментальная на мою голову, блин. Потом объявили, что жених может поцеловать невесту. В этом вопросе регистрация брака мало отличалась от той, что была в моем времени. Поворачиваюсь к Эрику с улыбкой, мол, целуй. — Кристина, мы же тут не одни… — испуганно шепчет мне он, все же наклоняясь. Впрочем, тут же отстраняясь после мимолетного касания губ. Уйти какие мы стеснительные, прямо ми-ми-ми-ми! Когда официальная часть была закончена, мы снова отправились домой. При этом в экипаже я забралась к Эрику на колени. Ну а что, мы же муж и жена теперь, так что вообще все можно. — Ну что, молодежь? Планы не изменились? — уточняет у нас отец. — Неа, — фыркнула я, обвивая руками шею Эрика. Конечно, вместо традиционных посиделок в каком-нибудь ресторане прогулка по окрестностям и посиделки на морском берегу — это вообще новшество. Но с другой стороны, мы оба слишком отличаемся от окружающей местности, чтобы традиционно праздновать собственную свадьбу, нажираясь в хлам и засыпая мордами в салате. — Кристина, а… это точно правильно? — едва слышно спрашивает Эрик, когда мы оказываемся дома и я отправляюсь переодеваться. Все-таки, подаренное отцом белое платье для прогулок совершенно не предназначено. — Тебе эта идея нравится? — так же тихо спрашиваю его я через дверь ванной. — Да, но… Обычно свадьба — это приглашение многих родственников и друзей. Эрик не любит толпу и он бы чувствовал себя неудобно из-за того, что все смотрели на его отвратительное лицо, но если это нужно Кристине, то… — Кристине нужно, чтобы кое-кто заткнулся, пошел на кухню и взял с верхней полки буфета вино и пирожные. Это можно устроить? — уточняю я, выходя из ванной и окидывая свое отражение придирчивым взглядом. Одежда была подобрана хоть и привычная походная, но каким-то невероятным образом подходящая и к фигуре, и к прическе. Впрочем, я сужу по нашему времени, а с позиции нынешнего это, конечно, ужас-ужас-ужас. Но судя по тому, как замер Эрик, разглядывая меня — вкус у меня все-таки есть. — Что? Д-да, Эрик сейчас, Эрик только… — И переоденься, — напомнила ему я. На берегу холодно, как ни крути. Пока дожидалась Эрика, успела собрать другие важные для наших посиделок «припасы». Запасные перчатки для каждого, носки на случай, если кто-то умудрится промочить ноги. Все-таки, уже январь месяц на улице, это вам даже в теплой Франции достаточно холодное время. Из дому мы вышли в полном молчании, при этом я крепко держала Эрика за руку, а он привычно неуверенно сжимал мою руку и смотрел так искоса и чуть виновато. — По теме того, как праздновать, поясняю один раз и больше к этой теме, надеюсь, возвращаться не будем. Праздник — наш. Не отца и Джейн — у них своя свадьба была для того, чтобы воплощать свои желания. И не наших мифических каких-то друзей: я бы разве что Рауля пригласила, если бы он в Перросе был, и Валериусов, если бы профессор не усвистел с женой в охапку на праздники в Англию к каким-то своим родичам. Больше у меня друзей нет. Верней — есть люди, с которыми я поддерживаю хорошие отношения и общаюсь по мере необходимости и желания, но мы находимся с ними не в тех отношениях, чтобы посвящать друг друга в подробности своей личной жизни. При этом нас с тобой обоих устраивает то, как мы решили отметить день свадьбы, и возникает закономерный вопрос: если это наш праздник и нас все устраивает, то какого черта ты вместо того, чтобы радоваться, размышляешь о том, что правильно, а что нет? — Я больше не буду, — чуть улыбается он. — Вот и умница, — я улыбнулась и застегнула выскочившую из петли пуговицу на его плаще, мимоходом поправив шарф. От этого простого жеста с моей стороны он, кажется, последующий час не шел, а натурально парил на высоте пары сантиметров над землей. Дорога до берега была не особо сложной, поскольку хоть и снег, но мы оба отличаемся хорошей физической подготовкой и, вдобавок — одеты подходяще для местной погоды. Уже на берегу Эрик завел серьезный разговор. Верней, сначала мы начали обсуждать, когда лучше возвращаться в Париж с учетом того, что мне девятого числа надо быть на работе в театре, а потом Эрик и затронул эту тему. — Кристина, как только мы вернемся в Париж, я займусь вопросами переезда. Но мне нужно знать, где бы ты хотела жить и... Каюсь, зря я в этот момент отхлебнула винишка, поскольку этим же винишком благополучно поперхнулась и кашляла минуты две, ощущая на спине подбадривающие похлопывания и честно пытаясь не выплюнуть заодно с попавшим не в то горло вином собственные легкие. Откашлявшись, выпрямляюсь и оборачиваюсь на муженька, который явно поймал непонятную белку и воспылал жаждой деятельности. — Кристина, Эрик ведь… Вы ведь не думали, что Эрик вечно будет держать вас в своем жутком подземелье, напоминающем склеп? Он опять сбился на «вы». Дурной знак. — М-м-м, вообще-то я как раз на это и надеялась. — Н-но… Эрик всегда думал, что Кристина захочет жить в нормальном доме. Где солнечный свет, соседи и зеленая лужайка, где можно будет вдвоем вечерами гулять по улицам, где… Разве не… Это ведь… То, что ты хочешь, чтобы мы остались в этом доме, это ведь… Это же ненормально! Он сорвался на вскрик. В золотистых глазах мелькнула растерянность. Вздохнув, я села прямо в снег и дернула Эрика за руку, чтобы примостился рядом. — Хорошо. Давай поступим, как нормальные люди из моего времени, то есть просто обсудим, кому и почему так охота переезжать или не переезжать. Начну я, поскольку аргументы могу привести все и сразу в пользу твоего дома. — Конечно, Кристина… В пользу дома Эрика… Странно это. — Первое — мы живем очень близко от моей работы. С утра поспать лишние пять-семь минут намного лучше, чем эти же пять семь минут идти или ехать. Второе — мы живем в полной фортификационной безопасности. Любой, кто решит полезть к тебе в дом, либо банально заблудится, либо сдохнет от какой-нибудь ловушки. И меня это тоже устраивает, учитывая мой опыт знакомства со всевозможными грабителями местного разлива. Конечно, можно и в обычном доме наставить ловушек, как отец делает, но все равно у тебя безопасней. И еще меня невозможно выследить. Максимум, что сможет сделать особо упорный «сталкер» — довести меня до решетки на улице Скриба, а потом я эту решетку закрою изнутри и пропаду из поля зрения его радаров. Ублюдка недавнего помнишь? Так вот, кроме него есть и будет еще масса народу, которые попытаются набиться в любовники, будут докучать письмами и подкарауливать меня по углам. И не все из них будут нормальными в плане психики. Ну, то есть, одним можно вежливо сказать «извините, месье, я замужем и на интрижку не настроена», а кого-то это не остановит. И нужен тебе весь этот мусор в «нормальном» почтовом ящике, я уже молчу про всяких типов под окнами. Третий пункт… Когда я тренировалась петь здесь, в Перрос Гиреке, меня было слышно через плотно закрытые окна еще на двадцать-тридцать метров вокруг. Да и ты сам шума порядочно производишь, при этом полабать на органе тебе может прийти в голову и в три часа ночи. Какие соседи выдержат это блядство? Я уже молчу про то, что орган в обычную квартиру не протащишь. — Эрик может купить дом. — Небольшой дом ты сможешь купить только где-то в дальних ебенях, что мне придется кучу времени тратить на дорогу. А если большой, то во-первых, в соседях будут прилагаться снобы дворянской породы, а во-вторых — придется нанимать прислугу, чтобы содержать этот дом в порядке. Учитывая, что мы оба очень «любим» чужих в своем доме и «любим» небезосновательно, так как прислуга всякая является источником сплетен и пересудов… в общем, мне эта идея с «нормальным» домом не нравится. — А… Мой дом точно нравится? Он похож на склеп и… — Ну какой склеп, а? Ну не дури ты! Нормальный дом, по площади вообще супер: и не наступаем друг на друга, и ничего лишнего убирать не надо. Да и уютненько у тебя: после того, как пару недель назад что-то с вентиляцией намутил и лишняя сырость исчезла, вообще все суперски стало. — О, ты заметила… Я старался, — Эрик чуть улыбнулся. — В общем, мое мнение ты выслушал, теперь давай свое. Только вот аргументированное, без этого вот «Кристине понравится». — Ну… Мне, честно говоря, все равно, где жить, лишь бы ты была рядом. Но соседи… Я знаю, что ты не стыдишься меня и того, как я выгляжу, но мне самому… Я не хочу, чтобы на меня так смотрели. Я вообще не хочу, чтобы на меня смотрели. Даже если я в маске, то мне кажется, что все знают: под ней что-то ужасное. Я придвинулась ближе и положила руки Эрику на плечи, притягивая его к себе. — Спасибо, — тихо прошептал он, обнимая меня в ответ. — Так что, мы остаемся в твоем доме? — уточнила я. — В нашем, — насупился Эрик. — Конечно, в нашем, — тут же поправилась я. И потянулась к чужим губам. Гуляли мы по берегу вплоть до заката. Причина прекращения прогулки банальна: начало темнеть и, вдобавок, лично мне хотелось жрать, так как пирожные это, конечно, хорошо, но мой организм привык к более серьезному питанию. Эрик-то до сих пор пожрать забывает, если не напомню и чуть ли не за шиворот к столу не потащу… В принципе, меня наш вариант свадьбы устроил уже в том плане, что не отнял у нас силы. Обычно ведь как: пока организуешь праздник на сто-пятьсот рыл, пока соблюдешь весь этот традиционный церемониал… Полагаю, что большинство нормальных молодоженов первую брачную ночь исключительно отсыпаются. Ужинали вдвоем, так как до времени, когда будут садиться за стол остальные, было еще около двух часов, а есть хотелось сейчас. Да, вот это еще Эрик никак не мог понять — почему в нашей семье не принято собираться за столом в определенное время. Мои объяснения о том, что метаболизм у каждого разный и отец всегда это учитывал, давая возможность домочадцам самим решать, когда они голодные, а не определять это за них, мужчина все-таки учел. Как и внял предупреждениям моим о том, что в его случае эта отмазка не прокатит. Серьезно, меня это вот его полное пренебрежение к нуждам собственного организма первое время до жути пугало. Не спать несколько суток — легко! Не есть неделю, доведя себя чуть ли не до голодного обморока — запросто. При мне этого не было, конечно, я бы не допустила подобного, но по оговоркам Эрика о прошлой его жизни поняла, что его не просто нежелательно, а натурально опасно оставлять без присмотра. Пустив мужа в ванную первым, я занялась разогревом ужина. Прихватив все необходимое, двинулась наверх и накрыла стол в своей комнате. К тому моменту, как я закончила выкладывать в вазочку конфеты, из ванной показался Эрик, уже переодевшийся в свою пижаму. Где он умудрился купить идентичную той, что была у него дома в Париже — ума не приложу, но сейчас я как никогда радовалась тому, что он все-таки не надевал ночной колпак, идущий с этой пижамой в комплекте. Потому что тогда бы я не выдержала и точно заржала, что привело к необходимости объяснять, что это не он смешной, а просто я с моды этого времени тащусь и никак не могу к ней привыкнуть, хотя пора бы уже за почти полтора десятилетия. — Я быстро, — чмокнув его в макушку, я захватила сменную одежду и парадный комплектик белья, который был пошит на заказ втайне от Эрика. Откровенный такой комплектик, как раз для первой брачной ночи. А все потому, что в продаже я не нашла вообще ничего подходящего — все местное так называемое «белье» в моем гардеробе при той, прошлой жизни, котировалось как «а вот это я одену на учебу, чтобы преподаватели сочли меня очень приличным человеком». Ополоснувшись и переодевшись, я вернулась в комнату и пододвинула Эрику тарелку с начавшим остывать супом. — Ешь давай. — Эрик не голоден. Так, это что-то новенькое. Я думала, что мы это прошли еще месяц назад, когда я чуть ли не силой усаживала его за стол и заставляла есть вместе со мной. — Что опять у тебя случилось, хороший мой? Внутри все начало закипать. — Эрик просто… не голоден. Вы кушайте и давайте уже спать, хорошо, Кристина? — Спать? — уточнила я. Голос наполнился звенящей яростью и эхом отбился от стен комнаты. — Что-то не так? — тихо спросил он меня. И мне бы вовремя вспомнить об этой нежной психике. — У нас первая брачная ночь, а ты мне предлагаешь «спать»? Ты вообще нахера меня в жены брал, сволочь? Я зачем соглашалась на всю эту нафиг мне не нужную официальную регистрацию, чтобы мы вместе спали исключительно в прямом смысле этого слова?! — Кристина, умоляю, тише, мы ведь в доме не одни… — Не одни?! И хорошо! Пусть все слышат, что у меня муж, не будучи импотентом, не желает выполнять свою, между прочим, основную с точки зрения физиологии функцию. — Кристина, пожалуйста, Эрик просто не может… — Что не может?! Что «не может»? Мне твое «не может» за последние недельки три мозоль на бедре натерло! — Но Кристи… Жалкий, несуразный вид Эрика, вызывал сейчас конгитивный диссонанс. ЭТО спасло меня от тех громил? Неужели ЭТО пришло мне на помощь там, в лесу? Воспоминания о теплых объятиях человека, который первый и единственный, кто уговорил меня ехать на лошади, воспоминание о той мощи и силе, которую он в тот момент излучал… Каким он был для меня в такие моменты. Да, в другое время было всякое: истерики, неуверенность в себе, но то, каким он становился в моменты, когда был нужен мне, когда мне нужна была его помощь… Мастер Люков, Черный Ангел Мазердерана и другие не менее пафосные и значимые прозвища. Гениальные мозги, сила, какие-то чуть ли не мистические способности… И вот это… Вот ЭТО?! Жалкое подобие человека, привычно падающее ко мне в ноги. — Да уберись ты от меня! — слезы брызнули из глаз, когда чужие руки вцепились в мою штанину. — Простите Эрика… И опять вот это чертово раболепство, опять вот это… Вот это ДЕРЬМО! — Ненавижу тебя! — окончательно разрыдавшись, выскакиваю за дверь комнаты. Вихрем проношусь по лестнице вниз, сбиваю с ног Джейн и впервые в жизни даже не извиняюсь за такой поступок. Пролетаю через гостиную, хватаю плащ с вешалки и, сходу заскочив в сапоги, вылетаю за дверь. Находиться дома нет ни сил, ни желания. Только вылетев на берег любимой бухты понимаю, что с плащом что-то не так. Что это не мой плащ. Эрика. Чееееерт! Ну да, у нас одинаковый размер и… и плащи тоже одинаковые — он купил их уже здесь, в Перросе. Первым желанием было стащить с плеч чертову тряпку и изрезать ее лежащим в кармане ножом. Но в тот момент ко мне уже вернулось умение мыслить трезво, поэтому плащ остался на мне. А что поделать? Январь на улице. Вернувшаяся трезвость мышления и подсказала мне, что как ни крути, а надо будет возвращаться и разъяснять, объяснять, мириться. И поменьше проявлять собственные эмоции. Я ведь сама его выбрала. И глазки видели, что покупали, так что подобное поведение можно было предугадать. А на что я надеялась? Тут уже остается либо принять таким, какой есть, либо попытаться переделать, но это если он сам захочет переделываться. Да, а еще неплохо было бы извиниться за то, что я наговорила в запале. Все-таки, сейчас я действительно виновата. Сколько я просидела на берегу, не знаю, но погружение в собственные мысли привело к тому, что я даже не заметила того, что сидела лицом к воде. И лишь встав на ноги и начав поворачиваться к морю спиной, чтобы уйти домой, я разглядела в лунном свете высокую и нескладную мужскую фигуру метрах в десяти от меня. И фигура эта вполне целенаправленно шатающейся походкой шла к краю обрыва. — Эрик! — с криком кидаюсь вперед. Волосы на затылке встают дыбом от ужаса, когда я понимаю, до чего именно его можно довести случайно в сердцах сказанной фразой. Я думала, что такое возможно только во всяких розово-сопливых дамских романах. Похоже, что в жизни возможно вообще все…Глава 31. В которой Рауль с Филиппом выясняют отношения, а Кристина лишается первой брачной ночи
19 октября 2017 г. в 12:06
Глаза открылись только с третьей попытки и с явным трудом. И первое, что заметил мужчина — столик рядом с кроватью, который был заставлен всевозможными лекарствами. С трудом приподнявшись на локтях, он осмотрелся и, убедившись, что находится в своей спальне в родном парижском особняке, расслаблено выдохнул и опустился на подушки.
Перед глазами замелькали картинки произошедшего накануне. Похищение, дом где-то в глуши, побег… Собственный ступор и какое-то странное состояние, когда все закончилось… Он лишь помнил, что Рауль вел, а потом и вовсе нес его куда-то, и что рядом с ним был тот человек, Густав, отец Кристины. Неосторожное движение привело к тому, что виски прострелило болью и Филипп, едва слышно застонав, попытался устроиться поудобней. В дверь тихонько постучали, после чего она тут же открылась. Было ясно, что человек, который сейчас зайдет, стучался скорей по привычке, чем из ожидания услышать отчетливое «да-да, входите».
— Филипп, — Рауль с радостным и каким-то детским возгласом кинулся к его кровати. Прежде, чем мужчина смог что-то сказать, крепкие лапищи «младшего братика» сгребли его в объятия. Судорожно вздохнув, он все-таки ответил на этот такой родной и в то же время — практически незнакомый жест. — Наконец-то ты очнулся. Больше никогда не смей меня так пугать, слышишь?
Сейчас у Филиппа возникло стойкое ощущение, что старший и младший брат поменялись ролями. Сейчас он был тем младшим и беспомощным, о котором заботились и беспокоились, а Рауль за последние дни словно повзрослел, превратившись из беззаботного юноши в человека, на которого взвалили непомерный груз ответственности и долга.
— Как долго я уже здесь?
— Пять дней. Ты пробыл в беспамятстве почти пять… — руки Рауля безвольно повисли вдоль тела. Голос сорвался практически на хриплый рык. — Вот скажи, какого черта тебя понесло тогда в Оперу?
— Нужно было уладить кое-какие дела. А потом я…
— Потом ты приперся в гримерную к Кристине и угрожал ей, вынуждая бросить меня, я в курсе. И нет, Крис мне ничего не рассказывала — сам додумался, пока перебирал твои бумаги в поисках злоумышленников и пока мы с Эриком и Густавом осматривали гримерку в поисках улик.
— Пять дней… — Филипп потер виски. — Подожди, я ведь должен был встретиться с… — он попытался встать, но тут же охнул от сильной боли во всем теле и повалился на руки брата.
— Не встретишься ты ни с кем все праздники. И после праздников тоже. И вообще — ни с кем не встретишься, — Рауль был непривычно спокоен.
— Что ты…
— Имею в виду? То и имею. Хватит, Филипп. Завязывай с этими своими «делами», с этой всей нервотрепкой и прочим дерьмом. Прекращай себя гробить. Всех денег не заработаешь, а здоровье угробишь окончательно и тогда не вернешь уж точно. И к гробу багажник не приделаешь. А я меньше всего хочу, чтобы ты в сорок с лишним лет довел себя до сердечного приступа этими своими… приключениями.
— Это — не приключения, а… — начал было оправдываться он. Но тут же осекся, вспоминая все произошедшее за последние месяцы. Если бы не его дела, то он бы не отдалился от Рауля. Если бы не было этого всего, то…
«…вам обоим надо понять, кем вы хотите друг другу быть. Иногда семья — это как у нас с отцом. Мы фактически чужие люди. Два неудачника, не сумевшие стать семьей, просто смирились с тем, что их время упущено. Ну а ваше с Раулем… тут я не знаю. Тут уж все от вас обоих зависит»…
Примерно это ему говорила Кристина тогда, во время памятного разговора в гримерке. Это же самое говорили до нее другие. Если он забросит дела, то сможет больше времени проводить с Раулем, может наконец-то выспаться нормально и заняться собой… Но… Да, у их семьи достаточно средств, но он так привык за эти годы к своему образу жизни и…
И почему-то было страшно его менять. Даже сама мысль о том, что сейчас можно будет начать все заново, пугала. Но может быть, это и нужно сделать?
Тогда, в подземелье чужого особняка и во время их с Кристиной забега по зимнему лесу, его ни на минуту не оставляли мысли о том, как много он не успел сказать Раулю. Сколько раз он успел пожалеть, что отдалился окончательно от брата, что не знает теперь ничего о том человеке, в которого превратился Рауль…
— Расскажешь подробней, как вы нас нашли? — тихо спрашивает он.
Рауль успокаивается. И действительно начинает рассказывать, перед этим проследив, чтобы брат принял лекарства, которые прописал врач. Сам медик приходит после обеда и, осмотрев Филиппа, рекомендует полный покой и никаких нагрузок. По угрюмому лицу Рауля старший де Шаньи понимает, что сейчас тот самый случай, когда рекомендации врача приходится выполнять добуквенно.
После рождества Рауль получает письмо от Кристины, которое служит ответом на его собственное. Они читают этот ответ вместе, поскольку, как сказал Рауль, особых секретов там нет. Девушка описывает погоду в Перрос-Гиреке, сообщает о последних узнанных городских новостях и, конечно, делится своими «планами на каникулы». Когда Рауль выходит на время из комнаты, оставляя письмо на тумбочке, Филипп сам перечитывает его еще раз. Дважды — тот абзац, где Кристина справляется о его здоровье и сообщает юноше, что «твой брат себя вел как настоящий герой». С улыбкой Филипп проводит пальцами по этим строкам.
— Знаешь, я тебе почти завидую, — говорит он, когда брат возвращается в комнату.
— Чему? — не понимая, спрашивает Рауль.
Филипп пожимает плечами.
— В твоем окружении есть человек, которому можно доверить свою жизнь. От которого можно не ждать удара в спину, какой-то подлости и который, окажись вы в какой-то опасной ситуации, будет действовать по чести и совести, а не спасать свою шкуру, при этом отправляя на дно тебя. Извини, мысли в слух.
За прошедшие годы он слишком сильно привык к совсем другому отношению и поведению людей. И только сейчас он начал понимать, что Рауль нашел в этой девчонке и почему так вцепился в нее, не желая обрывать контакты, как следовало бы поступить по правилам их общества еще лет семь назад.
— Крыса замуж выходит. В Перрос Гиреке. Все-таки, хорошо, что у них с Эриком все так сложилось.
— А у тебя с Адель? — тихо спрашивает Рауля Филипп.
— Я еще не писал ей. Слишком… Много всего происходило. Как думаешь, она меня простит? Все-таки, я без всякого предупреждения исчез, не сообщил ничего… Может, она вообще решила, что я передумал и…
— Может, у нее и спросишь? — чуть усмехнулся Филипп.
— Но…
— Иди, нанеси уже визит вежливости и объяснись заодно. Я не сахарный, не развалюсь, если ты меня оставишь на пару-тройку часов, — мужчина чуть усмехнулся. — Соскучился небось по своей невесте, м?
— По тебе я соскучился еще больше, — тихо произносит Рауль. — Целых десять лет скучал.
Не дожидаясь ответа Филиппа, молодой человек вышел из комнаты. Против воли руки Филиппа сжались в кулаки. Попросить, что ли, при следующей их беседе, чтобы младший брат перестал сыпать упреками? Даже если он и вел себя в прошлом неправильно, то… Еще не поздно все исправить, верно? Не поздно же?
Почему-то сейчас, в глубине души, Филипп де Шаньи отчетливо знал: все будет хорошо. Рауль помирится со своей невестой и они, как и задумывали раньше, тайком ото всех обвенчаются в какой-нибудь маленькой церкви. Дружба набирающей популярность оперной певицы и дворянина сохранится, скорей всего перейдя в формат «дружим семьями». Он сам отойдет от дел и будет заниматься воспитанием и обучением многочисленных (он надеялся) племянников, иногда посещать Оперу и различные светские мероприятия но теперь уже — действительно для развлечения, а не из деловой необходимости. Все будет хорошо.