Руны городских улиц

Про таких, как Соулу, говорят: чудн`ые. Она предпочитает «ч`удные». Потому как ничего за собою странного, скверного не знает. Встает Соулу утром, раздвигает расшитые деревьями и фигурами людей занавески, в окне — серое небо поздней осени. — Снова серебро в небе. А, не беда, — улыбается она, потягиваясь и перекидывая на плечо заплетенную на сон косу. — Вижу, тяжело тебе за тучами, но я знаю: Ты есть, очами души Тебя вижу. Здравствуй, Дед Солнце! После этого идет готовить завтрак себе — хлеб, да сыр, да молоко, этого и хватит. Одевается в рабочую свою одежду, прихватывает волосы лентой, расшитой у концов солнечными знаками — единственная вольность, которая ей, как уважаемому работнику и специалисту на вес золота, в их НИИ дозволена. Соулу — фольклорист-славянист. Любит она свою профессию и никогда со всякими сектантами и аномальщиками не связывается. Но никому бы не открыла она одну свою тайну: никуда не пропали из городов духи славянской мифологии, живут они тут, а порою даже и показываются людям. Новое время только новых духов привело в город: изменилось время — и они под его нужды изменились, хотя есть еще и старое племя кое-где; конечно, редкостью стали в городах, больше в глубинке живут, в деревнях, но есть и они тут. Ведь, согласитесь, что делать в городе овиннику, коль и овинов тут нету? Зато, скажем, домовые не исчезали никуда: дом ведь человеку всегда нужен. Только раньше один домовой в избе был, а теперь — каждый в своей квартире да старшой над ними в многоэтажке — чердачником его называют, потому как он под самой крышей и живет. А узнала Соулу про все это вот как. Однажды ехала она последним метропоездом домой, думая про себя: «Жаль, что не славянской я крови, не здешних корней. Воплощение скандинавской руны… А жить довелось в России и эту страну я Родиною зову и ее одну люблю! Но — не русская я на самом деле. Одна видимость… Вот, видно, поэтому никогда мне не показываются ни домовой, ни леший, ни иные духи. А ведь они есть, верю, что есть! Вот бы одним глазком хоть увидеть!..» — Ты чего это такая грустная? Потеряла чего али сумку срезали? — вдруг спросил кто-то приятным тихим голоском. Соулу огляделась: одна в вагоне, а треска в голосе неведомого собеседника, какой бывает у записи метроголоса, объявляющего станции, нет. — Тут я. Погляди-ка под лавку. Соулу присела на корточки — да чуть рот не раскрыла от изумления: сидит под пассажирскими местами крохотный человечек, одетый в форму машиниста, улыбается. На робота не похоже: кто ж оставит в метро робота в полночь, да еще с ней будет посредством него беседовать?.. Спиртного в рот она от роду не брала. Уж не сон ли это?.. Человечек меж тем говорит: — Ты садись на место, я к тебе подымусь, неудобно беседу вести, сидючи на полу. А тебе только на конечной сходить, я уж знаю: каждый день вижу, как ты по моей ветке ездишь, успеем потолковать путем. Так о чем же ты печалишься? Подумав, что, если это сон, то в нем возможно все, Соулу поделилась с человечком своими размышлениями. — Беда твоя — не беда, бывают и горше. Слушай, как быть: на радость родилась ты руною Солнца, Дедко Солнце любит всех своих внучат, даже тех, кто не родился на славянской земле и не нашей крови. Если будешь по заветам жить, то и духов тоже увидишь. Вот меня-то увидела, а значит, есть свет в твоем сердце и есть Правда. Я, кстати, метрошный, дух вагонов метропоезда, называют меня Рижский, по названию нашей ветки. Долго тогда они беседу вели — Рижский хвалил ее стремление стать славянистом, рассказывал, в каких местах в городе и какие из древних духов живут, какие новые духи появились, прежних правнуки и потомки, как по Правде богов жить требуется… Даже и годы спустя Соулу думала: сон то был или явь?.. А только совет метрошного приняла. И с той поры видеть стала духов: принял ее Дед Солнце, зрячие очи дал и Путь осветил. С того дня и стала она по иному жить. Идет Соулу по своей жизненной тропе, улыбкою, умом и добротой своей освещая мир и неся в себе память солнца.