Любимец Смерти

Албания, гора Кораб. 10 ноября 1981 года.       Вот уже три дня гора находилась во власти бурана, мириады снежинок неслись вдоль склона и улетали вдаль, влекомые ураганным ветром. Ни один человек, каким бы смелым или глупым он ни был, не стал бы совершать восхождение в такой день. Но тем не менее, на высоте двух километров от уровня моря, по глубокому снегу, не оставляя следов, шёл невысокий, худой человек. Лёгким, прогулочным шагом, он пересёк скованное льдом озеро и, не сбавляя темпа, непринуждённо, покручивая в руках трость, взошёл по практически отвесной стене к тёмному зеву пещеры. Оказавшись внутри, он снял котелок, отряхнул абсолютно сухой и чистый костюм, а после продолжил свой путь вглубь пещеры. Погрузившись в вечный мрак горных пещер, он ускорил шаг и даже начал мурлыкать себе под нос какую-то мелодию. Он очень хорошо знал это место и абсолютно не нуждался в свете, уверенно лавируя по лабиринту подземных переходов. Чем глубже он заходил, тем явственнее становилось искусственное происхождение этих ходов, стены стали ровнее, проход раздался в стороны и выпустил человека в просторный, овальный зал. Нынешнему обладателю этого места было неведомо, зачем древние вырубили это помещение в толще земли, какие инструменты и чары они использовали. Зато ему были известны уникальные свойства этого места — тот, кто смог избежать встречи со смертью, был способен обитать тут и обрести новое тело.       Человек подошёл к центру зала и легонько стукнул тростью по полу. Казавшийся монолитным камень с тихим скрипом вздыбился и образовал большой алтарь. Человек поднял трость и ещё раз с силой опустил её на пол с громким стуком. На этот раз изменения начали происходить не с залом, а с самой тростью. Чёрное лакированное дерево начало дымиться, постепенно светлея. Клубы дыма собирались над алтарём, формируя неровный, колеблющийся сгусток. Наконец трость перестала дымиться и окончательно выцвела, приобретя цвет слоновой кости, в тон белоснежному костюму человека.       Дым над алтарём вытянулся и в чём-то стал походить на человеческую фигуру. Воздух подземного зала был абсолютно неподвижен, но тем не менее дымная фигура колыхалась в воздухе: в один момент её будто бы тянуло к стоящему перед алтарём человеку, а в следующий — она уже отшатывалась, пытаясь отстраниться.       Одетый в белое хозяин зала щёлкнул пальцами и опустился в материализовавшееся за его спиной огромное кресло. Хотя появившийся в зале предмет мебели смело можно было бы назвать троном. На нём не было видно ни единого шва или стыка деталей, как будто оно было вырезано из единого куска дерева и покрыто замысловатым орнаментом.Обтянутые бледной кожей спинка и сидение влажно поблескивали во мраке подземелья. Человек привычно откинулся назад, положил трость поперёк массивных подлокотников и, облокотившись на неё, скрестил пальцы под подбородком. Под внимательным взглядом бледно-голубых глаз дымная фигура съёжилась и опала.       — Можешь встать, Том, — человек раздражённо дёрнул щекой. — Тебе должно быть известно, что я очень не люблю, когда кто-либо не исполняет мои поручения. Потрудись объяснить, почему родители мальчика живы?       Тень Тёмного Лорда колыхнулась и снова вытянулась.       — Я делал всё, как вы велели, Хозяин. Если бы ребёнок не вырвался в последний момент из рук Джеймса, то я обязательно убил бы их, — прошелестел Том.       — Видишь ли, Том, я видимо упускаю что-то важное, потому как взаимосвязь между твоим объяснением и фактом их выживания мне всё ещё непонятна.       — Но, Хозяин, проклятье отразилось от ребёнка, как вы и говорили.       Человек неподвижно сидел в кресле.       — Значит, поправь меня, если я неправильно понял: ты зашёл внутрь, послал проклятье в Джеймса, но ребёнок вырвался и принял проклятье на себя. После чего оно отразилось обратно и попало в тебя. Всё было так?       — Да, Хозяин.       — Мне это не нравится. Вопросов появилось больше, чем ответов.       Человек поднялся и пошёл к выходу, кресло истаяло в воздухе. Том рванулся вслед своему хозяину, но у края алтаря влетел в невидимую преграду.       — Хозяин, вы ведь не оставите меня здесь? Я исполнил ваши приказы, неужели вы не наградите меня? –задавая эти вопросы, Том внутренне содрогался от злости и страха. Он уже давно уяснил, что нельзя ничего требовать у Хозяина, нельзя указывать ему. Можно смиренно вопрошать, и тогда, возможно, ты избежишь наказания.       Не замедляя шаг, человек оглянулся через плечо.       — Ты что, думаешь, я обманул тебя, Том? Не бойся, твоё служение только начинается, ведь это именно то, чего ты хотел. Ради этого ты пролил кровь, — заявил человек с лёгкой иронией. Уже скрывшись во тьме коридора он добавил: — Твои слуги найдут тебя, жди здесь и никуда не уходи.       Запертый глубоко во мраке пещер, дух Тома Реддла метался по маленькому пятачку алтаря. Потусторонний крик, полный злобы и отчаяния, летел по подземному лабиринту, отражался от стен и затихал, так и не достигнув поверхности. *** Малфой-мэнор. 5 июня 1983 года. В небольшом аскетично обставленном зале не было окон. Он находился глубоко под поверхностью земли, в обширных подземельях Малфой-мэнора. Предки нынешнего хозяина много раз перестраивали замок, менялись архитектурные стили, количество этажей и площадь поместья. Но зал в глубине оставался неизменной. В его центре уже много веков стоял огромный, испещрённый рунами, валун. Впервые придя на эту землю, основатели рода Малфоев, норманнские захватчики и воины, установили здесь этот камень. Защита замка была завязана на этот невероятно сложный артефакт. Во всём поместье не было места безопаснее. Защита мэнора, находящегося в оборонительном режиме, не пропустит захватчика. Такие мысли проносились в голове Нарциссы, сидящей на базальтовом возвышении у дальней стены зала. Но сколько бы она не убеждала себя, поток размышлений всё время возвращался к той ночи восемьдесят первого года. Тогда защита не помогла, и Нарцисса сомневалась, что сейчас что-либо изменится. На руках Нарцисса держала своего второго сына — Септимуса. После той памятной ночи Люциус принял решение о необходимости рождения ещё одного наследника. Притихший Драко сидел рядом с ней, он не понимал причины расстройства матери и нервозности отца. Люциус, постукивая тростью, мерил шагами зал. Время близилось к полночи. — Ты уверена, что он говорил именно про этот день? — в очередной раз спросил Люциус. — Абсолютно, — в очередной раз ответила Нарцисса. — Этот… Ублюдок пожалеет, если вздумает сунуться сюда снова. — Ты говорил, Люциус. — Не знаю, как он обошёл защиту в прошлый раз, но теперь его встретит не только нянька. Люциус зло ощерился. Ранение, нанесённое ему человеком в красном, до сих пор давало о себе знать. Хотя гораздо сильнее по Люциусу ударили имиджевые потери и дополнительные затраты на укрепление защиты мэнора. Теперь пришельца встретит небольшая армия. Время ползло отвратительно медленно. Септимус уже давно спал, а Драко клевал носом, привалившись к матери. Всё началось за десять минут до полуночи. По рунам, покрывавшим монолитный пол залы, прокатилась волна света, исходящая от стоящего в центре камня, а затем вернулась тихой вибрацией. Древние письмена медленно наливались светом, сияя чистыми цветами побежалости. Сверху, сквозь толстые перекрытия и толщу скалы, доносился тихий рокот. Будто бы на поверхности земли бушевало море, играючи перекатывая с места на место огромные валуны. — Барабаны… Барабаны Войны… — полубезумно шептал Драко, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в волосы и раскачиваясь взад-вперёд. Вибрация пола и стен усилилась, Нарцисса протянула дрожащую руку и прижала к себе обезумевшего от ужаса сына. Драко уставился на дверь. — Он здесь, — громким и абсолютно спокойным голосом заявил он. Так и незажившая за полтора года ранка на руке открылась и кровоточила. Люциус утёр покрывшийся испариной лоб и, заняв боевую стойку прямо перед камнем, направил палочку на массивную дверь. Рокот барабанов достиг наивысшей точки, а затем оборвался также неожиданно, как и начался. Комнату заполнила звенящая тишина, нарушаемая только редкими всхлипами и прерывистым дыханием. Двери зала дрогнули и исчезли, вырванные из косяка рывком чудовищной силы. Облачённый в алые доспехи человек цепким взглядом окинул подземный зал. — Avadakedavra! — крик Люциуса и зелёный всполох потонул в хлынувшей в зал мимо Войны толпе. Люди, заполнившие зал, были покрыты коркой запекшейся крови и облачены в старую, покрытую множеством прорех одежду, вооружены поломанным и ржавым оружием. Все они были из разных эпох и народов. Единственное, что их объединяло — безумно блестящие глаза и звериный оскал улыбки. Получивший аваду в грудь боец осел на пол и рассыпался облачком серого праха. Остальные, не обращая никакого внимания на яростно кричащего заклинания аристократа быстро заполнили зал, и, принимая сгустки проклятий на древние щиты, иногда падая, сражённые очередной атакой, окружили Малфоя старшего. На месте сражённых врагов поднимались новые. Спустя несколько минут тщетных усилий запыхавшийся и побледневший больше обычного Люциус замер и опустил палочку. Строй расступился, и вперёд выступил Вахагн и смерил презрительным взглядом Люциуса. — Вы победили, — произнёс Люциус, выровняв дыхание, и попытавшись придать себе достойный вид. — Каковы ваши условия? Вахагн дёрнул щекой. — Трус. Пока я громил твоих слуг наверху, ты прятался здесь. Ненавижу таких, убил бы, да противно руки марать. Отвернувшись от Люциуса, Вахагн подошёл к Драко и требовательно протянул руку. — Ко мне, — повинуясь властному голосу, Драко поднялся и взял Войну за руку. После короткого рывка мальчик оказался на бронированном плече гиганта. Услышав горестный, полный боли стон матери, он обернулся. Нарцисса стояла посреди зала, окружённая грязными и оборванными воинами, прижимая к груди всхлипывающего Септимуса, дрожащей рукой она направляла на Войну волшебную палочку. — Отдай его, — срывающимся голосом прошептала Нарцисса. Вахагн оживился, в его глазах будто бы промелькнуло любопытство. — Неужели ты рискнёшь ещё и жизнью второго сына? Воины вокруг Нарциссы напряглись. Не замечая этого, женщина сделала ещё один шаг к Вахагну. Сделав предупреждающий жест рукой, тот развернулся и посмотрел на женщину в упор. Воины расступились, образовав между ними свободный коридор. — Ты ищешь боя? — заинтересованно спросил Вахагн. Женщина не отрывала от него взгляда и выплетала концом палочки какую-то замысловатую вязь, её губы шептали слова на непонятном языке. Давящую атмосферу прервала серая вспышка, Нарцисса окаменела. — Petrificustotalus, — Голос Люциуса Малфоя звучал отстранённо и сухо. — Забирай его и уходи. Презрительно скривившись, Вахагн ещё раз глянул на Люциуса и ушёл. *** Остров Льюис. 31 июля 1983 года.       Лили сложила руки на столе и устало опустила на них голову. Толпа ребятишек во главе с Гарри, шумя и пихаясь, металась по двору, и, будто лужица ртути, она разбивалась на небольшие кучки, а затем собиралась вновь. Дети играли одним им понятную игру с вечно меняющимися, придумываемыми на ходу правилами. Она была рада за Гарри. Ему здесь нравилось, а вот ей самой до чёртиков успело надоесть это место. Необходимость постоянно скрывать свои имена и лица, изматывающая работа, не приносящая каких-либо ощутимых результатов, информационный вакуум и давящая близость мегалитов. Менее чем за два года она возненавидела этот остров. Хотя следовало признать, что правительство Британии проделало хорошую работу, пряча их здесь, лучше места для этого было не придумать. Древние мегалиты каким-то неведомым образом закрывали весь архипелаг от аппарации. Собственно говоря, добрая половина магов, населяющих закрытый военный городок, занималась изучением свойств этих конструкций. А ещё эти огромные камни создавали тяжёлую, давящую атмосферу, которую Лили ощущала с момента прибытия. Дети быстро привыкали к ней, также, как и многие взрослые, а вот Лили так и не смогла.Два этих фактора способствовали тому, что маги из Великобритании и с континента очень не любили посещать эти острова. Она ещё помнила своё удивление, когда по прибытии поняла, что никогда, даже мельком, не встречалась с магами из персонала базы. Как оказалось, никто из них не учился в Хогвартсе, некоторые из них родились и обучались на этом острове, остальные или получали домашнее образование, или учились за границей. Они жили здесь, полностью отрезанные от остального мира. Сюда редко прорывались новости снаружи, и первое время её прямо-таки изводили вопросами о событиях, происходящих в стране. И ещё одним фактором безопасности было то, что весь персонал базы приносил клятвы конфиденциальности и секретности.       Впрочем, через некоторое время поток вопросов пошёл на спад, и она влилась в жизнь маленького военного городка. В научном коллективе базы она занимала место младшего научного сотрудника отдела изучения алхимии. Как бы удивительно это ни было, но за последние полтора года ей удалось узнать о любимом предмете гораздо больше, чем за все годы обучения в Хогвартсе. Хотя большой роли это не играло, исследования двигались вперёд крошечными шажками, даже несмотря на хорошее финансирование и доступ к лучшим ингредиентам. Команда зельеваров на этой базе занималась исследованием действия зелий на немагические формы жизни, в том числе и на человека. И пока что результаты изысканий не радовали: большинство зелий были либо токсичны, либо имели нулевой эффект. И причины этого были неясны.       Из глубоких раздумий её вывел какой-то громкий звук. Она медленно поднялась, и, стараясь не показывать своего испуга, развернулась. На небольшом кресле в углу, согнувшись в три погибели, сидел Яма и жевал яблоко.       — Добрый день, Лили, — ухмыльнулся он и с громким хрустом откусил от яблока ещё один кусок.       — Знаете, а я надеялась, что вы не вернётесь, — Лили села на краешек стола, ей завладела какая-то странная апатия.       — Что вы, я прихожу ко всем. Можете называть это обещанием, если вам угодно, — Яма с наслаждением жевал яблоко и наблюдал за реакцией Лили.       Лили выдохнула, оттолкнулась от стола и, подойдя к раковине, начала мыть посуду.       — Я бы соврала, сказав, что не боялась вашего возвращения. Недавно это пугало меня до дрожи, а сейчас почему-то стало безразлично, — Лили нравилось иногда работать руками, не прибегая к магии, это помогало расслабиться, отвлечься. — Вы пришли забрать Гарри?       Яма с лёгкой улыбкой смотрел на непринуждённо работающую женщину. Её выдержка невольно вызывала у него восхищение.       — Нет, сегодня я пришёл, чтобы подарить ему кое-что. А ещё познакомиться. Забирать его я начну со следующей недели, в полночь с пятницы на субботу и до полуночи с воскресенья на понедельник.       Лили прекратила мыть посуду и удивлённо воззрилась на Яму.       — Вы будете его забирать на выходные? Я ожидала… Другого.       Яма дожевал яблоко и весело ответил:       — Боже упаси, Лили, я ведь в конце концов всего лишь его дед.Не мне отлучать Гарри от родителей.       Лили раздражённо фыркнула.       — Вы редкостный показушник, надеюсь, вы об этом знаете? Эти ваши драматические появления, постоянные попытки запутать и запугать, неужели вам действительно настолько нравится играть с чувствами людей? — Лили раздражённо бросила тарелку в мыльную воду и, развернувшись, сверлила Яму яростным взглядом.       Впрочем, эта вспышка эмоций не дала никакого эффекта. Яма с самой невинной улыбкой из всех возможных сидел в кресле, блаженно вытянув ноги на середину комнаты.       — У каждого бессмертного воплощения есть свои грешки. Лили, поверьте, у меня они довольно безобидны.       — Может быть вы избавите меня от своих шуточек хотя бы сегодня? Настроение не то, знаете ли.       — Только ради вас, Лили, только ради вас.       Лили только ещё раз сердито фыркнула и снова принялась за посуду. Яма похоже наслаждался ситуацией, он окончательно расслабился и даже прикрыл глаза. В комнате повисло молчание, нарушаемое только плеском воды и шумом с улицы.       — Вы упомянули другие бессмертные воплощения, мне уже давно интересно сколько вас, и кто вы такие, расскажете? — разорвала тишину Лили.       — Почему бы и нет. Воплощений семь, личностей девять. Два воплощения — это добро и зло, они до скрежета зубов банальны и скучны. Одно воплощение — сёстры Судьбы, их трое: Клото, Лахесис и Атропос. Они вышивают гобелен: дева Клото прядёт нити, мать Лахесис вплетает их в полотно, а старуха Атропос — обрезает. Воплощение времени — Хронос, чем конкретно он занят не знает никто, из всех моих родственников его я понимаю меньше всего. Воплощение жизни — Гея. Вы сами и всё, что окружает вас — плод её труда. Воплощение разрушения и войны — Вахагн. Чем занимается он догадаться нетрудно. И наконец ваш покорный слуга — воплощение смерти.       — И вы бессмертны?       — Технически да. По крайней мере убить нас — задача для людей непосильная. Хотя исчезновение может грозить и нам, ведь, в сущности, мы просто выражаем различные аспекты бытия. Если изменится оно, изменимся и мы, — Яма говорил необычно тихим и печальным голосом.       — Вас будто бы это тяготит.       — Я очень многое перенял от людей, меня действительно тяготит моя судьба. Ведь, что бы ни произошло, я уйду последним.       В комнате снова повисла тишина, на этот раз тяжёлая и мрачная. Лили знала, что должна задать ещё один вопрос, только вот она боялась услышать на него ответ.       — Ваш сын уже возвращается, возможно вы хотите ещё что-нибудь спросить? — Яма испытующе смотрел на неё.       Понимая, что больше оттягивать этот момент нельзя, Лили наконец решилась, проглотиввставший в горле противный комок.       — Что с Джеймсом? — голос плохо слушался её, стал хриплым и надтреснутым.       — Он жив, — последовал лаконичный ответ.       Лили всхлипнула и крепко ухватилась за край раковины. Напряжение, полтора года затягивающееся в груди тугой пружиной, ослабло. Схватив первую попавшуюся под руку чашку, она наполнила её и выпила несколькими жадными, долгими глотками. — Спасибо, — всё ещё хриплым голосом проговорила Лили. — Мам, пить хочется, и ребята тоже просят, — Гарри подошёл как обычно незаметно. Лили иногда казалось, что он просто материализуется из воздуха, когда ты меньше всего ожидаешь его увидеть. Набрав бутылку воды, Лили обернулась и с улыбкой всплеснула руками. Гарри выглядел живописно — весь в пыли, с застрявшими во всклокоченных волосах веточками и с переброшенной через плечо палкой, которая очевидно играла роль оружия — он стоял посреди кухни и терпеливо ждал. — Держи, боец, — Лили вручила сыну бутылку, и начала выпутывать из его волос хаотично торчащие во все стороны веточки. — Где же это тебя угораздило? Весь грязный, мусор какой-то в волосах. Гарри недовольно засопел и начал вырываться. — Мам, пусти, это маскировка, — видя, что уговоры на мать не действуют, он предпринял ещё одну попытку сбежать и наконец заметил бесшумно сидящего в кресле незнакомца и удивлённо на него воззрился. Яма улыбнулся, показав два ряда белоснежных зубов, и поднялся в полный рост. Гарри впервые видел такого высокого человека. — А вы здоровый! — с восхищением выпалил мальчик и протянул руку. — Меня Гарри зовут, а вас? — Моё имя — Яма, — Смерть наклонился и пожал протянутую руку, — но ты можешь называть меня дедом. — Мам, ты не говорила, что у меня есть дед, — Гарри с подозрением косился на мать.       Лили неуверенно улыбнулась. — Это долгая история, Гарри, я тебе потом всё расскажу, — Лили напряжённо посмотрела Яме в глаза, а затем внезапно ухмыльнулась: –Уверена, вы бы и сами её рассказали, какая жалость, что вы торопитесь и не можете остаться. Яма похоже оценил шутку и, подавив улыбку, издевательски протянул: — Ох, вы безусловно правы, Лили. Но, думаю, я смогу выкроить время и заскочить к внуку на недельке. — Что вы, что вы, не стоит утруждать себя. К тому же вы ведь собирались приехать на выходные. — Да, Гарри будет полезно увидеть мои владения. Мальчик с непониманием наблюдал пикировку взрослых, затем, видимо устав от неё, он ткнул в Яму пальцем и категорично заявил: — Вы врёте, вы совсем не старый, вы не мой дед! — Я гораздо старше, чем ты думаешь, — Яма присел перед Гарри на корточки. — Впрочем, мне действительно пора, а я ещё не вручил тебе подарок. Гарри моментально забыл о своих подозрениях и снова внимательно осмотрел Яму. Тот, тем временем, появившимся будто бы из ниоткуда ножом рассёк свой указательный палец и быстрым движением провёл им по шраму, оставляя алую дорожку. Кровь быстро впиталась, не оставив и следа. Гарри слегка покачнулся, на мгновение его взгляд стал пустым и безжизненным. Всё произошло слишком быстро, и не успевшая помешать происходящему Лили с ужасом смотрела, как меняются глаза её сына –изумрудную зелень радужки пересекли угольно чёрные дорожки, мягкий и тёплый цвет стал жестким и холодным. Затем всё вернулось в норму, Гарри встрепенулся, как ни в чём не бывало подхватил бутылку с водой и, махнув матери рукой на прощанье, убежал. Пепельно-бледная, окруженная бледным ореолом рвущейся на волю магии, Лили медленно приблизилась к Яме и твёрдо посмотрела в его беспросветно чёрные глаза. — Что вы сделали с моим сыном? — её голос был лишён эмоций и тих, он был едва слышен сквозь шум трещащих половиц и позвякивающей посуды. Не переставая улыбаться, Яма наклонился так, чтобы Лили приходилось смотреть вертикально вверх, и принялся изучать её лицо. — Знаете, леди Поттер, я существую гораздо дольше, чем вы можете себе представить. Я видел первые, робкие ростки жизни на этой планете. Я помню много такого, что повергло бы вас в ужас или же в состояние религиозного экстаза. Но знаете, что больше всего виденного поражает меня до сих пор? Люди. Ваши эмоции и стремления удивительны. Например, сейчас вы — слабая, беззащитная женщина — ради своего ребёнка готовы биться со мной. Вы смотрите в глаза Смерти и не боитесь. Лили слушала монолог и, не моргая, продолжала смотреть в глаза Яме. Тот распрямился и снова взирал на неё с высоты своего огромного роста, едва не задевая макушкой низенький потолок кухни. — Но сейчас вам не о чем беспокоиться, я не навредил Гарри. Он получил тот единственный дар Смерти, который никто не сможет отобрать. Моё наследие. Для вас родовая магия — пустой звук и миф, для таких как я — это реальность, — Яма развернулся и, уходя добавил: — Вскоре у него появятся некоторые особенности, с которыми вам придётся уживаться. До свидания, Лили. *** Ледник Сиачен. 4 января 1987 года. Холод, снег и острые скалы. Сержант Аман Рафех увидел их, когда пришёл сюда, и они провожают его теперь, когда он уходит. Выросший на берегу аравийского моря, привыкший к горячему ветру и палящему Солнцу, он даже не представлял, что ему когда-нибудь будет так холодно. Когда имам рассказывал о пытках в аду жаром и холодом, он всегда посмеивался про себя, Аман не понимал, как можно мучить морозом. Теперь он понял. Несколько месяцев они ползали по этому проклятому леднику и теряли людей. Обморожения, болезни, падения. В его отделении уже погибли четверо, а они даже не встретили врага. Его постигла такая же участь. Задеревеневшие пальцы отказались цепляться за скальный выступ. Он падал долго, он помнил. И сейчас, после дробящего кости падения, он оказался заперт внутри сломанного, разбитого тела. Он нестерпимой боли и страха Аман заходился внутренним криком, но тело, которое отныне принадлежало этим горам, молчало. Мечущийся внутри своей черепной коробки, будто запертый зверь, он рыдал и молил Бога освободить его из этого Ада. Его глаза были раскрыты, снежинки падали на них и таяли. Аман очень хотел закрыть глаза и не видеть мира, который убил его. А затем посреди белоснежного великолепия гор появились две маленькие чёрные точки. Если бы его взор не был затуманен ужасом, Аман бы увидел их. По вечному льду легко и непринуждённо шагал мальчик лет семи, одетый, несмотря на пробирающий до костей холод, в лёгкую тёмно-зелёную футболку, шорты и потрёпанные кроссовки. На некотором удалении от мальчика двигалась другая фигура. Огромный человек в непроницаемо-чёрном плаще ехал верхом. Гигантский бледный конь, почти растворяющийся среди тихо падающего снега, легко нёс своего массивного всадника. Мальчик подошёл к Аману вплотную, его сопровождающий остановился немного позади. — Это он, — изумрудно зелёные, с густыми чёрными прожилками, глаза ребёнка поймали взгляд мёртвых, чёрных глаз Амана. — Я уверен. — Хорошо, — гигант говорил тихо, но мир будто бы содрогался от его голоса, ледник под ними мелко задрожал. — В этот раз я не буду помогать тебе, сделай всё сам. Глаза мальчика заволокло чернотой, и Аман почувствовал, будто его тянет куда-то. — Он не уходит, — прогудел гигант, — почему? — Страх и боль, они не пускают его, — не прерывая зрительный контакт проговорил мальчик. — Забери их, я учил тебя. — Дед, я… Не хочу делать этого. — То, что ты заберёшь у него, преходяще. Ни его боль, ни страх не имеют значения для тебя. Ты перешагнёшь их и пойдёшь дальше. Он же не способен на это, этот несчастный застрял в последних моментах своей жизни. Если ты не поможешь ему, то он так и останется тут навечно, запертый внутри своего трупа. Лицо мальчика стало похоже на маску. — Хорошо, дед. На секунду горные вершины погрузились в тишину. Лицо ребёнка напряглось, его тело пронзила судорога, на лбу, несмотря на порывистый ветер выступили бисеринки пота. Тяжело дыша, он согнулся и опёрся руками о колени. Гигант в чёрном неподвижно сидел на коне. Наконец мальчик распрямился, утёр прокушенные до крови губы и глубоко вздохнул. — Ты справился, Гарри, — в голосе Ямы проскользнули одобрительные нотки. — Он смог уйти. — Я знаю, — Гарри осунулся и слегка пошатывался. Медленно развернувшись, Гарри пошёл обратно и исчез в надвигающейся метели. Яма последовал за ним. Древний ледник опустел. Тело бывшего сержанта Амана Рафеха взирало на мир заледеневшими глазами. Нью-Йорк. Мелинда Браун лежала в своей постели и наблюдала за игрой света, создаваемой проблесками автомобильных фар на потолке. С тихим свистом она вдыхала насыщенный запахами воздух. Медикаменты, застарелая моча, кислый запах разложения и распада. Раньше здесь пахло по-другому. Очень давно, ещё когда был жив её муж, Джон, они вместе купили эти апартаменты. Множество воспоминаний были связаны с этой небольшой квартирой на Манхэттене, хороших и плохих, самых разных. Хотя хороших всё-таки было гораздо больше. На самом деле, это было удивительно, что нашёлся человек, способный выносить её стервозный нрав и в ответ дарить ей любовь. Она долго не могла поверить в серьёзность его намерений, но потом всё же сдалась. В этой квартире они воспитали сына. И она до сих пор не могла понять, где же они ошиблись. Как мог сын Джона вырасти таким трусливым, лживым подонком и мошенником. Он не явился, когда его отец сгорал от болезни, он даже не пришёл на его могилу. Теперь история повторялась. Мелинда умирала, рак медленно пожирал её. Высушенная болезнью старуха рассмеялась и зашлась в кашле. Её непутёвый сыночек решил вернуться, когда она сообщила в письме, что пока не оставила завещание. Ублюдок надеялся заполучить этот лакомый кусок недвижимости и, поверив, что она достаточно выжила из ума, чтобы не замечать его махинаций, уволил сиделку и начал сам изредка приносить ей еду и лекарства, самую дешёвую и доступную дрянь, которую только мог найти.Все деньги, которые оставались, он пропивал. Её редкие смешки и косые взгляды он считал признаками старческого слабоумия. Мелинда совершила много ошибок в своей жизни, но, если она сейчас о чём и жалела, так это о том, что не сможет видеть лицо своего сына, когда он узнает, что завещание существует и предписывает отдать квартиру молодой паре, снимающей жильё по соседству, с которой Мелинда сдружилась в последние годы. Они напоминали ей об их с Джоном молодости. Воздух в последний раз вырвался из её лёгких. Дыхание остановилось, было слышно, как в квартире внизу гремят посудой и разговаривают, где-то работал телевизор. На стуле у стены, от пола до потолка закрытой книжными полками, сидел черноволосый мальчик, а рядом с ним стояла монументальная фигура, завёрнутая в чёрное. Гигант подпирал стену и небрежно гладил шею гигантского, непонятно как оказавшегося в комнате коня. Мелинда осознавала их присутствие, но в то же время будто бы не видела их: несмотря на гротескность своего облика, посетители сливались с окружающим пространством, были невидимы для обычного взгляда. Наконец ребёнок заговорил: — Она даже не понимает, что умерла, — он перевёл взгляд со сморщенного, будто изюм, чёрного лица старухи на скрытое во мраке капюшона лицо своего спутника. — Не думал, что так может быть. — Мелинда, в сущности, уже давно ждёт смерти, жизнь для неё прекратилась несколько лет назад. Она просто не смогла отличить смерть от того жалкого существования, которое она влачила до этого, — Яма почесал у коня за ухом, животное удовлетворённо фыркнуло и ударило гигантским копытом по полу. Стёкла задрожали, снизу послышалось удивлённое восклицание. Яма хмыкнул: — Впрочем, это всё лирика. Может быть, ты скажешь мне, Гарри, что держит её в этом мире? Глаза Гарри приобрели антрацитно-чёрный цвет, когда он всматривался в горящие внутренним огнём глаза мёртвой старухи. — Ненависть, — удивлённо проговорил мальчик, не разрывая зрительного контакта. — Она злится и ненавидит своего сына. В комнате на несколько минут повисла тишина, бешеный огонь в глазах старухи угас, теперь на кровати лежала просто пустая оболочка. — В этот раз ты не сомневался, Гарри, почему? — Яма оттолкнулся от стены и взял коня под уздцы. Мальчик ответил не сразу, несколько секунд его глаза горели таким же огнём, как и у умершей старухи. Затем он пересилил себя и ответил: — Не должна мать так ненавидеть своего ребёнка, это неправильно. — Уверен? Ты ведь видел, что Митчелл заслуживает эту ненависть, — Яма рывком поднял Гарри и посадил на коня. — Он найдёт свою смерть и возмездие, — Гарри с усталым видом выпрямился в седле. — Ты ведь сам меня этому учил. — А ты усвоил урок, — Яма хмыкнул, они уже вышли сквозь стену и висели в воздухе, смотря на проезжающие внизу машины и вдыхая влажный, промозглый воздух. — Ты очень спокоен и рассудителен в свой первый рабочий день, особенно для семилетки. — Этому я тоже научился у тебя. Довольный смех растаял в ночном воздухе мегаполиса вслед за своим владельцем, незамеченный никем из живых. Новосибирск. Гарри очнулся, услышав мерный перестук копыт по каменной мостовой. Кудос был удивительно разумным конём: будто бы понимая состояние мальчика, он шёл иноходью, настолько ровно и плавно, что Гарри даже не ощутил переход и понял, что они прибыли, только по изменившемуся звуку, когда конь приземлился. Езда на коне Смерти не была похожа на полёт. Даже находясь в воздухе, он бежал, мерил шагами пространство, пожирая расстояние между странами и континентами за доли секунд. Гарри сощурился, пытаясь сфокусировать взгляд. Таблички на обшарпанных домах и вывески магазинов были написаны на незнаком языке, по бокам улицы лежали целые горы снега. Вообще говоря, снег был везде: в воздухе, на дороге, на припаркованных автомобилях. Белое мягкое покрывало опускалось с неба и ложилось на землю, приглушая звуки и очищая мир. Гарри перевёл взгляд на тротуар и застонал, на него снова накатила слабость. Ещё один. На покрытом льдом асфальте распластался парень, под его головой медленно растекалось и замерзало красное пятно. Рядом с ним на коленях сидела девушка, моложе матери Гарри, наверное, лет двадцати, точнее он сказать не мог. Кудос подошёл ближе и остановился. Кроме них, на улице не было никого. Девушка перестала трясти парня за плечо и подняла на Гарри заплаканное лицо. Яма слез с коня, осторожно снял Гарри с седла и поставил на землю. — Помогите, пожалуйста, — умоляюще произнесла девушка. — Прости, я не понимаю, что ты говоришь, — Гарри чувствовал, как наступает усталость, он мотнул головой, пытаясь отогнать её. Вдохнув несколько раз морозный воздух, он поднял лицо к Яме и спросил: — Что она сказала и почему видит нас? — Посмотри им в глаза, и ты поймёшь. — Что же вы стоите! Позовите кого-нибудь! — отчаяние на лице девушки смешалось с яростью, она порылась в карманах и дрожащими руками протянула Яме горсть мелочи и, уже не сдерживаясь, прокричала: — Вот там, на углу, есть таксофон, вызовите скорую! Гарри наконец смог сосредоточиться и мгновенно почерневшими глазами поймал взгляд девушки. — Она просит помощи, — напряжённым голосом произнёс он: — Я могу помочь ей? — Нет, зато можешь помочь ему. Сделай это. Готовясь снова принять на себя груз чужой жизни, Гарри вздохнул, а затем посмотрел в глаза мёртвому парню. Это не было похоже на два первых раза.Тёплое и нежное чувство затопило его сознание, он готовился встретить боль и страх, но к такому был не готов. Едва стоя на ногах, он подошёл к коню и схватился за стремя. Сквозь нарастающий шум в ушах Гарри услышал собственный голос: — Любовь. Его сознание выключилось, и он начал мягко заваливаться в сторону. Яма ловко поймал потерявшего чувства ребёнка и перекинул его через седло. — Ты понял правильно. Сгребя мелочь из протянутой руки, Яма потянул коня к стоящей вдалеке телефонной будке. Это был насыщенный день, но теперь мальчик может отдохнуть. *** Чертоги Войны. Драко поплотнее затянул лямки рюкзака, пару раз подпрыгнул на месте, проверяя плотность подгонки снаряжения, и тихо скользнул вниз по склону. Впереди его ждал долгий путь. Вахагн, в перерывах между обучением, периодически сбрасывал его в разные места своих чертогов.С тех пор, как Драко забрали из дома, он уже успел привыкнуть к чёрно-багровому небу и постоянной тьме. Драко не знал, где расположены чертоги, но предполагал, что не на Земле. Не могло настолько шизофреничное место существовать на планете синего неба, зелёной травы и бескрайних водных просторов. Острые камни, глубокие расселины, заполненные зловонной жижей, вздымающиеся к небу дымные столбы, колышущиеся, распространяющие по округе запах металла, гари и ещё чего-то, что Драко не мог идентифицировать. Единственными источниками света тут служили ветвящиеся по слабо фосфоресцирующему небу молнии, костры побоищ и искры сталкивающейся стали. Это место полностью отражало буйный нрав своего хозяина. Длинный склон наконец закончился и перешёл в широкую, заполненную жидкой, красно-бурой грязью долину. Тут и там из грязи, будто остатки сгоревшего леса, торчали высокие каменные столбы. Драко не заметил поблизости следов большого побоища, но какое-то неприятное чувство заставило его замереть на месте. Он обострил все свои чувства до предела и приблизился к ближайшему валуну, сливаясь с ним. Тихий перезвон бубенцов. Эйнхерии редко появляются вдали от больших битв, но тем не менее это были они. Два воина почти бесшумно скользили сквозь каменный лес. Их выдавали только крошечные латунные бубенцы, вплетённые в волосы одного из них. Огромный светловолосый скандинав и сухонький старый азиат в почти полной темноте, разрываемой только всполохами молний, бесшумно скользили между каменными столбами. Драко воспользовался воцарившейся между вспышками молний тьмой и вскарабкался на вершину ближайшего столба. Сражающиеся подошли почти вплотную к месту, где он прятался, и Драко замер, стараясь слиться с камнем. Он даже перестал дышать, зная, что если его заметят, то почти наверняка убьют. В это место попадали только те, кто погиб в битве, сжимая оружие в руках и наслаждаясь боем. Они оставались навсегда заперты в торжестве своих последних мгновений. Сражение для них никогда не заканчивалось, боль и смерть, своя и чужая, становились их спутниками. Столетия боевого опыта превращали их в опаснейших бойцов, готовых по зову Вахагна выйти на любое поле брани и победить. Но здесь и сейчас, в этом месте, они подчинялись только зову битвы. Воины кружились друг напротив друга, постоянно меняя скорость и ритм этого странного танца, ни один из них не пытался нанести первый удар, каждый ждал ошибки противника. Внезапно скандинав споткнулся и начал падать. Азиат среагировал мгновенно и мощным прыжком сократил дистанцию, выбрасывая вперёд руку с мечом. В очередной вспышке молнии Драко увидел, что они оба смеются. Скандинав будто бы этого и ждал: быстрым пируэтом уклонившись от оружия китайца, он резко ушёл в сторону и, вложив всю массу тела и скорость вращения, своим огромным топором на длинном древке разнёс в щебень основание столба в форме перевёрнутого конуса позади себя. Азиат попытался было отскочить с траектории падения в противоположную от скандинава сторону, но наткнулся на ещё один чёрный, почти невидимый в темноте камень. Ему не хватило буквально доли секунды, чтобы выйти из-под удара. Обрушившийся валун раздавил его левую ногу. Дёрнув пару раз придавленной конечностью, старик поморщился и быстрым движением отсёк её. Истекая кровью, которая тут же впитывалась в растрескавшуюся каменистуюпочву, старик перевернулся на спину и, прислонившись к ещё одному столбу, выставил в сторону скандинава меч. Его улыбка стала шире. Воин севера подбирался к старику неспешно и очень осторожно — лёгким, скользящим шагом он сокращал дистанцию. Не опуская оружия, азиат быстро стянул с себя пояс и одной рукой ловко перетянул кровоточащую культю. Расстояние сократилось до предела, зазвенела сталь, фигуры воинов окутались ореолом жёлтых искр. Драко уже видел бои эйнхерий. Даже смертельно раненные, они были безумно опасны. Старик крутился будто угорь на сковороде, но скандинав неумолимо теснил его. Выпады, удары и финты следовали одни за другим. Но потеря крови и неудобное положение сыграли свою роль, и на третьем десятке секунд после начала обмена ударами лезвие топора скандинава, наконец зацепило предплечье старика и перерезало сухожилия. Рука, держащая меч, обмякла, но оружие не упало на землю. Скандинав хрипло рассмеялся и занёс топор над головой. Жутко оскалившийся старик, выгнулся дугой и, оттолкнувшись здоровой рукой от земли, кинулся на врага и вцепился зубами ему в горло. Скандинав заревел и, оторвав от себя щуплого старика, поднял его в воздух, а потом, размахнувшись, ударил им о землю.Старик дернулся, издал хриплый смешок и затих. Его тело начало тлеть и уже вскоре горело ярким, оранжевым пламенем. Когда-нибудь, в одном из уголков этого безумного места, он возродится из пепла, в который обратился, чтобы продолжить свою вечную битву. Скандинав стоял над телом поверженного врага и радостно улыбался, кровь из раны на шее стекала на грудь и пропитывала рваный гамбезон и старую, ржавую кольчугу. Когда костёр догорел, он сгрёб горсть горячего пепла, поднял её к небу и закричал на незнакомом Драко языке.       — Узри мою победу, Вотан, всеотец! Укажи мне твоих врагов, чтобы я мог повергнуть их во славу твою!–в конце этого торжественного монолога он смешал горячий пепел с кровью и замазал им рану. Драко неподвижно сидел на вершине каменного столба и ждал. Шансы победить эйнхерию были исчезающе малы. Скандинав закончил обрабатывать рану и, перехватив удобнее топор, пошёл в направлении сияющего на горизонте зарева пожарища. Напряжение начало отпускать Драко, он задышал чуть глубже. В небе сверкнула особенно сильная молния. Скандинав замер, и в следующий момент, выхваченный из тьмы очередной вспышкой, он уже нёсся к месту, где скрывался мальчик. Запоздало Драко понял, что древний воин увидел его тень, отброшенную молнией. В следующую секунду обух топора уже обрушился на основание столба, во все стороны полетело каменное крошево, и столб начал крениться. Драко чертыхнулся и подготовился к приземлению, нельзя было допустить даже секундного промедления между падением и началом бега, ведь скандинав уже ждал его в конечной точке траектории. Едва заметив тень мальчика, он смог рассчитать его местоположение и наиболее выгодное направление падения столба. — Долбанный гений тактики, — процедил Драко сквозь зубы. Положение осложнялось тем, что в этот раз из оружия ему было позволено взять с собой только комплект из десяти метательных ножей, гладиус и маленький арбалет, болты к которому ему было велено найти, как сказал его чокнутый, повёрнутый на боях и убийствах, папаша, «в поле». Столб рухнул на землю и разлетелся десятком валунов и россыпью каменных брызг. Прямо перед столкновением Драко прыгнул, мягко приземлился и, уходя от стремительно опускающегося топора, мгновенно перешёл на бег. Скандинав с утробным рыком рванулся за ним. Драко на бегу протянул руку к поясу и не глядя схватил пару ножей. Несмотря на тяжёлое снаряжение и потерю крови, эйнхерий сокращал дистанцию. Переложив один нож в левую руку, Драко бежал, внимательно слушая тяжёлые шаги бегущего за ним воина. «Сейчас» Резкий прыжок, и Драко взлетает, одновременно поворачиваясь спиной по направлению движения и выбрасывая в сторону скандинава обе руки. Ножи были нацелены на прореху в броне у солнечного сплетения и на вынесенную вперёд правую ногу. Почти не сбавляя хода, боец из гвардии Вахагна развернул топор и поймал оба ножа древком. Завершив оборот вокруг своей оси, Драко снова приземлился и, зашипев сквозь зубы, начал хаотично менять направление движения, петляя между столбами. Только что он своими руками подарил врагу оружие. Отец, наверное, смотрит на него сейчас и покатывается со смеху. А ещё планирует устроить Драко весёлую жизнь по возвращении: уроки Вахагна всегда жестоки, но действенны. Этот фокус не прошёл, надеяться, что скандинав выдохнется раньше него самого — глупо, Драко нужен был другой план. В своих метания по каменному лесу мальчик заметил подходящий конгломерат колонн. Столбы стояли достаточной близко, чтобы эйнхерий не мог размахивать своим топором, но в то же время не стесняли передвижений Драко и позволяли ему свободно орудовать гладиусом. Череда мнимо-хаотичных перемещений привела их к намеченному месту. Драко забежал внутрь и развернулся лицом к преследователю, выхватив меч. Скандинав с широкой улыбкой лениво облокотился об упёртый в землю топор и крутил в другой руке один из ножей. Драко не спеша сместился ближе к одному из столбов, воин радостно покивал, заткнул нож за пояс и, положив топор на плечо, вразвалочку пошёл к Драко. — Умно, парень, вижу не зря Вотан привёл тебя ко мне, это испытание, — голос эйнхерии звучал в унисон с громовыми раскатами. — Что-то ты неразборчиво говоришь, подойди поближе, чтобы мне не нужно было прислушиваться, — прошипел Драко. Скандинав удобнее перехватил топор и начал орудовать им словно копьём, с недоступной обычным людям скоростью и силой. В первые же мгновения Драко ускорился до предела — одна из полезных способностей сына Бога войны. Мечущиеся по небу молнии высвечивали две фигуры: одну огромную, почти неподвижно стоящую на месте, и другую, маленькую, вертящуюся волчком на небольшом пятачке пространства. Даже напрягая все силы, Драко едва успевал уходить от выпадов скандинава. О том, чтобы нанести ответный удар, пока что не шло и речи. Несмотря на суровые тренировки с отцом, Драко начинал уставать, а скандинав даже не думал снижать темп, его топор уже один раз чиркнул мальчика по скуле, оставив длинный, кровоточащий порез. При очередном быстром пируэте кровь брызнула на окружающие Драко камни. Сын Вахагна впервые с начала поединка ухмыльнулся. Вдохнув поглубже воняющий гарью воздух, он сосредоточился и, несмотря на ноющие мышцы и трещащие сухожилия, вернул прежний темп. «Семь секунд, дольше не смогу. Должно хватить». Подгадав момент очередного выпада, Драко поднырнул под оружие врага, упёрся в древко лезвием гладиуса, отводя его в сторону, и скользнул вперёд настолько быстро, насколько мог. Поравнявшись с наклонившимся вперёд скандинавом, он плюнул ему в глаза кровью из прокушенного языка, одновременно рассекая тому спрятанным в рукаве ножом внутреннюю сторону бедра. Эйнхерий зарычал и отскочил назад. Резко потянув топор, он выставил вперёд колено повреждённой ноги. Не успевший увернуться Драко почувствовал резкую боль в лопатке и рывок. Поняв, что сейчас произойдёт, он попытался поставить блок мечом. Встретившись с коленом скандинава, гладиус не выдержал и с сухим треском переломился, следом за ним сломалось и предплечье, приняв на себя основную тяжесть удара, рёбра затрещали, но похоже остались целы. Эйнхерий грохнул Драко оземь, и, наступив ему на грудь, занёс над головой топор. ***       Годрикова Лощина. 5 января 1987 года.       На кухне родового дома Поттеров, несмотря на раннее утро, горел свет. Гарри пристроился за массивным деревянным столом и с аппетитом уплетал вчерашнее жаркое. Оно уже остыло и жир собрался в противные, белые комки, но Гарри решил не греметь посудой.Жаркое было вкусным и в холодном виде, а мешать своими ночным бдениями окружающим Гарри отучился уже давно. Было всего четыре утра, шёл самый тёмный и холодный час ночи, наступающий незадолго до восхода солнца. За окном большими, мокрыми хлопьями тихо падал свежий снег. Было удивительно хорошо, сидеть вот так, в молчании и одиночестве, после очередных выматывающих выходных.       Гарри закинул в рот очередную порцию жаркого и снова уткнулся взглядом в окно, любимый день недели обещал быть замечательным. Со второго этажа послышался скрип открываемой двери и лёгкие шаги. Уединение закончилось, пришла пора встречать хлопоты нового дня.       К тому времени, как Лили спустилась на кухню, Гарри уже поставил на плиту старый, пузатый чайник.       — Привет, давно вернулся? — Лили подошла к сыну и с улыбкой потрепала его по волосам.       Гарри своенравно вывернулся и, сев за стол, снова принялся за жаркое.       — Где-то полчаса назад, — прожевав ответил он. — Сириус приходил?       — Заглядывал, подарил Лизе ещё одну книгу. Она так скоро взаправду станет твоей копией.       — Ученье свет, — ехидно сморщившись, прогнусавил Гарри.       Лили вздохнула, сняла с плиты тихо засвистевший чайник, закинула в кружку пару ложек кофе и наполнила её кипятком, вдыхая терпкий аромат исходящего паром напитка.       — Кстати про ученье, Гарри, — Лили строго посмотрела на сына, Гарри невозмутимо продолжал жевать, — в субботу утром мне опять позвонила мисс Майерс и вызвала в школу. Расскажи, пожалуйста, зачем ты побил Майкла Пирса?       — Потому что Ленни издевался над Лизой, — Гарри недоумённо воззрился на мать, — отобрал у неё портфель. Не в первый раз, кстати.       Лили устало всплеснула руками.       — Прости, сын, но я что-то не вижу связи, — она сделала глоток обжигающего напитка.       — Неудивительно, мам, время-то раннее, — ехидным тоном протянул мальчик, — может тебе перчика в кофе добавить, чтобы ускорить процесс пробуждения?       — Не ёрничай. Перчика мне твоя учительница завтра подсыплет, на нас обоих хватит, — Лили закрыла глаза и обхватила кружку обеими руками. — Расскажи, пожалуйста, что произошло.       Гарри виновато поёрзал на стуле. Накричи она на него, и он бы чувствовал себя лучше. Видеть мать такой, уставшей и какой-то сломленной, было гораздо больнее.       — Ок, хорошо, — он вздохнул и через силу продолжил: — ты ведь знаешь, что над ней издеваются?       Дождавшись утвердительного кивка, он продолжил:       — Лизу травят несколько ребят из её класса, главный у них Ленни. Меня они боятся и нападают на неё, только если я не вижу. Она храбрится и мне не говорит, но в этот раз я их поймал и предупредил по-хорошему, — Гарри ненадолго замолчал и собрался с мыслями.       — И что было дальше? — Лили сидела, упёршись одной рукой в подбородок, а другой рассеяно перемешивая кофе.       — А дальше, он пригрозил, что его старший брат меня побьёт.       — А ты пошёл и доказал ему обратное, — уныло пробормотала Лили.       — Ну, не мог же я избить Ленни, — Гарри возмущённо фыркнул. — Он меньше и слабее меня.       — Гарри, сынок, ты понимаешь, что это плохо?       Гарри сначала съёжился от грусти в голосе матери, но потом вскинулся, глаза его сверкали.       — А что будет хорошо?! Позволить им и дальше над ней измываться?        Лили вскинула руку, останавливая его.       — Гарри, ты прекрасно знаешь, что они оба слабее тебя, даже если ты не использовал всего, чему Он тебя учит. Даже если бы ты дрался с тем мальчиком так же, как и любой другой ребёнок, не используя Его наследие, ты бы был сильнее Майкла, — она встала со стула, подошла к сыну и обняла его. — Выслушай меня, сынок, и постарайся понять, что я просто боюсь за тебя. Если ты и дальше будешь решать проблемы так прямолинейно и неприхотливо, то рано или поздно наступит момент, когда ты пожалеешь о своих действиях, но ничего нельзя будет вернуть назад. Пойми пожалуйста, что волею судеб тебе дано гораздо больше, чем остальным, соизмеряй свои силы, особенно в отношении тех, кто слабее тебя.       Гарри сидел, как в воду опущенный, с этой точки зрения на свои действия он ещё не смотрел.       — Хорошо, мам, я постараюсь, — тихо проговорил он.       Лили отстранилась и, держа его за плечи, натянуто улыбнулась.       — Верю, — она отпустила сына и снова села на своё место, — как выходные, сколько на этот раз?       Гарри помотал головой и снова придвинул к себе тарелку.       — Тяжело. Давно такого не было, — он вздохнул и продолжил: — В этот раз пять дней.       — Так и не расскажешь, чем вы там занимаетесь?       — Нет.       Лили подняла чашку и сделала ещё один глоток остывающего кофе.       — Он ничего не сказал про Джеймса?       — Как обычно, папа всё ещё где-то тут, среди мёртвых он не появлялся.       Лили облегчённо вздохнула, улыбнулась уже вполне искренне и бросила взгляд в сторону стоящей на шкафу шкатулки.       — Хорошо хоть так, — Лили поднялась и подошла к холодильнику, открыла его и начала изучать содержимое. — Ну что, боец, иди к школе готовься, а то на тебе ещё домашние задания с прошлой недели висят.       Гарри отодвинул от себя пустую тарелку, вытянулся по струнке и шутливо отдал честь.       — Есть, Мэм! — рявкнул мальчик, затем развернулся и строевым шагом покинул кухню.       Лили осмотрела ещё несколько ящиков и спросила увлечённо потрошащего в коридоре портфель сына:       — Могу на завтрак сделать оладий, хочешь?       — Было бы здорово, — ответил мальчик, вытягивая из глубин портфеля последнюю тетрадь, — ладно, я пойду. Потом могу помочь Лизе собраться.       — Было бы здорово, — в унисон сыну усмехнулась Лили. Когда Гарри поднялся на по лестнице на второй этаж, она ещё несколько минут стояла и прислушивалась к поскрипыванию старого дома и тихим шагам наверху. Собравшись с духом, Лили подошла к шкафу и бережно сняла с него шкатулку. Внутри лежало только одно письмо, накарябанное, очевидно, в спешке на грязном листке пергамента. Посередине расплылось жирное пятно, с краю остался след от пивной кружки. Лили развернула жёлтую бумагу и начала читать давно уже выученный наизусть текст. «Лили, цветочек мой, прости, что обращаюсь к тебе в письме, по-другому пока не получится. Я многого не могу тебе рассказать, не имею ни возможности, ни права. Помни главное — я тебя люблю, и делаю всё, чтобы вернуться. Когда-нибудь я снова переступлю порог нашего дома и смогу снова делить с тобой горести и радости. …»» *** Пригород Лондона. 14 октября 1983 года. »… Это письмо тебе должен будет передать наш общий знакомый Джон. И уж прости меня за идиотское чувство юмора, но в комплекте с письмом идёт ребёнок. Её зовут Элизабет, она внучка человека, которому я задолжал жизнь. Позаботься о ней, для меня сейчас это единственный способ расплатиться с ним. Целую, не прощаюсь, твой муж». Джеймс сложил письмо пополам и засунул его под дешёвый брезентовый плащ, поближе к задремавшему в тепле младенцу. Он оглянулся по сторонам и ещё раз накинул на автобусную остановку маглоотталкивающие и согревающие чары. Всё уже полетело к чертям, так что гипотетическое наказание за нарушение Статута было сейчас наименьшей из его проблем. Джеймс хмыкнул и пощупал письмо через брезент. Ожидаемо, оно всё ещё было там. Очень хотелось написать ей больше, но Джеймс в очередной раз одёрнул себя. Нельзя. Чёртовы клятвы, проклятый отдел тайн с их секретами. Да и незачем ей знать об этом, от многих знаний многие печали. Крупные капли дождя срывались с низкого, свинцового неба. Миллионами крошечных молоточков они стучали по земле и разбивались, летели по ветру водной пылью. Но на остановке было относительно сухо и даже тепло. Джеймс посмотрел на кучку мокрых, продрогших магглов, стоящих возле дороги в ожидании автобуса, и на секунду ощутил укол стыда. Ничего, скоро высохнут и отогреются, разъедутся по своим домам, отдохнут, чтобы завтра снова выполнять свою работу. А сейчас Джеймс должен был выполнить свою, хотя, то, что он делает, сейчас ему никто и не поручал. Это было долгом. Главное передать девочку. Стена дождя отсекала крохотный сухой пятачок от окружающего мира, глушила звуки. Джеймс продолжал неотрывно следить за невыразительной, серой громадой здания напротив. Где же ты, Джон? Уже поздно, все разъехались по домам. Неужели ты и по выходным ночуешь на работе? Ещё полчаса прошли в мрачном ожидании. Наконец двери открылись и выпустили наружу неприметного, низкого человека. Он раскрыл большой чёрный зонт и поспешил вниз по улице, к ближайшей станции подземки. Высокий, грязный и заросший человек в старом брезентовом плаще, незримый для чужих взглядов, последовал за ним. ***       Двухэтажный дом в одном из пригородов на другом краю Лондона. Аккуратный белый заборчик, некогда ухоженный сад. Когда-то здесь жили, теперь же хозяин просто приходил погостить.       Джон открыл дверь, после чего начал отряхивать зонт. Джеймс воспользовался этой заминкой и проскользнул внутрь. Внутри дом казался ещё более заброшенным: из прихожей открывался вид на гостиную с одиноко стоящим у стены диваном и белыми прямоугольниками на стене, где раньше висели фотографии, лестницу на второй этаж и кухню. В обстановке не было ничего лишнего, тот, кто жил здесь раньше, увёз с собой все памятные ему вещи.       Резко хлопнула входная дверь. Джеймс обернулся и увидел смотрящее ему в лицо дуло маггловского оружия. Маленький пистолет, кажется так называются эти вещи, был, очевидно, спрятан в рукаве пальто. Джон безразлично разглядывал незнакомца через прицел. Джеймс вскинул правую руку вверх, левой поддерживая спрятанного под плащом ребёнка.       — Вторую руку, живо, — пугающе спокойным тоном произнёс Джон.       — Не могу.       — Очень интересно почему же, мистер …?       Джеймс скривился. За два года это имя стало ему до тошноты противно.       — Бутч, все зовут меня Бутч.       — Итак, Бутч. Исходя из того, что вы следовали за мной под дезиллюминационными чарами от самой конторы, вам известно кто я и чем занимаюсь. Должен предупредить вас, что я уже нажал тревожную кнопку, опергруппа будет тут минут через пять, но в случае чего, я могу пристрелить вас и сам, — Джон был холоден и спокоен, хотя что-то в выражении лица или тембре голоса выдавало его лёгкую заинтересованность.       — Этого не потребуется, — Джеймс немного расслабился: раз сразу стрелять не стал, значит шанс выполнить задуманное всё ещё есть.       — Но вы зачем-то пришли, расскажете сами?       — Позвольте сначала расстегнуть плащ, — Джеймс стоял неподвижно и твёрдо смотрел в глаза этому неприметному, серому человеку. Тот не расслаблялся ни на секунду, видимо грюмовская паранойя была фамильной чертой.       — Хорошо, только медленно, — держа Джеймса на прицеле, Джон сместился в сторону кухни, готовясь при малейших признаках опасности отступить вглубь помещения.       Джеймс опустил руку и осторожными движениями стал расстёгивать потемневшие от времени медные пуговицы. Когда пола плаща отошла в сторону, погружённая в магический сон девочка слегка вздохнула и повернула голову, уткнувшись лицом мужчине в грудь. Кузен самого известного аврора Магической Британии слегка опешил.       — Да что же вам, чёрт побери, нужно? — абсурдная картина смогла слегка поколебать привычное хладнокровие работника MI5.       — Два года назад в том здании перед вами сидело трое — мужчина, женщина и маленький мальчик. Я прошу вас отдать этого ребёнка той женщине, — бережно подняв девочку повыше, он медленно подошёл к стоящему перед ним человеку. — Помогите мне, прошу вас.       Опешивший от такого поворота Джон опустил оружие и перехватил девочку. Секунду поразмышляв, он внимательно, прищурившись, стал рассматривать Джеймса. Старая одежда, грязное, заросшее лицо, мозолистые руки с обломанными ногтями.       — А вас не узнать, вы сильно изменились за два года.       — Так и было задумано, — неуловимо быстрым движением Джеймс выхватил из рукава палочку. — Вы знаете, что такое нерушимый обет?       — Осведомлён, — восстановивший душевное равновесие службист был спокоен даже в диаметрально противоположной ситуации.       — Вы догадались, кто я такой, а в связи с условиями обета, я обязан препятствовать распространению этой информации. Простите, — раскалённый шнур клятвы уже начал затягиваться вокруг запястья, напоминая о себе.       — Понимаю, у вас осталась минута до прибытия оперативников, поспешите, — Джон засунул пистолет в скрытую кобуру и теперь держал ребёнка обеими руками.       — Спасибо. Obliviate, Confundus. Передайте ребёнка Лили Поттер.       Джеймс обошёл хозяина дома, распахнул незапертую дверь и убежал в промозглую осеннюю тьму. Пелена дождя мягко укрывала землю, по асфальту скрипели шины черных микроавтобусов. Где-то раздался хлопок.