ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»Директор: Альбус Дамблдор(Кавалер ордена Мерлина I степени, Великий волшебник, Верховный чародей, Президент Международной конфедерации магов)
Дорогой мистер Поттер!
Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов. Занятия начинаются 1 сентября. Ждем вашу сову не позднее 31 июля.
Искренне Ваша, Минерва Макгонагалл, заместитель директора
— Ага, — Гарри кивнул и перевёл взгляд с письма на Яму и ещё раз повторил: — Ага, значит ты не просто так в этот раз мной землю вытирал, а на прощание. — Что-то вроде того, — хищно ухмыльнулся Яма, — но ведь ты простишь дедушке его желание держать тебя в тонусе, не так ли, внучек? Гарри ответил ему плотоядной улыбкой. — Конечно же, дедушка, — проговорил он елейным голосом, — я буду безумно скучать по тебе и твоим методам обучения, не представляю себе жизнь без постоянной боли, знаешь ли. — А уж я-то как буду скучать, — Яма искренне вздохнул, глядя на расплывшееся в ироничной усмешке лицо Гарри. — Как же хорошо, что мы снова встретимся в первую субботу сентября. Теперь уже настала очередь Ямы едко ухмыляться. Стараясь не показывать своего разочарования, Гарри развернулся и зашагал по незаметной тропинке к дому. — Разве ты не рад, Гарри, что наши встречи продолжатся? — Яма догнал его, и теперь с довольным видом шагал рядом. — Куда там, сейчас прямо описаюсь от счастья, — угрюмо пробурчал Гарри, ускоряясь. — Я пойду, вещи соберу. — Конечно. Как закончишь, почисти стойло, а то Кудос может не захотеть тебя везти, — Гарри поймал себя на том, что уже некоторое время не слышит звуков шагов и резко обернулся. Яма снова исчез, только его голос складывался из шума ветра, шелеста листьев и скрипа яблонь. — Возвращаешься в утро воскресенья. — Показушник, — мальчик хмыкнул, покачал головой и теперь уже не торопясь двинулся к виднеющемуся среди деревьев дому. Годрикова лощина. 30 июля 1991 года. Кудос затормозил на заднем дворе и нетерпеливо стукнул копытом по земле, вырвав изрядный клок газона. Гарри, не вылезая из седла, закинул на плечо свои небогатые пожитки, и только после этого спрыгнул с седла. Учитывая гигантский рост коня, лететь было не близко, и мальчик даже успел полюбоваться восхитительной картиной рассвета, открывающейся над живой изгородью. Приземлившись, он вытащил из кармана яблоко и протянул его коню, но тот только презрительно фыркнул, развернулся, стегнул Гарри по лицу хвостом и галопом по крутой спирали ушёл в небо. — Вот ведь скотина своенравная, — выпутывая из шевелюры длинный конский волос, проворчал мальчик. — Ну ничего, года через два я тебя приучу, будешь у меня даже морковку жрать. Задняя дверь была как обычно приоткрыта. Тихо проскользнув внутрь, Гарри неслышными шагами пошёл в сторону кухни, из которой раздавался смех, голоса и тянуло ароматом кофе. Не успел он пройти и нескольких метров, как из дверного проёма высунулась довольная, украшенная шрамами морда Сириуса. — Здорово, щенок! — пролаял крёстный и резво вылетел в коридор, стуча по паркету подкованными ботинками из драконьей кожи. Следом за ним из кухни вышла удивлённая Лили. — Ты никак решил почтить нас своим присутствием в этот замечательный день? — И тебе не хворать, Бродяга, — весёлое лицо крёстного, его вечные подшучивания и лихой нрав мгновенно вытащили Гарри из пучины тёмных мыслей о приручении коня Смерти: за эти несколько минут ему в голову уже пришло несколько идей, и каждая последующая была более мрачной и зловещей, чем предыдущая. — А ты запишись на приём, глядишь и вызову тебя на аудиенцию, где-нибудь в среду. Сириус подошёл к крестнику и по-отечески похлопал его по плечу. Гарри в ответ шутливо ткнул ему кулаком под дых. — Видимо скоро именно так и придётся делать, — Сириус ухватил Гарри за плечи и, отодвинув его на расстояние вытянутой руки, принялся внимательно разглядывать, — тебе. Я ведь теперь большая шишка, заместитель начальника аврората! — Исполняющий обязанности заместителя, — ехидно вставила свои пять кнатов Лили, — пока Кингсли в отпуске. — Давно же я тебя не видел, ты даже подрасти успел! — быстро сменил тему Сириус. — Может хоть покажешь, чему тебя там этот твой таинственный предок учит, если уж рассказывать не хочешь? Гарри осмотрел Сириуса и его глаза хитро сузились. — Спорим, что я уложу тебя на лопатки за десять секунд. — Гарри! — всплеснула руками Лили. — Зарываешься, щенок, — залихватски ухмыльнулся Сириус. — Даю тебе двадцать секунд, не успеешь — заставлю весь день выслушивать причитания моей матушки. — Сириус! Ради Бога, тебе же не одиннадцать! — Идёт, но если успею, то с тебя такие же ботинки, — не обращая внимания на выкрик матери ответил мальчик. — Замётано! — Сириус и Гарри пожали друг другу руки. — Лили, разбей, пожалуйста. Лили стояла посреди коридора и крутила в руке палочку. Её лицо было спокойно, но изумрудные глаза метали молнии. — Разбить, да? Изволь, — резким движением руки она разорвала рукопожатие, а затем вцепилась в воротники обоим и, притянув их поближе, продолжила тоном настолько холодным, что черти в аду начали мёрзнуть, а ледники Антарктики поспешили убраться в более тёплые края, — только вот, вы, мальчики, похоже решили без меня повеселиться, не против, если я присоединюсь? — Нет, что ты, Цветочек, конечно, мы не против, правда, Гарри? — Конечно, мам. — Замечательно, — Лили кивнула и улыбнулась. В комнате кажется похолодало ещё на пару градусов. — Так вот, дети мои, если вы что-нибудь сломаете, испачкаете, помнёте, то будете весь следующий месяц драить этот дом вместо меня, а то что это я всё одна, да одна? Ты, Гарри, по будням, а Сириус по выходным. — Как-то немного несправедливо, тебе не кажется? — Ну что ты, сынок, всё по-честному, это ведь из-за тебя мы не можем держать домового эльфа, к тому же ты тут живёшь, в отличии от Сириуса, — промурлыкала женщина. — Ты так говоришь, будто бы я это контролирую, — потирая шею проворчал Гарри. — А раньше надо было думать, сынок, до того, как дурацкие пари заключать, — глаза Лили снова сверкнули изумрудным пламенем. — Ну что же вы, начинайте уже! — Мы, пожалуй, наружу выйдем, — решил вызвать на себя огонь Сириус. — Да уж конечно, Сириус, хорошо, что ты сообразил, а то я было подумала, что тебе в аврорате уже окончательно мозги отшибло, — её голос уже не был настолько холодным, зато он стал ядовитым и саркастичным. Услышав знакомые нотки, Сириус обернулся к выходу и ухмыльнулся. Он наклонился к идущему рядом Гарри и громким, заговорщицким шёпотом заявил: — Сколько лет прошло с окончания Хогвартса, а эти её замашки главной старосты всё ещё пугают меня до усрачки, — Гарри прыснул. — Сириус! — Молчу-молчу, Цветочек. Гарри на ходу скинул тяжёлый рюкзак и куртку цвета хаки, оставшись в чёрной майке и свободных штанах, заправленных в высокие берцы. Лили посмотрела на сына и в очередной раз поразилась его абсолютно недетскому телосложению. Мало того, что он был выше сверстников, так ещё и его мускулатура никак не могла принадлежать мальчику одиннадцати лет. Невероятно крепкий и жилистый, при ходьбе он будто бы перетекал из одного положения в другое, не было и следа отроческой неловкости. На видимых участках кожи сквозь сильный загар проступали многочисленные бледные полосы и пятна, и неплохо разбирающаяся в колдомедицине Лили с ужасом поняла, что это следы недавно залеченных ранений. И сейчас, смотря на сына, она не знала, благодарить ли его, за то, что он отказывается рассказывать, что же делает с ним Яма, когда забирает с собой, или же бранить за скрытность и недоверчивость. Отойдя в дальний конец лужайки, Гарри начал разогреваться, а Сириус, заняв положение напротив, с интересом наблюдал за его манипуляциями. Поочерёдно размяв руки, ноги и корпус, Гарри пружинисто подпрыгнул, в последний раз напряг мышцы, заструившиеся под кожей стальными тросами, и посмотрел на Сириуса. Тот только демонстративно покрутил в пальцах волшебную палочку и вопросительно поднял бровь. Гарри усмехнулся, отвесил шутливый поклон и принял расслабленную позу. Лили, наблюдавшая за этим безмолвным диалогом фыркнула, пытаясь скрыть смех. — Мужчины, — раздражение полностью улетучилось, и Лили наконец улыбнулась. — Засечь время? — Если тебе не трудно, мам. Лили подобрала с дорожки камень и небрежным движением трансфигурировала его в секундомер. Сев на стоящий поблизости стул, она откинулась на спинку и выразительным взглядом окинула дуэлянтов. — Надеюсь, мальчики, мне не нужно очерчивать рамки, за которые вам выходить не следует. Вы готовы? Сириус и Гарри молча кивнули, не спуская друг с друга взгляда. — Тогда начали. Между её словами и началом поединка не было никакой паузы: два человека просто сорвались с места и закружили по лужайке. Сириус непрерывно осыпал крестника шквалом заклинаний: жалящие, чары щекотки, ватных ног, обезноживания, оглушения и паралича. Гарри же просто уклонялся ото всего, что в него кидал крёстный, иногда даже с некоторой ленцой он уходил от светящихся и жужжащих сгустков. И Сириус по достоинству оценил его скорость, потому как усилил напор и начал выпускать заклинания едва ли не в два раза быстрее. — Десять секунд! — взволнованно выкрикнула Лили. Гарри сменил темп, его плавные и текучие движения стали рваными и резкими. Неритмичными и непредсказуемыми рывками он стал приближаться к Сириусу. За мальчиком была молодость и скорость, за аврором-боевиком — опыт. Когда Гарри уже почти вплотную подобрался к своему крёстному, тот ухмыльнулся и левой рукой пустил безпалочковый оглушатель. Гарри почти успел увернуться, заклинание попало в левую руку, она повисла плетью и онемела. В запасе оставалось ещё пять секунд. Сириус усмехнулся и продолжил напирать, Гарри резко втянул воздух сквозь зубы, а затем внезапно расслабился и начал заваливаться вперёд. Сириус готов был поклясться, что черные прожилки в глазах мальчика запульсировали и разрослись, заполняя всю радужку. А затем Гарри исчез, будто бы растворился на фоне травы и кустов. За годы оперативной работы Сириус разучился удивляться, находясь в бою, даже в дружеском спарринге он никогда не позволял чувствам туманить свой разум. Но сейчас он, как зелёный курсант, стоял и с крайне изумлённым видом вертел головой в поисках пропавшего из вида противника. Закономерным итогом стало то, что он пропустил почти неслышный звук у себя за спиной, лёгкое, едва заметное дуновение, и, спустя мгновение рывок и резкий удар под колено. Уже падая, он увидел проявляющегося из воздуха крестника. Мальчик ухмылялся. Растерянность прошла, верх взяли рефлексы закалённого боями аврора. Сириус сосредоточился и перекинулся в свою анимагическую форму, центр тяжести сместился, густая чёрная шерсть выскользнула из зажатого кулака Гарри. Огромный пёс вывернулся из захвата и грохнулся оземь, проехав пару футов на боку. — Время вышло, — рассматривая изрядно подпорченный газон и расколотого надвое фарфорового гнома объявила Лили. — И вам, мальчики, лучше быстрее решить кто победил, потому как Сириус сейчас пойдёт убирать комнаты на втором этаже. Ты, надеюсь, ещё не забыл бытовые чары? Пёс, поднявшись с земли, громко гавкнул и отряхнулся перед тем как опять превратиться в человека. — Обижаешь, Цветочек, не знай я бытовые чары, уже давно зарос бы грязью, а насчёт поединка, — Сириус глянул на разминающего онемевшую руку крестника и подмигнул, — я согласен на ничью. — Я рассчитываю на реванш. — Будет тебе реванш, боец, только не сегодня, — Сириус скривился. — Мы твоего возвращения не ждали и планировали часам к восьми заглянуть в Мунго, а потом мне надо на дежурство. Так что извини, щенок, как-нибудь в следующий раз. Сириус отряхнул кожаные штаны от прилипшей травы и пошёл в сторону дома. Окрик крестника нагнал его уже на пороге. — В следующий раз у меня тоже будет палочка, — Сириус обернулся к серьёзно смотрящему на него мальчику, улыбнулся и эффектным жестом загнал палочку в крепление на предплечье. — Чтобы меня побить, тебе потребуется сначала научиться ей пользоваться, — он развернулся и быстро исчез в глубине дома, послышался скрип ступенек и шебуршание на втором этаже. Лили поднялась со стула и подошла к сыну. Слегка наклонившись, она приобняла его за плечи, улыбнулась, взъерошила непослушные чёрные вихры. — Это было чертовски впечатляюще, ты почти выиграл. — Почти — не считается, — хмуро бросил Гарри. — Не понимаю, чем ты недоволен, сынок, Бродяга — боец, причём такой, каких мало. Даже то, что ты смог приблизиться к нему, говорит о многом. — Ты не понимаешь, мам, — Гарри скривился. — Я выкладывался, а он играл, к тому же мне не хотелось пользоваться чем-то из арсенала деда, но не вышло, и я сорвался. В этот момент Гарри выглядел очень виноватым и невинным, едва ли землю мыском ботинка не ковырял. Видя это, Лили не выдержала и рассмеялась. — Знаешь, Гарри, иногда, ты ведёшь себя настолько по-взрослому, что я забываю, какой же ты ещё ребёнок, — она покрепче прижала к себе недовольно засопевшего сына. — Только не дуйся, ладно? Мальчик осторожно освободился из объятий матери, увернулся от поцелуя в нос и, подбирая лежащие на земле пожитки, пошёл к дому. — Хорошо, мам. Я так понял, у меня есть несколько свободных часов? — Конечно, если только ты не хочешь пойти с нами. Гарри немного замешкался. По тому, как он мялся на месте и бросал на неё обеспокоенные взгляды, Лили поняла, что ответ сына останется неизменным, несмотря на нежелание разочаровывать близких людей. — Извини, мам, я его совсем не знал и не вижу смысла туда идти, — Гарри вздохнул и поднял виноватый взгляд на мать. — Только мешать вам буду. Тем более, ничего не изменилось с того момента, как он туда попал. Лили в общем-то и не ожидала другого ответа, она знала, что её сын мог быть удивительно упорен и последователен в своих решениях. Зачастую, убеждать его в чём-то было абсолютно бесполезно. — Ну нет, так нет, — она отвела взгляд и взмахом палочки восстановила разбитого садового гнома. — Думаю, что часам к десяти уже вернусь и мы сможем пойти в Косой переулок. Видя, что Лили не расстроена, мальчик ощутимо расслабился и даже улыбнулся, натянул куртку, закинул за плечи рюкзак и скрылся в доме. — Наш сын растёт удивительным и очень странным человеком, Джеймс, надеюсь, вы когда-нибудь увидитесь, — Лили глубоко вдохнула свежий, пахнущий цветами и травой утренний воздух и, как и остальные, зашла обратно в дом. *** — И это вот так мы приветствуем входящих в наш мир маглорождённых, — сардонически изрёк Гарри, глядя на «Дырявый котёл». Гарри стоял посреди улицы, широко расставив ноги и сложив руки на груди, и вся его поза просто вопила о зашкаливающей уверенности. — Сынок. — Мы вводим их в мир волшебства через грязный… Идущие мимо него люди начали удивлённо оглядываться в попытках понять о чём же говорит этот странный малый. — Ты не мог бы говорить потише? — Вонючий… — Гарри! На нас уже люди оглядываются! — последнюю фразу Лили прошипела сыну на ухо, безуспешно пытаясь оттащить его с центра улицы в сторону бара. — И самое главное — безвкусный бар! — с победной ухмылкой Гарри посмотрел на мать и уже добровольно зашагал в сторону «Дырявого котла». Зайдя внутрь купола маглоотталкивающих чар, Лили начала отчитывать сына. — Тебе обязательно всё время такое устраивать? — женщина шипела, как рассерженная кошка. — То кого-нибудь на крышу закинешь, то посреди толпы маглов начинаешь орать о волшебном мире! — Я… — Гарри уже открыл рот, чтобы продолжить, но Лили перебила его. — Что «Я», Гарри? Неужели тебе так трудно держать себя в руках хотя бы в обществе обычных людей? — …должен держать марку, — закончил фразу мальчик. Глаза Лили опасно сузились, воспитательный задор постепенно сменялся холодной яростью. — Знаешь, сынок, порой ты заставляешь меня пожалеть о том, что я не применяла к тебе физические наказания, но начать никогда не поздно. Это будет больно и унизительно для нас обоих, но если это заставит тебя хоть немного уважать окружающих, то Богом клянусь, я это сделаю. Видя насколько рассержена мать, Гарри почувствовал, что в этот раз, похоже, перегнул палку и решил сбавить обороты. — Хорошо, мам, извини, мне действительно не стоило этого делать, — мальчик отошел на шаг и поднял руки ладонями вверх, признавая поражение. Лили не спускала с сына рассерженного взгляда, не особо веря в искренность извинений. Гарри засунул руки в карманы и, глядя на мельтешащую на улице многоликую толпу, продолжил: — Каждый раз ты возвращаешься из Мунго сама не своя, я просто хотел тебя немного растормошить, — он поковырял мостовую носком ботинка, а затем взглянул на мать одним из самых своих жалобных и виноватых взглядов. Лили резко выдохнула и ткнула сыну в лицо напряжённым указательным пальцем. — Ты. Маленький. Поганец. — с расстановкой процедила Лили. — Тебе просто плевать, да? Что бы я не сказала, ты не воспримешь это серьёзно. Наказывать тебя — бесполезно, просить, объяснять, уговаривать — тоже, ведь ты абсолютно уверен в правильности своих действий. Она бессильно всплеснула руками и потерев лоб, продолжила тихим, грустным голосом: — Почему ты такой? Ты же знал, что мне будет неприятно, но всё равно решил подшутить, — Лили смотрела на сына и видела, что теперь ему стало по-настоящему стыдно. — Ну объясни мне, пожалуйста, зачем? Ощущая пылающий на щеках румянец, Гарри переборол себя и взглянул Лили в глаза. — Извини, правда, я не думал, что это так тебя заденет, — мальчик вздохнул и добавил: — Готов принять любое наказание. — Хорошо, — Лили уже восстановила эмоциональное равновесие, и в её изумрудных глазах заплясали весёлые чёртики, — будешь две недели готовить сам. Гарри утвердительно кивнул. — И никакого мяса, — добила его Лили. — Нет, — ошеломлённо выдохнул Гарри, — это жестоко. Лили скрестила руки на груди и с отсутствующим видом прислонилась к обшарпанной серой стене бара. — Ну нельзя же так, — возопил мальчик. — Хотя бы раз в день. Глянув на молитвенно сцепившего ладони сына, женщина причмокнула, равнодушно осмотрела ногти правой руки, после чего оттолкнулась от стены и взялась за ручку входной двери. — Переигрываешь, — она наконец улыбнулась и потянула дверь на себя. — Я посмотрю на твоё поведение. Гарри облегчённо вздохнул и потянулся вслед за матерью. Внутри бар выглядел ничуть не лучше, чем снаружи. Яркий дневной свет едва пробивался сквозь крошечные мутные окошки облаками крошечной зловредной мошкары, в невесть как проникших в помещение солнечных лучиках кружилась пыль. Гарри сделал пару шагов и посмотрел себе под ноги: его старые разношенные берцы слегка прилипали подошвами к полу, покрытому толстым слоем давно пролитого пива, упавшей со столов еды, свечного воска и трубочного пепла. В зале стояло неповторимое амбре перегара, сгоревшей пищи, табачного дыма и ещё какой-то неидентифицируемой кислятины. — Я уже жалею, что уговорил тебя поехать на метро, — пробурчал себе под нос Гарри. Лили, однако, расслышала его. — То ли ещё будет, — в тон сыну пробормотала она. — Две недели наказания ещё впереди. Подхваченная внезапным порывом ветра дверь разогналась и захлопнулась с диким грохотом, заставив задребезжать стёкла и сорвав с потолка целый пласт пыли, лавиной закружившейся на свету. Воздух в помещении пришёл в движение, пламя свечей заколыхалось, отбрасывая по углам тревожные тени. Завсегдатаи заведения, до того не обращавшие особого внимания на новых посетителей, синхронно обернулись и уставились на вошедших. Поняв, кто почтил своим присутствием его скромное заведение, бармен бросил под стойку сальную тряпку, которой до этого протирал кружки, и обрадованным гиппогрифом метнулся к гостям. — Святый Боже… — бармен замедлил шаг, плечи его подрагивали, казалось, он вот-вот заплачет. — Это вы… Это правда вы! Он торопливо пожал руки поочерёдно Лили и Гарри и отступил на несколько шагов. Колдуны и ведьмы поднимались со своих мест и обступали женщину с сыном плотным кольцом, и каждый из них пытался протолкнуться поближе, стараясь коснуться, сказать что-то. Нестройный хор голосов возносил хвалу героям магического мира, просил, выкрикивал имена. — Спасибо вам… Какая честь… Позвольте пожать вам руку… Меня зовут Батильда Бэмбридж… — гул голосов нарастал, Лили начинала нервничать: выбраться из бара будет нетривиальной задачей, а ведь впереди ещё поход по Косому переулку. Внезапно сильный, насмешливый голос разорвал гомон толпы. — Я вас запомнил, — Гарри обвёл взглядом окружавших его людей и покладисто улыбнулся, — а теперь не могли бы вы позволить нам пройти. Голоса смолкли. В наступившей тишине по залу прокатилась волна шепотков. Бармен стушевался и начал легкими толчками разгонять посетителей по местам. — Действительно, господа, пора бы и честь знать, — расчищая место приговаривал он. — Расступитесь, у них наверняка ещё куча дел. Выйдя из бара, Лили подошла к стене и стала шарить рукой в сумке в поисках палочки. Гарри осторожно закрыл дверь и принялся разглядывать маленький внутренний дворик: урна, несколько сорняков — вот и всё, что находилось в этом каменном колодце. Лили наконец-то выудила палочку из недр сумочки и постукивала ей по глухой стене. Пока кирпичи с диким хрустом и скрежетом расползались в стороны, образуя широкий проход, она наблюдала за сыном. Гарри против обыкновения выглядел каким-то рассеянным и немного потерянным. — Ты сегодня какой-то странный, — перехватив недоумённый взгляд, она добавила: — Страннее, чем обычно. Что-то случилось? — Нет, ничего. Скрежет прекратился, проход наконец приобрёл законченные очертания, и семейству Поттеров открылся вид на Косой переулок. Узкая, извилистая улица была до отказа забита народом: люди толкались и гомонили, перекрикивались лавочники, в воздух взлетали искры и клубы разноцветного дыма. Цветастые мантии, сияющие на солнце котлы, мельтешащие в толпе дети — всё это сливалось в красочную круговерть обычного воскресенья в магическом квартале Лондона. — Ну что, пошли? — Я сегодня навестил Лизу, пока вы были в Мунго, — как-то невпопад сказал Гарри. — Отнёс ей пару книжек. Лили положила руку ему на плечо и, развернув сына к себе, посмотрела ему в глаза. — Сынок, ты не виноват, — как можно мягче произнесла она. — Ты не должен корить себя. — Я знаю, мам. «Абсолютно спокоен, даже немного расслаблен», — с удивлением заметила про себя Лили. В такие моменты ей становилось горько от того, что она давно уже не понимает о чём думает и что чувствует сын. Вот и сейчас он не искал успокоения, рассказывая о своём визите к сестре, смотрит с некоторым интересом, наблюдает, становится всё дальше и дальше. Постепенно Гарри становился всё менее похож на отца, сейчас он живо напоминал ей того, кто пришёл к ним домой десять лет назад. Внешне мальчик был, конечно же, больше похож на Джеймса, но вот его движения, манера говорить, даже эта широкая, порой неживая улыбка, вызывали в памяти совсем другой образ — пугающий, всесильный, облачённый в чёрно-багровые тона. Прервав поток невесёлых размышлений, Лили вздохнула и, подхватив сына под локоть, потянула его вглубь переулка, к маячившему вдалеке белоснежному зданию. Возможно дело было в том, что в Дырявом котле собирались в основном маргинальные элементы, не имеющие особых достижений и целей в жизни, активно следящие за судьбой знаменитостей магического мира, или же в том, что в сутолоке Косого переулка никто толком не мог рассмотреть Поттеров, но до Гринготтса они добрались без особых эксцессов. Стоящий на страже возле массивных бронзовых дверей гоблин, пропуская их внутрь, мерзко ухмыльнулся и слегка нагнул голову, глядя на Гарри. Такая же картина повторилась внутри: все встреченные на пути гоблины застывали на секунду, ухмылялись, демонстрируя два ряда острых зубов, и склоняли голову. Когда они вошли в большой зал, по спине Лили прокатилась волна мурашек, а руки покрылись гусиной кожей. Взгляды всех находящихся в зале гоблинов были устремлены на них, стих скрип перьев и звон монет, смолкли тихие переговоры. В тишине, нарушаемой только лишь недоумённым покашливанием и шарканьем ног находящихся в зале людей, к Поттерам подошёл посеревший от старости, придавленный к земле грузом прожитых лет гоблин. На Гарри обратился взгляд блёклых оранжевых глаз, шум в зале возобновился, гоблины отвернулись и как ни в чём не бывало продолжили свои дела. Лили облегчённо выдохнула. — Гоблины рады приветствовать Вас на своей земле, уважаемый Мритью, — Лили поморщилась и невольно вздрогнула. Она ещё никогда не слышала такого голоса, будто бы кто-то перекатывал в мокром кожаном мешке сотню камней. — Правильно ли я понимаю, — гоблин бросил взгляд на Лили, — что сегодня вы здесь не для того, чтобы исполнять свой долг? Женщина удивлённо посмотрела на сына и поразилась его трансформации: его глаза полностью почернели и взирали на мир зевами двух бездонных пещер, плечи расправились, волосы, будто наэлектризованные, встали дыбом. Мальчик взирал на гоблина сверху вниз, его лицо было отстранённым и холодным. — Гарри, что происходит? — прошептала Лили на ухо сыну. — Откуда он тебя знает? Древний гоблин очевидно услышал её слова, ухмылка вернулась на его лицо. — Гоблины знают Мритью, ипостась Смерти, — прокаркал он, а затем опять уставился на мальчика. — Подтверждаете ли вы, что прибыли, как клиент? — Подтверждаю. Улыбка медленно сползла с лица старика. — В таком случае, прошу пройти со мной, — недовольно проскрипел гоблин. — Моё имя — Дромрук, я буду вашим провожатым. Чернота отступила, оставляя только едва заметные прожилки на изумрудном фоне. Мальчик непринуждённо улыбнулся и повёл плечами. — Это так мило с вашей стороны, уважаемый Дромрук, сам главный кассир соизволит провести нас в недра банка, не так ли, матушка? Лили не успела и рта раскрыть, как Гарри потащил её вслед за шустро ковыляющим гоблином. — Не тратьте моё время на политесы и расшаркивания, мистер Поттер, — Дромрук первым дошёл до неприметной двери в дальнем конце зала и резким толчком распахнул её, открыв взгляду длинный каменный коридор, заполненный неверным, прыгающим светом от чадящих на стенах факелов. В нескольких метрах от входа их уже ждала тележка. Дромрук указал на это сомнительное средство передвижения длинным, узловатым пальцем, и, как показалось Лили, немного злобно проговорил: — Садитесь, мистер Поттер, сегодня вам не удастся пропустить этот этап пути. Гарри усадил мать на более надёжное с виду кресло, а затем сел сам. — Мы готовы. Гоблин забрался на стоящее впереди сиденье оператора и ухмыльнулся, обнажив крепкие, желтые клыки. — Увидим. Тележка сорвалась с места. *** Всё ещё слегка зелёная после поездки Лили сидела на летней террасе кафе Фортескью и с лёгким отвращением во взгляде наблюдала, как Гарри с удовольствием поглощает огромный рожок шоколадного мороженого. Вокруг кристально чистыми ручейками разливался детский смех, напоенный запахами ванили и клубники воздух щекотал ноздри, ощущения счастья и лета звенели натянутой струной, но Лили было не до веселья. Женщина ещё раз глянула на мороженое и вновь переборола рвотный позыв, возникший при воспоминании о жутких аттракционах, устроенных старым, таким хрупким на вид гоблином. — Гарри, объясни всё-таки, что произошло. — Ладно, только ты будешь задавать вопросы, а я на них буду отвечать, так получится быстрее. — Какой-то ты слишком покладистый, — Лили сделала глоток из высокого, запотевшего бокала. — Каким именем он тебя назвал и почему? — Мритью, это имя дал мне дед, — Гарри пожал плечами. — Ну, и в тех условиях, в которых я обычно встречаюсь с гоблинами, оно характеризует меня гораздо лучше, чем Гарри. Мимо их столика со счастливым рёвом пронёсся пухлый, кудрявый карапуз лет трёх, стоящая на соседних столиках посуда тихо задребезжала в такт его топоту. Лили проводила мальчугана каким-то странным, задумчивым взглядом, а затем снова посмотрела на сына. — Знаешь, ты никогда таким не был, — женщина покачивала бокал в пальцах, кубики льда с тихим стуком перекатывались внутри, крупные капли воды торили себе дорожки по собравшемуся на стенках конденсату. — Я иногда задумываюсь, каким бы ты стал без всего этого. Лили ещё немного помолчала и затем добавила: — Значит, он дал тебе имя, да? Гарри кивнул. — Хорошо, а что случилось бы, приди ты в Гринготтс не как Гарри, а как Мритью? Мальчик немного поёрзал на стуле, ему явно не хотелось отвечать на этот вопрос. — Ну, если вкратце, то они попытались бы меня убить, — Лили всплеснула руками. — Не все сразу, это был бы поединок один на один, — видя, что мать прикрыла лицо руками и начала тихо подёргиваться, Гарри аккуратно коснулся её плеча и тихо произнёс: — Мам, ну ты чего? Я уже был там два раза, ничего страшного не случилось. Лили наконец отняла руки от лица и громко рассмеялась. Когда приступ смеха закончился, она вытерла глаза салфеткой, достала зеркальце и начала поправлять сбившуюся причёску. Гарри откинулся на спинку стула и с удивлением смотрел на хихикающую мать. — Господи, какой абсурд, одиннадцатилетка сидит передо мной и на полном серьёзе рассказывает о том, что гоблины уже несколько раз пытались убить его на дуэли из-за какого-то глупого имени, данного ему Смертью. И самое главное — у них не получилось, — Лили снова рассмеялась, Гарри призадумался на секунду и тоже хохотнул. — Если посмотреть с такой точки зрения — то да, действительно чушь получается. Отсмеявшись, Лили залпом допила лимонад. — Меня вот что заинтересовало: ты сказал, что был там уже дважды, значит, уже участвовал в этих самых дуэлях. Скажи, ты убивал? Гарри побарабанил пальцами по столу. — Что же ты молчишь? — Не хочу отвечать на этот вопрос. Над столиком повисло тяжелое молчание. Гарри барабанил пальцами по столу и рассеянным взглядом водил по спешащим снаружи людям, через пару минут он приосанился и ухмыльнулся. — Впрочем, как и на предыдущий, — он указал куда-то за спину Лили, — посмотри, это там не Макгонагалл? Сидящая спиной к улице Лили обернулась. Через плотный поток посетителей Косого переулка действительно пробиралась предельно недовольная жизнью Минерва Макгонагалл. Левую руку ей оттягивал небольшой, но явно увесистый сундук, в правой она держала кипенно-белый носовой платок, которым время от времени вытирала выступающие на лбу бисеринки пота. — Пошли поздороваемся? В конце концов, вероятно, она — мой будущий декан. — Тебе Гриффиндор не светит. Слишком скользкий и ядовитый, — отпустила колкость Лили. — Матушка, вы уязвили меня до глубины души, неужели я настолько плох? — Сам же знаешь, что нет, — женщина поднялась и пошла на выход, по пути взлохматив сыну волосы. — Просто ты такой, какой есть. Пошли уже, ей похоже тяжело. Макгонагалл с раздражённым сопением прокладывала себе путь через толпу, двигаясь в сторону «Флориш и Блоттс», проходящие мимо неё маги и колдуньи иногда получали удар увесистым сундуком по коленкам и недовольно оглядывались на постепенно закипающую ведьму. — Минерва! — издалека позвала Лили, и, когда профессор трансфигурации заозиралась по сторонам, ища источник звука, помахала рукой. Макгонагалл облегчённо поставила сундук на землю и с улыбкой помахала в ответ. — Добрый день, Лили, — сказала она, как только Поттеры подошли ближе. — Вижу, вы тоже решили пойти за покупками сегодня. — Да, сегодня выдалось редкое свободное воскресенье, и мы решили прогуляться и купить кое-что из списка, — Лили бросила недвусмысленный взгляд на сундук. — Минерва, Гарри мог бы помочь вам с сундуком, он у нас крепкий, — как бы подтверждая это она шутливо ткнула сына в плечо. Макгонагалл внимательно осмотрела Гарри с макушки до пят. — Да, действительно, вы сильно выросли с того момента, как я вас в последний раз видела, мистер Поттер, — судя по тону она уже вошла в роль декана. — Думаю, вы могли бы стать отличным загонщиком или вратарём, — Гарри мысленно усмехнулся. Мать уже рассказывала ему о пристрастии темпераментной шотландки к квиддичу, профессор Макгонагалл уже явно начала прицениваться к будущему ученику. — Однако не ожидайте поблажек в учёбе. — К сожалению, профессор, я скорее всего попаду на Слизерин, — Гарри слегка наклонил голову, чтобы скрыть улыбку. — По крайней мере, мама считает именно так. — Увидим, — чопорно заявила Макгонагалл, а затем снова с содроганием посмотрела на стоящий подле неё сундук. Тот дёрнулся и сдвинулся в сторону на пару сантиметров. — К сожалению, мне уже пора идти. Альбус был предельно конкретен в своих указаниях и велел не давать сундук никому в руки, но, тем не менее, вы можете мне помочь. Она кивнула в сторону книжного магазина, где над толпой возвышался аккуратно одетый мужчина средних лет. Он нервно озирался по сторонам и изредка поглядывал на часы. — Я сопровождала маглорождённую волшебницу, мисс Грейджер, как раз, когда пришёл патронус от Альбуса. Мы только успели посетить «Флориш и Блоттс», после чего мне пришлось их оставить, — она с некоторым сожалением посмотрела на Лили и произнесла извиняющимся тоном: — Я буду вам очень признательна, если вы согласитесь сопроводить их вместо меня. — Конечно, — несколько удивлённо согласилась Лили. — Мы с удовольствием покажем им тут всё. — Ох, спасибо, Лили. Надеюсь вы, имея опыт вхождения в магический мир, сможете помочь этой девочке. Она подаёт большие надежды. Доброго дня, — Макгонагалл слегка склонила голову, а затем повернулась к Гарри: — С вами, мистер Поттер, не прощаюсь. Мы в скором времени увидимся на распределении. Профессор метнула ещё один странный взгляд на Лили и, подняв сундук, пошла в сторону «Дырявого котла». Гарри вопросительно мотнул головой в сторону ожидающего мужчины, и, активно работая локтями, первым двинулся вперёд. Несмотря на относительно свободное пространство, остающееся позади сына, Лили едва за ним поспевала. Однако потерять мальчика в толпе не представлялось возможным: за ним оставался след из ругающихся, тихо шипящих и потирающих бока магов. Выбравшись наконец на свободное пространство, она буквально врезалась в Гарри, неподвижно стоящего посреди постепенно освобождающегося от людей пятачка. Она почувствовала какое-то неприятное сосущее чувство под ложечкой, что-то было не так. Обойдя вокруг сына, Лили увидела его напряжённое, побледневшее лицо. Он внимательно смотрел в одну точку перед собой, и черные жилки в его радужках спазматически пульсировали. Неприятное чувство усилилось, перерастая в гнетущее отчаяние, тоску, боль и чувство утраты, пустое пространство вокруг выросло уже до пары метров. Лили нежно взяла лицо сына в ладони и попыталась заглянуть ему в глаза. Он нехотя повернул голову, но не прекратил зрительного контакта с чем-то, находящимся у Лили за спиной. — Гарри, сынок, что случилось? — максимально мягко спросила она, ловя его взгляд. — Так вот почему она так виновато выглядела, — невпопад ответил он. Тяжёлые эманации его чувств усилились, и Лили уже едва стояла на ногах. Больше всего ей сейчас хотелось упасть на землю и расплакаться. Идущие мимо люди начали спотыкаться, но всё равно будто бы не видели разворачивающейся перед ними сцены. — Гарри, пожалуйста, — Лили уже цеплялась за сына, пытаясь не упасть. Подступающие слёзы жгли глаза, грудь будто сдавило раскалённым обручем, она хватала ртом воздух, пытаясь нормально вздохнуть. Очевидно, почувствовав на себе вес едва стоящей на ногах матери, Гарри наконец посмотрел на её искаженное накатывающим горем лицо. Его глаза резко потемнели, давление чужих эмоций прекратилось, и Лили почувствовала, будто с её плеч сняли тяжкий груз. Она резко распрямилась и глубоко вдохнула терпкий летний воздух, несущий запахи алхимических ингредиентов, чернил и дублёной кожи. — Извини, всё в порядке, — бесстрастным голосом прошелестел Гарри. — Что ты там увидел? — Сейчас узнаешь, — с абсолютно спокойным лицом ответил мальчик и заскользил вперёд. Лили не могла понять, что же такого увидел его сын, пока в её поле зрения не оказался виденный издалека мужчина и стоящая подле него девочка. — Господи Боже, — прошептала Лили. Немного другой овал лица, слегка непохожий разрез глаз, чуть более светлый оттенок кожи, небольшие чёрточки, дающие понять, что девочка, переминающаяся с ноги на ногу от нетерпения посреди Косого переулка, не Лиза Поттер. Лили смогла выдавить из себя жидкую улыбку и подошла к мужчине, Гарри уже стоял перед ним и молча разглядывал Грейнджеров. — Добрый день, меня зовут Лили Поттер, вы ведь мистер Грейнджер? — протянув руку для приветствия, она дождалась ответного пожатия и продолжила: — Профессор Макгонагалл, к сожалению, не сказала мне вашего имени. — Томас, можно просто Том. А вы не подскажете, где она сама? — Её срочно вызвали по школьным делам, но она попросила меня помочь вам с покупками. Том облегчённо улыбнулся. — Замечательно, а то я уже начал беспокоиться, что нам придётся выбираться отсюда самостоятельно, — он в очередной раз посмотрел на неподвижно стоящего Гарри. — Не представите мне этого молодого человека? — Это Гарри, мой сын, — Лили слегка подтолкнула мальчика вперёд, но он даже не шелохнулся, будто прирос к земле. — В этом году он тоже поступает в Хогвартс. Молчавшая до этого девочка бойко подошла к Гарри и протянула руку, копируя жест Лили. — Я Гермиона Грейнджер, я успела просмотреть несколько книг в магазине и, кажется, где-то видела твоё имя, — она покосилась на стоящую на земле стопку книг, завёрнутую в жёлтый пергамент, а затем умоляюще посмотрела на отца. — Ну уж нет, — засмеялся Том, — дома распакуешь. — Тоже любительница почитать? — спросила Лили. — Скажем так, эта милая девчушка иногда проявляет излишнюю любовь к печатному слову, — мужчина улыбнулся и нежно погладил девочку по волосам. — Пап, не надо, я уже взрослая! — Взрослая, взрослая. — Из тех книг, которые вы могли приобрести в этом магазине, моё имя упоминается в «Крупных волшебных событиях двадцатого столетия» на странице девятнадцать, строка семь, странице двадцать один, строка три, и странице пятьдесят девять, строки пять и двенадцать, «Современной истории магии» — страницы с двенадцатой по четырнадцатую на строке четыре и «Возвышении и падении тёмных сил» страница девяносто три, строки пять, семь и двадцать два, а также страница сто три, строка тринадцать. При первых звуках тихого, шелестящего голоса, Грейнджеры дёрнулись. Гермиона вглядывалась в непроницаемо чёрные глаза мальчика, настолько тёмные, что казалось, будто у него нет зрачков. То, как он выглядел, как и что говорил, его голос и интонации порождали ощущение какой-то потусторонней жути, леденящей, пробирающей до костей. Девочка невольно отступила на несколько шагов и схватила отца за руку. Мистер Грейнджер понимающе посмотрел на дочь. Вид этого мальчика вызывал лёгкую дрожь даже у него. Мужчина решил, что пора разрядить обстановку. — Дочка, похоже мы нашли тебе достойного соперника. Гермиона неуверенно улыбнулась. — А ты, наверное, действительно много прочитал. — Шестьсот тридцать две книги, шестьдесят девять книг с начала года. Лили положила руку сыну на плечо. — Я думаю, самое время пойти за волшебными палочками, не так ли, Гарри? Не говоря ни слова, мальчик развернулся и заскользил по улице, каким-то неведомым образом не задевая проходящих мимо него людей. Том и Лили шли на некотором удалении от него, Гермиона шла между ними. Гарри быстро удалялся и к девочке постепенно возвращалась привычная любознательность. Оторвавшись от семьи Грейнджеров метров на двадцать, Гарри ненадолго отпустил Пустоту и начал анализировать происходящее у него внутри: вспышка тяжёлых, удушающих чувств уже прошла, но эмоциональный накал и не думал спадать. Обострённый слух с лёгкостью вычленял голос этой девочки из обычного для Косого переулка шума и гомона. Сейчас она засыпала Лили вопросами о волшебном мире, магах и магии, о Хогвартсе. «Дьявол. Даже тембр голоса похож». Чувствуя вновь накатывающую волну отчаяния, он сосредоточился и подпустил Пустоту чуть ближе. Не гася эмоции полностью, она помогала ему перебороть себя, свыкнуться с новой картиной мира. — Я должен приспособиться, — прошипел он сквозь зубы. — Я не могу бегать от этого вечно. Волевым усилием Гарри выдавил бьющий по нервам голос на границу восприятия. Восемнадцать метров, старый колдун сидит на крыльце, листает газету и попыхивает трубкой. Затяжка. Паршивый, сырой табак трещит и пощёлкивает. Выдох. Старик курит всю жизнь, внутри у него что-то сипит и булькает. Гарри не видит эту сцену, но воображение живо дорисовывает сизый клуб дыма, вырывающийся сквозь вислые, пожелтевшие от табачных смол усы. Вычленяя из окружающего мира бессмысленные, но привычные и простые звуки, Гарри смог немного расслабиться. Заходя в лавку Олливандера, он был почти спокоен. В глубине магазина зазвонил колокольчик, послышалась неясная возня и звук тихо отодвигаемого стула, практически неслышный даже для ушей Гарри. Небольшое внутреннее пространство лавки было плотно заставлено стеллажами, на которых, вплотную, одна к одной были уложены тысячи небольших коробок. В расположении этих коробочек не было никакой видимой системы: все они были разных цветов, размеров и возрастов. Уложенные будто мозаика, до самого потолка, они соединялись в странный, пёстрый узор, придающий этому древнему месту неповторимый шарм. Гарри полной грудью вдохнул затхлый, пыльный воздух, задумался на секунду, а затем продекламировал: «Ни храма у тебя, ни алтаря, Впотьмах перед которым Стенали б девы, дивный гимн творя Тебе единым хором». Мальчик замолк на секунду. Стоя посреди маленького, полутёмного помещения он ощущал странный покой. — Если бы у магии был храм, то он был бы тут. Удивительное место. — Замечательные стихи, — раздался мягкий голос. Гарри резко обернулся. Видимо, слишком увлекшись своими ощущениями, он пропустил приближение старика. — Только, боюсь, вы переоцениваете значение моего магазина, мистер Поттер. — Возможно вы правы, — Гарри внимательно всматривался в сияющие рассеянным лунным светом глаза старика. — Просто я чувствую это место по-другому, — он помялся на месте, подбирая нужные слова, — оно будто нереально. Входная дверь распахнулась ещё раз, снова звякнул колокольчик, в помещение проник громкий шум улицы, а затем резко пресёкся, когда последний из вошедших плотно прикрыл за собой дверь. — Добрый день, — Олливандер осмотрел вошедших. — А, помню-помню, Лили, десять с четвертью дюймов, ива, элегантная, хлёсткая и очень хороша для сотворения чар. Кажется, вы заходили сюда так недавно, — взгляд странных глаз обратился к мужчине. — Странно, я не узнаю вас, где же Джеймс? Улыбка Лили увяла. Манера разговора старого мастера позабавила её ещё в прошлое посещение лавки, но сейчас излишняя прямолинейность Олливандера была явно не к месту. — Он пропал десять лет назад. — Какая жалость, у него была замечательная палочка, очень мощная, одиннадцать дюймов, красное дерево и сердечная жила дракона, хороша для трансфигурации, — старик рассеянно покивал и обернулся к Гермионе: — А кто вы, юная леди? Второй раз за день Гермиона смотрела в странные, нечеловеческие глаза. В полутьме лавки она силилась разглядеть хоть что-нибудь за светящейся туманной пеленой. Ни радужек, ни зрачков, только равномерное сияние. Старик молчал, видимо ждал ответа. — Гермиона Грейнджер, — девочка шагнула вперёд и сделала книксен. — Гммм, не припоминаю такой фамилии, впрочем, неважно, — Олливандер вытащил из кармана длинный сантиметр с серебряными делениями. — Какой рукой вы предпочитаете колдовать, юная леди? — Правой, сэр. — Вытяните руку, отлично, — Олливандер начал кропотливые измерения, расстояния между суставами, общую длину, охват. Гермиона завороженно наблюдала за его действиями, а уж когда сантиметр продолжил свою работу без отошедшего к стеллажам с палочками мастера, её охватил настоящий восторг. — Разрешите вопрос? — от любопытства девочка чуть ли не подпрыгивала на месте. — Конечно, — мастер ободряюще улыбнулся, снимая с полок несколько коробок. — А зачем вы проводите все эти измерения? — Пропорции очень важны, зная их, можно понять какая палочка лучше подойдёт начинающему свой путь волшебнику. Впрочем, палочка всегда сама выбирает хозяина, — немного подумав, он снял с полки ещё одну коробку. — Мы, Олливандеры, производим волшебные палочки только из самых сильных магических компонентов: грива единорогов, хвостовые перья фениксов, сердечные жилы драконов. И нами ещё не было создано ни одной палочки, похожей на другую. Он разложил на прилавке коробки и бережно достал первую палочку. — Вот, попробуйте, одиннадцать с половиной дюймов, вишня и грива единорога, чрезвычайно сильная палочка, взмахните, — Олливандер протянул палочку ручкой вперёд, Гермиона крепко схватила палочку и сделала изящный взмах — ничего не произошло. Гарри со стороны наблюдал за происходящим, запоминал каждый жест и слово, разочарование, промелькнувшее на лице девочки, врезается в его память. Краем сознания он ощущает почти вытесненные за грань эмоции, ярящиеся свинцовыми океаническими валами. Приготовившись при необходимости отступить назад, Гарри немного вынырнул из Пустоты, пытаясь найти точку равновесия и снова прислушался к своим ощущениям, терпимо, приемлемо, к такому можно привыкнуть. Олливандер тем временем распаковал очередную палочку. — Десять дюймов, груша и сердечная жила дракона, очень гибкая, хороша для сотворения чар, попробуйте, — даже не дождавшись, пока девочка закончит взмах, он выхватил палочку у неё из рук и с бормотанием начал перебирать вытащенные коробки. — Нет-нет, очевидно, не подходит. Сдув пыль с неприметной серой коробки, Олливандер вытащил красивую, светлую палочку, покрытую замысловатой резьбой. — Десять и три четверти дюйма, виноградная лоза и сердечная жила дракона, — старик ободряюще улыбнулся. — Берите аккуратно, она очень чувствительная. Гермиона робко обхватила изящную ручку. В первые же секунды она почувствовала разливающееся по руке тепло. — Она тёплая! — радостно выкрикнула девочка. Взмах — и по комнате полетели яркие разноцветные искры. — Великолепно! Это великолепная палочка, мисс Грейнджер. А теперь, пожалуй, пришло время заняться вами, мистер Поттер, — дымчатые глаза старика обратились к мальчику. Взглянув в угольно-чёрные глаза, он тихо произнёс: — Кажется, я знаю, что подойдёт тебе лучше всего. Старый мастер удалился вглубь лавки, где-то между стеллажами отчаянно завизжали дверные петли, скрипнули, очевидно ведущие в подвал ступени, снизу раздался приглушённый шорох и стук падающих предметов. Спустя несколько минут активного копошения звуки в подвале наконец затихли и перед удивлёнными посетителями снова предстал хозяин магазина, покрытый пылью и паутиной. На вытянутых руках он держал какой-то длинный грязный свёрток. Чуть ли не бросив ношу на прилавок, он начал терпеливо распутывать десяток узлов, скрепляющих вместе этот кусок ветоши. — Давайте я помогу, — не выдержала наконец Лили. — Нет-нет, я сам, — торопливо ответил Олливандер, — вам лучше не прикасаться к этой палочке. Справившись наконец с узлами, старик медленно и осторожно развернул тряпицу. Взглядам предстала очень неопрятная, даже грубая палочка. Возможно уместнее было бы назвать её просто куском дерева, выглядящий будто длинный, слегка изогнутый палец. Некогда светлая древесина посерела от времени и покрылась тёмными пятнами. Казалось, кто-то от скуки взял валяющийся у дороги сучок и обстругал его острым ножом, чтобы придать хоть какое-то подобие формы, по всей длине палочки красовались глубокие зарубки и заусеницы. Увидев такое «произведение искусства», Лили скептически подняла бровь, а Гермиона, не удержавшись, хихикнула. Олливандер же, всё так же осторожно, придерживая палочку через ветошь, протянул её Гарри. — Тис, шестнадцать дюймов, насколько мне известно сердцевина у неё отсутствует, я также не знаю ни силу этой палочки, ни имеет ли она какие-либо особые свойства, единственное, что можно сказать точно — по всем признакам она мертва, попробуйте. Гарри сжал рукоятку, а вернее будет сказать древко палочки, и сделал резкий, рубящий взмах. Ничего не произошло. Олливандер однако не торопился забирать товар, а наблюдал. Мальчик внимательно прислушался к своим чувствам, было нечто странное, что он чувствовал с того самого момента, как увидел палочку, некое сосущее чувство, будто рядом появилось что-то родственное Пустоте внутри, некое присутствие. — Ты подчинишься, — прошелестел Гарри, полностью уйдя в Пустоту, источник новых чувств дёрнулся и слился с ним самим, по руке разошлось приятное ледяное покалывание. Новый взмах и в воздухе повисло тёмное, муаровое полотнище. Олливандер улыбнулся. — Браво, я знал, что у вас получится, мистер Поттер, — старик небрежно смёл оставшуюся ветошь под прилавок. — Вы же сказали, что в каждой палочке должна быть какая-либо магическая субстанция, — прозвенел несколько возмущённый девичий голос. — Верно, мисс Грейнджер, — взгляд светящихся дымчатых глаз обежал комнату и остановился на Гермионе. — В палочках Олливандеров действительно всегда присутствует одна из трёх магических субстанций, но это, — он указал на палочку в руках Гарри, — не палочка Олливандеров, эта работа принадлежит руке того, кто оставил на вашем лбу, мистер Поттер, этот шрам. Даже в плохо освещённой комнате было видно, как кровь отлила от лица Лили. Старик продолжил: — Семья Олливандеров уже отчаялась продать эту палочку, ведь каждый, кто прикасался к ней, быстро составлял близкое знакомство со смертью, — взгляд сияющих лунным светом глаз старика встретился с непроглядной тьмой в глазах мальчика, — но не похоже, чтобы это вызывало у вас беспокойство, не так ли, мистер Поттер? *** Паучий тупик.30 июля 1991 года. Северус Снейп мягко провёл рукой по корешкам книг, заполнявших каждый квадратный фут стен комнаты. Когда-то семейство Снейпов было более многочисленным, и это помещение служило в качестве детской. Сейчас необходимость в этом отпала, ныне тут обитали только сотни томов, тихих, неподвижных и, по сути своей, бесценных носителей знания. «В отличие от моих студентов, шумных, беспокойных и абсолютно бесполезных». Подушечки пальцев двигались от книги к книге, даже с закрытыми глазами он мог отличить одну от другой: кожаный переплёт и выпуклые буквы — «Классификация лечебных ингредиентов Восточного Тибета» Кромби, шелушащаяся позолота вычурного томика «Дихотомии алхимии» Юмберга, а вот это интересно — «Иллиада» Гомера. Снейп снял книгу с полки и повертел в руках.Он абсолютно не помнил, чтобы ставил её сюда. Хотя, почему бы не почитать «Иллиаду»? «Должно быть, Драко». Пребывая в задумчивости, зельевар вышел из комнаты и направился к шкафу с художественной литературой. Он никак не мог понять этого мальчишку: временами, упрямством и надменностью тот напоминал своего отца, а иногда сквозь маску бесстрастности проглядывала расчётливость, жестокость и фанатичность, до которых даже Люциусу было очень далеко. Всё, решительно всё, связанное с Драко, было странным: то, как он выглядел, как двигался, чем питался. Почему Нарцисса просила его позволять Драко жить здесь? Как систематизировать появления мальчика? Ведь, очевидно, даже его родители не знают, когда он появится в Паучьем тупике в следующий раз. Живёт ли он вообще в Малфой-мэноре, и, если нет, то где он тогда проводит недели и месяцы между своими появлениями? Откуда у мальчишки одиннадцати лет из богатой семьи целый набор всевозможных травм разной степени тяжести? И, наконец, главный вопрос. Что, черт подери, на самом деле произошло в ночь на Хэллоуин восемьдесят первого года? Ни аккуратные расспросы, ни попытки легилименции не приносили результата, несколько секунд воспоминаний Нарциссы — вот и всё, что удалось добыть. А ещё ему было достоверно известно, что отношение Люциуса к сыну после той ночи изменилось, старший Малфой смотрел на своего наследника так, будто тот прокажённый. Читать мысли Драко с применением заклинания он не решался. Единственный раз, когда зельевар заглянул мальчишке в глаза, пытаясь понять, лжёт ли тот, его обдало потоком безудержной ярости, надёжно скрывавшей любые проявления посторонних чувств. Тогда Снейпу почудилось, будто бы обычно серо-стальные, с оранжевыми искорками, глаза объяты пламенем. Впрочем, уверенности не было, тогда он был слишком сильно ошеломлён таким взрывом эмоций подопечного. Четвёртая полка сверху, пустое пространство левее «Одиссеи», осталось только понять, куда Драко дел «Зельеварение народов южной Америки», на чьё место он засунул бессмертное творение великого слепца. С улицы послышалось тихое шебуршание, Снейп подошёл к окну и слегка отодвинул в сторону занавеску. Пасмурный летний вечер, из низко висящих, свинцовых туч нехотя падает на землю даже не дождь — водная взвесь, которая, смешиваясь с пылью, покрывает полузаброшенный город склизкой, маслянистой плёнкой. Через улицу стремительной тенью пробегает бродячая кошка и исчезает в сумраке переулка, всё движение, кроме вяло ползущих по стеклу капель, замирает. Несколько секунд Снейп внимательно наблюдает за улицей, а затем возвращается вглубь гостиной. Шорох раздаётся снова. Выхватывая палочку, зельевар бесшумно приближается к двери и слушает: с той стороны не раздаётся ни звука. Натренированный слух способен уловить звук чужого дыхания, скрип обуви, шуршание одежды, но сейчас он не слышит ничего. — HomenumRevelio, — прошептал Снейп. Отклик пришёл практически мгновенно — один человек распластался на земле почти вплотную к двери, именно поэтому его не было видно из окна. Отойдя глубже в дом, Снейп заклинанием распахнул дверь. Та повернулась градусов на тридцать и с глухим стуком остановилась. Не опуская палочку, зельевар подкрался к двери и аккуратно толкнул её. Дверь не поддавалась, видимо упёрлась в лежащего на улице человека. Уже немного успокоившись, но не теряя бдительности, Снейп выглянул в образовавшуюся щель. Сначала Снейп не узнал его. Человек был одет в магловскую одежду, настолько грязную, что невозможно было определить изначальный цвет, весь обмотан ремнями с огромным количеством маленьких карманов, волосы представляли из себя грязно-бурый колтун, лицо разбито, один глаз затёк, другой открыт и с полубезумным выражением взирает поочерёдно то на небо, то на открывшуюся дверь, от левой брови, наверх по лбу и через висок, тянется глубокая резаная рана, половина лица покрыта коркой из запекшейся крови. Если бы не открытый правый глаз, Снейп бы не понял, кто лежит у него на крыльце. Взгляд серо-стальных с искрами глаз упёрся в лицо Северуса Снейпа. Зельевар быстро выскользнул на улицу и подхватил с земли бесчувственное тело мальчика. Тот потерял сознание сразу, как увидел крёстного. Снейп широко распахнул дверь и вбежал внутрь. Положив Драко на стол, он понёсся в лабораторию, где стал быстро выгребать содержимое из многочисленных ящиков, которыми были увешаны стены самого большого помещения в доме. В гостиную он вернулся, неся целую батарею пузырьков и склянок. Драко был в полубессознательном состоянии, его кулаки судорожно сжимались, лицо подёргивалось, глазные яблоки заполошно метались за закрытыми веками. Снейп расставил лекарства на краю стола и стал делать сложные пассы над телом мальчика, диагностируя имеющиеся повреждения. Перелом малой берцовой кости и разорванные крестообразные связки на левой ноге, растяжение ахиллова сухожилия на правой, переломы в рёбрах с левой стороны со второго по четвёртое, выбит правый плечевой сустав, полтора десятка порезов и ушибов по всему телу, а также рана на голове и лёгкое сотрясение. Всё это наложилось на крайнюю степень физического истощения и вызвало потерю сознания. Зельевар облегчённо вздохнул и отставил в сторону половину пузырьков. Травм было много, но угрозы для жизни они не представляли. Первым делом Снейп аккуратно срезал верхний слой одежды, а затем удалил слой засохшей грязи и крови. Вид лежащего на столе мальчика вызывал лёгкую дрожь и чувство отвращения к тому, кто мог сотворить такое с ребёнком. Бледная кожа Драко была покрыта мелкой сеткой старых белёсых шрамов, и сегодня к ним добавилось ещё полдюжины алых росчерков. Уродливые сине-фиолетовые пятна покрывали голени и предплечья, несколько особо крупных расплылись на груди и животе. Снейп откупорил одну из баночек и начал покрывать порезы на теле равномерным слоем зелёной резко пахнущей мази. Ранки на глазах затягивались, обрастали молодой, розовой кожей, а затем исчезали совсем. Та же участь постигла и многочисленные ушибы. Ближе к завершению работы зельевар уже клокотал от едва сдерживаемой злости на того, кто это сделал, на чету Малфоев, на Драко, в конце концов. Идея, мельком пришедшая ему в голову, когда он вносил Драко в дом, окончательно оформилась. Снейп достал палочку и внимательно посмотрел на лицо мальчика, проверяя не пришёл ли тот в сознание. Мальчик, хоть и начал немного шевелиться, похоже, ещё не осознавал ничего из происходящего вокруг. — Legilimens, — на Снейпа обрушилась волна удушливых галлюцинаций, ничем другим это быть не могло. Психоделическая картина тёмно-бордового мира, каменный лес, затянутое непроглядными тучами небо, рассечённое сетью алых молний, невыносимая вонь гари, крови и, кажется, пороха, громадная фигура человека в броне, заносящего над головой топор. Картинка сменяется, великан уже лежит на земле, из его распоротого горла хлещет кровь, заливая пыльную, каменистую почву. Человек затихает, а затем вспыхивает ярким, оранжевым пламенем, оставляя после себя только пепел, даже лужа крови исчезает, впитанная землёй до последней капли. Теперь Снейп видит на фоне искрящегося неба парня лет шестнадцати, тот улыбается и протягивает руку, помогая встать. Новая картина — гуща битвы, вокруг в отчаянном безумстве убивают друг друга тысячи человек, только теперь, падая на землю, они не сгорают, а просто рассыпаются тонкой пылью. Снейп ощущает себя посреди всего этого. Мимо, сквозь толпу сражающихся, будто магловские танки, сея смерть, прокатываются другие воины. Снейп ощущает их именно как других — на лицах застыло чувство азарта и радости, всего несколько человек за пару минут вырезают около сотни бойцов, остальные с безразличием на лицах смотрят за приближением этих чудовищ. «Эйнхерии», — всплывает в памяти Драко знакомое слово. Снейп смотрит на оборванных бойцов рядом с ним.«Трэллы», — так же услужливо подсказывает память. Он готовится к бою, неясно с кем именно он сражается, в этой битве нет сторон и цели, она идёт сама по себе, просто потому что должна. Но, тем не менее, союзник у него есть — всё тот же парень, уже повзрослевший, бьётся рядом с ним. Картинка прыгает, вот они уже сидят у смердящего сырой нефтью костра, над огнём подвешена какая-то падаль, кажется, собака, Снейп не уверен. С другой стороны сидит друг, по крайней мере, Драко уверен в этом. Ещё одна перемена воспоминаний. Теперь Снейп глазами крестника смотрит в мёртвое лицо того же парня. Всё тело саднит, левая рука судорожно сжата на горле человека, которого Драко считал другом. Сила эмоций вышвыривает Снейпа из воспоминаний мальчика. Лёжа на полу, зельевар несколько секунд рассматривает потолок, затем с трудом встаёт и ловит осмысленный взгляд Драко. Тот с безразличием наблюдает за мужчиной, продолжая неподвижно лежать на столе. — Что это было? — хриплый, надтреснутый голос. Снейп закашлялся, пытаясь скрыть волнение. — Моя жизнь, — мальчик закрыл глаза и повернул голову так, чтобы было удобнее обрабатывать отёк на левой стороне лица. — Продолжай, крёстный. Снейп медленно подошёл к столу и снова взял в руки почти пустую баночку. Сизый отёк уже почти спал, когда зельевар наконец решил заняться раной. Он потянулся за следующей банкой, когда был остановлен резким движением Драко: мальчик схватил его за руку, предплечье будто сдавили железными тисками. — Не надо, — спокойным и безразличным тоном сказал Драко. — Просто почисти и зашей. — Останется шрам, — Снейп попытался вырвать руку. — Это память, — впервые с начала разговора на лице мальчика появились хоть какие-то чувства, хотя, наверное, было бы лучше, оставайся он бесстрастным. В растянувшемся на его лице оскале можно было увидеть всё что угодно — кроме улыбки. — Впрочем, ты сам всё видел. — Хорошо, но боюсь, я буду вынужден поставить в известность о случившемся твоего отца, ты ведь вроде бы не жил дома последние полгода? — Снейп добавил холода в голос, с мальчишки неплохо бы сбить спесь. — Мой Отец, — Драко странно выделил это слово, — прекрасно знает о случившемся, потому как он сам всё это устроил, и Люциус, — всё те же невидимые кавычки, — никоим образом не сможет этому помешать, правда не могу сказать, чтобы он пытался. Снейп сделал вид, что проглотил этот намёк, но сделал зарубку в памяти на будущее. — Твои родители, Драко, — влиятельные люди, возможно, они смогли бы помочь тебе, посвящай ты их в свои проблемы. И, возможно, тогда ты перестал бы появляться тут. У меня есть другие занятия кроме лечения избитых подростков. Драко тонко улыбнулся, его глаза сверкнули. Похоже, провокация не сработала. — Скоро вы освободитесь от этого неприглядного труда, — он протянул крёстному невесть откуда взятый пергамент, исписанный изумрудными чернилами. — Эта обязанность перейдёт к школьному колдомедику. Ещё я бы хотел воспользоваться вашим камином, мне нужно связаться с матерью. — Конечно, — Снейп скрипнул зубами. Невозможность добыть необходимые сведения выводила его из себя. — Чувствуй себя как дома, только ставь книги на положенные им места. — Замётано, крёстный, — Драко кивнул, а затем снова повернул голову набок.– Кажется, рана опять начинает кровоточить. Снейп вздохнул и пошёл за иголкой и нитками. *** Крутой, густо заросший деревьями, травой и кустарниками холм одиноко торчал посреди бескрайней равнины. Из тугого переплетения корней тут и там торчали выкорчеванные из земли валуны. Будто увязший в болоте великан, он взирал на мир сквозь свою пышную зелёную бороду сотнями безразличных известковых глаз. До самого горизонта тянулась рассечённая тысячами ручейков и полноводных рек местность, местами заболоченная, местами высохшая и растрескавшаяся. Взметались к небу вечные деревья-небожители, цепляющие кронами облака, плотным колючим ковром стелились по земле терновые переплетения, летали по небу бесчисленные стаи птиц, величественно и неспешно парили в недосягаемой высоте аисты, беззаботными гомонящими стайками прыскали в разные стороны воробьи, одетые в чистые спектральные цвета попугаи, перебрасывались друг с другом замысловатыми, порой оскорбительными фразами. Переливаясь и матово поблескивая цветами побежалости, скользили по земле хладнокровные гады, крались хищники, меланхолично двигали челюстями травоядные, жужжали насекомые. Жизнь в этом месте была законом и правилом: каждая тварь и растение, любое живое и дышащее существо здесь знали Её волю и следовали Её слову. И сквозь весь этот хаос и многообразие проглядывала чёткая структура: зримая сетка бытия, роза ветров, течения рек, миграции животных, абсолютно всё в этом миру служило для сохранения баланса. На лысой макушке раздался глухой удар. Ветер подул в последний раз, заполошно хлопая крыльями поспешили прочь птицы, мягко переступая лапами побежали звери, даже самые неразумные из живых существ старались убраться подальше от этого места. Казалось, даже деревья качнулись, стараясь отстраниться от грядущего. Раздался ещё один удар, уже громче, землю ощутимо тряхнуло, сплётшиеся в тугие узлы корни вздыбились. Удар, последний и самый сильный, земля выгибается и плещет тяжёлым, холодным фонтаном, из образовавшейся воронки, на яркий солнечный свет появляется бледная, заляпанная вязкой жижей длинная и мускулистая рука. Пошарив вокруг, гость наконец находит надёжную опору, корень могучего древнего дуба и впивается в него с такой силой, что пальцы утопают в неподатливой, жёсткой древесине. Могучим движением гость вытаскивает себя наружу полностью, с разочарованным влажным чавканьем дыра в земле закрывается и пропадает, корни начинают тянуться к повреждённому участку, закрывая и исцеляя свежую рану. Гость выпрямился во весь свой гигантский рост и начал неторопливо счищать зловонную, липкую грязь, не обращая внимание на обеспокоенное шуршание деревьев. Он нашёл подходящий валун и, присев на него, стянул с себя некогда дорогие, а ныне безнадёжно испорченные сапоги. Вылив из каждого по доброму черпаку грязи, он расслабленно лёг на спину, закинул руки за голову, положил ногу на ногу и приготовился ждать. Солнце важно проползло по небу, сверкнуло в последний раз раскалённым, красным боком и скрылось, у него ведь так много дел, надо подарить свет и тепло всей планете. Последние лучи погасли и на небе весёлой россыпью засверкали белым сиянием звёзды. Непроглядно чёрными, как глубины космоса, глазами гость смотрел на небо. Звёзды подмигивали ему, даже для ограниченных человеческих чувств эта картина была прекрасна, он же видел много больше: яростные всплески пульсаров, буравящие вселенную потоки джетов, взрывы сверхновых, потоки солнечного ветра, все цвета мироздания, которые не способен увидеть никто из живых. Ночь закончилась, следом за ней наступило утро и умерло, уступив место дню. Гость терпеливо ждал, его поливал дождь, обдували стылые, колючие ветры. Бушевали бури, обрушивая на него всю свою ярость. Его било градом и молниями, жгло пламенем разгоравшихся пожаров и засыпало горячим пеплом, а затем омывало настоящими водопадами, падающими с неба. Он же просто лежал и смотрел на небо. Наконец, на десятый день, выжженная, местами содранная до каменного основания почва пришла в движение. Гость поднялся. Он внимательно наблюдал как из ничего появляется что-то. Оплавленная земля становилась рыхлой и плодородной, быстрыми змеями вились молодые корни, нежно зелёным, пышным ковром пробивалась трава, распускались цветы. В воздухе запорхали бабочки. Из земли медленно поднялась невероятно красивая обнажённая женщина: густые, небесного цвета волосы ниспадали на изящные плечи и спускались вниз, укрывая высокую грудь и широкие, плодородные бёдра. С невыразимо прекрасного лица взирали большие переливающиеся множеством цветов глаза. Сейчас они плескались глубокой океанической бирюзой, в следующую секунду могли стать нежно зелёными, как молодая листва, или грязно коричневыми, будто воды реки после наводнения. Гость любовался этими глазами, тонул в них и всё равно никак не мог утолить вечную жажду. — Ты очень настойчив, брат, — пение птиц, журчание воды. И ненависть. Яма неподвижно стоял напротив той, чьей неотъемлемой частью он был, безнадёжное стремление к которой было сутью его существования. — Ты пришёл сюда, в мой дом, несмотря на все препятствия, зная, что я не желаю тебя видеть, — Гея сплела руки под грудью. В её волосах зацвели цветы, крошечными молниями замельтешили вокруг колибри. — Чего же ты хочешь? — Быть с тобой, — Яма медленно протянул вперёд руку и нежно коснулся её щеки. Гладкая бронзовая кожа увяла и покрылась морщинами, Яма отдёрнул руку и отступил на несколько шагов. Гея не шелохнулась, она просто продолжала смотреть на него с презрением и ненавистью. — Прости меня. Гея продолжила молча буравить его взглядом. — Я не прошу твоей любви, — Яма, не отводя взгляда от её глаз, сорвал с себя те жалкие обугленные лохмотья, которые остались от его одежды. — Я знаю, что ты никогда не полюбишь меня, но хотя бы не ненавидь меня так, как ты ненавидишь сейчас. — Как же я должна относиться к тебе? Как мать должна относиться к убийце своих детей? — Ты ведь знаешь, что не мне решать, кто умрёт, ты знаешь, что я не в состоянии повлиять на законы вселенной, — Яма медленно опустился на землю и теперь взирал на неё снизу-вверх. — Правда, ты не убиваешь их, но ты — суть Смерть, ты воплощаешь всё, что мне ненавистно. Как же мне относиться к тебе? — Но таким я создан, неужели ты не можешь принять меня, как принимаешь даже самых отвратительных и жестоких из своих созданий? — Яма взмахнул рукой, травы вокруг него опали, молчаливые труженики — муравьи — замерли в холодной хватке смерти. Но секунду спустя жизнь возобновила свой бег, поднялись новые цветы и травы, питаясь остатками своих предшественников, побежали по земле невиданные ранее виды насекомых. Яма зачарованно смотрел на это буйство. — Неужели ты не видишь, мы дополняем друг друга — без меня, как бы новое находило себе путь в этот мир? Как бы ты творила, не давай я тебе чистый холст? Невидимый ветер волновал длинные волосы. — Говори, что тебе нужно, или, клянусь, я вышвырну это место отсюда вместе с тобой. Яма со вздохом поднялся. — Прости, что я снова начал этот разговор. Ты права, я пришёл, как проситель. Тому, кто раньше был одним из твоих детей, понадобится помощь. Теперь он носит моё клеймо, но не злись на него, мою метку он носит невольно, — Яма впервые с начала разговора отвернулся. — Когда настанет время, дай ему своё благословение. — Я услышала тебя, теперь уходи, — прошелестел листвой голос. Яма в последний раз посмотрел на место, где мгновения назад стояла та, чьей частью он будет всегда, чья часть навечно запечатана в нём самом. Окутанное тонким ароматом распустившихся бархатных бутонов сандаловое дерево надёжно укрепилось в испускающей пар почве, редкие капли воды падали с листьев на землю. Дерево беззвучно плакало, постанывая под налетевшими порывами ветра. С каменным лицом Яма резко развернулся и ушёл в зев открывшейся перед ним пещеры. Перед тем, как погрузиться в бездонную тьму, он едва слышно прошептал: — Прости меня, сестра. Пронизанный болью и сожалением вздох ветра подтолкнул его вперёд и стал ответом.