Любимец Смерти

Шотландия, Хогвартс, зал трофеев. 1 ноября 1991 года. Снейп взмахнул палочкой, и ещё одна чешуйка запекшейся крови отшелушилась от стены и мягко спланировала на висящую в воздухе льняную тряпицу. Подчиняясь быстрым пассам палочки, кусок материи несколько раз сложился пополам и присоединился к другим образцам, лежащим в сумке у ног зельевара. Мужчина ещё раз придирчиво осмотрел стену, после чего подхватил сумку с пола и, перешагнув через обширную лужу рвоты, устремился прочь из помещения. Даже ему — человеку, привыкшему к далеко не самым приятным запахам алхимических ингредиентов и зелий, было трудно находиться внутри. Отвратительные миазмы человеческих испражнений, тяжёлая вонь пролившейся крови, въедающийся в волосы и одежду, почти неуловимый пока что, но легко узнаваемый душок смерти — всё это смешивалось, создавая абсолютно непередаваемую гамму обонятельных ощущений. Пройдя по коридору пару десятков шагов, мужчина понял, что уже некоторое время инстинктивно не дышит носом. Сделав несколько глубоких вдохов, он перехватил сумку другой рукой и, не замедляя шага, с искренним недовольством на лице прошёл мимо патрулирующей этот участок замка пары авроров. Недоумки в красных плащах мало того, что выгребли из зала всё подчистую, так ещё и мучили его на допросе одинаковыми вопросами с незначительными вариациями, ему пришлось как минимум пять раз рассказывать, где он был и что делал, в то время, когда кто-то с немыслимой жестокостью убил трёх взрослых, матёрых оборотней. В общем-то, через эту процедуру прошёл весь персонал Хогвартса, особое внимание служители закона уделили Хагриду, потому как из всех находящихся в школе людей только он был способен настолько изуродовать кого-либо даже без использования волшебной палочки. Кстати говоря, это обстоятельство было обнаружено практически сразу и вызвало у всех причастных немалое удивление. Очевидно, атакующий либо напал из засады, либо был достаточно быстр, чтобы убить оборотней до того, как они поняли, что происходит и использовали свои собственные палочки. В основном эта нехитрая логика, наряду с тем фактом, что лесник, находясь у всех на виду в Большом зале поглощал немыслимые количества еды и выпивки, а впоследствии очень быстро избавился от них не вполне традиционным способом, увидев произошедшее в зале трофеев, навела следователей на мысль, что неповоротливый, ужасно шумный и неловкий полувеликан никак не мог застать кого-либо врасплох или поразить быстротой движений. Снейп, придерживаясь рукой за гладкий каменный поручень, сбежал по лестнице, окунаясь в привычную прохладу подземелий. Дверь лаборатории распахнулась и, знакомо скрипнув, закрылась за его спиной, отрезая наконец этот опостылевший мир с его надоедливыми аврорами, назойливыми детьми, охающими-ахающими профессорами, а также с согнувшимся в три погибели, безудержно исторгающим из себя рвотные массы Хагридом. Зельевар презрительно фыркнул и, распахнув сумку, стал раскладывать образцы на столе. Определить обладателя крови, имея такое малое количество исходного материала, по ряду причин практически непригодного, для большинства людей было практически невозможно. Но Снейп никогда себя к большинству не причислял и во множестве случаев, особенно, если они были связаны с его призванием, подходил к решению встающих перед ним проблем соответственно. Вот и сейчас, оставшись наедине с собой, в месте, которое он по праву считал своим, Снейп преобразился: широкими, размашистыми жестами, будто дирижируя невидимым оркестром, он стал извлекать многочисленные ингредиенты, склянки и бутылочки. Убедившись, что всё необходимое находится на своих местах, мужчина хрустнул пальцами, зловеще улыбнулся и погрузился в работу. *** Гарри в очередной раз прислонился к стене. Подъём к кабинету директора дался ему нелегко. Он облизнулся и почувствовал во рту солоноватый привкус крови. Достав из кармана чистый бинт, мальчик смочил его водой из палочки, после чего тщательно вытер лицо, стараясь избавиться от любых следов. Перед глазами снова заплясали тёмные мушки, вокруг факелов пышными оранжевыми ореолами разлились ауры, кончики пальцев онемели и начали покалывать. Мальчик приложил холодную ладонь ко лбу и коснулся затылком стены, борясь с желанием сползти по ней и не двигаться с места. Мигрень снова набирала силу. Подождав, пока бешено колотящееся в груди сердце не сбавит темп, Гарри смахнул со лба холодную испарину, тяжело вздохнул, пытаясь прогнать одышку и подошёл к закрывающей проход горгулье.  — Медовая карамель, — каменный истукан неохотно, со скрипом отодвинулся в сторону, пропуская его внутрь. Шагнув на лестницу, Гарри окончательно выровнял дыхание, выпрямился и принял максимально беззаботный вид. Лестница неторопливо ползла вверх, приближая момент разговора с директором, который, в отличие от остальных профессоров и авроров, не метался бестолково по всему замку, а без суеты и паники наблюдал. И это даже было бы неплохо, если бы основным объектом наблюдения не являлся сам Гарри. Мальчик сжал кулак, преодолевая слабость и дрожь, а затем, надеясь, что он смог придать своим движениям должную плавность, постучал в дверь директорского кабинета.  — Открыто! — Гарри отворил дверь и просунул голову внутрь. Дамблдор отвернулся от окна, после чего, смерив мальчика взглядом, продолжил: — А, Гарри, проходи. Сев за стол, директор откинулся на спинку кресла и, важно поглаживая бороду, издающую при этом многоголосый звон крошечных бубенцов, хитро сощурился. — Я бы вызвал тебя раньше, но Северус запропал в своей лаборатории, а эльфы и призраки не желают приближаться к тебе, так что мне пришлось вовлечь в твои поиски других посредников. — Это было очень мило с вашей стороны привлечь к поискам профессора Шварц, — Гарри улыбнулся. — Да, возможно, — Дамблдор опустил руки на резные подлокотники кресла, отбив пальцами дробь по отполированной долгим использованием коже обивки. Старик твёрдо посмотрел Гарри в глаза. Политесы закончились. — Расскажи мне, что произошло, Гарри. Кстати, ты можешь сесть. Стараясь не показывать облегчения, мальчик приземлился в стоящее рядом глубокое кресло.  — Много чего, — Гарри нарочито небрежно почесал кончик носа, — что конкретно вы имеете в виду?  — Что ты можешь рассказать о том, что произошло вчера во время торжественного ужина? — с ангельским терпением, не обращая внимания на непрекращающиеся ужимки сидящего перед ним мальчика, спросил Дамблдор.  — Ох, это был чудесный вечер, — мечтательно проворковал Гарри, — мы с моим лучшим другом Драко прокрались на астрономическую башню, любовались звёздами до утра, шутили и говорили об учёбе. Наклонив голову, директор молча посмотрел на радостно улыбающегося мальчика поверх очков половинок, наконец его взгляд смягчился и, снова откинувшись на спинку кресла, он разгладил усы, за которыми скрывалась хитрая усмешка.  — У тебя удивительно живая фантазия, мальчик мой. На секунду меня даже захлестнула ностальгия по временам моей молодости, — Дамблдор поднял глаза вверх, будто вспоминая что-то, — но сейчас всё это совершенно не важно. Ты не понял мой вопрос, Гарри, меня совершенно не интересует, что ты делал в зале трофеев, — старик резко вскинул руку, властным жестом пресекая попытку Гарри встрять в его монолог, — а я точно знаю, что ты и Драко были там именно в то время, когда кто-то, — директор выразительно погрозил мальчику указательным пальцем, — таинственным образом убил в этом замечательном помещении двух оборотней. Не сумев стерпеть резко усилившуюся, пронизывающую голову ритмичной пульсацией боль, Гарри скривился и, массируя висок, склонился, пытаясь скрыть исказившую лицо гримасу. Дамблдор со вздохом поднялся и подойдя к антикварному шкафу стал шарить внутри, открывая разные ящички.  — А я-то думал, что вы великий поборник Света, — смог выдавить из себя Гарри, отпираться дальше, очевидно, не имело смысла, — ратуете за святость каждой жизни, не приемлите насильственных методов.  — Я стараюсь поступать в соответствии с теми законами морали и нравственности, которые сам же для себя и установил, — рассеянно пробормотал Дамблдор. Достав из шкафа потрёпанный свёрток, он подставил его под свет настольный лампы и, подслеповато щурясь, стал вчитываться в неровные строчки рун, нацарапанных на жирно блестящей коже обёртки, — то, что надо, — наконец резюмировал он. — Видишь ли, Гарри, множеству людей гораздо проще воспринимать мир чёрно-белым, без полутонов, и им не важно, что я пытаюсь до них донести, они всё равно воспримут только то, что им уже известно, то, что не нарушает их картину мира. Аккуратно развернув кожу, старик вытащил один из лежащих внутри влажно поблескивающих мешочков.  — Держи, — Дамблдор подошёл к побледневшему мальчику и засунул воняющий рыбой мешочек в его вялую, несопротивляющуюся руку.  — Что это? — Гарри без особого интереса сжал в кулаке скользкий, упругий кулёк.  — Глаза кальмара Гумбольдта, приходится хранить их в такой… Упаковке, иначе они быстро портятся, — Дамблдор вынул из того же свёртка засаленный кусок бумаги и сделал в нём пометку, — надо бы пополнить запас. Проигнорировал недоумевающий взгляд мальчика, директор тщательно завязал свёрток, после чего убрал его обратно в шкаф и, только закончив эти манипуляции, дал пояснения:  — Фоукс их обожает, но, являясь созданием огня, не может самостоятельно добывать это лакомство.  — Это не сработает, — Гарри откинулся на спинку кресла, пристроив кулёк на подлокотнике, — животные меня не жалуют, особенно магические.  — Увидим, — Дамблдор лукаво прищурился и, снова сев за стол, принялся сосредоточенно скрипеть пером. Хорошо оправленный кончик пера с тихим скрежетом бегал по бумаге, иногда щёлкая и брызгая чернилами. Гарри стоически терпел эти звуки, громовыми раскатами отдающиеся в его многострадальной голове.  — Вы не могли бы прекратить? — наконец не выдержал мальчик.  — Конечно, — директор поставил перо в чернильницу и сцепил пальцы в замок, — давай вернёмся к теме нашего разговора. Как я уже говорил, мне в общих чертах известно, что же именно там произошло, но вот детали, к сожалению, ускользнули. Правильно истолковав угрюмый взгляд исподлобья, которым мальчик сверлил его, Дамблдор сложил руки на животе и, вращая большими пальцами, продолжил:  — Я прекрасно понимаю, что выведать у тебя эти сведения силой — плохая идея, мне также известно, что ты почувствуешь, если я попытаюсь выведать их у тебя хитростью, — Дамблдор снял очки и, протерев их, снова водрузил на переносицу, — именно поэтому я и хочу общаться с тобой открыто и честно, как с равным.  — Очень интересное предложение, — Гарри саркастично хмыкнул, — только я пока что не понимаю, зачем это нужно мне. Потому как, пока что обмен выглядит не слишком-то равным. Возможно, вам следует предложить мне что-нибудь, дабы подтвердить серьёзность своих намерений.  — Я уже предложил, — Дамблдор кивнул в сторону прохода в личную библиотеку. Гарри нехотя повернул голову. Даже такое простое движение многократно усилило боль, в глазах потемнело, на несколько мгновений появилось отчётливое ощущение, что кто-то хлещет его по оголённым нервам пламенным хлыстом. Даже сквозь роящиеся перед глазами чёрные точки мальчик смог рассмотреть рассевшегося посреди прохода феникса. Величественная птица сидела на полу вполоборота к нему, подозрительно кося ярким жёлтым глазом.  — Не шевелись, он ещё не решил, — тихо проговорил Дамблдор. Фоукс нахохлился и, смешно повернув голову, вперился в Гарри другим глазом. Видимо удовлетворившись увиденным, он поднялся и стал медленно двигаться в сторону людей. Важно подбоченясь, феникс подошёл к столу и, переводя взгляд с директора на мальчика и обратно, пару раз промаршировал туда-обратно, словно офицер на плацу, оценивая вытянувшихся перед ним по струнке солдат. Гарри заметил, что птица с каждым разом начинает всё дольше задерживать взгляд на лежащем возле его руки кульке. Наконец, видимо утомившись долгими хождениями, феникс остановился, опустил голову и совсем по-человечески вздохнул, а затем, переступив с ноги на ногу, взмахнул ярко окрашенными, испускающими волны приятного тепла крыльями, и взмыл на подлокотник кресла. Фоукс демонстративно развернулся к мальчику спиной, схватил кожаный мешочек лапой и, недолго думая, впился в него хищно изогнутым клювом. Не делая резких движений, Гарри поднял голову и вопросительно указал взглядом на феникса.  — И что дальше? — едва слышно спросил он, медленно отодвигая правую руку, почти соприкасающуюся с лапами птицы. Феникс отреагировал мгновенно: зажав кулёк в клюве, он твёрдо встал на обе когтистые лапы и с размаху саданул крылом по руке Гарри, после чего, убедившись, что любые поползновения мальчика надёжно пресечены, вернулся к трапезе.  — У Фоукса сегодня плохое настроение, — пояснил Дамблдор, — потерпи немного.  — Ещё бы знать, чего ждать, — пробурчал себе под нос Гарри, за что получил недовольный взгляд умных птичьих глаз, сопровождаемый очередным ударом крылом. Дамблдор тепло улыбнулся и достал из ящика новую кипу бумаг. Следующие пять минут были наполнены тихим шелестом бумаги, жадным чавканьем Фоукса, периодическими ударами и злобным шипением, перемежающимся обрывками матерных слов в те отнюдь не редкие моменты, когда феникс решал совместить приятное с приятным и в очередной раз охаживал Гарри крылом. Дамблдор поставил последнюю подпись, аккуратно сложил бумаги и убрал их в стол. Именно в этот момент феникс закончил трапезу. Птица осоловевшим взглядом обвела комнату, лениво дожёвывая последний кусочек, и засунула голову под крыло. Гарри немного сдвинулся, но реакции не последовало. Присмотревшись, Гарри заметил, что глаза феникса затянуты плёнкой. Пару раз махнув рукой, мальчик убедился, что суровое пернатое крепко спит, и повернулся в сторону отошедшего к книжным стеллажам директора.  — Я и не рассчитывал на то, что в школе меня побьёт феникс, это действительно что-то новенькое.  — Необычные ощущения, правда? — услышав насмешливый голос директора, Гарри не смог удержаться и хмыкнул.  — Знаете, — мальчик поднялся с кресла, борясь с желанием рухнуть обратно и просто посидеть, пережидая взрыв головной боли, — если вы не будете относиться к этому серьёзно, то я, пожалуй, пойду.  — Я отношусь к этому серьёзно, тебе стоит остановиться и немного подумать о произошедшем.  — Не о чем тут думать, — Гарри пошатнулся, но всё-таки пошёл в сторону выхода.  — Это правда, тебе опасность не грозила, — спокойный, властный голос Дамблдора заставил мальчика остановиться, — ты более чем способен постоять за себя. Но как же другие?  — Другие прибыли сюда в том числе для того, чтобы стать сильнее, — резко развернувшись, мальчик схватился за голову и едва не упал. — Это ваша работа — защищать их, пока они слабы. Не моя.  — Тогда почему ты защитил мисс Грейнджер? — глаза директора искрились словно заснеженные Антарктические пустоши, холодные и жестокие. — Почему пострадал, чтобы помочь ей?  — Это не ваше дело! Капли крови стекали по губам и, срываясь с подбородка, падали, уродливыми тёмными кляксами расплываясь на одежде. Гарри опустил голову и рассеянно провёл по лицу рукой. Ещё несколько капель сверкнули в воздухе багровыми рубинами и разбились об пол. Директор вздохнул и, подойдя к мальчику, ненавязчиво толкнул его обратно к креслу. Ощутив под собой надёжную опору, Гарри снова достал из кармана бинт и, сделав из него пару тампонов, плотно заткнул ими ноздри. Дамблдор уже было собрался что-то сказать, но его прервал новый, странный звук. Даже не звук, если быть точным, скорее мягкая вибрация, расходящаяся по комнате, невидимыми пальцами трогая лица, волосы и одежду сидящих в ней людей. Гарри почувствовал удивительную лёгкость, словно всё его тело стало лежащим на поверхности воды листом. Кроткие волны нежно укачивали его, Солнце согревало мягкими весенними лучами, а тихий дневной бриз приятно освежал и не давал уплыть слишком далеко.  — Так воркует феникс, — задумчиво, будто говоря сам с собой, произнёс директор, — удивительно, не так ли?  — Да, — Гарри неуверенно протянул руку и прикоснулся к спящей птице, — да, вы правы. Боль, измождение, тяжесть. Всё, что мучило его со вчерашнего вечера, стремительно сдавало позиции волнам мягкого тепла.  — Почему об этом никто не знает? — почувствовав прилив сил, мальчик сел прямо и уже не боясь стал гладить птицу, наслаждаясь прикосновениями к упругим, но в то же время шелковистым перьям.  — Никто не кормит фениксов глазами кальмаров Гумбольдта, — Дамблдор сидел с безразличным видом, сцепив пальцы в замок. — Ты изменил своё решение? Гарри вздохнул и, покопавшись в кармане, достал леденец в яркой упаковке.  — Что вы хотите знать? — мальчик развернул конфету и закинул её в рот.  — Как они попали в замок, помогал ли им кто-нибудь, чего они добивались, — Дамблдор вытащил из ящика стола вазочку с лимонными дольками и, следуя примеру Гарри, начал жевать кислый мармелад. — Расскажи всё, что знаешь, любая деталь может быть важна. Мальчик критично осмотрел новенькие, с иголочки ботинки, после чего залез в кресло с ногами, скрестив их в позе лотоса. В кабинете директора царила атмосфера удивительного мира и покоя, даже наработанные за годы общения с Ямой привычки начинали отказывать, сдаваясь под напором первобытной магии феникса. Резко хлопнув себя ладонями по коленям, Гарри стряхнул с себя оцепенение и выдернул из носа уже успевшие присохнуть к волоскам тампоны. Зашипев от резкой боли, мальчик потёр нос. Дамблдор кашлянул, а затем, так и не сумев привлечь внимание мальчика, ещё раз.  — А, да, — Гарри перестал тереть нос и посмотрев на директора рассеянным, будто спросонья, взглядом, облизнул губы, — боюсь, что на эти вопросы я ответить не смогу, оборотней я заметил незадолго до того, как они вошли в зал.  — Вот как? — Дамблдор подпёр голову рукой, вчитываясь в один из лежащих на столе листов пергамента, заполненных многоэтажными формулами. — Ты случайно не помнишь сколько тогда было времени?  — Без семи минут одиннадцать, — Гарри поднёс ладони к лицу. Его взгляд был расфокусирован, он словно глядел сквозь плоть и камень, вглядываясь в одному ему известную точку.  — С тобой всё в порядке, Гарри? — директор поднял голову от непрерывно растущей стопки бумаг, куда он добавлял всё новые листы, пестрящие вязью математических символов и графиков.  — Да, всё замечательно, я просто чувствую себя немного странно. Дамблдор вопросительно изогнул бровь, но мальчик никак не отреагировал на этот жест. Пожав плечами, старик вернулся к своим записям.  — Я засыпаю! Полный удивления возглас заставил директора оторваться от расчётов.  — Это вполне нормальная реакция на воркование феникса, — осторожно произнёс директор, глядя на вскочившего на ноги мальчика, — но постарайся всё же не засыпать, я сейчас подготовлю список вопросов, на который тебе нужно дать ответы.  — Вы не понимаете! — возбуждённо рявкнул Гарри, он сделал уже два круга по кабинету и сейчас заканчивал третий, с каждым шагом всё больше ускоряясь. — Давайте свой список, и я пойду.  — Придётся подождать. Мальчик резко затормозил, подошвы его ботинок высоко взвизгнули, оставляя на полированном полу тонкую чёрную полоску.  — У меня есть предложение получше, — Гарри подошёл к столу и опёрся о него руками, — используйте легилименцию, вы ведь это умеете. Дамблдор не торопясь присыпал мелким белым песком свежие записи и, стряхнув его в стоящий рядом поддон, подложил листок в самый низ стопки, затем, сняв свои крошечные очки-половинки, он стал тщательно протирать их подолом мантии. Гарри терпеливо ждал, пока старик закончит. Наконец нудный ритуал был завершён.  — Идея неплохая, — сказал директор, нацепив очки на нос, — но я всё же думаю, что тебе лучше облечь свои воспоминания в словесную форму, у детей твоего возрасты мысли обычно крайне… сумбурны, выудить из них что-либо конкретное будет трудно даже для более талантливого легилимента, чем я.  — Снейп так не думает, — Гарри улыбнулся. Два ровных ряда жемчужно-белых зубов сверкнули в слабоосвещённой комнате оскалом хищника, выхваченного из мрака ночи случайным лучом лунного света. — Именно поэтому он боится смотреть.  — Хорошо, — после недолгих раздумий заключил директор, — сядь обратно в кресло, мне нужно кое-что найти. В который уже раз за этот вечер директор поднялся из-за своего стола с нехарактерной для человека его возраста плавностью и, подойдя к полкам с тикающими и дымящимися устройствами, стал методично осматривать одно за другим. Некоторые он сдвигал немного в сторону или осторожно приподнимал, заглядывая в образовавшийся зазор.  — Что вы ищите?  — Когда-то давно, ещё когда я только учился ментальной магии, мне приходилось использовать одно интересное приспособление, которое впоследствии попало на эту полку, — Дамблдор отодвинул очередной посвистывающий артефакт, утыканный трубками всевозможных длин и диаметров, будто плод запретной любви волынки и органа, — специальную маску, препятствующую слишком сильному погружению в сознание другого человека.  — Полезная вещь, дорогая, наверное, — Гарри вальяжно развалился в кресле. На его коленях между его бедром и подлокотником покоилась вазочка с лимонными дольками, в которую он со всё возрастающей частотой запускал руку.  — О, нет, я сделал её сам, — директор вертел в руках ничем не примечательную пирамидку, — где же это? А! Вот, — немного напрягшись, старик повернул верхний сегмент пирамиды. Гарри услышал, как щёлкнула скрытая пружина, в тот же момент одна из граней пирамиды с сухим треском распахнулась. — Вот она. Дамблдор бережно достал из ларца узкий кусок кожи и туго повязал его себе на лоб. Когда он повернулся, на его лице играла лёгкая, немного детская улыбка.  — Я мог бы сделать и другую, но эта особенная, она навевает приятные воспоминания, — взор директора ностальгически затуманился. Гарри сощурился, рассматривая странную повязку, усеянную десятком крупных металлических заклёпок. — Это кнопки, — пояснил Дамблдор, перехватив взгляд мальчика, — они колют кожу и мешают сосредоточиться, в итоге, нельзя слишком сильно углубиться в чужое сознание. Это помогает избежать ненужных травм.  — А зачем она вам сейчас? — Гарри в очередной раз запустил руку в стремительно пустеющую вазочку. — Или вы недоучка.  — Вовсе нет, просто я доверяю Северусу. Если он считает опасным заглядывать в твою память, Гарри, то я лучше приму предосторожности, — Дамблдор подошёл к столу и с лёгкой иронией произнёс: — Встань, будь добр, это всё-таки моё кресло. Оттолкнувшись руками от подлокотников, Гарри выпрыгнул из кресла, не забыв прихватить с собой горсть мармелада.  — Оно очень удобное, — теперь, когда каждое движение перестало причинять ему боль, мальчик слегка подпрыгивал на месте, ему не терпелось начать делать хоть что-то. Даже простой бег по коридорам школы сейчас казался весьма заманчивой перспективой.  — Именно поэтому оно моё, — директор опустил руки на плечи мальчику, прерывая очередной скачок, — стой спокойно. Было видно, что, не смотря на сонливость, Гарри с трудом мог заставить себя неподвижно стоять на месте. Феникс продолжал заполнять комнату теплом и спокойствием, казалось, что рядом с ними развалилось огромное пушистое существо, ласковое и доброе. Дамблдор глубоко вздохнул и, опустив очки на кончик носа, заглянул Гарри в глаза. *** — У нас есть зрители. — Действительно. Дамблдор обнаружил себя стоящим посреди ещё не разгромленного зала трофеев. Обычно воспоминания были затуманены: блёклые цвета, затянутые неясной дымкой, наплывали друг на друга, смешиваясь в пятнистую грязную палитру, глухие звуки с трудом пробивались к ушам, словно через толстый слой ваты. Человеческое сознание хранит только лишь обрывки образов, восстанавливая остальное из того бесконечного повествования, которое человек рассказывает сам себе всю жизнь. Воспоминания большинства людей — это слова, овеществлённые воображением. В этот раз всё было не так: каждый предмет был до боли реален, казалось, что достаточно сделать шаг и ты сможешь прикоснуться к ним, повертеть в руках, ощутить запах. Громкие, резкие звуки били по ушам, сливаясь в ровный белый шум. Впрочем, директор всё же смог разобрать доносящееся из коридора ровное дыхание и задушенное хрипение. А ещё стук сердец, одно из которых заходилось в бешеном ритме. — Глядите-ка, парни, мальцы-то нас заметили. Три крупные, звероподобные фигуры одна за другой вдвинулись в зал через широкий проход. Шедший первым, заросший по самые глаза жёстким, будто свиная щетина, волосом, детина с мерзкой ухмылкой легко нёс за горло отчаянно брыкающуюся девочку. Получив пяткой по коленке, здоровяк поморщился, после чего встряхнул свою жертву в воздухе. После резкого рывка её глаза закатились, а тело обмякло. — Чё ты её с собой таскаешь? — проворчал один из вошедших, черноволосый и измождённый, тонущий в огромном, явно с чужого плеча кожаном плаще. — Мы тут не за этим. — Заткнулся бы ты лучше, Сорока, прёшь всё, что плохо лежит, — прорычал бородатый, очевидно их вожак. — Я ж слышал, ты и сейчас что-то слямзил. — Ну чё ты сразу, я ж так, на память, никто и не заметит, — черноволосый стушевался и вытряхнул из широкого рукава дешёвую медальку, вручённую некогда Армандо Диппетом за обнаружение потерявшейся в лесу третьекурсницы заканчивающему тогда Хогвартс Арфангу Лонгботтому. — Всё вытряхивай, Сорока, — хмыкнул бородач гнусно осклабившись, а затем, не глядя, схватил стоящего за спиной последнего участника их компании, до сих пор сохранявшего молчание. Высокий и тощий мужчина с выражением полной апатии на лице покорно наклонился вперёд, прикасаясь подбородком к плечу вожака. — Разберись с малышнёй, Френк, а мы посмотрим. — Значит, вас было трое, — Дамблдор быстро приблизился к шагнувшему вперёд оборотню, стараясь как можно лучше рассмотреть каждую деталь. То, что осталось от этого несчастного, авроры быстро упаковали в мешок и забрали с собой. Может, они и смогут определить, кто он такой, но директор не любил полагаться на других. Семи футов ростом, сутулый, бледный и оборванный, редкие клочковатые волосы взлохмачены, на длинном лице нет живого места, оно всё покрыто ссадинами и синяками. Длинный, некогда аристократичный нос искривлён и сплющен, его неоднократно ломали, а затем вправляли, не заботясь о лечении. Блёклые серые глаза смотрят безучастно и отстранённо — такое выражение бывает у самых старых портретов, выдохшихся и усталых. Бывшая раньше богатой одежда превратилась в засаленные, грязно-коричневого цвета лохмотья, сквозь дыры в которых проглядывала бледная, восковая плоть. В ноздри директора ударил тяжёлый смрад давно немытого тела, мочи, перегара и мокрой псины. Дамблдор сморщился, но отходить не стал. — Пахнет она неплохо, жаль только тощая, — бородач, держа обмякшую девочку за шкирку, критично её рассматривал, — ладно, потом разберусь. Вожак оборотней, не размахиваясь, с нечеловеческой лёгкостью швырнул девочку в соседний угол. Дамблдор будто в замедленной съёмке наблюдал за полётом хрупкого тельца, и осознание ненормальности происходящего пришло только спустя несколько секунд. Старик огляделся, замечая всё новые детали: лениво колышущееся пламя факелов, медленно проявляющееся на лицах оборотней удивление, даже оторопь, их очень быстрая по меркам обычных людей, но всё-таки несколько заторможенная в этом растянутом времени, реакция. Единственными, кто двигался с нормальной скоростью, были мальчики. Это не время сошло с ума, это восприятие Гарри безумно ускорилось, даря ему столь необходимые секунды. Широкими скачками Гарри подлетел к Гермионе и, бережно подхватив её, медленно опустил на пол, подложив под голову свёрнутую в несколько слоёв мантию. Тем временем Драко, не теряя времени, накинулся на долговязого оборотня, успев наградить его несколькими мощными, точными ударами по рёбрам до того, как тот, взвыв, не начал беспорядочно размахивать своими длиннющими руками, почти не уступая в скорости мальчику. Получив мощный удар тыльной стороной ладони, Драко отлетел в сторону, развернувшись в полёте и всё-таки приземлившись на ноги. Когда мальчик поднял голову, Дамблдор увидел пылающие ярким, оранжевым огнём глаза. С утробным не то рыком, не то воем, Драко ринулся вперёд, игнорируя опасность, принимая удары и возвращая их. Безумная, нечеловеческая ярость дерущихся чувствовалась кожей, давила и наваливалась волной многобалльного шторма. — Смотри-ка, Сорока, а парнишки-то не простые, шустрые больно, — бородач прислонился к витрине, небрежно ковыряя в кривых, острых зубах обломанным ногтем, — из наших что ли? — Да вроде не похоже, — Сорока шумно почесал голову, и на пол посыпались крупные белёсые струпья, вперемешку с комочками земли и травинками, — пахнут они не так. — Твоя правда. Дамблдор обратил внимание на Гарри: тот, изредка косясь на болтающих оборотней, смазывал шею Гермионы прозрачной, густой мазью из флакончика. Наливающийся густым фиолетовым цветом кровоподтёк хоть и не исчез, но стал меньше. Дыхание девочки выровнялось, и теперь она выглядела просто спящей. Гарри поднялся и протёр руки о штаны. Окинув Гермиону взглядом, он пошёл к маячившим посреди комнаты дерущимся, меняя свою траекторию так, чтобы зайти долговязому оборотню за спину. Драко вскарабкался на спину своего противника и, обхватив того рукой за шею, со всей силы тянул назад. Оборотень отшатнулся, на его пунцовом лице страшно вздулись вены, но он всё равно продолжал размеренно бить намертво вцепившегося в него мальчика по голове. Не доходя пары метров, Гарри сделал резкий рывок вперёд и, набрав приличную скорость, со страшной силой ударил оборотня ногой под колено. Издав отчётливый хруст, опорная нога громилы подломилась, с глухим хрипом оборотень повалился на землю. Его друзья с полным безразличием наблюдали за происходящим, только Сорока изредка дёргался, но бородачу было достаточно глянуть на него один раз, чтобы прекратить любые телодвижения. Драко резво выбрался из-под придавившего его тела, не обращая внимания на кровь, текущую из рассечённого затылка, а затем, увернувшись от взмаха когтистой руки, поймал её. Гарри повторил его манёвр, хватая другую руку. Дружно крякнув, мальчики с неожиданной силой метнули громилу в ближайшую витрину. Закрывающие выход оборотни рванулись вперёд, но было уже поздно: проломив своим телом толстое стекло и полки с лежащими на них наградами, мужчина врезался в стену. Крупные осколки с громким дребезгом обрушились вниз, пронзая его плоть и оставляя многочисленные кровоточащие порезы. Дамблдор, поняв, что время снова замедлило свой бег, внимательно смотрел за последними мгновениями жизни прислонившегося к стене человека. Он знал, что произойдёт дальше, просто не был уверен, кто именно сделает это. Взяв разбег, Драко подскочил к мужчине и, вкладывая весь свой вес и силу, ударил того по прислонённой к стене голове. Во все стороны брызнули кровавые ошмётки, обмякшее тело осело на пропитанную кровью кучу битого стекла и, конвульсивно дёрнувшись, затихло. Мальчик резко обернулся и, не обратив внимания на быстро отступившего в тень за колонной Гарри, сосредоточил свой пылающий взгляд на Сороке, который забился в угол, судорожно роясь в складках плаща. Бородач презрительно сплюнул, а затем отработанным движением вытянул чёрную, хищно изогнутую волшебную палочку.  — Avada… — вылетевший невесть откуда на огромной скорости кубок сверкнул в воздухе золотой молнией и с глухим треском врезался в лицо бородача, ломая ему нос массивным каменным основанием и прерывая чтение смертельного проклятья. Взвыв от боли, оборотень выронил палочку. Наклонившись, он стал шарить по полу, заливая его вязкой, смешанной со слизью кровью. Откуда-то из глубины зала раздался короткий сухой треск, и на пол перед мужчиной выкатились обломки палочки. Подняв их, оборотень зарычал и со злостью швырнул обратно, поняв, что восстановить её не получится даже с помощью мастера, сердцевина была выдрана с мясом.  — Чего ты там копаешься?! — взревел вожак, хватая Сороку за лацкан когтистой рукой и швыряя его вперёд. Пролетев несколько шагов, мужчина запутался в полах плаща и, махая руками, рухнул наземь. Из-за слишком длинных рукавов он не мог как следует опереться на тщательно отполированный пол. Получив мощный удар ногой в челюсть, он отлетел обратно ко входу, зажимая кровоточащий рот и со страхом глядя на тяжело дышащего Драко, который, похоже, только что сломал ногу, не рассчитав силы удара. Дамблдор смотрел, как первокурсник идёт вперёд, абсолютно не обращая внимания на неестественно искривлённую ногу, на его лице застыло выражение крайней сосредоточенности и всепоглощающего, чудовищного гнева. Сорока тоже отчётливо видел это, а ещё он видел нечеловеческие пылающие глаза, чей невидящий взгляд буквально обжигал его ненавистью и злобой. Скуля что-то нечленораздельное, оскальзываясь и падая, мужчина выкатился из зала, скрывшись в коридоре, пытаясь убежать от страшного взгляда, будто оставившего не нём огненное клеймо.  — ТРУС! — рык вожака раскатился по тихим закоулкам древнего замка низким рокотом, постепенно затихая и отбрасывая многократное эхо. Грива жёстких волос стала ещё гуще и длиннее, челюсти вытянулись, выползая из-под истончившихся губ и открывая взгляду выступающие крупные клыки, пальцы скрючились, утолщаясь, а ногти ещё больше начали походить на кривые, острые когти. Недавно начавшая убывать луна показалась из-за плотных облаков, давая возможность слиться со своим внутренним зверем тем оборотням, кто был особо с ним близок. Мощным прыжком преодолев пространство, отделяющее его от мальчика, зверь взмахнул удлинившейся рукой, надеясь зацепить идущего к нему Драко, но тот увернулся, невероятным образом изогнувшись и, поднырнув под руку, нанёс сильный удар в солнечное сплетение. Впрочем, директор видел, что всё это было без толку: даже если оборотень получал урон, его животная ярость моментально сметала боль и страх, превращая заражённого человека в не знающего усталости убийцу. Не смотря на скорость и выучку, у мальчика было немного шансов выйти победителем из этого боя. Дамблдор обернулся, выискивая среди стеллажей и витрин Гарри, пытаясь понять, почему тот даже не пытается помочь своему товарищу. Мальчик сидел на корточках перед кучей битого стекла, на его поясе висело полдюжины замотанных в тряпьё мёртвого оборотня длинных осколков. Судя по методичным движениям локтей, он прямо сейчас готовил ещё один. Прибавив к коллекции последний импровизированный нож, мальчик поднялся и неслышным шагом стал приближаться к пятящемуся Драко. Зверь пытался схватить своего противника, бросался вперёд, громко клацая челюстями, размахивал длиннющими когтистыми лапами, оставляя на одежде гриффиндорца зияющие прорехи. Глаза Драко всё ещё сверкали яростным пламенем, но движения замедлились. Он уже не успевал наносить удары. Видя это, оборотень торжествующе зарычал и с новой силой, всё больше раззадориваясь от запаха крови, нарастил темп. Взмах, Драко отшатывается, спасаясь от бритвенно-острых когтей, Дамблдор оглаживает растрепавшуюся от гуляющего по залу ветра бороду, резкий запах крови смешивается с вонью фекалий, исторгнутых долговязым оборотнем, забивает ноздри, вызывает в памяти непрошенные воспоминания. Гарри медлит, странно пританцовывая и резко, синхронно со сражающимися меняя траекторию движения, он приближается, оставаясь незамеченным, а затем стремительным прыжком оказывается за спиной Драко, вне его поля зрения. Зверь делает выпад и с рёвом отскакивает, недоумённо глядя на продырявленную острым куском стекла руку, снова кидается вперёд только для того, чтобы, споткнувшись о ногу Гарри, полететь навзничь, по пути напоровшись грудью на ещё один прозрачный осколок. Гарри держится за спиной Драко, перемещаясь тихо и быстро, прячется в тенях, оставаясь незамеченным. Успевший выровнять дыхание гриффиндорец снова безрассудно кидается вперёд, не обращая внимание на то, что оборотень уже встал на ноги и злобно скалится, отведя руку в мощном замахе. Ещё один обмотанный тряпкой обломок стекла прорезал воздух, на излёте вонзаясь оборотню в левый глаз. Чудовище сгибается, крича от боли, наполовину ослепшее, с сознанием, начавшим постепенно очищаться от жажды крови и ярости, поражённое внезапным осознанием происходящего. Когда оборотень поднял голову, Дамблдор увидел в его единственном оставшемся глазе цвета расплавленного золота с вертикальным зрачком вполне человеческие чувства: боль, страх, растерянность. Драко не остановился, на ходу ударив ногой по всё ещё торчащему из груди зверя осколку: он загнал его глубже, валя своего врага на пол, яростными ударами заглушая сдавленный скулёж. Бьёт, сдирая кожу с костяшек пальцев, окончательно выдыхаясь, почти ослепнув от заливающего глаза пота. Взгромоздившись на своего противника, мальчик начал незряче шарить вокруг руками, изредка вялыми ударами пресекая попытки оборотня подняться. Наконец его поиски закончились, замерев, он ощупывал что-то лежащее в тени. Приблизившись, Дамблдор увидел перепачканный в крови осколок стекла, недавно выколовший оборотню глаз и почти невидимый на тёмном полу. Мальчик с трудом ободранной рукой поднял оружие и резким движением, игнорируя рассечённые, наверное, до кости ладони, загнал его оборотню в уцелевший глаз. Тело человека, уже окончательно потерявшего все звериные черты, выгибается дугой, сбрасывая с себя Драко, бьётся об пол в мощных конвульсиях, агонизируя, царапает пальцами пол, вырывая ногти и разбрызгивая вокруг кровь. Наконец бешеная пляска заканчивается, среди воцарившейся в зале тишины единственным звуком остаётся порывистое хриплое дыхание гриффиндорца. Отлетевший в сторону мальчик пытается подняться. Оскальзывается, падает, повторяет, раз за разом. Для него ничего не изменилось, он всё ещё где-то далеко, там, где единственный способ жить — встать и сражаться. Его лицо искажено злобой, стекающая из ссадин и порезов зловеще светящаяся кровь вкупе с пылающими глазами превращает мальчика в зверя гораздо страшнее того, который буйствовал тут всего минуту назад. Внезапно Драко прекратил барахтаться и целеустремлённо пополз в другой конец зала. Дамблдор обернулся: в нескольких метрах от стены лежала всё ещё не пришедшая в себя Гермиона, пламя висящего рядом с ней факела нетерпеливо дрожало, отбрасывая густые тени, создававшие впечатление, будто девочка шевелится. Любой, увидевший эту картину, понял бы, что произойдёт дальше. Драко упорно полз вперёд, оставляя позади размазанный флюоресцирующий след. Подтягивая себя вперёд скользкими от крови руками, он ускорялся, силясь добраться до очередной жертвы. Директор на миг задумался, вспоминая, что говорила мадам Помфри об обнаруженной под дверью больничного крыла девочке, какие именно повреждения она получила. Додумать Дамблдор не успел. Вынырнувший из тени Гарри набросился на ползущего по полу мальчика, обхватив его ногами сзади и тут же стремясь зажать его горло в удушающем захвате. С надрывным хрипом Драко перевернулся лицом вверх, придавливая Гарри к полу, в попытках освободиться он начал извиваться и с силой отталкиваться ногами, каждый раз сдвигаясь немного в сторону. После одного из таких рывков сцепившиеся мальчики оказались у одной из колонн, несших вес величественного каменного свода. Почувствовав преграду, Драко резко отвёл руки назад, хватая Гарри за голову, а затем несколько раз с силой ударил того затылком о колонну. Гарри зарычал от боли, но захвата не разжал, наоборот, после очередного удара ему наконец удалось запрокинуть Драко голову и пережать несущие кровь к головному мозгу артерии. Запоминая каждое мгновение, директор наблюдал за тем, как ученики его школы катаются по полу, намертво сцепившись друг с другом, рыча, будто дикие звери. Через полтора десятка секунд всё закончилось. Глаза Драко закатились и, издав громкий храп, мальчик обмяк. Гарри разжал руки и, пошатываясь, поднялся. Аккуратно ощупав затылок, он достал тот же самый пузырёк, что и в начале, поразмышлял несколько секунд, а затем с отчётливой неохотой сделал глоток неизвестного зелья. Резко распрямившись, он с шумом втянул в себя воздух. В прыгающем свете факелов было отчётливо видно, что его зрачки сузились до размеров булавочных головок, а вены на лице потемнели и вздулись, покрывая кожу жуткой фиолетовой сеткой. Спрятав пузырёк обратно в карман, Гарри бесцеремонно схватил Драко за руку и потащил через зал к Гермионе. Подойдя к девочке, он механическим движением закинул своего окровавленного приятеля себе на плечи, а затем, присев, аккуратно поднял с пола Гермиону, заранее вытащив у неё из-под головы свою мантию. Воспоминание начало бледнеть, сквозь его ставшие призрачными очертания всё отчетливее проступал антураж кабинета. Последним, что увидел Дамблдор, было то, как взваливший на себя бесчувственных однокурсников, Гарри потяжелевшей походкой выходит из зала, обходя лужицы крови и горки битого стекла.  — Вы узнали всё, что хотели? — Гарри отошёл, разорвав зрительный контакт и, как ни в чём не бывало, тыкал пальцем в распределяющую шляпу. Директор снял с головы ставшую мокрой от пота повязку и потёр покрасневший от уколов кнопок лоб, после чего, умостившись в кресле, сложил оказавшуюся столь полезной полоску кожи несколько раз, пряча её во внутренний карман мантии. Кто знает, смог бы он выйти из настолько детального воспоминания, не ориентируясь на постоянно напоминающее ему о том, что по-настоящему реально, ощущении.  — Ты знаешь, куда убежал третий оборотень?  — Нет, — Гарри отрицательно помотал головой и устало потёр глаза, — меня тогда совсем не это интересовало. Неужели у вас нет никаких следящих заклинаний и систем наблюдения?  — Это древний замок, Гарри, по-своему разумный и в некотором отношении очень капризный, — Дамблдор достал палочку и щёлкнул её кончиком по поверхности стола, на поверхности которого тут же проступили, словно выплывая из толщи воды, тёмные линии и чёрные кляксы, формирующиеся в отпечатки шагов и имена, — чары, наложенные основателями, невозможно заменить или модифицировать, приходится работать с тем, что есть.  — То есть с системами защиты возрастом в полторы тысячи лет?  — Именно, у некоторых это получается не очень хорошо, у других же — просто замечательно, — Гарри хмыкнул, увидев направленный на него хитрый прищур директора, сопровождаемый прячущейся в бороде улыбкой, — на самом деле её очень просто сравнить с магловскими системами вычислений, например, деревянные счёты будут работать на протяжении долгих десятилетий, они надёжны и просты, в то же самое время, даже обычный каль-ку-ля-тор, — старец явно напрягаясь выговорил это слово по слогам, — справляется с вычислениями гораздо быстрее, но требует гораздо больших знаний для создания. Любой, способный собрать кальку-лятор, мгновенно разберётся со счётами.  — Мой уровень знаний ещё не позволяет мне играться с чарами, созданными основателями, даже если они безнадёжно устарели.  — А я и не про тебя говорил, — Дамблдор склонил голову, скрывая довольную улыбку, — хотя и сдерживать тебя я не намерен, экспериментируй. Так вот, — директор взмахнул рукой над распластавшейся по поверхности стола картой, — любой человек, когда-либо заключивший со школой некий магический контракт, будет здесь отображён, будь то школьник или член персонала. А вот тот, кто никогда здесь ранее не появлялся, и кого удалось протащить внутрь незамеченным, останется для защиты невидим. Эта дыра появилась сравнительно недавно, всего около шестисот лет назад: до того считалось невозможными пересечь периметр без приглашения.  — Вот как, — Гарри последний раз ткнул волшебную шляпу пальцем и отдёрнул руку, спасаясь от гнева своенравного головного убора, который со злобным шипением попытался цапнуть его за ладонь, — это, конечно, безумно интересно, но я всё-таки пойду.  — Конечно, ступай, — склонившись над увеличенным участком карты с залом трофеев, директор погрузился в расчёты, производя измерения старинной резной линейкой и быстро записывая результаты на чистый листок бумаги. Гарри с лёгким сожалением глянул на спящего феникса и двинулся к выходу, у самой двери его догнал сочащийся иронией голос Дамблдора: — Впрочем, ты мог бы повнимательнее отнестись к истории этого замечательного учебного заведения, в конце концов, именно эта карта помогла мне убедить Минерву не ставить на уши всю школу для поисков мистера Малфоя.  — Мистер Малфой сейчас греет пятки у камина в их родовом мэноре, — Гарри тихо выскользнул за дверь, — а Драко надёжно связан и изолирован от общества, для его, этого самого общества, блага. Дамблдор с улыбкой покачал головой, глядя на закрывшуюся дверь. Тихо встав, он подошёл к спящему фениксу и аккуратно поднял его, медленными, отточенными движениями пересаживая его на насест.  — Этот мальчик содержит в себе парадоксальное сочетание самых разных качеств: безжалостность и милосердие, импульсивность и осторожность, удивительную изощрённость ума и пронзительную откровенность. Настоящее произведение искусства, достойное мастера его сотворившего, — директор нежно погладил феникса по ярко светящемуся хохолку. — Как считаешь, Фоукс, стоит ли нам вмешиваться в его игру? *** Сознание иногда возвращалось, правда она не могла сказать, как часто. Не то чтобы время имело тут какое-то значение. Все события будто происходили одновременно, вырываясь яркими всполохами сквозь мутную пелену, скользящую над и под ней, обволакивающую стремительным потоком несущего её куда-то водопада. Единственное, что оставалось неизменным — была тупая, надоедливая боль, затягивающаяся удавкой на горле. Иногда ей удавалось зацепиться за неё и выплыть на поверхность, осознать, кто же она такая. В такие моменты непонятные раньше события обретали чёткость, выкристаллизовываясь в знакомые образы. Вспышка. Ярко зелёные глаза, целеустремлённые и спокойные. Вспышка. Звук бьющегося стекла, брызнувшие на лицо тёплые капли. Вспышка. Тяжёлое дыхание, трогающее её волосы, проносящиеся мимо факелы на стенах. Череда разрозненных воспоминаний со всё возрастающей частотой мелькала перед ней, сливаясь в сверкающее, шумное месиво. Звон стекла слился в непрерывный колокольный бой, становясь практически невыносимым. Гермиона распахнула глаза. Окружающий мир расплывался и плясал, вызывая тошноту и принуждая её снова закрыть глаза. Несколько минут она просто лежала, борясь с паническими вдохами, приглушая их, выравнивая дыхание. Когда она снова решилась открыть глаза, смутные контуры стали чёткими, превращаясь в заставленный широкими койками зал с высокими сводами и узкими, упирающимися в потолок, окнами. У дальней стены спиной к Гермионе сидела пожилая женщина в белом фартуке и чепчике. Внимательно изучив пузатый фиал, наполненный мутной комковатой жидкостью, она не глядя положила его на полку стоящей рядом этажерки, заставленной всевозможными пузырьками и пробирками, издавшими тихий, мелодичный звон. Сделав запись в потрёпанном журнале, она вытащила из стоящей по левую руку от неё корзины ещё один флакон. С трудом поворачивая голову, Гермиона стала осматриваться по сторонам, пытаясь понять, куда она попала. Высокие ширмы, сейчас стоящие вдоль стен, запах зелий, застеленные чистыми, кипенно-белыми простынями кровати — всё это создавало негостеприимную и удивительно знакомую атмосферу, как в больнице или стоматологическом кабинете. Девочка облизнула высохшие губы и, игнорируя протестующую любым усилиям шею, снова повернулась, собираясь окликнуть одетую в белое женщину, которая, очевидно, была хозяйкой этого места. Гарри молча наблюдал за её лицом: изумление, злость, задумчивость и, наконец, испуг — все они мелькали на её лице, словно калейдоскоп, выдавая мечущиеся внутри чувства. Не дыша, мальчик закупорил источающий зеленоватый пар пузырёк, убирая его от лица мирно посапывающего колдомедика. Убедившись, что женщина не свалится со стула во сне, он неспешно, не глядя на дёрнувшуюся всем телом Гермиону, подошёл к её кровати и сел на стоящий рядом табурет. — Мне надо было с тобой поговорить, но мадам Помфри, — Гарри мотнул головой в сторону врача, — не разрешила бы, да ещё и авроров бы вызвала — они тут весь день шастали, очень уж им нужны твои показания. Гермиона попыталась перевернуться и сползти с постели. Тяжёлое шерстяное одеяло, подоткнутое под матрас, сковывало движения, не давая встать. С отчаянным сопением девочка рванула ткань, стремясь освободиться, но крепкая материя выскользнула из ослабевших пальцев. После нескольких безуспешных попыток она всё-таки смогла повернуться на бок и схватиться за спинку кровати. Выбиваясь из сил, сантиметр за сантиметром она вытягивала себя из-под ненавистной тряпки. Гарри наблюдал за тем, как девочка цепляется за металлическую трубу в изголовье, болезненно бледная, покрывшаяся испариной, упорно тянет себя наверх, перемежая тяжёлое дыхание отчаянными хрипами. Пустота медленно смыкалась вокруг него, пожирая цвета и выхолащивая ощущения, оставляя только их суть, будто чертежи и спецификации звуков и запахов. — Так. Это не дело, — Гарри обошёл кровать с другой стороны и, положив руку на плечо девочки, без видимых усилий перевернул её на спину, вдавливая в подушку, — ты не должна меня бояться. Гермиона замотала головой, стряхивая выступившие на глазах слёзы, покрывшие ресницы россыпью мелких капелек, а затем, резко открыла рот, попытавшись закричать, но издав только отрывистый, жалобный хрип. Мальчик задумался, а затем, игнорируя попытки Гермионы столкнуть с себя его руку, другой рукой выудил из кармана початый пузырёк прозрачной мази. Решительно запрокинув голову девочки, он стал тщательно покрывать её шею тонким слоем мгновенно впитывающегося состава. Гермиона ещё сильнее задёргалась, пытаясь вырваться, нечаянным взмахом руки ударяя Гарри по лицу. — Не дёргайся, — бесцветным голосом приказал мальчик, по его верхней губе протянулась тонкая струйка крови. Увидев, как он слизывает тяжёлую рубиновую каплю, она замерла, переваривая случившееся. Её богатая фантазия уже успела нарисовать красочную картину того, как он может на такое отреагировать, но ничего ужасного не произошло. Наоборот, разгоревшееся из-за попыток вырваться жжение в горле пошло на спад, сжимавший шею обруч удушливой боли разжался, позволяя нормально вдыхать. — Что это? — отрывистый, хриплый шёпот. Лучше, чем ничего. — Особая мазь, — не прерываясь прошелестел мальчик, чёрные точки в его глазах сливались в клубки крохотных извивающихся змей. — Тот, кто её делает, не утруждает себя изобретением названий. Предупреждая твой следующий вопрос, да, она в том числе способна снять последствия травмы, нанесённой тёмным существом. — Тёмным существом? Гарри нанёс последний мазок и, убрав пустой флакончик, внимательно осмотрел её. Гермионе стало стыдно за свой этот приступ паники. — Понятно. Что последнее ты помнишь из вчерашнего? Девочка задумалась, глядя на свои слегка перепачканные чем-то бурым ладони. Недавно обломанные ногти неприятно цеплялись за ткань наволочки. — Я… выбежала из большого зала, — воспоминания приходили с трудом, зажмурившись от усилий, она попыталась прорваться сквозь завесу вяло ворочающихся мыслей, — там был Рон, он что-то кричал. — Что было дальше? — Гарри снова сел на табуретку. Закрыв глаза, он привалился спиной к стене, вытянув ноги и закинув руки за голову. — Не помню. Зачем ты вообще спрашиваешь? Чего тебе надо? — Гермиона положила гудящую голову на подушку. — Мне важно знать, — мальчик, казалось, не обратил на негодование в её голосе ни малейшего внимания, его голос оставался терпеливым и ровным. — Я тебе ничего больше не скажу! — пытаясь выразить всё своё по большей части напускное возмущение, девочка стукнула кулачком по кровати. Гарри приоткрыл один, начавший зеленеть, глаз и вздохнул. — Ты позволишь сделать мне предположение? — дождавшись, пока девочка неуверенно мотнёт головой, он продолжил: — Ты поругалась с Роном не просто так, тебе от него что-то было нужно. Более того, судя по тому, сколько времени у тебя занял путь, ты знала куда идти, так? — Не… Не могу вспомнить, — Гермиона потёрла лоб. Смутные, обрывочные воспоминания мелькали перед ней, перемешиваясь в единую смазанную картину, — кажется, кто-то показывал мне дорогу. — Интересно. Итак, дойдя до зала трофеев ты подверглась нападению, причём, учитывая, что твоего провожатого мы тут не видим, он, очевидно куда-то улизнул заранее. Но этого ты, подозреваю, уже не помнишь? — переведя взгляд на девочку, Гарри пересел с табуретки на край кровати и медленным, мягким движением коснулся её руки. Гермиона этого не почувствовала, судорожно скрюченными пальцами она царапала кожу на горле, будто пытаясь оторвать что-то невидимое, и едва заросшие ссадины снова начали сочиться полупрозрачной сукровицей. Отведя её руки в сторону, он крепко сжал их, прекращая её самоистязание. Нависнув над ней, он стал молча всматриваться в её лицо, ловя мечущийся, ставший бессмысленным взгляд, зрачок расширился, пожирая радужку, убивая ум и теплоту. Аккуратно перехватив запястья Гермионы, мальчик вдавил их в кровать, пережидая очередную серию отчаянных рывков. Надолго её не хватило, попытки вырваться стали реже, сильно сжатые до побелевших костяшек кулаки разжались. Обмякнув, Гермиона просто лежала на спине, глотая слёзы. Гарри медленно отпустил её руки. Гермиона даже не шелохнулась. Её невидящий, затуманенный взор проходил сквозь него. Мальчик так же осторожно, как и раньше, опустил руку ей на плечо, легонько её встряхнув. Девочка вздохнула и, молча, не сводя с него ставшего гораздо более осмысленным взгляда, стала размазывать по раскрасневшемуся лицу слёзы. — Память способна хранить страшные вещи, — тихо проговорил Гарри, — но ты забудешь, рано или поздно. Взяв с прикроватной тумбочки чистое вафельное полотенце, он протянул его Гермионе. — Я пришёл к тебе не для того, чтобы выяснить, как ты там оказалась. И не затем, чтобы понять, для чего ты пришла, — Гарри поднялся с кровати, педантично оправляя одежду. — Я знаю достаточно. Тебя пригнал туда страх, и это едва не стоило тебе жизни. Между нами нет доверия, но прими этот совет — ты боишься не того, кого следовало бы. Развернувшись, Гарри прошёл мимо всхрапнувшей во сне мадам Помфри. Он подошёл к входной двери и, находясь уже в проходе, обернулся. — Если хочешь ответов, дай мне знать. Только не лезь больше в то, что не можешь понять и с чем не способна справиться, руководствуясь только своими подозрениями. Я не хочу, чтобы на моих руках была ещё и твоя кровь. В последнее мгновение, до того, как он тихо затворил дверь, Гермионе почудилась маячащая в коридоре громадная фигура всадника и легонько сотрясающий своды стук копыт.