Любимец Смерти

      Хогвартс, Больничное крыло. 7 октября 1992 года.       — А потом он схватил меня… И-и… — худой черноволосый мальчик согнулся и, схватившись за плечо, качнулся вперёд, на его осунувшемся, кипенно-бледном лице лихорадочно сверкали большие, покрасневшие от недосыпа глаза. — И с-сжал, — выдохнул он наконец. Заикание, появившееся после его пробуждения, до сих пор не исчезло, несмотря на все старания мадам Помфри, — я хот-тел…       — Достаточно, Теодор, — сидящий на почтительном расстоянии Дамблдор мягко улыбнулся, легонько хлопнув себя по колену ладонью, — ты не обязан вспоминать произошедшее, если тебе тяжело, — обернувшись к мрачному, словно грозовая туча, Снейпу, старик тяжело вздохнул и покачал головой.       — Это был Поттер?       Услышав этот вопрос, прямой, как шпага, и деликатный, словно удар кувалдой по голове, директор смог только вздохнуть и всплеснуть руками. Ум и выдержка Снейпа, его способность скрывать свои истинные чувства были достойны восхищения, но бывали моменты, когда эти качества напрочь ему отказывали. Совсем как сейчас. Там, где требовалась осторожность, сдобренная скрупулёзным планированием и толикой проявленной вовремя доброты, он пёр вперёд с тактичностью горного тролля.       — Это не был Поттер, — лежащий на боку лицом к стене Блейз не шевелился, со стороны казалось, что он даже не дышит. Его глухой, надтреснутый голос будто бы принадлежал кому-то другому, кому-то, кто был гораздо старше двенадцатилетнего мальчика. — Это не был кто-то, кого я знаю. Не думаю, что это вообще был человек.       — А кто тогда? — тихо спросил разом подобравшийся Дамблдор и, поднявшись, подошёл поближе, но так и не дождался ответа. — Блейз? Мальчик никак не отреагировал. Даже услышав, что директор подошёл к нему вплотную, он лишь закрыл глаза и, вздохнув, вновь замер в немом оцепенении. Подошедший следом Снейп болезненно скривился.       — Мистер Забини… — начал Снейп, но тут же замолк, прерванный протиснувшейся за ширму мадам Помфри.       — Достаточно, им нужен отдых, — твёрдо проговорила женщина, властным жестом указывая в сторону выхода, — Альбус, прошу…       — Конечно.       Коротко кивнув, старик сердечно попрощался с учениками и, одним взглядом указав Снейпу следовать за собой, вышел в коридор. Полностью погрузившись в свои мысли, Дамблдор свернул в сторону главного холла. За долгие годы он успел настолько привыкнуть к замку, что сейчас ноги сами несли его туда, куда нужно, он практически бежал вперёд, двигаясь широким, размашистым шагом, и даже Снейпу приходилось напрячься, чтобы не отставать от него.       — Тебе так и не удалось ничего найти? — ненадолго замедлившись перед почтительно отступившей в сторону горгульей и всё ещё глядя сквозь окружающие его предметы сосредоточенным взглядом, директор вскочил на лестницу, привычно шагая через ступеньку. — Никаких зацепок?       — Нет, — лаконично ответил немного запыхавшийся зельевар, на щеках его играл румянец, откровенно чужой на его землисто-зеленоватом лице.       — Нам нужно ещё раз продумать варианты, я не верю… — застыв на самой верхней ступеньке, Дамблдор поднёс палец к губам и, повернув голову, навострил уши. Успокоив дыхание, Снейп поравнялся с директором и тоже прислушался к происходящему внутри кабинета. А послушать было что. За толстой, плотно закрытой дверью периодически раздавался приглушённый грохот, сопровождаемый резкими криками и довольным гоготом.       — Что за чертовщина… — зельевар подошел к двери и, прилипнув к ней ухом, выпучил глаза так, что казалось, ещё чуть-чуть и они выпадут из орбит. — Поттер!       — Да левее! Левее забирай! — вдруг взревел в кабинете знакомый скрипящий голос. — Куда ты прешь?!       Стоящий чуть в стороне Дамблдор, закатив глаза и улыбнувшись краешком рта, мягко оттеснил зельевара в сторону, после чего, сложив руки за спиной, прошёл в саму собой распахнувшуюся дверь. Открывшаяся ему картина была одновременно занимательной и вгоняющей в ступор. Гарри, с натянутой до самого носа, азартно орущей распределяющей шляпой, слепо шатался по кабинету, то и дело натыкаясь на кресла, шкафы и стены. Иногда, когда артефакт основателей изрекал особенно забористый загиб, он начинал глупо ржать и, едва не падая на пол, сшибал своей тушкой очередной предмет интерьера. Фоукс, недовольно сверкая яркими глазами и грозно клёкоча, нарезал круги над его головой.       — Тпруууу! Шевелись, мёртвая! — рявкнула откровенно веселящаяся шляпа, воинственно размахивая полями и чуть ли не подпрыгивая на голове парня от возбуждения. — Битва ждёт!       Феникс, будто только этого и ждавший, спикировал вниз, цепляя ломанувшегося вперёд Поттера обеими лапами за штанину. Не реагируя на мощный рывок, Гарри выпрямился и, застыв словно оловянный солдатик, отдал честь, плавно заваливаясь вперёд. На несколько долгих секунд он будто бы затормозил, опасно балансируя на мысках начищенных до блеска ботинок, а затем, с жутким грохотом проломив башкой подлокотник кресла для посетителей, приземлился на пол прямо перед директорским столом. То ли кости черепа Поттера были крепче веры мистера Филча в полезные качества порки, то ли вопли Снейпа, орущего, как водящая дружбу с командой летучего Голландца банши, могли даже мёртвого поднять из могилы, но, полежав всего пару секунд, он сгруппировался и, кувырками уйдя с открытого пространства за кресло Дамблдора, осторожно высунулся из-за него, сдвинув шляпу на затылок.       — Reparo, — быстро проговорил он, указав на сломанный подлокотник, — добрый вечер.       — Добрый, Гарри, — тепло улыбнулся директор, оценив качество ремонта и одобрительно блеснув стёклами очков-половинок, — я рад, что ты освоил это заклинание, но всё-таки постарайся воздержаться от порчи школьного имущества.       — Даже не помышлял о чём-то подобном, — прокричал Гарри, перекрывая раскочегарившегося зельевара, чей рёв уже вышел на уровень где-то между сиреной ядерной тревоги и реактивной турбиной, — это ведь ваше личное кресло.       — Замечательно, — ответил Дамблдор и, поморщившись, обернулся к своему уже слегка охрипшему коллеге, — Северус, друг мой…       — …заноза в моей заднице, Поттер!.. — самозабвенно надсаживался мужчина, видимо, напряжение последних дней смогло-таки пошатнуть его самообладание. Яростно жестикулируя и не обращая никакого внимание на устало качающего головой начальника, он метался по всему кабинету, чуть ли не бегая по стенам. — Знаете, почему я не поднимаю вопроса о ваших постоянных исчезновениях? Потому что каждый день, когда я не вижу вас — настоящий праздник!       — Северус… Северус! — оглушительно гаркнул Дамблдор, тут же ловя взгляд ошеломлённо смотрящего на него зельевара. — Сядь, будь добр, — отвернувшись от молча упавшего в одно из кресел подчинённого, он подошёл к антикварному комоду и, озорно подмигнув Гарри, извлёк наружу покрытую пылью, тёмно-коричневую бутыль. Подняв покрытый затейливой резьбой хрустальный бокал на уровень глаз, Дамблдор плеснул в него тягучей, тёмно-бордовой жидкости на два пальца, а затем, смерив взглядом подрагивающего, бессмысленно смотрящего прямо перед собой пустым взглядом Снейпа и заполнил его до краёв, — это должно помочь.       Приняв из рук директора напиток, мужчина разом, не глядя, опрокинул его в себя. Несколько секунд он просто сидел, безразлично рассматривая замысловатые завитки на хрустальной поверхности бокала, а затем последствия этого необдуманного действия настигли его с жестокой неотвратимостью. Вцепившись в подлокотники, Снейп наклонился вперёд, кожа его покраснела, на шее отчётливо проступили вены, а белки широко распахнутых глаз покрылись сеткой капилляров. Некоторое время он боролся с собой, а затем, широко открыв рот, так, будто собирался закричать, выпустил в потолок длинную, малиновую струю пламени, едва не упав с кресла на внезапно ставших ватными ногах.       — Что это такое?.. — хрипло спросил он, вяло утирая губы рукавом мантии.       — Настойка на почках огнедрева со склонов Везувия и вытяжке из драконьих желёз, — Дамблдор буквально лучился довольством. Держа в руке ещё один бокал, он занял своё место за столом и хитро улыбнулся, предвкушающе принюхиваясь — бодрит и отлично согревает мои старые кости холодными вечерами. Но, полагаю, нам пора заняться делами, — подвинув к Гарри, так и не снявшему заинтересованно принюхивающуюся шляпу, вазочку с лимонными дольками, старик пригубил напиток и вопросительно изогнул брови, — ты ведь пришёл сюда не только ради развлечений.       — Нет, — с явным сожалением сняв шляпу, Гарри водрузил её на жёрдочку Фоукса, после чего запустил руку в карман и высыпал на стол какие-то сверкающие осколки, — я кое-что нашёл возле того места, где нашли Нотта.       — Поздравляю, Поттер, — слабо прохрипел Снейп, делая безуспешные попытки принять вертикальное положение, — вы наши разбитый пузырёк от зелий… — зельевар откинул с глаз растрепанную чёлку и внимательно всмотрелся в рассыпанные на столе стеклянные брызги, — стандарта восемнадцать дробь три. Какая-то безрукая неумёха с пятого курса сейчас…       — Они не пахнут.       — Ох, ну это сильно меняет дело! — саркастично протянул Снейп слегка заплетающимся языком. — Расскажите, а какой ещё мусор вы нюхали на этой неделе? Вдруг это поможет расследованию?       — Я, кажется, понял, что Гарри имеет в виду, — Дамблдор покачал бокал, любуясь текучими багровыми отблесками, — осколки не пахнут ничем.       — Ни камнем, на котором они лежали, ни стеклом, из которого сделаны. Я их трогал, но мной они тоже не пахнут, — Гарри кивнул на склонившегося над столом зельевара, сосредоточенно перебирающего осколки, — и запах профессора к ним не прилипнет.       — Интересно… — протянул сосредоточенно ловящий равновесие Снейп. — И вот ещё что, — подхватив со стола самый крупный осколок, Гарри крепко сжал его и с силой вонзил в ладонь, несколько раз провернув.       — Поттер, вы — ид-диот! — безапелляционно заявил декан зелёно-серебряных, брезгливо морщась. — Что вы пытались этим док-доказать?       — Вот что, — ухмыльнулся парень, демонстрируя абсолютно здоровую ладонь и чистую стекляшку.       — Позволь-ка, — водрузив бокал на стол, Дамблдор достал из рукава палочку и, оттерев Снейпа в сторону, принялся сосредоточенно колдовать над остатками флакона. Наконец, вернувшись в кресло, он задумчиво нахмурил брови и, сняв очки, принялся протирать их подолом мантии. — Однако.       — Ну, что там? — покачиваясь, зельевар также начал размашистыми жестами вырисовывать палочкой над столом сложные завитушки. — Очищающие, отталкивающие, чары масляных кромок… — Снейп обессиленно упал обратно в кресло. — Осколки абсолютно стерильны.       — Северус, каковы, по-твоему, шансы узнать, откуда взялся этот флакон?       — Нулевые, их производят тысячами, у меня самого в лаборатории их больше полутора сотен.       — Очень любопытно, — допив настойку, Дамблдор с сожалением взглянул на заветную бутыль и, вздохнув, отставил бокал в сторону, — скажи, Гарри, не удалось ли тебе учуять кого-нибудь в том месте, где ты нашёл этот флакон?       — Половину школы, — парень пожал плечами, — это коридор, там много кто ходит.       В кабинете повисла напряжённая тишина. Гарри и Дамблдор сидели абсолютно неподвижно, глядя на рассыпанное по поверхности стола стеклянное крошево настолько пристально, будто ожидали, что оно, став объектом такого внимательно изучения, сломается и самостоятельно откроет им все свои тайны. И только лишь Снейп тихо ворочался в кресле, прилагая титанические усилия для того, чтобы смирить бушующие внутри него страсти.       — С вашего позволения я подведу промежуточные итоги, — произнёс директор, откидываясь на спинку кресла и сцепляя пальцы в замок на животе, — вероятно, в Хогвартсе сейчас действует некое неизвестное нам лицо либо группа лиц, не желающих быть обнаруженными. Их мотивы неизвестны. Их вовлечённость в произошедшие события нельзя исключать, но на данный момент — это недоказуемо. Их возможности я предлагаю считать обширными. Есть ли у вас какие-нибудь замечания или дополнения? Северус?..       — Я, пожалуй, воздержусь, — кисло ответил мужчина, выбираясь из кресла и нетвёрдым шагом направляясь к выходу, — здравых идей у меня нет, а те, которые есть, явно появились под действием вашего зелья.       — Именно они могут оказаться самыми верными.       — Сомневаюсь, — отрезал Снейп. Добравшись, наконец, до двери, он ухватился за ручку и, слегка пошатываясь, нетерпеливо рявкнул: — Поттер! Вы собрались тут до утра рассиживаться?       Поставив на стол опустевшую вазочку, Гарри поймал взгляд понимающе усмехнувшегося директора и, пожав плечами, поднялся на ноги, неведомым образом тут же оказываясь подле декана, который, не теряя времени даром, мёртвой хваткой вцепился в плечо подопечного.       — О! Так вы собираетесь меня конвоировать, — преувеличенно серьёзно заметил Гарри, улыбаясь уголком рта так, чтобы опирающийся на него мужчина этого не заметил, — и куда же мы идём? В общежитие или в класс зельеварения? — продолжил парень, открывая дверь и неспешно выходя наружу. — Или, может быть, заглянем к мадам Помфри, я переел лимонных долек, скоро у меня заболит живот.       — Прекратите паясничать, Поттер, — как-то вяло вызверился на парня Снейп, кажется, его мутило, — безмерное обжорство не доведёт вас до добра…       — Значит, в больничное крыло.       Хитро усмехаясь, Дамблдор щелчком пальцев убрал бутылку и бокалы обратно в комод, после чего, поднявшись, подошёл к окну.       — Вы так и-и будете говорить мне очевидные вещи или, может быть, пойдёте вперёд, наконец? — сварливый голос зельевара проникал в кабинет через открытую дверь, постепенно становясь всё тише, сливаясь с шорохом уносящей его лестницы. — И хватит так плестись! Вы что, раз-зучились ходить?       — Даже не знаю, профессор, ступеньки очень крутые, как бы не упасть. Ответ зельевара разобрать было уже невозможно, но, тем не менее, домыслить его содержание не представляло труда. Прямо сейчас Снейп наверняка посвящал парня в особенности восприятия им, деканом, умственных способностей окружающих в общем и его       — Поттера — в частности. Указывал на отвратные манеры и жаловался на невероятную наглость. Дамблдор был готов поставить на это свою бороду.       Вдыхая свежий, напоённый запахами осени воздух, старик улыбался. Несмотря на то, что враг снова был близко, на то, что тьма вновь заполняла этот маленький, хрупкий мирок, на неизвестность и грозящую им всем опасность, он был спокоен. Ведь пока в жизни находилось место для простых вещей и простых радостей, даже таких, как бесконечное брюзжание Снейпа, она будет продолжаться.       А ещё он улыбался потому, что в Гарри Поттере было добро. Он мог быть непредсказуемым, фантастически раздражающим, хитрым и изворотливым. Мог принимать жёсткие, иногда даже жестокие решения, воплощая их в жизнь с пугающим хладнокровием. Но при этом он был человечен, и это не могло не радовать.       * * *       Годрикова лощина, дом Поттеров. 9 октября 1992 года.       Скинув осточертевшие за день работы туфли, Хизер с ногами залезла на диван и, покрепче завернувшись в шаль, упёрлась спиной в грудь мужа, неудовлетворённо возясь в попытках устроиться поудобнее. Том некоторое время терпел эти телодвижения, а затем, хмыкнув, забрал с кофейного столика пару исходящих паром кружек и, подтянув женщину поближе, привычным движением умостил её голову у себя на плече. Взяв из рук мужа разукрашенную весело танцующими розовыми слониками кружку, Хизер закрыла глаза и, наклонившись, глубоко вздохнула, смакуя богатый, немного горький аромат, поющий нотками тропических плодов и экзотических специй.       — Восхитительно, — женщина сделала короткий глоток и, отлепившись ненадолго от Тома, обернулась к тихо сидящей в уголке Лили, — никогда такого не пробовала. Это ведь кофе?       — Не уверена, — хозяйка дома подняла взгляд от тоненькой книжки с легкомысленной цветастой обложкой и, рассеянно почесав кончик носа, сдула вбок выбившуюся из причёски прядь, — Перуанская Автаркия держит секрет производства в тайне.       — На самом деле, они научились скармливать кофейные бобы южноамериканским горным вирмам, — вынырнув из кухни, Сириус с размаху рухнул в кресло и, щедро плеснув в свою кружку огневиски из принесённой бутылки, привычным жестом достал из кармана основательно помятую пачку сигарет, но, почувствовав на себе взгляд опасно прищурившейся Лили, вскинул руки в притворно покладистом жесте. — Цветочек, ну проветрю я за собой, честное слово.       Для закрепления педагогического эффекта посверлив мужчину строгим взглядом ещё пару секунд, Лили победно улыбнулась, снова погружаясь в чтение. Обычай устраивать такие вот встречи брал своё начало этим летом, с того момента, как Сириус принялся за зачарование дома Грейнджеров всерьёз. Поначалу Лили переносила их сюда, чтобы они могли переждать капризы весьма чудаковатой системы обороны в комфорте, а затем, потому что со временем все уже привыкли к вечерним посиделкам в дружеском кругу.       — Кхм… — встрепенувшись, Хизер начала оглядывать комнату, пытаясь определить откуда донеслось это странно знакомое кряхтение и, проследив за взглядом Сириуса, с удивлением обнаружила высунувшуюся из камина голову директора Хогвартса. — Добрый вечер, Лили, — старик тоже, не теряя времени осматривал просторную гостиную, — смею надеяться, что я не помешал. Мистер и миссис Грейнджер, Сириус.       Убелённая сединами голова директора степенно кивнула поражённо застывшим людям, тут же вновь оборачиваясь к хозяйке, из пламени вылезла облачённая в богато украшенную, фиолетовую ткань рука и, расправив упавшую на пол бороду, снова исчезла.       — Нет, что вы, — очевидно не видя в происходящем ничего странного, Лили поднялась на ноги и, подойдя к камину, опустилась возле него на колени, — не желаете ли чашечку кофе?       — Может быть позже, — Дамблдор с сожалением кивнул и печально улыбнулся, — я только хотел сообщить, что воспоминания о нападении всё-таки удалось извлечь из памяти мистера Забини. Теперь у нас есть доказательство того, что Гарри к этому не причастен. — Не сомневалась ни секунды, — равнодушно пожала плечами Лили, — неужели это всё?       — Увы, нет. Полагаю, вам следует просмотреть их.       — Хорошо, — с благодарной улыбкой приняв руку подошедшего к ней Сириуса, Лили поднялась и, оправив юбку, зачерпнула из резной каменной вазочки горсть зелёного порошка. Обернувшись к гостям, она кивнула в сторону камина, смущённо пожав плечами: — Мы ненадолго.       — Кхм… — снова кашлянул Дамблдор, лукаво сверкнув глазами, — мистеру и миссис Грейнджер мне тоже есть что показать, так что их общество не будет лишним.       — А-а… Как собственно?..       — О! Это очень просто, смотрите, — загоревшаяся энтузиазмом Лили, подскочив к Хизер, вытянула ту из уютных объятий дивана и, сунув ей в руку пригоршню порошка, кивком указала Сириусу на камин, — когда мы затушим огонь, просто шагните внутрь и, бросив себе под ноги порох, произнесите название того места, куда хотите попасть.       — Сегодня пароль «Карамельный петушок», — елейным голосом присовокупил директор перед тем, как осыпаться снопом раскалённых искр.       — Нет, он точно издевается, — огласив комнату хриплым, лающим смехом, Блэк небрежным движением палочки испарил пышущие жаром поленья и, остудив камни тугой струёй ледяного воздуха, шагнул внутрь, сгибаясь едва ли не вдвое. — Кабинет директора, Хогвартс, карамельный петушок! — проорал он дурным голосом, тут же исчезая, будто слизанный языком изумрудного пламени.       — Главное чётко выговорить место назначения, — Лили настойчиво подтолкнула робко сопротивляющуюся подругу к вновь начавшим раскаляться из-за накопленного внутреннего жара камням, — когда полетишь, зажмурься и не высовывай руки.       — Л-ладно, — сбивчиво произнесла женщина, занимая то место, на котором ещё недавно стоял Сириус, камни вокруг неё протяжно скрипели и звонко потрескивали. Немного помявшись, она резким движением, будто боясь передумать, швырнула пригоршню пороха и, произнеся ключевую фразу, с визгом унеслась вдаль.       Взмахнув палочкой, Лили выстудила камин так, что тот покрылся изморозью и, ободряюще улыбнувшись Тому, пропустила его вперёд.       * * *       Кабинет директора Хогвартса мог многое: удивлять своей необычной обстановкой, полной загадочных устройств и артефактов, внушать уважение возносящимися до потолка книжными полками, прогибающимися под многовековой ношей знаний, вызывать трепет теми видами, на которые вот уже полтора тысячелетия взирали его высокие, стрельчатые окна. Единственное, на что он не был способен — это разочаровывать. Вывалившись из камина в крепкие руки Блэка и пару раз чихнув, Хизер начала было отряхивать испачканную пеплом одежду, но быстро забыла об этом занятии, увлечённо рассматривая окружающие предметы под одобрительным взглядом занявшего своё место Дамблдора. Спустя некоторое время на основательно истёртый ковёр, обдавая его клубами горячей золы, повалился глава семьи Грейнджеров, неловко споткнувшись о выщербленные камни небольшого порожка, а сразу же вслед за ним грациозно выступила из пламени Лили, приводя себя в порядок доведённым до автоматизма жестом.       — Со мной всё в порядке, — проворчал Том, поднимаясь на ноги и недовольно косясь на увлечённую изучением видов жену, — если это конечно кого-нибудь интересует. Впрочем, эта реплика тоже осталась незамеченной, Лили с Сириусом уже присоединились к Дамблдору, вытащившему из небольшого антикварного шкафчика резную каменную чашу. Зачем-то опрокинув в воду, заполняющую сосуд до краёв, пустой флакончик, старик смерил мужчину взглядом и хитро улыбнулся в бороду. Том готов был поклясться, что его яркие, льдисто-голубые глаза на мгновение сверкнули, играя призрачными бликами на линзах крошечных, очень похожих на игрушечные, очков, а затем, по его телу будто бы прокатилась волна тёплого воздуха. С удивлением посмотрев на свои руки и одежду, мужчина понял, что вся та сажа и гарь, в которых он измазался, протискиваясь через узкие дымовые трубы, исчезли.       — Закаты прекрасны в это время года, — многозначительно произнёс Дамблдор, весело подмигивая Тому и, нависнув над чашей, резко опустил лицо в воду, Лили и Сириус, переглянувшись, поспешно нырнули вслед за ним.       — Я даже спрашивать их об этом не буду.       Фыркнув, мужчина развернулся и, обогнув заваленный кипами свитков и стопками книг столик, подошёл к жене, неподвижно стоящей возле окна.       — Вид действительно великолепен… — зачарованно произнесла Хизер, осторожно прикасаясь кончиками пальцев к помутневшему от её дыхания стеклу. Громадный, будто бы целиком высеченный из колоссального огненного опала солнечный диск грузно заваливался за горизонт, выжигая до угольной черноты осенний багрянец неподвижного в безветрии леса и играя переменчивыми отблесками на поверхности беспокойного озера. Нежно приобняв жену за талию, Том притянул её к себе и, положив голову ей на плечо, проследил за направлением взгляда.       — Эт-то что ещё за чертовщина? — под самой поверхностью воды плавно скользила вытянутая тень, настоящий её размер определить было невозможно, но, судя по крошечным белым точечкам вьющихся над ней птиц, она была огромна. Там, где проходила эта тень, по воде пробегала быстрая рябь, сливаясь в расходящиеся пенистым треугольником волны.       — Я, кажется, знаю. Гермиона писала, что у них в озере живёт гигантский кальмар, — будто бы в подтверждение её слов из воды высунулось тёмно-красное, покрытое присосками щупальце и, схватив парящую на кажущейся недостижимой высоте чайку, скрылось к глубине. Хихикнув, Хизер шлёпнула мужа по рукам и, немного отстранившись, вновь приникла к стеклу. — Я и не думала, что мы когда-нибудь здесь окажемся.       — Ну, видимо Сириус не всё знает о защите замка, с его слов, обычные люди сюда попасть не могут, — вздохнув, мужчина отступил на шаг в сторону и, пару раз дёрнув за ручку, распахнул окно настежь, впуская внутрь последние солнечные лучи и порыв сырого, пахнущего сухой листвой и вереском ветра, — или, может быть, всё дело в том, что нас пригласил директор.       — Именно так, — обернувшись, Том увидел, что маги уже вынырнули из чаши и, немного разойдясь в стороны, мрачно переглядывались. Лишь Дамблдор оставался безмятежен. — Обычных людей провести в Хогвартс могу только я. Итак, — продолжил он, обращаясь уже к Лили с Сириусом, — появились ли у вас какие-нибудь мысли по поводу увиденного?       — Нет, — выплюнул Блэк, сжимая кулаки и яростно сверкая глазами, волосы у него на затылке топорщились, а из груди вырывалось низкое, басовитое рычание, словно он и не человек вовсе, а разъярённый зверь. Что бы он ни увидел в этой чаше, оно подействовало на него, как красная тряпка на быка. — Но пара идей у меня есть.       — Успокойся, Сириус, сейчас для этого не время, — широким жестом указав на кресла перед своим столом, Дамблдор занял своё место и, поставив локти на стол, сцепил пальцы в замок, строго посверкивая глазами. Образ доброго дедушки дал трещину, очевидно, увиденное и ему далось не так легко, как показалось сначала. — А что ты думаешь, Лили?       — Боюсь, тут я ничем не смогу помочь, — тихо проговорила сосредоточенно рассматривающая узоры на чаше женщина, её большие, изумрудно-зелёные глаза и пунцовые губы ярко выделялись на побледневшем, как снег, лице, — это всё-таки не мой профиль, Альбус. Наверняка, в Отделе Тайн есть люди в подобном разбирающиеся, но вам, скорее всего, будет легче выйти на них, чем мне, рядовых сотрудников не посвящают в структуру организации.       — Это мне известно. Но, на самом деле, есть основания полагать, что тут могут пригодиться именно твои знания.       — Я не совсем понимаю…       — Гарри нашёл кое-что возле той комнаты, — старик задумчиво прищурился и сморщил лоб, — осколки пузырька, стандарт восемнадцать дробь три… Кажется так его назвал Северус. Собственно говоря, он уже начал поиски.       — Ооо, — саркастично протянул Сириус, — наш шпион с его увлечениями подходит для этой работы куда лучше нас, но если вы всё равно считаете, что мы можем помочь…       — В твоей библиотеке, мальчик мой, может содержаться ответ, — тень от его ладоней закрывала половину лица, надёжно скрывая детали, но, кажется, Дамблдор ехидно улыбался, — и я полагаю, что всем будет легче, если разыскивать его будет Лили, а не горячо любимый тобой старый товарищ по играм.       — Ему действительно лучше держаться подальше от моего дома, — нахмурил брови Сириус, а затем, потешно подвигав носом, рассмеялся, — ладно, я понял, ребячеству нет места в нашем суровом, взрослом мире. Мы с Лилс попытаемся вынюхать что-нибудь полезное.       — Замечательно, — откинувшись на спинку кресла, Дамблдор довольно улыбнулся и, погладив подлокотники, плавно поднялся, — есть кое-что менее важное, что я хотел бы вам показать. Хизер, Том, — кивнув Грейнджерам, он левитировал чашу на столик посреди кабинета и, подойдя к стеллажу, бережно снял с него неимоверно хитрую конструкцию, состоящую, кажется из одних лишь линз и паутинок, висящих в воздухе без какой-либо поддержки. — Около ста тридцати лет назад в Швейцарии жил некто Лука Мюллер, работал он в Республиканской Магической Канцелярии и увлекался созданием артефактов. Примечателен этот человек был тем, что, несмотря на все предрассудки, был женат на обычной женщине, к тому же страдающей особой формой психического расстройства — каждый раз, как она пыталась покинуть дом, сделать хоть шаг по открытому пространству, её охватывала паника…       — Агорафобия, — вставил Том свои пять пенни, заставляя директора застыть на полпути к чаше в нелепой позе, с вытянутыми вперёд руками.       — Да… — Дамблдор возвёл задумчивый взгляд к потолку и, пожевав губами, продолжил: — Кажется, так оно называлось. В любом случае, это не важно. А важно то, что его жена отчаянно мечтала увидеть мир и единственным способом, которым он мог исполнить её желание, стало вот это! — нависнув над чашей, директор медленно опустил в неё артефакт и отошёл на пару шагов в сторону, — за всю свою жизнь он так и не сумел сотворить ничего серьёзнее выкрикивающих каламбуры часов, но это… Это его творение уникально, оно улавливает погружённую в Омут память и превращает её в свет и звук, за прошедшие сто тридцать лет никто так и не смог понять принципы его работы. Пока директор говорил, артефакт будто наливался водой, раздуваясь и поднимаясь вверх идеальной полусферой, закрывшей собой и каменную чашу, и стол. Спустя какой-то десяток секунд перед затаившими дыхание людьми вырос огромный кристалл, чистый, как воздух тихим январским утром. Оранжевый свет свечей и факелов, проходя сквозь него, преломлялся, отбрасывая во все стороны яркие, радужные блики.       — Лука Мюллер был обычным волшебником без капли таланта, но любовь подняла его на высоты, недостижимые даже для мудрейших из учёных мужей, — искрящиеся глаза старика смотрели в пустоту, а на губах играла мечтательная улыбка. Переглянувшись с Блэком, всё ещё бледная Лили недовольно вздохнула и, кашлянув в кулак, разбила волшебство момента, Дамблдор встрепенулся и, обведя своих гостей теперь уже осмысленным взором, пару раз стукнул кончиком палочки по поверхности кристалла. — Думаю, можно приступать, эти воспоминания вас не разочаруют, они довольно забавны. Том и Хизер, подойдя поближе, зачарованно наблюдали за тем, как кристалл ещё секунду прозрачный, затуманился, покрываясь изнутри крошечными капельками воды, а затем резко прояснился, словно распахнутое настежь окно.       — Поразительно… — протянул Том, всматриваясь в открывшуюся перед ним картину.       — Цвета такие… Живые… — выдохнула Хизер.       Открывшаяся взгляду картина была не просто реалистична, она поражала своей глубиной и чёткостью: каждая травинка, каждый крошечный камешек и веточка качающихся на ветру деревьев были запечатлены в чьей-то памяти с немыслимой, болезненной точностью; стоило начать внимательно всматриваться в какую-нибудь деталь, и она словно выпрыгивала вперёд, обретала объём и фактуру, недоступную обычному человеческому глазу. А ещё появились звуки. Настолько ясные и чёткие, что можно было подумать, будто они раздаются у тебя прямо над ухом. Шелест ветра в листве и траве, голоса птиц и животных, поскрипывание насекомых, длинное, протяжное пение и вздохи под толщей воды, биение чужого сердца…       — Это воспоминание принадлежит одному нашему общему знакомому. Его чувства гораздо острее наших, — наклонившись к самой поверхности кристалла, Дамблдор стал гипнотизировать взглядом блаженно спящую под лучами солнца ящерку, — на самом деле, при погружении в Омут можно увидеть гораздо больше, обычный свет и звук не передаёт и половины того, что ощущает он.       — Думаю единственное, чего он не ощущает, это когда пора остановиться.       — Ты к нему слишком строг, — укоризненно протянула Хизер, жадно всматриваясь в кристалл, — Гарри довольно чуткий мальчик.       — Ну да… Я вижу… — проворчал он, указывая на фигурку лежащей на земле девочки.       — Да ладно тебе! И вообще, неужели тебе ни капли не интересно? Представь, каково это, видеть и слышать так… Я бы…       — Ни на дюйм больше не сдвинусь, — разнёсся по кабинету смертельно усталый голос Гермионы, — и не проси…       — Это даже не смешно, — свесив одну ногу вниз, а вторую подтянув к груди, Гарри вальяжно восседает на камне, лениво ковыряясь в зубах кончиком длинного изогнутого ножа, — ты пробежала… — он слегка щурится и изгибает бровь, явно что-то подсчитывая, — меньше половины мили и уже сдалась.       — Я не Рон и дурацких контрактов не подписывала, — с трудом приняв сидячее положение, девочка сердито хмурится и, кивнув в сторону вяло ворочающегося и бессвязно сквернословящего в грязи на берегу озера бесформенного комка травы вперемешку с землёй, грозно сверкнула глазами, оправляя сбившийся набок спортивный костюм, — его и мучай. А вообще, это неправильно так над ним издеваться, он ведь твой друг… Наверное…       — Как ты правильно заметила, он подписал договор, так что сейчас он мой раб, — откинувшись назад, Гарри выпучивает глаза и орёт страшным голосом: — Он самое основание пищевой цепочки! И если он не отожмётся ещё десять раз, то это будет наименьшей из его проблем! Ты слышал меня, рядовой Билли?!       Из грязи доносится полный боли и отчаяния стон и возня немного ускоряется. Удовлетворённо кивнув, Гарри садится по-турецки и принимается чистить ножом ногти.       — И вообще, это всё для его же блага.       — Ну конечно, — поднимаясь на ноги, Гермиона бредёт в сторону Хогвартса, — я ухожу. У меня ещё эссе по зельеварению не дописано.       — Страницы этой книги сделаны из лучшего египетского пергамента, обрез покрыт сусальным золотом, — нож исчезает, а место его занимает небольшая, но довольно толстая книга. Хитро улыбаясь, парень осторожными движениями нежно поглаживает её корешок. — Обложка из шкуры сапфирового небесного ската, инкрустирована серебром и рубинами. Официально считается утраченной при пожаре в Джафне в восемьдесят первом, магическая часть библиотеки тогда тоже серьёзно пострадала. На самом деле была украдена смотрителем за день до этого печального события.       Застыв на месте и напряжённо выпрямив спину, Гермиона прислушивается к словам друга, её лицо постоянно сменяет выражение между праведным гневом и жгучим любопытством, медленно оборачиваясь, она бормочет: «Её определённо нужно вернуть, это ведь неправильно брать ворованное… Так даже лучше, я посмотрю её немного, а потом сразу же верну. Это, конечно, не очень хорошо, но…». В конце концов, совесть её не выдерживает противостояния и с облегчением выбрасывает белый флаг, а девочка, кивнув собственным мыслям, подходит к Гарри и, розовея до кончиков ушей, словно весенняя сакура, робко протягивает ему руку.       — Знаешь, чем ещё интересна эта книга? — спрашивает Гарри, а затем, выдержав драматическую паузу, таинственным голосом продолжает: — Она говорит с тобой. Рассказывает истории прошлого, которые тебе никогда не довелось бы услышать... Правдивые истории… Нужно лишь открыть её.       Вложив книгу в руку подруги, Гарри откидывается назад, ложась на спину и глядя в безоблачное небо. Заполучив это бесценное сокровище, Гермиона тут же отходит на пару шагов и непослушными, дрожащими от предвкушения пальцами ощупывает корешок и обложку. Вертя её перед глазами, она быстро обнаруживает изящные золотые скобы, держащие книгу закрытой и теперь со всё большим нетерпением дёргает их в разные стороны, пытаясь добраться наконец до главного блюда. Некоторое время понаблюдав за усилиями девочки, Гарри удовлетворённо причмокивает и, вытянув руку вверх, громко щёлкает пальцами.       — Но не выйдет, — скосив глаза, парень убеждается в том, что Гермиона смотрит в его сторону и замысловато шевелит кистью, в руке его зажат сверкающий в солнечных лучах, вырезанный из единого куска нефрита ключ, — потому что у тебя нет вот этого.       — Гарри…       — Пробеги вокруг озера и вернись сюда.       Последовавшая за этим сцена могла бы вышибить слезу даже из самого сурового театрального критика, заставив его аплодировать таланту девочки. Гермиона увещевала, грозила и умоляла. Её аргументы были безупречны, а эмоции искренни, каждый зритель, присутствовавший при этом разговоре, уверовал в необходимость передачи ключа юной ученице, кажется, даже Рон, изнурённый и смахивающий на болотное чудище, булькнул что-то в её поддержку. Но Гарри остался непреклонен. Заложив руки за голову, он прикрывает глаза и, медленно выдыхая, замирает.       Ещё несколько минут гриффиндорка продолжает расхаживать перед ним, в красках расписывая несомненную пользу и правильность немедленного открытия книги, но всё впустую. Наконец, её силы иссякают и, напоследок одарив Гарри негодующим взглядом, девочка бежит вдоль озера, пыхтя себе под нос и гневно тряся кудрями. Улыбнувшись, Гарри медленно поднимает ноги вверх и, рывком подбросив себя на пару футов, приземляется на руки, выгибаясь всем телом и многообещающе глядя на ворочающегося в жидкой грязи Рона.       — Я сказал десять отжиманий, рядовой Билли, или ты плохо расслышал?       Свернувшись в кольцо, он сгибает руки в локтях и касается подошвами ботинок земли, после чего плавно разгибается, принимая вертикальное положение и подходя к Рону. Голос его, поначалу тихий и вкрадчивый, превращается в рёв до крайности взбешённого и разочарованного до глубины души неандертальца. Успевший встать на ноги Рон, попав под акустический удар сначала приседает от неожиданности, а затем и вовсе принимает упор лёжа. Единственная различимая на его чумазом лице деталь — это остекленевшие, пустые глаза человека, полностью сосредоточенного на одной задаче. Рон, по всей видимости, отдаёт всё своё внимание тому, чтобы не запятнать свою честь недержанием.       — Сержант Пинки… Воспоминание остановилось и померкло, кристалл обрёл былую чистоту, а все находящиеся в комнате обернулись к Лили, которая, зажмурившись, с силой тёрла переносицу. Удивлённо вскинув бровь, Сириус пожал плечами и, перехватив недоумевающий взгляд Тома, проговорил:       — Забавное прозвище.       — Это имя, и да поможет Бог тем новобранцем, которые сочтут его смешным. Гарри частенько смотрел, как сержант муштрует солдат и теперь явно использует его образ, — устало улыбнулась Лили, виновато глядя на Дамблдора. — Мне ужасно стыдно. С вашего позволения, я сейчас же с ним переговорю, думаю, меня он послушает и прекратит это всё.       — Да уж, конечно, — фыркнул Том, но тут же замолчал, получив тычок локтем под рёбра от притворно закашлявшейся жены, — то есть, я хотел сказать, что это хорошая идея.       — На самом деле, я не против, — старик усмехнулся в бороду и развёл руками, — мистеру Уизли сильно не хватает дисциплины и, к тому же, подписанный им контракт имеет юридическую силу. Подозреваю, что к его составлению приложил руку один из преподавателей. Ну а мисс Грейнджер тем вечером была просто счастлива и, исключать то, что ей эти занятия также пойдут на пользу, я не могу. Впрочем, ваше мнение имеет значение и именно поэтому вы здесь.       — Ох, ну спасибо! Мы считаем…       — А она смогла пробежать вокруг озера? — перебила мужа Хизер.       — О, да! — с энтузиазмом закивал старик. — Причём довольно быстро, насколько я могу судить.       — В таком случае, я не вижу проблемы.       — Но… — начал было мужчина, но тут же осёкся, поймав грозный взгляд хрупкой с виду жены, на секунду в его сознании промелькнула картина того, как крошечный Давид убивает Голиафа маленьким камешком.       — Том! Она и так постоянно зарывается в книгах, а в этой школе, если ты не знал, вовсе нет занятий физкультурой. Она же совсем зачахнет, если её силком не выгонять на улицу!       — Хорошо, но…       — И вообще, общение с друзьями пойдёт ей только на пользу.       — Ладно-ладно, — наклонив голову в знак примирения, мужчина поднял руки, — но только если это безопасно.       — Слава Мерлину, что я не женат… — прошептал Сириус на ухо Лили.       — Как же хорошо, что я не та, кто будет вправлять тебе мозги, — тут же ответила женщина, с непроницаемым лицом разглядывая непримечательную точку на стене, однако, судя по ползущим вверх уголкам губ, удерживать эту маску безразличия ей было очень непросто.       — Ну, раз с этим разобрались, может быть по чашечке чая? — жизнерадостно провозгласил Дамблдор, хлопая в ладоши.       — Мы бы с удовольствием остались, но, к сожалению, на этот вечер у нас уже были кое-какие планы.       — Жаль, жаль… — директор печально вздохнул и, подойдя к столу, принялся аккуратно заталкивать кристалл обратно в чашу. Было очень странно наблюдать, как абсолютно твёрдая на вид поверхность сминается под его руками, словно сдувшийся воздушный шарик. — Откровенно говоря, я хотел оттянуть этот момент, — пропыхтел старик, безуспешно борясь с артефактом, выпирающим обратно, как свежее тесто, — это замечательное изобретение, но несколько неудобное в использовании.       — Вам помочь?       — Нет, благодарю, — борода Дамблдора каким-то образом оказалась внутри кристалла и теперь, почувствовав вкус свободы от ненавистной силы притяжения, парила в ветрах воспоминаний, плавно изгибаясь, а сосредоточенно сопящий и хмурящий брови, убелённый сединами старец настойчиво тянул её наружу, — не смею вас больше задерживать.       — Что ж, в таком случае доброй ночи, — выдавила Лили, поспешно заталкивая в камин поочерёдно Грейнджеров и Сириуса.       Кабинет опустел, хитро улыбающийся старик наконец восстановил контроль над взбунтовавшейся бородой, в одной из спален тихо вздохнула девочка, чутко вслушиваясь в тишину и водя пальцем по пляшущему на страницах книги узору бесчисленных строчек, а четыре взрослых человека, вывалившись в гостиную и даже не стряхивая пепел, самозабвенно хохотали, словно школьники. Где-то в глубине замка, в одной из неприметных каменных ниш ждал своего часа самый обыкновенный пузырёк. Его содержимое, мутное и густое, пребывало в движении, то оборачиваясь чистой тьмой, то лаская взгляд матовыми серебристыми отблесками. Тот, кого он искал, уже был в пути.       * * *       — И речи быть не может, Флинт, — холодно процедил Снейп, в очередной раз проплывая мимо вытянувшегося по струнке старшекурсника, — я уже озвучил своё мнение по этому поводу и не собираюсь менять его по вашей прихоти.       — Но нам нужен Поттер, профессор, сэр, — слабым голосом выдавил семикурсник и, стиснув зубы, выпучил глаза ещё сильнее, хоть это и казалось попросту невозможным, — у грифов изменения в составе, они…       — Может быть, я неясно выразился? — протянул зельевар, нависая над студентом. — Он не будет играть, ни при каких условиях. Вы ведь осознаёте, Флинт, что меня не интересует квиддич? Пока вы даёте мне возможность лицезреть кислые лица других деканов, я закрываю глаза на некоторые проблемы, связанные с этим развлечением для недоумков, но есть определённая черта, за которую я заходить не собираюсь. — Снейп на секунду замолк, сверля взглядом ничего не выражающее лицо парня, а затем продолжил: — судя по вашему одухотворённому виду, вам необходимы дальнейшие разъяснения. Терпеть причиняемую Поттером головную боль ещё и на поле я не собираюсь. Вам понятно? Кивните!       — Новый загонщик грифов сломал кольцо бладжером, сэр.       — Что?       — Бладжер разорвал латунный кожух, расщепил стойку и врезался в землю. Поле будто перепахано, сэр.       — И кто же этот таинственный силач, Флинт? — саркастично усмехаясь спросил зельевар. — Уж не плод ли он чьего-то излишне бурного воображения?       — Сэр, Майлз уже отказался играть, Люциан и Перегрин тоже на грани, — глаза Маркуса лихорадочно блестели, а кулаки вытянутых по швам рук были судорожно сжаты, — если возьмём Поттера вратарём, они, скорее всего, согласятся остаться. Если же нет, то кубка нам не видать!       — Держите себя в руках, Флинт, — брезгливо прогнусавил Снейп, задумчиво барражируя по кабинету, — вы перевозбудились, — привычным движением смахнув со стола кипу непроверенных сочинений, он сел в кресло и, положив руки на подлокотники, мрачно воззрился на ученика. — Почему вы так зациклены на Поттере?       — Он не пропустил ни одного квоффла! — с маниакальными нотками в голосе рявкнул парень, ещё сильнее вытягиваясь и пуще прежнего округляя глаза. — Сколько бы мы не пытались, забить так и не вышло!       — Ничего удивительного… — закрыв глаза, зельевар наклонил голову и замер, погружаясь в собственные мысли.       — Он как Шарбонье в лучшие годы!       — Сделайте одолжение и помолчите!       — Нет, он даже лучше! Словно Тавейра во времена рассвета Португальской школы! — попытки профессора прервать эту вдохновенную тираду оказались безуспешны, Маркус поймал волну и сворачивать не собирался.       — Флинт! — рыкнул Снейп, подаваясь вперёд и привставая. — Вон! Живо!       С громким стуком захлопнув рот, семикурсник развернулся на пятках и деревянным шагом вышел из кабинета. Откинувшись на спинку кресла, Снейп снова закрыл глаза и с силой потёр виски, а затем, скривившись, злобно взглянул на приоткрывшуюся дверь.       — До свидания, профессор, сэр, — у просунувшего свою ушастую голову в щель Флинта был ужасно виноватый, расстроенный вид, — но нам правда очень нужен Поттер.       — Я подумаю, — проскрипел Снейп, устало взмахивая рукой, — вам пора.       — А? Что?       — Вам пора, Флинт, — с нажимом повторил мужчина, — вы можете не успеть.       — Куда?       — Вы можете не успеть убраться из моего кабинета! — рявкнул Снейп, одним заклинанием вышвыривая Флинта наружу и запечатывая дверь. — Мордред вас всех раздери…       Вновь опершись на подлокотники, он сгорбился и тоскливо посмотрел на кубок, заманчиво посверкивающий с протянувшейся вдоль стены полки, на его унылом, кислом, словно ведро уксуса, лице на мгновение проявилось одухотворённое, мечтательное выражение. Видимо, даже мимолётное воспоминание о прошлых победах родного факультета и сопутствующих им неминуемым унижениям трёх других, было способно поднять ему настроение, хоть и ненадолго. Наконец, глубоко вздохнув, Снейп убрал упавшие на лицо волосы и, нехотя отведя взгляд от кубка, положил на стол лист пергамента.       Возможно, он очень не любил перья в общем или это конкретное перо было взято у какого-то мерзкого создания, или же причина была в чём-то другом, но, в любом случае, лицо мужчины выражало сейчас лишь муку и отвращение. Некоторое время он молча гипнотизировал бумагу, а затем, выдохнув сквозь плотно сжатые зубы, начал рваными, резкими движениями выводить заглавие, ставя многочисленные кляксы и едва не пробивая дыры в пергаменте. Корявые, неровные буквы постепенно сложились в простую надпись.       «Утверждаю Поттера в качестве вратаря в запасном составе команды. Распоряжение действительно до конца учебного года. С. Т. Снейп»       * * *       Хогвартс, подземелья. 31 октября 1992 года.       Шагая по длинным, извилистым коридорам подземелий, Гермиона раздражённо вертела в руках засаленный кусок пергамента. Расплывчатые кляксы и мутные линии пересекались друг с другом, сплетались в хитрые узлы и вообще вели себя крайне легкомысленно. Строго говоря, настолько легкомысленно, что девочке порой казалось, будто то одна, то другая клякса превращается в линию, а линия в кляксу, и не мешало этому ни то, что они были разными и по природе своей и по цвету, да и по запаху сильно отличались. Оный, к слову, навевал нехорошие мысли о природе их появления, впрочем, гриффиндорка отважно гнала их прочь, как пораженческие и отвлекающие от цели.       — Нет, это определённо была клякса, — сердито проворчала Гермиона, ковыряя ногтем то, что вначале показалось ей ответвлением коридора. На поверку же, это нечто было чем-то рыхлым, комковатым, да и, к тому же, дурнопахнущим. Поднеся палец к носу, девочка остановилась, как вкопанная, и, выпучив глаза, торопливо протёрла его о стену, — не надо было верить Пивзу…       — А, ты что-то сказала?       — Ничего важного, Невилл, — рассеянно ответила девочка. Педантично обследовав палец, она ещё раз вытерла его о подол мантии и пошла дальше по коридору, внимательно прислушиваясь. — Я, кажется, не расслышала, зачем ты за мной пошёл?       — Эм, кхм, — пухлый мальчик смущённо кашлянул в кулак и, виновато косясь на однокурсницу, брезгливо разглядывающую карту, проговорил: — В общем, я подумал… Рон всё время жалуется, как ему тяжело, но он ведь стал сильнее, крепче, а я тоже так хочу… Заткнув бесполезный листок пергамента в прорезь шлема понуро сидящего на постаменте доспеха, Гермиона с недоумением смотрела на сбивчиво перескакивающего с пятого на десятое приятеля. Вновь остановившись, она повернулась к неприметному мрачному проходу и, жестом остановив излияния Невилла, потянула носом воздух. Из-под свода узкой арки и уходящего за ней вниз коридора равномерными толчками, словно в ритме медленного, равномерного пульса, выползали волны холодного, пахнущего гнилью и плесенью воздуха, а из тени, куда не доставал свет развешанных по стенам факелов, лилось блёклое, мертвенно-голубое свечение.       — Извини, Невилл, но я всё ещё не понимаю…       — В общем! Я подумал, что ты поможешь мне попросить у Гарри, чтобы он и меня потренировал! — выпалил паренёк на одном дыхании. — Если ничего не делать, то я так и останусь, ну, таким… А я хочу быть аврором, как отец.       — Ты мог бы тренироваться сам, — вздохнув, Гермиона твёрдо посмотрела в проход и, гордо выпрямившись, шагнула в темноту, — то есть, я не уверена, понимаешь ли ты, что это такое — тренировки под руководством Гарри.       — Нууу, они тяжёлые, наверное, но я всё равно хочу попробовать, — боязливо озираясь по сторонам, Невилл последовал за девочкой, — да и вообще, он знает, что к чему, не зря же на него все девчонки заглядываются.       — Какие-такие девчонки? — опасно прищурившись, Гермиона резко развернулась и припёрла однокурсника к стенке. — Кто это там на него засматривается?       — Ээ-м, я не знаю… Я вообще об этом от Лаванды слышал… — проблеял Невилл, отчаянно ворочая шеей в попытках избежать взгляда девочки. — Ой! А что это там?       — Где?       Увидев где-то в конце уходящего вниз коридора полупрозрачный силуэт, плавно выплывший из одной стены и впитавшийся в другую, Гермиона в последний раз наградила однокурсника строгим взглядом и, гордо вздёрнув нос, пошла дальше, уверенно печатая шаг. Невилл же, отлипнув от стены, поправил сбившуюся на бок форму и, боязливо покосившись на девочку, почти беззвучно пробормотал себе под нос:       — Тоже ноет всё время, как ей тяжело, а у самой хватка, что у цербера…       — Что?       — Я говорю, он вроде бы направо полетел.       — Спасибо, я видела, — широким, размашистым шагом, Гермиона дошла до развилки и без тени сомнения двинулась навстречу заунывной, как причитания престарелой куртизанки, музыке. Сопя и топая, она пёрла вперёд с упорством танка, не обращая внимания ни на стоящие возле стен расширившегося прохода мерзкие каменные изваяния, призванные, очевидно, внушить незваному гостю чувство суеверного страха и псевдорелигиозного трепета. Одной из них, скорчившую особенно пакостную рожу, девочка стукнула палочкой по лбу, раскрашивая возмущённо шамкающее зубастыми челюстями архитектурное излишество в игривый, ярко-розовый цвет, — поналепили уродцев, нет бы указатель сделали…       — А почему розовый? — пропыхтел догнавший подругу Невилл.       — Это фуксия, — мрачно ответила ему девочка, походя разукрашивая ещё несколько морд в яркие до одури цвета. Тёмный коридор заполнился горестным воем, клацаньем острых зубов и стуком сталкивающихся лбов каменных истуканов.       Закатив глаза, Невилл последовал за подругой, поминутно шарахаясь от осатаневших статуй. Воистину, некоторые вещи никогда не меняются.       Чем дальше они шли, тем громче становились звуки. Их нельзя было назвать музыкой — скорее немелодичной какофонией, хаотичным набором из стука костей, завываний ветра и истеричного ора кошек, подвешенных за хвост в разгаре мартовских гуляний. Но, тем не менее, был в этом варварском мотиве некий ритм — извращённый и вывернутый наизнанку, однако, удивительно уместный для этого унылого, словно утренник в детском саду, места.       — А куда мы идём?       — Смертенины Сэра Николаса, — жизнерадостный, полный оптимизма и человеколюбия голос Гермионы пригвоздил Невилла к месту, обернувшись назад, он поймал взгляд расписанного легкомысленными голубенькими разводами каменного уродца. Выпучив глаза и дёрнув жирными крылышками, образина задумчиво почесала лысину и, смущённо пожав плечами, вновь замерла в устрашающей позе. Девочка тем временем продолжала: — Хорошая суббота, домашние задания сделаны, в кои-то веки нет нужды куда-то нестись и выворачивать мозги, уже найдена парочка… Ну, может пять-десять книг для лёгкого чтения. Но я всё равно иду на этот дурацкий праздник!       — Зачем? — непонимающе вздёрнув брови, Невилл вновь обернулся к Гермионе и, испуганно дёрнувшись, торопливо догнал её, стараясь не обращать внимания на сгущающиеся за спиной тени. — Тем более сегодня праздник.       — Мне любопытно, — нехотя буркнула Гермиона, останавливаясь перед скособоченной, покрытой плесенью и какими-то подозрительными разводами дверью, — тем более, Гарри кое-что сказал в начале прошлого учебного года, и мне хотелось бы подтвердить одну теорию.       Встав на мысочки, девочка прильнула к двери и заглянула в одну из многочисленных щелей, избороздивших дерево за долгие годы. По-видимому, уже долгие годы она рассыхалась и кренилась вбок, превращаясь в самое настоящее решето, будто бы сросшееся с рамой. Через многочисленные трещины и прорехи то и дело вырывалось наружу бледное, голубоватое сияние, мертвенными тенями падающее на противоположную стену, порой, впрочем, сменяющееся длинными, будто бы живыми пальцами не то пыли, не то тумана, постоянно извивающимися и отвратительно смердящими прогорклой едой и мертвечиной.       — Знаешь, вы с ним очень похожи, — после некоторых размышлений произнёс Невилл, — прямо как брат с сестрой.       — Ты ошибаешься!       Резкий ответ подруги и её сердитое лицо заставили мальчика отойти на пару шагов назад, но глубоко вдохнув и потупившись, он всё-таки ответил, робко рассматривая кончики своих ботинок.       — Прости, я, кажется, сказал что-то не то…       — Нет, всё в порядке, это мне нужно извиниться, — Гермиона виновато улыбнулась и отошла от двери, — просто у Гарри много тайн и порой мне кажется… Ладно, неважно. Думаю, мы пришли.       Взявшись за изъеденное ржавчиной кольцо, она пару раз дёрнула его, а затем, нахмурив бровки, взялась за дело всерьёз, упираясь ногой в стену и натужно сопя. Несколько минут Невилл наблюдал за её бесплодными попытками, а затем, подвинув девочку в сторону, рванул дверь сам.       — Может, ты знаешь какое-нибудь заклинание? — пропыхтел паренёк, утирая выступивший на лбу пот и морщась от запахов, доносящихся с другой стороны.       — Нет. По-моему, её просто заклинило.       — Нужно лишь постучать, юные господа!       Полупрозрачная рука, прикрытая свободно свисающим рукавом монашеской рясы прошла сквозь голову Невилла и энергично заколотила в дверь, не производя при этом ни звука, а мальчик, отряхиваясь, словно собака после купания, отскочил в сторону, брезгливо утирая лицо и фыркая. А затем повторил свой манёвр ещё раз, когда Толстый Монах, добродушно хохоча, просочился сквозь него, на этот раз уже целиком.       — Ненавижу это чувство!       — Ах, молодость! Какие пирушки закатывал мой друг, аббат Монделлан… Мы были такими дерзкими, развязными юнцами, всего лет пятидесяти-шестидесяти от роду, — разливалось соловьём привидение Пуффендуя, навязчиво пытаясь приобнять Невилла за плечи. Невилл не поддавался. Обретя невиданную прежде ловкость, мальчик уворачивался и уходил от этих проявлений любви и заботы с грацией бывалой балерины, словно забыв о лишнем весе и проблемах с равновесием. Хотя, возможно, ему помогало то, что метафорический соловей не только был «просрочен» на сотню-другую лет, но также страдал ожирением, алкоголизмом и застарелой, прямо-таки вековой ненавистью к средствам личной гигиены, — это было как раз до того, как меня повесили… Или утопили? Я уже запамятовал, но, право слово, это такая ерунда! Поверьте, со смертью — жизнь только начинается!       — Чё те надо, прыщ?       Высокий, скрипучий голосок высунувшегося прямо из двери Пивза безжалостно оборвал пространные излияния монаха. Полтергейст выглядел сегодня удивительно торжественно, и даже обычные нотки безумия в его облике были особенными, праздничными. Обряженный в некогда богатую ливрею, ныне основательно побитую молью и засиженную пикси, строгие чёрные штаны, грубо обрезанные на уровне коленей, и начищенные до блеска ботинки, глупо шамкающие оторванными подошвами, он был, наверное, неотразим для всех дамочек, разменявших свою третью сотню лет. — У нас тут серьёзное мероприятие, мы ждём важного гостя. Так что не пристало всякому отребью шляться тут безо всякой причины.       — У-ху-ху-ху-ху, — схватившись за своё необъятное брюхо, монах затрясся всем телом, будто бы вышвыривая эти низкие грудные звуки из многочисленных жировых складок, — эти два молодых, любознательных волшебника идут со мной, Пивз, пропусти их.       — Я обращался к тебе, мешок с салом! — взвизгнул полтергейст. Смешно суча своими короткими ручками и ножками, он кинулся на траурно стенающее привидение и вместе с ним скрылся в стене, вскоре появляясь вновь и со скабрезной улыбочкой обращаясь к Гермионе: — Вижу вы, леди, добрая знакомая нашего гостя. Возможно, если я пропущу вас, он придёт в хорошее расположение духа и не убьёт никого, кроме этого почти безголового неудачника.       Распахнув перед девочкой прогнившую насквозь дверь, Пивз залетел внутрь, церемонно вышагивая по воздуху. Зависнув в паре футов от входа, он прочистил горло и, разевая рот так, что туда можно было бы с лёгкостью засунуть голову, заорал:       — Главная гриффиндорская недотёпа — Гермиона Грейнджер и её пекинес Длиннозад Первый.       Сонм призраков, разбредшихся по низкому залу, уставленному столами с испорченной снедью и битой посудой, завыл и заулюлюкал на разные голоса. Даже оказавшийся здесь же Толстый Монах прекратил делать вид, что нюхает комковатое содержимое ржавой кастрюли и, колыхаясь, словно наполненный киселём бурдюк, принялся аплодировать и вопить что-то нечленораздельное. Шум прекратился так же резко, как и начался, всё духи, разом потеряв к ним интерес, вернулись к своим делам, сбиваясь в мелкие группки и рассуждая об одним им интересных вещах. Причём, все они говорили одновременно, не обращая никакого внимания на собеседников. Бочком обойдя возбуждённо размахивающего руками господина в пышных одеждах с безумным количеством оборок и обмотанной вокруг шеи струной, ребята протиснулись к стене и, стараясь не привлекать лишнего внимания, сели на лавочку.       — Думаю лучше ничего тут не трогать.       — Да уж, — согласился Невилл, с подозрением глядя на нечто, очевидно призванное изображать пунш. В мутной, красноватой жидкости, резко пахнущей уксусом, плавали крупные зеленые ошмётки, подозрительно похожие на поднимающуюся летом со дна тину. — А чему они так рады?       — Представлению, — пробирающий дрожью до мозга костей шелестящий голос заставил второкурсников вздрогнуть. Синхронно обернувшись, они увидели сидящего подле них Гарри. — В их существовании осталось так мало смысла, так мало того, ради чего вообще стоило бы его продолжать, что они безумно рады шансу лицезреть хоть что-то способное взбудоражить остатки их разума.       — Гарри? — с облегчением выдохнув, девочка слабо улыбнулась. — Ты меня напугал.       — Сейчас это не моё имя. Меня зовут Мритью, — прошуршал в ответ парень, поднимаясь на ноги, — и ты действительно имеешь право бояться.       Поднявшись неестественно плавным, струящимся движением, он распрямился в полный рост и пошёл к располагающемуся в центре зала небольшому возвышению. Пригладив вставшие дыбом из-за внезапно накатившей волны холода волосы, Невилл унял бьющую его крупную дрожь и, с трудом двигая губами, спросил: — Почему ты так их презираешь?       Остановившись на полпути, Мритью обернулся, впиваясь в мальчика взглядом непроглядно чёрных, будто бы пожирающих свет глаз.       — Они провели свои последние мгновения в таком ужасе перед неотвратимостью смерти, что вместо того, чтобы покориться ей, сами отобрали у себя всё, что любили, помнили или хранили в глубинах своих сердец. Обратили в прах. Из-за своей трусости, обратились в жалкие, ничтожные подобия людей, какими некогда были. Настолько никчёмные, что лишь окончательная смерть одного из них способна доставить им радость, — чем дольше он говорил, тем меньше походил на человека. Становясь выше и раздаваясь в плечах, парень укутывался в густые, непроницаемые тени, как в саван, а его лицо, истаяв, уступило место скалящемуся черепу, — их перекрученная, вывернутая наизнанку природа пригнала их сюда в поисках потехи и точно также страх вышвырнет их прочь, когда всё закончится. Не обещай я одному из них право выбора, а остальным безопасность, вы не увидели бы здесь никого. Для таких существ у меня есть только презрение. Когда он замолчал и отвёл взгляд, Невилл глубоко, с хрипом вдохнул и, разом обмякнув, упал на землю. Подскочив к нему, Гермиона помогла мальчику подняться. Расползшаяся по залу клочьями густого тумана стужа заставила её сжаться в комок, зябко кутаясь в тонкую мантию и буквально вдавливая в пол. Что-то не имеющее ни названия, ни формы, заполняло зал, накрывало его тяжёлыми, вышибающими дух волнами. Из-за затопляющих их сознания отголосков чуждых мыслей и эмоций, ребята едва смогли отползти к стене, борясь с внезапно накатившей слабостью, а вот призраки, словно зачарованные, закружились вокруг одинокой тёмной фигуры гигантским водоворотом.       — Умерший в этот день пять веков назад, покажись.       Безумный хоровод на миг распался, выпуская одного духа, после чего вновь сомкнулся за его спиной, а тот, подплыв к Мритью, поклонился, спешно водружая повисшую на полоске кожи голову на место, застывая в раболепной позе. — Выбирай.       — Ох, а какие у меня есть варианты? Может быть, вы огласите весь список? — сэр Николас натужно засмеялся, оглядываясь по сторонам, явно рассчитывая на поддержку, но, так и не дождавшись, сник, становясь как бы меньше, уплотняясь.       — Время для шуток прошло, — голос больше не шелестел, теперь он врывался прямо в разум, с лёгкостью пронзая плоть и кости, своими глубокими раскатами заставляя древние камни замка вибрировать, — посмотри мне в глаза, если можешь.       — Я-я не знаю, право… У меня столько дел… — не поднимая взгляда, призрак попятился, — мне почти удалось вступить в клуб безголовых всадников…       — Сэр Николас, — вздохнув, Гермиона осмелилась посмотреть на друга, та мягкость и понимание, с которыми он произнёс имя духа гриффиндорской башни, помогли удивлению вытеснить страх, — у вас есть шанс стать тем, кем вы были когда-то. Вернуть себе честь. Неужели она не стоит того, чтобы ради неё умереть?       Призрак отступал, с каждым произнесённым словом он отлетал всё дальше, в конце концов, практически присоединившись к вихрю своих собратьев. Но, в последний момент, когда заданный Мритью вопрос повис в воздухе, он остановился. В зале повисла тишина, духи продолжали свой безмолвный танец, где-то в запутанной мешанине коридоров за дверью разбивалась о землю звонкая капель, слабо поскуливал распластавшийся вдоль стены Невилл. Поднеся руки к лицу, Гермиона порывисто выдохнула, пытаясь хоть немного согреть окоченевшие пальцы, но вырывавшееся крошечными облачками дыхание, тут же рассеивалось. С трудом поднявшись на ноги, она, так быстро, как могла, подошла к столу и, отшвырнув в сторону задубевшую рыбину, кинула массивный деревянный поднос на пол рядом с другом. Палочка в непослушных от холода руках ходила ходуном и слабенький огонёк, то и дело возникавший на отполированной, блестящей от жира поверхности блюда то и дело гас, оставляя лишь неровные чёрные подпалины.       — Я могу? Могу… — едва слышно шептал Сэр Николас, его жемчужно-голубое сияние потускнело, практически угасло, — могу вернуть честь! — внезапно рявкнул он, вновь окутываясь сиянием, окрашиваясь в живые, естественные цвета, становясь почти осязаемым, материальным.       Расправив плечи и выпрямившись, он посмотрел на возвышающегося перед ним мрачного исполина. Выражение, появившееся на его лице, Гермиона видела впервые: исчезла постоянная ухмылка, ушло шутовство и напускная доброта, посередине зала стоял отчаявшийся, но не сломленные человек, глаза его, запавшие и ужасно усталые, пылали лихорадочным огнём. По залу пронёсся единый вздох, все духи, разом остановившись, отшатнулись.       — Спасибо…       Последнее слово Сэра Николаса де Мимси-Дельфингтона потонуло в жутком шуме, все духи, вопя и завывая, сорвались в суматошный, хаотичный полёт, Пивз, дрыгая тощими, бледными лодыжками и выдирая клочья волос из своей плешивой шевелюры, провалился сквозь пол. Из-за мельтешивших перед ней силуэтов Гермиона закрыла глаза, шум лёг на неё нестерпимо тяжёлым, свинцовым грузом.       — Всё, уходим, — услышав посреди жуткого гомона знакомый голос, Гермиона почувствовала, как её поднимают с пола и спустя пару секунд опускают на что-то мягкое и слегка влажное, все звуки резко пресеклись, отрезанные от неё звуком захлопнувшейся двери, — можешь открыть глаза.       Медленно вздохнув, Гермиона с опаской открыла сначала один глаза, а затем второй. Её взору открылось глубокое, меняющее свои цвета от ярко-алого, до тёмно-фиолетового небо, в недостижимой дали, размывая своей обжигающей аурой горизонт, поднимался багровый шар солнца, окружённый раскалённым нимбом редких облаков. Постепенно до её сознания достучались и другие звуки: шум ветра, сухой треск ломающихся под её весом травинок, одинокая трель встречающей рассвет птицы. Где-то неподалёку нежно звенел ручей.       — Ну что, догадалась, кто на самом деле мой дед?       Поднявшись на локтях, девочка повернулась на голос. Положив потерявшего сознание Невилла чуть в стороне, Гарри сидел на грубо обтёсанном ветром и дождём валуне. Прикусив травинку, он немигающим взглядом смотрел прямо на солнце.       — Да, я думаю, что знаю его имя… — Гермиона перекатилась на живот и, тяжко вздохнув, подпёрла голову руками. — Его зовут Асмодей, владыка преисподней.       Прекратив изучать становящееся всё более ярким светило, Гарри обернулся к подруге, буравя её нечитаемым взглядом, а затем, схватившись за живот, задрыгал в воздухе ногами и заливисто расхохотался.       — А ты… Молодец, — сумел выдавить парень между приступами смеха, — я… Почти купился.       — Почти не считается…       — Ладно, — отсмеявшись, Гарри утёр выступившие на глазах слёзы и, продолжая невольно хихикать, сорвал ещё одну травинку, — ну так что, скажешь кто он?       — Меня пугает мысль о том, что смерть, как личность, реальна… — Гермиона вновь перевернулась на спину и, поглаживая руками сырую от росы траву, уставилась в стремительно светлеющее небо, — мои родители атеисты, я сама, ну… Я, наверное, никогда не верила в Бога. А ведь если есть Смерть, то значит, и он тоже может существовать. Даже магию было принять как-то проще, а это открытие просто разрушает мою картину мира. Честно говоря, я боюсь, что ты мне сейчас заявишь, мол: «Ах да, Война, Голод и Мор мои двоюродные деды по материнской линии, но они обещали не заходить до следующего вторника».       — Нууу, Войну зовут Вахагн и он — отец нашего общего белобрысого знакомого, — явно наслаждаясь ошарашенным выражением лица обернувшейся к нему Гермионы, Гарри запустил руку в карман и весело захрустел яблоком, — а вот остальные двое, увы, не так реальны.       — Драко…       — Мой двоюродный дядька! — радостно заржал парень, передавая подруге ещё одно, на этот раз выхваченное из воздуха яблоко.       Несколько минут Гермиона гипнотизировала взглядом фрукт и беззвучно шевелила губами, застыв в неудобной позе, а затем, устроившись поудобнее, неопределённо фыркнула и, пошевелив носом, скосила взгляд на Гарри. Спрыгнув с камня, парень подошёл к ней и, устроившись так, что их головы почти соприкасались, тоже уставился в небо.       — Ладно, это я, похоже, переварить могу. А твоё настоящее имя, значит, Мритью.       — Это не совсем имя. Это то, кто я есть и то, что я делаю. Дед… Испытывает слабость к индуистской мифологии.       — Упокоение мёртвых… — повозившись, Гермиона немного отодвинулась и, повернув голову, посмотрела Гарри в глаза. — Кстати, ты соврал.       — В чём это?       — Ты не только их презираешь, тебе их жаль.       — Да, наверное, — хмыкнул Гарри. Лежащий в нескольких футах от него Невилл глухо постанывал, грузно ворочаясь с боку на бок.       — Молодец, а я почти купилась, — насмешливо протянула Гермиона и, хихикнув, вновь пододвинулась к другу вплотную, — ты был очень убедителен.       — Видишь ли, в чём тут дело, — задумчиво почесав нос, парень неспешно повертел огрызком перед лицом и, отхватив от него добрую половину, продолжил: — Мне трудно сдерживаться рядом с духами, они мне омерзительны, но, в то же время, они — часть моего долга. Они — те, у кого не осталось надежды.       Замолчав, Гарри заложил руки за голову, позволяя девочке пристроиться на сгибе своего локтя.       — Я жалею их, ведь им не на что больше рассчитывать, кроме как на милосердие своего жнеца.       Гермиона хотела было что-то сказать и уже обернулась к другу, но промолчала, выражение, застывшее на его лице, — спокойное и немного печальное, — отбивало любое желание говорить. Заметив её взгляд, Гарри улыбнулся, продолжая смотреть вверх. Солнечные лучи, всё более яркие и горячие, выбелили небо до привычной синевы. Тёмная, почти чёрная всего минуту назад земля расцвела красками цветов, устилавших обширные поля пёстрым ковром, яркой зеленью деревьев, раскинувшихся на уходящих к далёким горам холмах и глубокой синевой текущей куда-то за горизонт полноводной реки.       — Ладно, — Гарри легко поднялся на ноги, подавая Гермионе руку и помогая ей встать, — пошли. Трава сырая, простынешь ещё.       Закинув на плечо пришедшего в себя Невилла, он небрежно распахнул появившуюся перед ним дверь и, позволив девочке пройти первой, исчез в проходе.       — Где вы были?! — гостиная Гриффиндора встретила поздних посетителей возмущённым криком декана краснознамённого факультета, во взгляде женщины в равных долях смешалось нетерпение и тревога. — Мы обыскали весь замок, как это понимать?       — Профессор, мы…       — Были в Новой Зеландии, — спокойно закончил за девочку Гарри, небрежно роняя Невилла в кресло, — что-то произошло?       — Увы, да, — Макгонагалл чопорно поджала губы и, прикрыв глаза, несколько раз вздохнула, успокаиваясь, после чего, с каким-то сочувствием смерила Поттера взглядом, — было совершено очередное нападение, боюсь, я вынуждена сопроводить вас в кабинет директора.       — Не нужно, я сам, — задумчиво ответил Гарри, растворяясь в воздухе.       Где-то в запутанных коридорах школы прошелестели тихие шаги и жалобно звякнув, разбился о камни стеклянный флакон.