***
Я вскидываю левую руку. Выстрел вражеской магнитной пушки растекается по созданному силой нуменера щиту морозным узором. Выпало из памяти, сколько таких залпов мне довелось перехватить. Странно на самом деле. Прошли годы с тех пор, как я разучилась забывать... Но вокруг вообще много странного: где деловитый топот ног по палубе; голоса команды; надрывный гул альтернатора и напряжённый звон стальных перьев-гравов? А прохладный солоноватый на вкус ветер, норовящий ударить в грудь, сбросить за борт при каждом манёвре? И где, наконец, боль перенапряжения, ощущающаяся попыткой какого-то вивисектора наживую залить кости кипящим металлом? Её я всё ещё помню. Но она... не важна? Значение имеют лишь бой без начала и конца да симбионт, пульсирующий в такт биению сердец. Он — якорь, не дающий окончательно позабыть себя в этой предсмертной пустыне. Хотя, какая пустыня без песка? В пустыне непременно должен быть песок, я помню! Тут же — ничего кроме двух кораблей, сцепившихся в бесконечной схватке над превратившейся в зеркало морской гладью. Но это обман. Море мертво. Тонкая плёнка воды скрывает голодную пустоту. Только бой. Только пустота. Внутри и извне. Стоит мне осознать это, как море взрывается изнутри. Пенится, бурлит волной. И, вместе с пустотой, из пустоты, на свет появляется Он. Огромный. Колоссальный. Свернувшись в кольца, подобно змее, Он мог бы занять собой небольшой остров. Ни одно живое существо просто не могло достичь таких размеров — должно было погибнуть, раздавленное собственным весом. Когда Он поднимается на хвосте, вода потоком рушится с его могучего тела. На серовато-белой, поросшей кораллами и анемонами шкуре сверкают серебряные прожилки, выглядящие рудными жилами, вышедшими на поверхность мраморной породы. Ядовито-сиреневое пламя, рвущееся из четырёх глаз, кажется неестественным, потусторонним. Его верхние лапы-плавники, притворно-нежно обхватившие корпус вражеского судна, больше всего напоминают изогнутые лезвия боевых кос. Одного прикосновения хватило, чтобы смять воздушный корабль, как бумажную игрушку. Нуменер пульсирует всё сильней, будто желая вырваться из плена плоти. И боль, которой я так ждала, наконец приходит. Я встречаю её как старую подругу. Крик, срывающийся с губ, равно наполнен мукой и ликованием. Потому что боль снова делает меня живой. Вторя мне, Он открывает пасть и тоже ревёт, позволяя заглянуть в пылающее нутро, сотканное из фиолетового света, вырывающегося наружу яркими всполохами. Смотреть на Него всё равно, что вглядываться в Бездну. А потом я понимаю, что Бездна уже здесь. Всё это время была здесь. Во мне. И просыпаюсь.***
Я очнулась рывком и несколько секунд лежала неподвижно, пытаясь понять, настоящее это пробуждение или ещё нет. Сложно признать, что с трудом отличаешь реальность от фантазии. Особенно когда всё происходит... так. Мгновение — и ничто сменяется миром, наполненным яркими красками, звуками и запахами. На улице стоял белый день. По крайней мере иллюминаторы пропускали достаточно света. Знакомый до боли потолок таил сотни оттенков, скрип корабельных досок вплетался в приглушенные разговоры за переборкой. Почему-то молчал альтернатор, но зато совсем рядом слышался стук чужих сердец. Одно билось медленно и размеренно, как бывает при дрёме, а вот второе, наоборот, выбивало барабанную дробь — явно не человеческое. Может, где-то притаилась корабельная крыса? Стоило слегка приподняться на локтях, кровать протестующе заскрипела. В районе рабочего стола послышалось бумажное шуршание. Осторожно спустив босые ноги на пол, я завернулась в покрывало, как в тогу, и на цыпочках подошла к источнику звука. В придвинутом к столу кресле, слишком большом для обычного человека, не говоря уж о ребёнке, свернулся калачиком Хелкар. Мальчишка бессовестно дрых, используя вместо подушки первый том справочника «Нуменеры западных островов», открытый на пятой странице. А где Хелкар, там и его нахлебник — хитро поблёскивая глазками-бусинками, Гвиллау деловито копошился среди моих свитков, оставляя на них отпечатки лап. Опрокинутая чернильница и несколько погрызенных перьев довершали картину разгрома... Видимо, Сарви беспощадно мстил за давным-давно разорённое гнездо. Заметив меня, Гвиллау воинственно распушился. И, последний раз мазнув измазанным в чернилах хвостом по бумагам, совершил умопомрачительный для своих размеров прыжок на спинку кресла. — Ну ты и гадёныш... — Капитан!!! Вы проснулись! — ленивые размышления о шапке из меха сарви прервал звонкий голос. Снизу вверх на меня смотрела заспанная мальчишеская физиономия. Синие глазищи светились счастьем, как маяк в тёмную ночь. Пока я задавалась вопросом о причинах столь бурной радости, Хелкар сноровисто перемахнул через подлокотник и принялся нарезать круги, словно желая убедиться, что я ему не мерещусь. Отросшие чёрные кудри задорно подпрыгивали в такт шагам. — Хелли, притормози! Что здесь делаешь? — Дежурю! — юнга гордо вздёрнул нос. А потом на его лице отразилось озарение. — Яй! Надо доложить мастеру Фанлондэ, что вы проснулись! Он весь весь напружинился, готовясь рвануть к двери. Пришлось наклоняться и мягко останавливать его прикосновением к плечу. — Погоди. Для начала скажи, где мы? Альтернатор молчит, значит, корабль стал на прикол. Но за ночь «Секач» никак не мог добраться до Рубоса, а другой земли поблизости просто нет... — Но, Капитан, — невесть с чего замялся Хелкар. — Вы спали почти три недели. Осознав цифру, я грязно выругалась. Подумав, выругалась ещё раз. Прежде не слышавший от меня таких пассажей юнга восторженно хрюкнул, тут же зажимая рот ладонями. Ну, хоть кому-то весело... — Юнга, доклад! — Есть начать доклад! — Хелли немедленно стал навытяжку и даже попытался щёлкнуть каблуком. Картину немного портил лишь Гвиллау, перескочивший на хозяйское плечо и принявшийся топтаться чернильными лапами по мятой со сна рубашке. — Когда вы приказали держать курс на Ксифиум... — Что? Последнее, что я помню — как обсуждала смену тактики в командирской рубке... — А как же дракон? Дракона совсем-совсем не помните? — как-то даже разочарованно протянул мальчишка. Тут я с размаху опустилась в кресло и мученически потёрла висок. — Так это был... не сон? Судя по дальнейшему рассказу, между тем, что я всё-таки помнила, и реальностью намечался ряд значимых отличий. Во-первых, сражение не «тянулось годами» и уж точно не было беззвучным. Скорей наоборот, когда на борту «Восточного Ветра» сообразили, что мы собираемся делать, стало совсем громко и весело. По словам Хелли, я металась по кораблю, словно взбесившаяся белка. А во-вторых, экспромт таки завершился успехом. Бортовые инженеры сумели удержать и вовремя разомкнуть контур. Электромагнитная волна разошлась на десятки километров... И Дракон тоже был, но далеко не такой огромный, как рисовало моё воображение. Объявился он аккурат после того, как мы сбили спесь с экипажа «Восточного Ветра». Клипер попытался было удрать, но не успел выйти из зоны поражения и начал стремительно терять высоту, сумев остановить падение лишь в паре сотен метров от воды. Там-то его и схарчил Дракон. Прямо на глазах у изумлённой публики... И это, якобы, не произвело на меня ни малейшего впечатления! Юнга уверял, что, полюбовавшись на исчезающий в пасти чудовища корабль, я мило улыбнулась и сообщила перепуганной невозможным (Морской Дракон напал на судно, не коснувшееся воды!!!) зрелищем команде, что планы меняются: идти на Рубос слишком опасно, там нас станут искать в первую очередь. Поэтому мы немедленно берём курс на расположенный почти в два раза дальше Ксифиум. — А потом вы ушли, приказав не беспокоить. Мастер Фанлондэ только через два дня приказал вскрыть дверь... Мы думали, вы совсем померли, но Док сказал — просто спите, — бесхитростно продолжал Хелкар. — Тогда мастер Фанлондэ сказал, что приказ капитана остаётся прежним... До порта, правда, не дотянули. Сидим теперь на каком-то бельме в паре дней от Ксифиума. При посадке половина гравов отказала. Мы ка-ак брякнулись, как проехали брюхом по песку! Вы б видели, вот такенная колея осталась! Юнга широко развёл руками, словно заядлый рыбак, хвастающий уловом. — Хелкар, не отвлекайся, — я поморщилась, отмечая нездоровый энтузиазм, с которым мальчишка описывал всевозможные аварии и катастрофы. Будто походом в парк развлечений хвастается, честное слово. — А... Есть не отвлекаться! Только рассказывать-то больше нечего. Шлёпнулись мы, сломали пару гравов. С тех пор торчим здесь. Закончив, он выжидательно уставился на меня. — Спасибо, Хелли. А теперь беги, скажи мастеру Фанлондэ, что через пятнадцать минут я жду доклад об обстановке на корабле. И выстирай, что ли, своего нахлебника, пока он всё вокруг не перемазал... Хотя, подожди. Почему ты не испугался Дракона? Мальчишка солнечно улыбнулся, поудобней перехватывая почуявшего неладное и приготовившегося удирать Гвиллау: — Вспомнил, что вы мне тогда говорили: картинки не смогут принести вреда, если я их не боюсь! И вылетел из каюты прежде, чем я успела что-либо возразить.***
Естественно, Хелли не знал всего. Например, он даже не догадывался, насколько народ в действительности перепугало моё спокойствие после появления твари. Кроме того, только слепой не заметил бы явного сходства. Ведь нас с Драконом словно на одной кухне стряпали: неестественные размеры, общая цветовая гамма, даже мой симбионт... Впору строить теорию заговора. Экипаж «Облачного Секача» был предан мне до последней капли крови, но неизвестно, до чего они бы додумались, если бы не вмешательство Лерайе. Скооперировавшись со старпомом, мой храмовник сделал всё возможное, чтобы избежать разброда и шатания. Поэтому моё пробуждение команда встретила с облегчением, а не настороженной опаской. Корабль смог подняться в небо только через три дня после моего присоединения к ремонтной бригаде. Минусы нестандартной конструкции во всей красе. Куроча корабельное нутро на свой вкус, я меньше всего думала о возможных проблемах с ремонтом... Это был болезненный удар по самолюбию. В следующий раз дважды подумаю, прежде чем поддаваться вдохновению в ущерб практичности! Тогда же было принято знаковое решение — переименовать корабль. На Кенджаной, как и на Земле, это считалось плохой приметой, но жизнь диктовала свои правила. Так что пополнить запасы в гавань Ксифиума зашёл уже не «Облачный Секач», а принадлежащее Мирийской Торговой Компании судно с не соответствующим кенджанойской традиции названием «Стремление». Благо на Люциуме считалось дурным тоном покидать порт без зашитого в голенище пустого корабельного патента... Несколько дней я провела тихо, как мышь под метлой, не выходя на палубу даже ночью, чтобы лишний раз не светить приметную внешность. Но, как вскоре выяснилось, предосторожности были излишни: провинциальный островок буквально лихорадило. Вот только моё феерическое выступление на Конвалларии имело к происходящему разве что косвенное отношение. Встреченный нами монстр был далеко не единственным. По всему Кенджаной воздухоплаватели всё чаще видели Морских Драконов. Они больше не скрывались в глубинах. То ли играя в волнах, то ли исполняя одним им ведомый танец, гигантские змееподобные тела лениво извивались у самой поверхности, нежась в прогретых ласковым солнцем водах. Поговаривали, что одна из тварей вовсе приняла людское обличье и ступила на сушу... Явление Драконов было сравнимо разве что с гласом ангельских труб, созывающих грешников на Страшный Суд. Люди толпами стекались в часовни, пытаясь найти там защиту и успокоение. А не находя — перешептываясь о пламенных знаках в облаках, тёмных дымах, поднимающихся над горными хребтами Стипы и якобы рождённом на Волфии двухголовом телёнке... Когда вокруг царят тревога и дурные предчувствия, любую странность охотно готовы записать в знамения. В ночь перед нашим отлётом неизвестные вандалы разгромили мастерскую местного механиста, оставив на стене мрачное послание: «Чёрное Солнце взойдёт вновь!» Когда я думала об этом, на ум тут же приходил один из рассказов Гехирна — об ИскИнах первого поколения. Ярчайшей их особенностью был сенсорный голод. Не имея возможности удовлетворить потребность в новой информации, разумные машины либо проявляли склонность к самоликвидации, либо начинали отчаянно чудить... Примерно то же самое происходило с населением Кенджаной. Чем хуже становилось сообщение между островами, тем более гротескные формы принимало творящееся вокруг. В ту пору по всей планете, как грибы после дождя, полезли самозваные пророки, вещающие о грядущем конце света. Одни клялись, что повторяется эпоха Великого Разлома и на сей раз семь архипелагов окончательно уйдут под воду, а на поверхности останется лишь один-единственный клочок земли (естественно, ведомый только им). Другие бросались во все тяжкие, собираясь в группы и пытаясь умаслить извечных врагов рода людского жертвами: от безобидных, вроде прирезанной курицы, до случайных прохожих. Откуда-то вдруг вылезли натуральные луддиты, призывающие покаяться и отказаться от использования «богомерзких» технологий древности... Новый выпуск единственной на планете газеты также не добавлял ясности. Его содержимое, без преувеличения, можно было назвать кашкой для домохозяек. Никаких указаний для населения или официальных версий, лишь уверения в стиле «всё хорошо, прекрасная маркиза»: конца света нет и не предвидится, а слухи о нём и появление драконов — не что иное, как происки врагов народа. Личности врагов пока не уточнялись, но я заранее не ждала ничего хорошего. Невнятная заметка о случившемся на Конвалларии не стоила даже потраченных на неё чернил. И это при том, что молва успела связать разрушение часовни с появлением драконов! Про меня там также не было ни слова. Но молчание прессы не успокаивало. Не после признания Лерайе, что во мне по каким-то причинам были заинтересованы на самом Селенцерусе. Не стали бы наши теократы приставлять к кому попало толпу не то соглядатаев, не то телохранителей. Зачем бы, просто по доброте душевной? Зато последствия гибели Грухо Ардамина в газете были описаны просто на загляденье. Грухо был последним представителем старшей ветви рода, и с его кончиной на семейное предприятие немедленно нацелилась толпа дальних родичей. Почти целый разворот был посвящён исключительно перемыванию косточек претендентов. Похоже, Совету Дожей в самое ближайшее время предстояло увязнуть в наследственных тяжбах... Естественно, всеобщее безумие не могло миновать и население Люциума. Вернувшись в родной порт, мы попали, что называется, с корабля на бал. Вести о произошедшем как раз успели достичь здешних берегов, обрастая в слухах такими жуткими подробностями, что даже непосредственным участникам событий становилось не по себе. На каждом углу можно было наткнуться на торговцев, увешанных амулетами так густо, что даже без всякой мистической силы они могли бы защитить своего владельца от сабельного удара, выступив в роли импровизированной кольчуги. Свитки, «написанные самим Архитектором и его доверенными учениками», расходились как горячие пирожки — чернила просохнуть не успевали. Даурдир где-то добыл здоровый шмат акульей кожи с вытравленным на нём изображением жуткой клыкастой морды, прибил к борту «Бреющего Облака» и всем хвастал, что с таким украшением Драконы будут принимать корабль за собрата и не тронут. А вновь занявшийся своими прямыми обязанностями Лерайе пришел в замешательство, обнаружив, что выслеживал вовсе не злостных заговорщиков, а собрание секты имени меня любимой... Сначала было смешно. Но после обнаружения ещё двух таких же «клубов по интересам» стало не до шуток. Особенно когда я узнала, что в мою честь уже успели утопить нескольких бедолаг. Ситуацию требовалось срочно брать под контроль.***
Ступить из белого от зноя города под тенистые своды базы «Идзанаги» было удовольствием даже для человека, способного без особого вреда окунуть руку в кипяток. После того, как Гехирн получил доступ к источнику питания, подземный комплекс заметно преобразился: больше ничего не искрило и не громыхало, на верхних ярусах появилось нормальное освещение, пропали сломанные механизмы — были или отремонтированы, или разобраны на запчасти... — Я всё ещё не уверен, что публичная казнь была лучшим выходом, — дипломатично заметил идущий рядом со мной Укротитель Ветров. Похоже, дядюшка не разделял моего мнения, что в случае Люциума уважение должно основываться на страхе и принципиальности. Конечно, ещё Макиавелли писал, что «Принц должен внушать страх таким образом, чтобы, если не приобрести любви, то хотя бы избежать ненависти...», но в данном случае народные симпатии были целиком и полностью на моей стороне. — Эти недо-культисты зашли слишком далеко. Самое поганое, они так и не поняли, чем вызвали моё недовольство! — я зло тряхнула головой, вспоминая остекленевший взгляд Сайтэ. Даже мёртвым он продолжал восторженно взирать на свою «Богиню». — Все жители Люциума находятся под моей защитой. Нам за это даже платят. Так что нет, заразу требовалось выжечь, пока она не распространилась. — Сомневаюсь, что целебного эффекта хватит надолго. Люди верят, что грядёт Конец Времён... — Во что ни попадя они верят! Чего стоят одни идиоты, повадившиеся громить мастерские механистов? Видите ли, древние возгордились своими технологиями, и это вызвало появление драконов, а теперь мы тоже возгордились, но, если быстренько всё разломать — станет как было! Разводят натуральное мракобесие вместо того, чтобы немного подумать и взглянуть на проблему через призму науки! Придерживая одной рукой шляпу, дядя Киван задрал голову, устремляя взгляд к потолку, где подобно звёздам перемигивались сотни цветных огоньков. — Ты слишком строга к ним, Алькарин. Когда я начинал учёбу, даже простенький нуменер-светильник считался чудом. А теперь — голова кругом. Ты, симбионт, искусственный разум... Иногда я и сам думаю: может, древние действительно заигрались и случившееся с ними неспроста зовётся Гневом Богов? Я украдкой вздохнула. Вот она, разница мировоззрений! Даже самые разумные из кенджанойцев не могли взять в толк, что в таком нехитром деле человечеству не нужны посредники в виде Высших Сил. Оно и само отлично умеет наказывать себя за гордыню при помощи идущей с ней рука об руку самоуверенности... — Я скорей поверю, что древние создали Драконов. Не знаю, правда, зачем кому-то могли потребоваться живые лазерные пушки... Потом случился Великий Разлом, и они вышли из-под контроля. Главное — это не какие-то мистические чудовища, которым есть дело до молитв и людских страхов. Просто биологические конструкты. Огромные живые нуменеры! А значит, должен быть способ выяснить алгоритм, которому они подчиняются, и получить над ними контроль. Или хотя бы найти «кнопку аварийного отключения». — Здесь я тебе не помощник, — шутливо приподнимая руки, будто сдаётся, ответил Укротитель Ветров. — Наставник справился бы лучше. По крайней мере, он точно понял бы всё, что ты сказала. — Может ты и прав, дядюшка, — протянула я, поражаясь, как такая простая мысль не пришла мне в голову раньше. — Если ты не против, договорим позже. А сейчас у меня появилось одно неотложное дело... Гехирн, Дин сейчас на базе? Прошло не больше секунды, прежде чем раздавшийся от ближайшей светящейся панели механический голос, симулирующий крайнюю степень недовольства, сообщил: — Объект под идентификатором «Раудин Алдарион» находится в блоке «Дельта» второго яруса. — Спасибо, ты просто золото! Под громким именем «блок «Дельта» скрывалась старая лаборатория Дина. Не откладывая дело в долгий ящик, я решила переговорить со старым другом... — Я хочу, чтобы ты вернулся в Гентиану, — едва ли не с порога начала я. — Ты отсылаешь меня?! — от потрясения смуглое лицо Дина стало почти пепельным. — Ты не дослушал. Я действительно была бы счастлива, если бы ты смог вернуться к нормальной жизни. Но, боюсь, сейчас это невозможно, — я подошла и ободряюще сжала его плечо, хоть для этого и пришлось наклониться, как человек обычного роста склонился бы к ребёнку. — Так что мне просто нужно, чтобы ты вернулся в столицу и уговорил профессора Сартано перебраться на Люциум. — Оставить Университет, чтобы отправиться прямиком в пиратский притон... А ты уверена, что он мне поверит? — Эй! У нас уже не притон! У нас... кабаре. Кхм. Ладно, Дин, не глупи! Дед тебя знает! Кого ещё мне за ним отправить, Лерайе? — я делано фыркнула. На самом деле подходящих кандидатур было не так уж мало. Конечно, при виде большинства моих подчинённых насквозь положительного профессора нуменерологии хватил бы удар, но уж пара-тройка внушающих доверие лиц точно нашлась бы. В качестве доказательства хватило бы написанной моей рукой записки. Но все гарантированно лояльные люди были заняты в важных проектах, а поручать деда заботам кого-то даже теоретически способного ему навредить... Никогда! — Так ты не доверяешь ему? — словно между делом спросил Дин. Только глаза выдавали тщательно скрываемую тёмную радость. Кажется, из всего сказанного он уловил лишь последнюю фразу. Воистину, нет ничего хуже дружеской ревности. — Старый друг лучше новых двух, — неловко отшутилась я. — А со Змея станется затеять свою игру... Я скучаю по деду. Его помощь была бы неоценима! Но... Я боюсь за него. Боюсь, что его захотят использовать против меня или причинят ему вред... Или, что ему уже причинили вред! Не нужно много ума, чтобы соотнести странную девочку из Гентианы, слухи о Белой Королеве Люциума и «чудовище», разрушившее часовню на Конвалларии. Сорвавшее печати с Бездны, как теперь говорят... — Не волнуйся, Рин! — торопливо перебил меня Раудин, которому для счастья, оказывается, требовалась сущая мелочь — почувствовать себя рыцарем на белом коне. — Я сумею убедить профессора. Вот увидишь, мы вернёмся быстрее, чем ты успеешь сказать «нуменер»!***
Раудин не сумел сдержать слова. Вернулся он намного позже назначенного срока — осунувшийся и хмурый, похожий на облезлого бездомного кота, много лет назад брошенного хозяевами. Ничего общего с весёлым толстячком, чуть больше года назад покинувшим со мной Университет. С собой он привёз троих, таких же незнакомых и откровенно затравленных. Всех, кого удалось найти в творящейся вакханалии... От них-то я и узнала правду. Началось всё банально. Гентиана всегда зависела от внешних поставок, а потому возникшие по всему миру сложности с воздушным сообщением ударили по ней сильней, чем по прочим островам. Цены на продовольствие росли, как на дрожжах. Стало опасно появляться на улицах после захода солнца. Даже патрули городской стражи пересекали тёмные переулки едва ли не бегом, готовые отоварить любую подозрительную тень ударом тяжелой алебарды. В этой напряженной ситуации городские власти не смогли придумать ничего лучше, чем ввести дополнительные налоги. В том числе — вернуть подати, отменённые для учёного сословия более двух столетий назад. Университет обратился за защитой к Совету Дожей, но те отказали, слишком занятые делёжкой рынков, освободившихся с падением стекольной мануфактуры Ардаминов. Тогда магистр права Йавиэн Зимратон подбил студентов на выступление с протестом против нарушения университетских привилегий. А протест, в свою очередь, перерос в безобразную массовую драку между студентами и городскими. Обычное, в сущности, дело. Гентиана издревле славилась студенческими беспорядками, а противостояние студентов и горожан вовсе можно было считать национальным видом спорта. Ради пользы, которую Университет приносил столице, на такие вещи смотрели сквозь пальцы. Так случилось и в этот раз: зачинщики были отправлены в тюрьму, пару-тройку особо буйных с обеих сторон высекли на главной площади. Всё постепенно успокаивалось. А после грянул гром. Свой ход сделал новый архонт Гентианы, приходящийся племянником самому Ар-Уилайну. Не знаю, задумывалось ли случившееся как провокация изначально или речь шла о банальном просчёте, приведшем к чудовищным последствиям. Ведь служители Храма, как и все мы в ту пору, были полны страхов и сомнений... Специальным указом в городе вводился комендантский час. Было объявлено о лишении учёного сословия всех привилегий и вольностей. Профессорам и магистрам, ранее принимавшим слишком активное участие в богословских спорах, предписывалось сдать лицензии на преподавание. После этого столица вспыхнула, как спичка. Слишком велико было напряжение. Чувствуя, что конец близок, люди нередко начинают творить ужасающие вещи. А уж когда Конец Света ожидается чуть ли не со дня на день... В ходе второго раунда студенческого бунта и его подавления было убито и сброшено в залив порядка трёх сотен человек. Выкрикивающая религиозные лозунги разъярённая толпа разрушила два корпуса университетского общежития. Музей и главная библиотека оказались разграблены. А вскоре (подтверждая выводы умных людей о намеренном подстрекательстве) в Гентиану была доставлена булла с Селенцеруса о заточении бунтовщиков и несогласных в Джантак. Всё, что осталось от Университета, переходило в полную зависимость от воли Храма. Упразднялись кафедры нуменероведения, алхимии, инженерии и небесных механик — обучение данным наукам отныне становилось монополией Храма. В своём послании Ар-Уилайн называл это «наказанием за гордыню и самоволие». Всякому благочестивому человеку предписывалось искать и выдавать скрывающихся от Храмового правосудия. Так начались «гонения на книгочеев».***
— Вам известно что-нибудь о судьбе профессора Сартано? — выслушав полную перипетий историю бегства из Гентианы, бесцветным голосом спросила я. Старший из выстроившихся перед моим столом мужчин нервно поджал сухие губы. — Его не было среди добровольно сдавшихся. Но, — бывший магистр алхимии гулко сглотнул. — К тому времени на улицах творилось нечто невообразимое. Многие пропали без вести во второй волне беспорядков, уцелевшие разбежались кто куда. Я н-не мог найти с-собственных учеников... — Довольно, — заметив, что собеседника начинает бить крупная дрожь, я жестом остановила словесный поток. И мягким, убаюкивающим тоном продолжила: — По пути сюда вам пришлось нелегко. Но теперь всё позади. Мы непременно поговорим ещё, но пока — отдохните и наберитесь сил, вы заслужили отдых. Отныне все вы под моей защитой. Дин поможет вам устроиться... Всё это время находившийся в кабинете вместе с привезёнными им беженцами Раудин хрипло и торопливо заговорил: — Рин, я искал его! Перерыл всё, где нашим могли предоставить убежище! Оставаться дальше было попросту опасно! Половина моих старых знакомых снялась с насиженных мест, а те, кто остался... После каждой встречи ждал, что самого сдадут с потрохами! — Я знаю... Иди, Дин. Тебе тоже не помешает отдых. А мне нужно побыть одной и подумать, — он был уже на пороге, когда я окликнула: — Хотя, стой. Как закончишь с нашими гостями, найди Кивана Кириатана! Скажи ему, что сегодня вечером я хочу собрать Совет Капитанов. Раудин лишь рассеянно кивнул, затворяя дверь. Оставшись в одиночестве, я наконец смогла дать волю гневу. С первого же удара добротный стол из древесного массива сложился пополам, как подпиленная доска во время показательной тренировки какого-нибудь каратиста. Бумаги и писчие принадлежности веером разлетелись по всей комнате. Легче не стало. Давя рвущийся из горла безнадёжный рык, я с размаху опустилась в кресло, закинув скрещенные ноги на обломки. Подрагивающими от желания сжать кулак и пойти громить резиденцию дальше пальцами достала из-за ворота медальон и принялась бездумно вертеть его в руках. В последнее время я заметила, что это успокаивает. Оскаливший звериные клыки череп сменяло солнце с извивающимися, словно щупальца кракена, лучами. Им на смену приходил странный лучистый знак, который никак не удавалось рассмотреть — взгляд будто соскальзывал, а если всматриваться слишком пристально, начинало ломить в висках. Потом опять череп... Чем дольше я теребила свой трофей, тем ясней слышала острый металлический дух серебра. Мне мерещился запах смерти. Как иронично. Совсем недавно я мечтала занять своих пиратов чем-нибудь хорошим и честным... Всё как заказывала, будь проклят длинный мой язык! В самый разгар моего приступа самобичевания дверь кабинета бесшумно отворилась, и в узкую щель проскользнул Лерайе. — Радуйся, Мой Змей, — я попробовала улыбнуться, но по реакции храмовника поняла, что улыбка вышла больше похожей на оскал. — Раудин сказал, что я вам нужен... Но, кажется, я не вовремя? — спросил он, кидая выразительный взгляд на обломки стола. Оставалось удивляться мстительности Дина. Знать, в каком я состоянии, и всё равно послать ко мне человека, имеющего непосредственное отношение к Храму... А может, Дин был не так уж и не прав. Ведь за эти месяцы глава моей карманной спецслужбы даже не мяукнул о проблемах в столице. Хотя хоть какие-то слухи не могли до него не доходить. — Ты знал? — без предисловий спросила я, устремляя на храмовника пристальный взгляд. Надо отдать ему должное, он сразу понял, о чём речь. — Знал, но не верил. В Джантак никогда не за... Тут Лерайе прервался. Не могу его винить. Затруднительно продолжать разговор, когда тебя держат на весу за горло. Наверно, от того, чтобы сжать кулак чуть сильней и раздробить ему шейные позвонки, меня удерживало лишь желание высказать всё, что я в тот момент о нём думала. — Так какого дракона ты молчал?! Понятное дело, он не ответил. Лишь вцепился в мою руку побледневшими пальцами. Глаза его расширились, а рот беззвучно открывался, как у выброшенной на сушу рыбы. Упавшая трость с глухим стуком катилась по полу. — Они разрушили всё, что было мне дорого, навредили моей единственной семье! — я почти рычала. — Конечно, а как же иначе?! Мир катится в тартарары, самое время объявить охоту даже не за людьми, за образом мыслей! В тот момент уже не имело значения, так ли виновен он был. Меня вела обжигающая ненависть. Казалось, нет большего удовольствия, чем смотреть, как в чёрных глазах угасает жизнь, видеть в них отражение разгорающегося белого пламени... Я резко разжала ладонь. И, от греха подальше, вернулась в кресло. Лерайе же кулем рухнул на пол, да так и остался лежать, судорожно глотая воздух. — Ты разочаровал меня, Лерайе. Я поверила тебе. И чем ты мне отплатил?.. Проклятье! Ты ведь мне нравился! Прервав обличительный монолог, я с негодованием воззрилась на распростёртого на полу храмовника, будто обвиняя его в собственной глупости. Все бабы — дуры и не головой думают... А ведь дядюшка Киван предупреждал! Пусть он и выразился куда мягче, сути это не меняло. — Последствия... — пытался было начать Лерайе. После сеанса удушения его голос удивительно походил на скрип несмазанного колеса. — Насрать на последствия! — рявкнула я, уже в следующую секунду понимая, почему храмовник предпочёл не посвящать меня в смутные слухи... Прежде чем продолжить, пришлось закрыть глаза и медленно досчитать до десяти. — Ррр... Ладно! Может, в первый момент я бы так и сказала. В конечном счёте это не важно. Важно, что ты позволил себе решать за меня! — Мне нет оправданий. Но, к... клянусь, я был уверен, что это ложь. — Гнутый кунг цена твоим клятвам, храмовник. Лерайе покачал головой. — Вы не понимаете... Кх... В Джантак можно попасть лишь за одно... преступление. Узнав тайну, не предназначенную для чужих ушей. Я сам знаю лишь потому, что Наставник считал... что мы не можем скрывать правду вечно, — он говорил всё более сипло, пока не начал кашлять, прижимая ладонь к горлу, на котором уже начали проступать алые отпечатки моих пальцев. А едва приступ унялся, торопливо продолжил, сделав лишь пару рваных вдохов: — С каждым десятилетием находилось всё больше людей, умудряющихся соприкоснуться с истиной... А истинная цель кх... храмового учения: уберечь людей от безрассудных поступков, связанных со знанием, что древние... людьми не были. — Что значит не были?! — возмущённо перебила я, даже позабыв на мгновение о снедающей меня чёрной ярости. — Ты ведь видел Гехирна, общался с ним. Его создали люди, а не какие-то чужаки! Храмовник сделал попытку улыбнуться: — Да. И это... пугает. — Пугает? Ты, должно быть, шутишь? — Ставит под сомнение всё, чему меня учили... Всё, что Храм узнал за века своего существования. Перед тем, как покинуть Гентиану, я успел увидеть фрески из случайно открытого хранилища под статуей Носатого Короля. Их собирались вскоре переправить на Селенцерус... Настолько уродливые, что почти прекрасные. Изображающие существ, которые не могли быть людьми. Они повелевали нами, как неразумными созданиями, с трудом освоившими палку-копалку. Потом Великий Разлом погубил их, а мы... Мы выжили и научились использовать их наследие. Но если когда-то мы сами были способны создавать подобные чудеса... — Значит, в промежутке примерно пять тысяч лет человечество покорила и низвела до состояния рабов какая-то инопланетная раса, только и всего, — холодно отметила я. Новость, в другой ситуации способная заставить меня сплясать джигу, сейчас не казалась хоть сколько-нибудь важной. Ну разрешились разом почти все противоречия в моих теориях... И что? Какое это сейчас имеет значение? — А теперь, желая скрыть эту чушь, дорогих мне людей толпами отправляют на вечное поселение в Джантак. — Наставник никогда не пошел бы на такое! — позабыв о необходимости беречь горло, горячо воскликнул Лерайе. — Я допускаю... Кха-кх... Если случившееся в Гентиане правда, его может уже не быть в живых. Это объяснило бы Хиднорский запрет и... прочие странности. Просвещённый Ар-Уилайн считал само существование Джантака порочной практикой. — Надеюсь, ты понимаешь, что я не могу верить на слово человеку, однажды уже обманувшему моё доверие? Собравшийся было подниматься храмовник так и замер, преклонив колено. Посмотрел на меня снизу вверх, решительно сжимая губы. — Я готов делом доказать свою преданность вам, — твёрдым тоном заявил он. — В таком случае тебе повезло. Не придётся долго ждать случая... — Вы... Вы собираетесь напасть на Джантак? — Лерайе в очередной раз продемонстрировал свою догадливость. — Но штурмовать его — чистое безумие! Это самое защищённое сооружение на планете! Я усмехнулась, закидывая ногу на ногу. — Джантак охраняют как зеницу ока, это правда... Но кто знает слабые места объекта лучше, чем сами стражи? — Храмовые стражи Селенцеруса, — одними губами прошептал мой Змей. — Верно, — я поощрительно кивнула храмовнику, от волнения позабывшему, как дышать. — Элита элит. На всём Кенджаной есть лишь три места, где можно их встретить: Джантак, родина Архитектора и место его упокоения. А раз путь в первые два нам закрыт, придётся брать то, что осталось...***
Убранство скального зала, где традиционно проходил Совет Капитанов, почти не изменилось с тех пор, как я радикально проредила его состав. Чего не скажешь о сущности мероприятия. При мне Совет наконец стал таким, каким мечтал видеть его Элендин: совещательным органом при полновластном монархе. Между собой эта братия могла собачиться хоть до посинения, но решающее слово оставалось за мной. Часть присутствующих с нескрываемым злорадством поглядывала на выглядящего откровенно помятым Лерайе. Как же, королевский любимчик слетел с пьедестала! Впрочем, после того как я огласила цель собрания, все внутренние тёрки резко отошли на второй план. Притих даже любящий подёргать шайсу за усы Ондонэн. А вот обычно осторожный, если не сказать больше — откровенно трусоватый — Даурдир, наоборот, весь подобрался, как взявшая след гончая. «А ведь его брат в своё время тоже был заключён в Джантак», — припомнила я. — Это ж полная погибель души, — пытаясь скрыть тревогу в голосе, проговорил Ланнэ Ветрокрылый. Бой с его вечным соперником, Харферином Брюхо, дался пирату дорого: правую руку заменил протез работы искусного механиста. В металлической клешне даже можно было зафиксировать клинок. — Одно дело — немного пощипать храмовые конвои, но такая дрянь... Это всё равно, что править навстречу шторму! Мы погубим себя, затевая вражду с наместниками Бога! — Архитектор — не Бог. Наступившая тишина была настолько оглушительной, что на какую-то долю секунды мне стало страшно. Конечно, я и раньше позволяла себе спорные высказывания, но мало что могло сравниться с этим по степени кощунства. — Он не Бог, — чеканя слова повторила я. — «Богом» его сделали другие. Он был человеком! Величайшим героем, спасшим весь Кенджаной! И знаете, чем мы ему отплатили? Позволили забыть его имя! Я поднялась со своего места во главе стола и, гордо вскинув голову, чтобы никто не понял, как похолодело всё внутри, окинула взглядом каждого из сидящих передо мной мужчин. — Первые архонты не могли не знать, кем был их наставник. Это мы позволили обезличить его, превратить величайший ум эпохи в приторную сказочку о всепрощении и чудесах. Как будто он перелетал с острова на остров по мановению руки и везде его встречали, осыпая цветами! Будто не было опасностей и изматывающего труда... Назвав его «Богом», мы обесценили его подвиг! Капитаны молчали, глядя с всё возрастающим изумлением. Они ждали сладких посулов, разговоров о сокровищах, ждущих их на берегах Раффлезии, славной добыче и почти беззащитном сейчас побережье, а вместо этого получили речь, исполненную юношеского максимализма. Нет, обещания тоже будут, но не сейчас. Всему своё время... — Мы предали его память, позволяя Храму веками паразитировать на его костях, — всё больше распаляясь, продолжила я. Казалось, в тот миг каждое слово обладало собственной сокрушающей силой. — Но и этого им показалось мало. Теперь они хотят похоронить его мечту! Хоть кто-то из вас, зовущих его Богом, помнит «Слово Архитектора»? — и, не дождавшись ответа, сама процитировала: — «Незнание естественных причин заставило человека создать богов и склониться пред тем, что он счёл их волей. И лишь знание даст нам крылья, дабы освободиться от оков»! Это его слова. Самые первые, самые почитаемые, ещё не искажённые ложью жадных до кунгов клириков. Но кто знает, что будет дальше? Они уже громят фундамент Университета, заложенного его волей! Спустить им это — значит своими руками лишить себя свободы! Неужто мы будем трястись за свои шкуры, когда мир стоит на краю?! Мы — рыцари удачи, а не бессловесные сухопутные крысы, способные по щелчку предать и забыть того, кто подарил нам крылья! Конечно, всё было далеко не так мрачно, как я только что обрисовала. Но разве это проблема для человека, в чьём родном мире игра словами давно превратилась в искусство? Несмотря на всю свою злость, я прекрасно понимала, что нельзя с разбегу открещиваться от символов, связывающих цивилизацию воедино. А вот наполнить их новым смыслом... — Говоришь, что мы идём прямо в бурю, Ветрокрылый? Да, так и есть! Впереди буря, но за ней нас ждут сокровища, которые не снились владыкам древности! Слава, какой прежде не знал ни один из небесного братства! Бояться нужно не нам... Мы и есть шторм!***
С самого утра накрапывал мелкий противный дождик. Из-за него дым казался особенно едким и вонючим. На фоне багровеющих от зарева многочисленных пожарищ туч пикирующие с воздушных кораблей фигуры на ветрокрыльях смотрелись не то стаями летучих мышей, не то сворами злобных крылатых демонов. Когда я наконец сошла с борта «Стремления», на улицах ещё продолжались вялые стычки. Четверо из числа «гвардейцев королевы» следовали за мной молчаливыми тенями, изредка огрызаясь в сторону короткими очередями из лазерных винтовок. Паломников на острове оказалось куда больше, чем я рассчитывала. Правда, большинство предпочло не становиться на защиту святыни, а искать убежища в подвалах и небольших каменных часовенках. Оно и к лучшему. Своих людей я замотивировала на славу, но город, отданный на поток и разграбление, есть город, отданный на поток и разграбление: чем меньше гражданских путается под ногами, тем больше у них шансов дожить до следующего утра, когда схлынет азарт боя. Раффлезия фактически делилась на два сектора. Первым был так называемый город паломников, тесно связанный с воздушным портом. Здесь не было обычных жилых домов, лишь трактиры, храмовые лавки да гостиницы, нелепо смотрящиеся у подножья колоссального некрополя из необработанного белого камня и искрящегося хрусталя. За века он превратится в настоящий город склепов с улицами и площадями, рядами прекрасных статуй и мозаиками, изображающими сложные геометрические фигуры, сливающиеся в видимый лишь с высоты молитвенный текст. В самом его сердце находился величественный храмовый комплекс из двадцати девяти соединённых друг с другом часовен, в которых никогда не прекращалась служба. Они кольцом окружали последнее пристанище Архитектора. Именно там, во внутренней крипте, несли свою вахту храмовые стражи. Все мои мысли были сосредоточены на одном. Моя добыча. Уже совсем рядом. Недели подготовки, долгий полёт, подпалины и кровавые лужи на белом камне, разорённые здания, тела меж древних могил, прогорклый дым и раскатисто гогочущие мужики, прущие тяжёлые свертки с разворованной церковной утварью... Всё слилось в невообразимо долгий миг ожидания, которому вот-вот должен был подойти конец. Мы проходили мимо недостроенного склепа Калемиона Ар-Агарваэна, когда первую из маячащих впереди часовен сотряс мощный толчок, вызывая стойкое ощущение дежавю. Только на этот раз я не имела к происходящему ни малейшего отношения. Не тратя времени на размышления, я прибавила ходу, бессовестно обгоняя своих телохранителей. У перекошенных резных ворот меня встречало несколько фигур, выглядящих так, будто их в буквальном смысле пыльным мешком огрели. Некоторые стонали, лёжа прямо на раскисшей от влаги земле в живописных позах воинов, павших на поле брани. — Что случилось? — спросила я, подходя к выглядящему наименее побитым жизнью пирату. — Драконье дерьмо, вот что, — почти прокричал Гарт Пересмешник, с трудом заставляя себя сесть прямо. Он был щедро измазан земляной крошкой и, судя по всему, контужен. — Они завалили проход! Как только ублюдки поняли, что их вот-вот сомнут, решили, что без нас им на погребальном костре будет одиноко! Сплюнув набившуюся в рот пыль, он достал кисет и, послюнявив кончик пальца, начал нервно сворачивать самокрутку. Запахло плохоньким табаком. — Вы эт... извините его, госпожа капитан, — неловко вмешался подошедший Алхир Рубака, тоже выглядящий жертвой стихийного бедствия. — Его чуть не зашибло. Вот и того... перья топорщит. А вот ребятам... Э-э... не повезло. В лепёшку. — Да заткнись ты, — пыхнув с трудом зажжённой самокруткой, отмахнулся малость присмиревший Гарт. — Не умеешь докладывать — не берись. Слушайте, капитан, дело было так. Мы всё исполнили точнёхонько по приказу: заняли малую часовню, всех святош припугнули, чтоб не рыпались, и согнали к алтарю, а потом начали укреплять позицию. И тут припёрлось аж пятеро плащеносцев, чтоб их шайсы драли... Важные такие, говорят — тут его тон изменился до неузнаваемости, обретя благородную глубину, в которой чётко прослеживались презрительные ноты — «Нечистые должны покинуть это место, их присутствие оскорбляет память Великого...» «Так вот почему Пересмешник», — невольно восхитилась я. — Мы, само собой, их послали. Чаячья Погибель ещё сказал им сдаваться — мы ж не пропащие, помним, что храмовников полагалось брать живьём, — уже обычным голосом продолжил Гарт. — Тут-то они и показали свою истинную морду... Правы вы, капитан, падальщики они паршивые. Прилипалы при Архитекторе. Обвешались нумеросами, так теперь думают, сам дракон им не брат... Кулаками друг о дружку стукнул, и все руки железными пластинками покрылись, не хуже гвардейских лат. А главный их натурально молниями швыряться начал! Грома и Щербатого сразу насмерть приложил. Мы, естественно, не отстаём — засели по укрытиям и давай отстреливаться. Ждём подкрепления, стало быть. Только главный их, видать, почуял неладное. Больно хороши эти мушкеты, под плотным огнём для атаки им было не высунуться... И началось говнопредставление: этот утырок как вскочит, как всадит себе с размаху огроменный кусок хрусталя в плечо! Мы прибалдели, а он задрал руки, заискрился, как неисправный слайдер, и обрушил свод всем нам на головы! Сам смылся, а своих не пожалел, сучье племя! Но и те хороши — вместо того, чтоб ноги делать, устроили на полу что-то навроде паутины. Влипаешь в светящуюся мерзость — и с места не сойти. Меня самого чуть не раздавило камнями! Вовремя догадался пальнуть в голову ближайшему балахоннику — его часть силков мигом стёрлась. — Правду старики баяли, если прикончить вещуна, колдовство сгинет... — авторитетно вставил свои пять кунгов толкущийся рядом Ваэрдин Рябой из ребят Ланнэ. Я только кисло усмехнулась. Кажется, на Кенджаной любой ребёнок знает о чудесах, на которые способны нуменеры, а копни глубже — увязнешь в махровых суевериях. Наука древних для обычных людей — та же магия. Какая разница, заключаешь ты первородную стихию электричества в металл, бубня непонятные слова и рисуя на земле лягушачьей кровью, или используешь «жуткий ритуал» зарядки генератора? Невежество во всей красе. Узелок на память, нужно заняться после того, как вытащу деда и остальных. Ещё охоты на ведьм мне для полного счастья не хватало... — Так и вырвались, — не обращая внимания на эту ремарку, закончил Пересмешник, безо всякого пиетета гася окурок о стену. Тут до нашей компании наконец добрались недовольные моим безответственным побегом телохранители. — Так! Сворачиваем лежбище! Бой ещё не кончен! Опомниться не успеете, перебьют как цыплят, — громогласно объявила я. — Нэмар, пусть твоя четвёрка поможет с ранеными! А я пока прогуляюсь по местам боевой славы. Посмотрю, что за светящаяся паутина завелась у храмовников...***
Несмотря на смутные надежды, под завалом не оказалось никого живого. Ни своих, ни потенциальных языков. Едва зайдя в нужный зал, я уже могла утверждать это со стопроцентной точностью. К счастью, несущие конструкции часовни почти не пострадали. Храмовник бил на редкость аккуратно, явно не желая разрушать здание. И всё равно пришлось изрядно поднапрячься, чтобы обнаружить под завалами хоть одно тело в залитом кровью и присыпанном строительным мусором фиолетовом плаще. Теперь посмотрим, что за «магию» вы использовали... Быстрый обыск не дал ничего, кроме стандартной амуниции. Странно. Чувствуя себя какой-то некрофилкой, я принялась вертеть изломанный труп так и этак, выискивая на форменном плаще застёжки. А когда старания наконец окупились, мне оставалось лишь удивлённо хлопать глазами. Предплечья мертвеца обрамляла тонкая серебристая спираль, уходящая под кожу. Если не присматриваться, её вполне можно было принять за искусную татуировку. Но будь я проклята, если это не нуменер! Храм использует симбионты. Подумать только... Я недовольно тряхнула головой, понимая, что обязана разобраться, какого дракона здесь происходит. Жаль, что мертвецы не отвечают на вопросы. Заодно и об охранной системе Джантака поболтали бы. Хотя... Я ещё раз придирчиво осмотрела труп. Как там советовал Гехирн, «использовать непосредственно мозговое вещество»? Легко сказать. Вдох, выдох. Это не сложно. Древние племена даже считали это своего рода почестью для самых сильных врагов... Отвлекая себя такими нелепыми оправданиями, я опустилась на колени и точно отмеренным ударом пробила череп мертвеца в районе виска. Засунула пальцы в трещину и раздвинула их, вскрывая черепную коробку, как кокосовый орех. Обнажая мозг со всеми его извилинами и бороздками. Сторонние мысли больше не помогали. Рот наполнился кисловатой слюной. Нижняя челюсть немного подрагивала, как бывает, когда собираешься разреветься. Тяжело сглотнув, я зачерпнула студенистую массу и накрепко зажмурилась. Пришлось сделать ещё несколько судорожных вздохов, от которых не становилось легче. Кровь пропитала воздух, придавая ему вкус. А вкус у человеческой крови своеобразный — ржавого железа и позабытых сражений... Я резко поднесла руку ко рту, буквально закидывая туда... субстанцию, и не жуя проглотила. Не знаю, насколько эффективен был данный метод в теории, но на практике он обернулся лучшим способом засрать себе мозги. Меня словно пригвоздило к месту. Перед мысленным взором вихрем проносилась мешанина образов. Воистину, всё, что человек видел, оставляет след в его памяти. Обучение, первая любовь, маршрут вечернего караула, церемония принятия в орден, обмен ритуальными фразами, починка амуниции, сверкающий хрусталём город среди могил. Изо дня в день, год за годом. Но даже в этом море рутины попадались ценные фрагменты: названия кораблей, пароли, тайники, особые указания, методы ухода за симбионтом... Понадобится время, чтобы во всём этом разобраться. И ещё кое в чём. Странном, до конца не понятном самому Стражу Восточного Покоя Бельгазару Варту. Кое-как собрав мысли в кучку, поймала себя на том, что всё ещё сижу над трупом храмовника с приоткрытым ртом и оцепенело пялюсь на раскопанную кучу обломков. Подавляя отвращение, спешно обтёрла губы рукавом. В голове царило жуткое месиво из обрывков чужих воспоминаний. Появилось чёткое ощущение, что я могла бы с закрытыми глазами обойти все тайные проходы, которых в крипте Архитектора оказалось, как дырок в сыре. Оставалось проверить, насколько достоверны полученные знания... Приближающееся биение сердца, скрип мелких камешков под подошвами сапог. Я резко обернулась, чтобы увидеть знакомое лицо. Повезло. Появись Нэмар хоть минутой раньше... Не уверена, что смогла бы адекватно среагировать в таком состоянии. И уж тем более знать не хочу, что бы он подумал, застав своего капитана склонившейся над трупом и судорожно вытирающей окровавленный рот. — Капитан, мы закончили! Можем выдвигаться! — крикнул Нэмар. — И ещё... Там Торвен Ловкач с «Весёлого Поморника», докладывает, что взяли ещё три часовни. Можем выдвигаться на соединение с группой Дерзкого. Я поднялась на ноги и хищно прищурилась, ощущая себя гончей, взявшей след. — Планы меняются. Мне нужно как можно скорей попасть к могиле Архитектора... И кое-кто только что поделился со мной картой обходных путей.