Сестра — это лучший друг, от которого невозможно избавиться © Л.Саншайн
Первое, что сделал Маккой, вернувшись из космопорта к родным пенатам — набрал Мириам. Странно, что спустя два года после развода, ее номер все еще стоял у него в экстренных вызовах. Впрочем, сейчас был именно такой. Экран видеофона замигал, а потом проступили незнакомые очертания комнаты. Камера покачнулась, и из-за линии обзора, появилась женская фигура. Мириам переключила режим съемки и, зевая, с ногами забралась на диван. — У тебя есть брат? — И тебе здравствуй, Леонард, — кивнула она в объектив камеры. Вид у бывшей мисс Маккой был сонный. Кажется, он ее разбудил, но укора совести по этому поводу не чувствовал. — Да. У меня есть брат. Родной. Милый, очаровательный мальчик по имени Павел, которого природа по ошибке наградила шилом в заднице, спутав с осой. С тех пор он не дает никому покоя — то есть он неугомонный, пронырливый и любопытный, как марсианская зубоножка. А судя по тому, что ты мне звонишь в такую рань, и твой вызов горит как «сверхсрочный», Паша уже в городе и отец успел вас познакомить. Она снова зевнула, на сей раз прикрывшись рукавом халата. Хинийское кружево взлетело вслед за ее рукой, и Маккой на секунду зажмурился от ярких всполохов электричества, пробежавших по ткани. — Вы не похожи, — пожалуй, не самая удачная и уж тем более не самая умная реплика, которую он мог выдать. Мириам только пожала плечами. Она походила больше на уроженку Джорджии, чем сам Маккой, и разилась с Павлом как день и ночь. Чтобы признать в белокожем и светловолосом мальчишке ее кровного родственника, нужно было приложить немало фантазии. — Не знал, что у тебя есть брат, — зашел с другой стороны доктор. — Ты даже не знал, какой у меня размер ноги, если уж на то пошло. — Мириам явно проснулась и ее мягкий, примирительный тон, сменили более знакомые Леонарду саркастичные нотки. — Ты вообще не из тех, кто слишком внимателен к окружающим. Конечно, если они не больны чем-нибудь жутко редким, что вот-вот сведет их в могилу. Да, тогда ты — Мистер Проницательность. Ее упреки и назидательный тон были ему хорошо знакомы, но, в силу привычки, уже не выводили из себя. — Хорошо, что у нас с тобой не было детей, — пришла к далекому от темы разговора выводу Мириам. — Хорошо, — согласился Маккой, — Иначе ты забрала бы и их. — Тебе все еще не дает покоя, что я восстановила проект «JO/A-2na»? Ты сам кинул свое детище в архив, и не моя вина в том, что несколько лет спустя появились новые данные. Я просто воспользовалась твоими наработками. Леонард отвернулся от экрана и к своему удивлению обнаружил что, переступив порог квартиры, забыл разуться. Скинув ботинки, он босяком протопал к репликатору и, запросив минералки со льдом, вернулся в кресло. — Еще вопросы есть? — нарочито вежливо уточнила бывшая жена, заметив, что Маккой не намеривается сегодня перечить ей, заводя по новому кругу спор «кому принадлежит право на проект «Джоанна», да и вообще слушает вполуха. — Нет. Леонард оттянул воротник бадлона, старясь поскорее снять его, пока чертов свитер, предназначенный, не иначе, как для любителей асфиксии, окончательно его не задушил. Но Мириам, потянувшаяся, чтобы скинуть вызов, вдруг передумала, и он был вынужден затормозить где-то на середине процесса, не желая щеголять перед бывшей женой в неглиже. — А знаешь что, я дам тебе один сестринский совет. — Мириам придвинулась к камере практически в упор и, понизив голос, уточнила. — Не спорь с ним. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Даже если вопрос будет касаться твоих любимых бацилл. — Павел хорошо разбирается в медицине? — Он разбирается во всем. В медицине, географии, квантовой механике, рукоделии… чертов гений! Ему только шестнадцать… семнадцать, — поправилась она, — а младший уже ходячая галопедия на ножках! Откуда-то со стороны Мириам послышалась звонкая трель еще одного входящего вызова. Кинув невнятное «пока», она оборвала связь. — Как семнадцать? — потерянно переспросил Леонард у темного экрана.***
— Эй, голос! — сердито прокрякал он. — Где ты? Что происходит и как это остановить? — Успокойтесь, пожалуйста, — произнес приятный голос. Так увещевает стюардесса пассажиров самолета с двумя моторами, один из которых объят пламенем. — Вы в полной безопасности. © Д.Адамс «Автостопом по галактике»
Его случайному любовнику только исполнилось семнадцать, он приходился родным братом Мириам и был сыном заведующего отделением. Вот черт! Зациклившись на этой мысли, Маккой опоздал в клинику на добрых полтора часа. Подобного с ним не случалось с тех пор, как их с Мириам жизнь из конфетно-букетно-любвеобильного периода перешла в разряд слишком затянувшегося кошмара. Леонард поздоровался с дежурной сестрой в регистратуре и проскользнул к служебной лестнице, заметив у лифта доктора Маргулиса. Сегодня хотелось засесть за анализы и носа не показывать из лаборатории, оставив любые разговоры об отпуске и пропущенной конференции до лучших времен. Система безопасности быстро сняла биометрику на входе в кабинет, но свет так и не зажегся, хотя, кажется, Маккой вносил изменения в программу. — Открыть ролеты. Раздался щелчок и две вертикальных пластины отъехали к стенам. Тусклое в это время года калифорнийское солнце лениво заполнило комнату светом. — Жестоко, — вместо приветствия заметили из еще полутемного угла. — Думал, уж сегодня я сумею выспаться. Перекинув ноги через подголовник, на его рабочей кушетке лежал Павел. Обычно там предпочитали изливать душу пациенты, которых, как они считали, недостаточно ценили. Иногда к пациентам присоединялся Джеймс Кирк — гроза звездного флота, слава богам, еще несостоявшаяся. Он жаловался мало, пил много и цитировал выдержки из директив и отчетов дипломатических миссий, стоило его очередному любовному роману подойти к концу. По предписанию медицинской комиссии Кирк каждые две недели должен был посещать психотерапевтические сеансы у Маргулиса, однако, вместо этого рефлексировал на кушетке Маккоя. Пока им обоим это сходило с рук. Сам доктор все чаще спал в комнате с реактивами. Там было темно, тихо, и списанные за сроком годности аэроносилки, в отличие от кушетки, ни о чем не напоминали его спине по утрам. — Как ты здесь оказался? — с подозрением поинтересовался Леонард, стараясь не смотреть на вольготно развалившегося мальчишку и особенно на свою рубашку, в которую тот все еще был одет. — Как ты попал сюда? Скажи, зачем? Ведь стены высоки и неприступны. Смерть ждет тебя, когда хоть кто-нибудь тебя здесь встретит из моих родных, — по памяти процитировал Павел. Не без доли пафоса, конечно. — И все же. — Отдыхаю от чрезмерной опеки отца, — ушел от ответа тот. — Кстати, Чехов. Павел Андреевич, — он юрко соскользнул с кушетки и протянул руку проходившему мимо Маккою. — Не Маргулис? — Это фамилия отца. Я предпочитаю мамину. — Леонард Маккой, — ответил рукопожатием доктор. — Знаю, — улыбнулся Павел и завалился обратно на диван. Повышать голос, топать ногами и требовать, чтобы Чехов немедленно покинул его кабинет, было не в духе Маккоя. А по-хорошему тот, скорее всего, вряд ли бы ушел. Леонард честно попытался работать: достал падд и открыл таблицы анализов за последний период. Минут десять Чехов делал вид что спит, но доктор то и дело замечал, как он следит за ним из-под ресниц. Это отвлекало. Точнее даже сказать сбивало с мысли. Поймав себя на том, что он читает один и тот же абзац четвертый раз, Маккой не выдержал. — Пошел бы город посмотрел, — ненавязчиво попытался он избавиться от незваного гостя. Город — какой безобидный и удачный предлог. Конечно, сейчас Сан-Франциско не тот, что летом. Но море оно и на Оку море, а Чехов, как Леонард случайно заметил, тот еще поклонник побережья. — Видел. За четыре года мало что изменилось. Комнату заполнила давящая тишина. Маккой молчал, а Павел, достав из кармана уменьшенный вариант Сферы Дайсона, погрузился в расчеты. Четыре года? Четыре года назад они с Мириам совершили самый глупый поступок в своей жизни — поженились. Родственники и знакомые, тетушки и дядюшки с обеих сторон что-то организовывали, суетились, покрикивая друг на друга, тогда как Леонард мечтал только о том, чтобы скорее снять с себя галстук и, получив отметку в карте, скрыться с новоявленной миссис Маккой подальше отсюда. Может быть, Чехов и был на празднике — доктор не помнил. Вряд ли он тогда много обращал внимания на мальчишек, снующих под ногами. Маккой мысленно дал себе затрещину. Отпуск, пляж, солнце припекает голову — расслабился, называется, окунулся в «незабываемое приключение», пойдя на поводу у туристических прайсов. Теперь последствие этого приключения развалилось у него в кабинете и… и что? Одно дело курортный роман, случайный секс за несколько часов до вылета, акробатические этюды в постели под звонкий смех любовника, чьего имени он даже не старался запомнить, другое — когда оказывается, что этот любовник — младший брат бывшей жены, который еще школу не окончил, когда они с Мириам из себя уже семью изображали. Маккой искоса глянул на Павла. Тот разобрал сферу частей на двадцать и теперь пытался определить, какая из них будет в этот раз ключом к ядру, а какая запустит нежелательную цепную реакцию. Двадцать частей — такой уровень требовал хорошей концентрации и умения быстро менять приоритеты. Чехов лежал, вертя в руках части головоломки, от усердия прикусив кончик языка. Закинутая одна поверх другой нога метрономом отсчитывала такты к одному ему известной мелодии. И это было… соблазнительно. Маккой зажмурился, дав себе четкий зарок не думать больше о мальчишке в таком ключе. Никогда. Может, стоило еще что-нибудь себе пообещать, но его отвлек стук в дверь. Подобный анахронизм был в привычке только у одного врача этой больницы. — Просто скажи ему «нет», — не поднимая головы от сферы, посоветовал Павел.***
Моя любовь не знает жалости. Господь, где милость к проигравшим? Где ангел мщения и ярости, Что обнадеживает павших? Картина скорбная, но ясная. Господь, где милость к победившим? Но хлеб, и воды, и шампанское — Все делит поровну Всевышний © Л.Бочарова «Моя любовь»
— Никогда бы не стал искать его здесь, — признался доктор Маргулис, поправляя съехавшие со лба лабораторные очки. Видимо, мысль посмотреть, чем занят сын, пришла Эндрю в момент какого-то эксперимента. — Паша тебе не докучает? — Нет. — Тогда можешь сделать мне одолжение? Маргулис совершенно не умел просить. Он всегда старался сделать все сам, редко обращаясь за помощью. Наверное, по этой причине Маккой никогда не мог ему отказать, замечая, как мучительно Эндрю пытается подобрать нужные слова. — Понимаешь, я не очень хорошо с ним лажу. Паша жил с матерью, пока учился. А у меня клиника, амбулатория, исследования. В общем, из меня не важный выходит отец. Глядя на потерянного Маргулиса, Леонард, к своему удивлению, уже второй раз за день согласился с Мириам — хорошо, что у них не было детей. — Вдобавок, не успели встретиться, а уже поссорились. Он хочет во флот: звездолеты, эполеты, новые миры, словом вся эта внеземная романтика. А я настаиваю на геологическом. Конечно, Паша и слушать не желает. Может быть ты… — Я поговорю с ним, — опередил его просьбу Леонард. Маргулис посмотрел на него с такой благодарностью, которую Маккой редко видел даже на лицах пациентов переживших (с врачебной помощью) орионский грипп. Занять чем-нибудь Павла на сегодня, поговорить, когда представится возможность — вполне выполнимая для него задача. Которую Чехов задался целью усложнить. — Просил меня развлечь. Это не вопрос — констатация факта. — Знаешь, не самый плохой расклад. В прошлый раз отец затаскал меня по экскурсиям, а я терпеть не могу всю эту архитектуру 21 века, ретромобили и технику на природном электричестве. Ты же не собираешься показывать мне Алькатрас? — Нет, — честно признался Леонард. — Я бы хотел поговорить про твое будущее. — Если ты про идиотскую идею отца уговорить меня поступить AGI — не трать время. Действительно, а про что он мог предложить поговорить еще? Про какое будущее? Леонард старался вести себя так, словно между ними ничего не было. Чехов рассуждал как взрослый человек, а значит, должен был прекрасно понимать: секс — еще не повод для знакомства. Особенно в силу сложившихся обстоятельств. И уж тем более секс на отдыхе. Но Павел вместо того, чтобы подыграть, как это сделал бы другой на его месте, только все усложнял. Вряд ли он делал это из-за непонимания или ревности, однако, объяснений Маккой найти не мог. — В такую погоду я носа отсюда не покажу, — предупредил Чехов, кивком указывая на стекло, по которому уже начали стекать редкие капли. — Это у тебя шахматы? Он указал на большую коробку, прислоненную к одному из стеллажей — подарок Кирка, который Леонард до сих пор не удосужился даже открыть. Играть сам с собой он не любил, а у Джима был очередной период сексуального загула, эйфории и счастья, которому доктор иногда даже завидовал. Настолько отключить мозг он бы не смог даже при всем желании. — Хочешь сыграть? — А здесь есть чем еще заняться? — Павел, не церемонясь, разорвал упаковку и вытащил трехъярусную доску. Новые блестящие еще заводским пластиком фигуры рассыпалась по столу как мелкие ягоды. — Что на кону? — На кону? — переспросил Маккой, подбирая несколько пешек, успевших скатится на пол. — Какой интерес играть за просто так? — Ладно. Давай если выиграю я — сделаешь, как просит отец, — расставил акценты Маккой. — Геолог, скажем, со специализацией в дилитии — неплохая заявка на будущее. Если же проиграю… — Ты меня поцелуешь. Леонард замер. Чехов старательно держал лицо, словно сказал это ненароком, без задней мысли. Словно так уверен в своих силах, что не станет требовать от доктора чего-то действительно серьезного. Он выражал всем своим видом безразличие, а Маккой не мог слышать, как его сердце едва не выпрыгивало из груди, опьяненной такой дерзостью. — По рукам. Павел пожал протянутую руку едва уловимым касанием и смахнул с доски две пешки. — Выбирай, — он протянул сжатые ладони и беззаботно улыбнулся. — Правая. Леонард присел напротив, расставляя фигуры по клеткам. Павлу достались черные, и Маккой мысленно его пожалел. Лично ему лишняя фора была не к чему. — Эндрю сказал, ты хочешь стать навигатором звездолёта флота Федерации? — доктор с первых шагов лишил Чехова туры и пары пешек, пока тот гонялся за его слоном. Может, стоило немного ослабить позиции? — Уже подал документы? — Не хватает нескольких экзаменов, — отмахнулся Павел и, неожиданно для Леонарда, съел его коня и ферзя. — Для поступления в Академию? — отрешенно уточнил Маккой, пытаясь понять, когда он успел так лихо промахнуться и лишить короля защиты. — Для зачисления в состав экипажа Энтерпрайз, — иронично улыбнулся Павел. — Академия мне ни к чему — я уже навигатор. Шах и мат, доктор.