***
Постройки дворца были старыми: наклонные крыши пагоды, стенные панели были окрашены в тёмно-красный и чёрный. Сады также были выдержаны в традиционном стиле: изобилие и разнообразие благоухающих цветов, как и текущей проточной воды. Павильон, где они пили чай, находился в окружении гвоздик, фуксий и пионов; весной их аромат был особенно густым и обильным. Павильон был открытым и лишённым стен, а сам он, спрятанный в глубине садов, находился на некотором возвышении от окружающих садов. Он был ограждён от зелени деревянными перилами, и ветерок время от времени играл тихим переливом в колокольчиках, развешенных по углам покатой крыши. Здесь должны были царить покой и умиротворение. Чаем должны были наслаждаться в тишине, во всех традициях единения душ чайных церемоний. И всё же. — Какая досада, что мы не смогли увидеть друг друга во время фестиваля, Принц Ли, — сказал Цзянь И. Принц, сидящий напротив него, улыбнулся. Это была улыбка змеи, а янтарные глаза мерцали как драгоценные камни, словно подмигивая диадеме на голове Цзяня И. Цзянь спросил себя, чем бы он занимался и каким бы был его характер, будь у него такие же глаза. Они были бы бесполезны для него. — В самом деле, крайне досадно, — ответил Принц, и его слова прозвучали невнятно, когда он поднёс чашку к губам. — Я надеялся выразить вам своё почтение на Имперском банкете, но, похоже, вы были нездоровы. — Я присутствовал на церемонии подношений и не видел вас там. — А, — ответил Шэ Ли. — Кажется, я тоже был нездоров на тот момент. — Досада, — легко сказал Цзянь И, отпив собственного чая. Сидящий рядом с ним Чжэнси вновь наполнил чашку медленными изящными движениями, словно его обучали чайному искусству Гунфу Ча. «Если я не смогу быть королём, — привык говорить он, — по крайней мере, я был обучен тому, как разливать чай». Наполнять чашку Вэнсябэй во время чайной церемонии было довольно личным жестом, но они делали это друг другу в течение многих лет. Цзянь И ощущал трепет, вспоминая касающуюся его кожу ткань, тяжелый взгляд Чжэнси. Королевский спутник или любовник? Шэ Ли наблюдал за движениями Чжаня волчьими глазами. Когда Чжэнси поставил чайник на чайный поднос чабане с тихим звуком соприкосновения олова и керамики, Шэ Ли нарушил молчание: — Вы сделали из императорского спутника служанку? В воздухе повисла напряжённая тишина. Цзянь И услышал, как в павильоне за его спиной слуги испуганно затаили дыхание, а ближайшие к трём принцам стражники пошевелились. Челюсть Цзяня И сжалась. — Принц Чжэнси из Норойа оказывает мне большую честь, наливая чай. Это далеко за рамками ожиданий от спутника. Традиции в Империи отличаются от вашего… маленького королевства, Принц Шэ. Шэ Ли сморгнул оскорбление. — Насколько я понимаю, человек, который не может налить себе чай — болен. — Шэ Ли… — Я был нездоров, — сказал Цзянь, обрывая слова Чжаня. Было крайне опасно этим двоим сидеть напротив, не говоря уже о том, чтобы говорить друг с другом. — Чжэнси рядом со мной, как и надлежит любому… спутнику. — Мои извинения, — сказал Шэ Ли, вновь держа на губах улыбку. — Я осознаю, что оскорбил вас, не полностью понимая ваше положение. Надеюсь, это не слишком тяжело. — Самое худшее я уже пережил, — сказал Цзянь И. — Простуда. Ничего более. Множество людей по всей Империи и за её пределами доставили болезнь на Весенний фестиваль. Она не является чем-то необычным в подобных условиях. Шэ Ли с изяществом кивнул, склоняя серебристую голову. — Рад слышать, — сказал он. Взор скользнул к Чжэнси, когда он вновь выпрямился. — Как поживает ваша сестра, Принц Чжэнси? Я скучаю по её обществу. Цзянь И почувствовал, как Чжань напрягся рядом с ним. — Моя сестра? — сказал Чжэнси приглушенным голосом. Выражение лица Шэ Ли было маской учтивого любопытства, Цзянь И и сам не сразу понял, в чём дело, пытаясь всмотреться в лицо собеседника и отыскать в нём хоть намёк на истинные намерения. — Ваша сестра посетила Шэ несколько месяцев назад. Мы действительно были счастливы её присутствию. — Я… не знал, что вы были почтены честью её визита в ваше королевство, Принц Ли, — голос Чжэнси был болезненно напряжен. — Принцесса Чжань — жемчужина Норойского королевства, — сказал Цзянь И. Некультурно было прерывать диалог, и он заметил вспышку чего-то в глазах Шэ Ли. Цзянь не знал, как долго Чжэнси сможет сдерживаться, слушая всё это. «Он подстрекает тебя, — хотел И сказать ему. — Твои родители никогда не одобрят такое соглашение между Шэ и Норойем». Империя терпела Шэ и её правителей только потому, что она могла положить конец этому королевству в любое мгновение, если бы не смогла его терпеть. У Норой не было такой роскоши. Они сражались вместе с Империей, много лет назад предоставив ей войско, но Шэ успели перебить множество мужчин и женщин прежде, чем имперские солдаты смогли даже добраться до врагов и разгромить их. Ненависть между Норойем и Шэ пылала буйным цветом, была почти осязаема на ощупь и пустила корни намного глубже, чем обычное соперничество двух Принцев. — Думаю, было бы более подходящим обратить ваше внимание на вопрос текущего состояния договора. — Обсуждаем политику за чаем, Ваше Императорское Высочество, — сказал Шэ Ли. — Как… грубо. Цзянь И улыбнулся, тем самым предостерегая от опасных слов. Шэ Ли шагал у самого края лезвия. — Каеханский чай однажды описали как вкус пропавшего цветка из Вечного Сада. Думаю, не найти лучшего места, чтобы обсудить политику, умиротворяя наше сознание. — Вы предлагаете политику — не самую приятную тему для разговора. Цзянь И приподнял бровь в лёгком удивлении. Он почувствовал, как остаточное влияние яда проникает в его тело — слишком долго сидел с прямой спиной и в напряжении. — Ваше королевство недовольно договором, подписанным Императрицей. Конечно, это должно быть неприятно, когда ваши союзники недовольны. — Союзники? — сказал Шэ Ли. — Вы подписали союз с Норойем, а не с Шэ. — Однажды, — ответил Цзянь, — надеюсь, так и будет. Но если мы не можем прийти к соглашению в договоре сейчас, то что же будет в будущем. «Надеюсь, никогда», — подумал он. Его мать однажды бросила ему эти резкие слова. Возможно, Чжэнси сказал бы тоже самое: Цзянь И чувствовал, как что-то тихое и обжигающее клокочет рядом с ним. Вовлечь во всё это Цзы Цянь… — Мы находим условия договора сдерживающими, — сказал Шэ Ли. В руках он держал керамическую чашку с чаем, жидкость в которой едва волновалась, хотя весенний ветерок игриво касался и трепал волосы Цзяня, после забавляясь лихим звоном ветряных колокольчиков, развешанных в разных местах павильона. Их перелив был тихим и ненавязчивым; звук был бы прекрасным, если бы не заглушался голосом Шэ Ли. — Сдерживающими, — повторил Цзянь И мягко. На него накатила тошнота, но изо всех сил он старался держать голос. Он выглядел слишком бледным? Он дрожал? — Ваше королевство объявило нам войну, принц Шэ Ли, — через силу выдавливая из себя слова. — Целью договора было не допустить повторения этих событий. Мы взяли контроль над вашими землями и вашими силами, потому что это было сдерживание. Мирное сдерживание. Мы не завоёвывали ваши земли, хотя могли бы. Шэ Ли улыбнулся ему, и Цзянь И заметил, что это выглядело несколько напряженно натянутым. — Это было много лет назад, Ваше Императорское Высочество. Сказать, что Шэ выучило урок — преуменьшить значение прошлых событий. — Не соглашусь, — отозвался Чжэнси. — За последний год вы стягивали вооруженные силы к границе, не смотря на предупреждения Императрицы Каехая. Вы не принимаете во внимание власть — такое ощущение, что вы хотите наступить на те же грабли. — Это дело между Каехаем и Шэ, — сказал Шэ Ли, прищурив горящие глаза, даже не переведя взгляда, и его речь тотчас стала жестче. — Норой не участвует в этом. — Принц Норойа — мой спутник, — сказал Цзянь И. Его пальцы вцепились в плетёные циновки, на которых они сидели. — «Потерпи ещё немного», — подумал он. — Я ценю его мнение превыше прочих. Он имеет полное право участвовать в обсуждении. — Это мало походит на обсуждение. Он был прав: в этом было мало сходства с обсуждением. Это было предостережение. Крокодил, щёлкнувший пастью, когда птица решила просунуть туда свою голову. «И всё же, он не птица, — подумал Цзянь И. — Он змей. А они могут проглотить человека целиком». — Уберите свои войска, Принц Шэ Ли. Мы сделаем вид, что ничего не произошло, и не будем объявлять войну. — Вы не объявите войну, — сказал Шэ Ли. — Императрица провозгласила мир для своего царствования. Она ещё не пересекла эту грань. Цзянь И покачал головой, и боль вспыхнула перед глазами при этом незначительном движении. — Войны не будет, — сказал он, поверхностно дыша. Это было тем, о чём он не сказал Чжэнси. — Будет уничтожение. Цзянь И услышал, как Чжань резко вдохнул воздух, увидел лёгкое расширение глаз Шэ Ли от услышанного. «Вы продолжаете недооценивать меня», — подумал Цзянь И. Он вспомнил каждый званый обед, каждый сбор двора; каждый императорский Совет и бракосочетание, на которых он присутствовал. Как Шэ Ли по-змеиному улыбался ему, видя в нём не по годам развитого Принца, который не был готов править Империей и не заботился о ней. И частично он был прав. Но это было не потому, что Цзяню И было всё равно — он больше боялся сделать свой народ несчастным. Может потому, что он боялся опозорить свою мать. Это было больше самоосмыслением, чем нежеланием руководить. Править. Теперь, оказавшись лицом к лицу с Шэ Ли, он не хотел больше ничего делать. «Поставь его на место», — сказал Чжэнси. Мать Цзяня И тоже намекала сделать ему это. — Вы хотите забрать свои слова обратно, Принц И? — спросил Шэ Ли. Слова его были напряженными, и Цзянь И задумался, что же было за этими янтарными глазами, горящими, словно пламя. Цзянь не отводил взгляда. Всё его тело болело, словно что-то сжимало каждый дюйм его плоти; ему пришлось сжать зубы, чтобы не задрожать. — Не хочу. Ещё я добавил бы, что если вы хотите внести корректировки в договор, я выслушаю их от имени Императрицы. Но сначала вы должны вывести свои войска. Каехай не будет дважды повторять свою просьбу. Наверняка, Шэ хотел сказать на этот счёт много чего. Тысячи уместных и ещё больше неподобающих слов. Но, прежде всего, он был Принцем, — как и все они, — поэтому мог только сказать: — Я передам ваше предложение королю и королеве Шэ, уверив в его разумности. Возможно, когда я вернусь из Каехая, это воспримется более благоприятно. Как для Каехая, так и для Шэ. Цзянь И кивнул, часть его надеялась, что Шэ Ли будет зол. Что его напускная маска спокойствия треснет, обнажая настоящее лицо. Изредка его сущность проскальзывала в глазах, но оболочка никогда не ломалась. Другая его часть радовалась: ни один здравомыслящий правитель не может желать войны, а Цзянь И был не уверен, хватит ли у него сил на то, чтобы спорить. Он чувствовал, как понемногу начинает словно разваливаться изнутри. — С нетерпением жду обсуждения с вами в будущем нового договора, Принц Ли, — сказал он. Шэ кивнул. Он допил оставшийся чай, обменявшись высказываниями о том, какая большая работа была проделала для Весеннего фестиваля. Шэ больше не упоминал принцессу Норойа, а Чжэнси больше не сказал ни слова. Улыбка Цзяня И была неубедительной даже для него самого. Он чувствовал, как по спине катится пот, хотя гуляющий по саду и павильону ветерок был прохладным. Они распрощались в павильоне. Цзянь И немного покачнулся, а когда поднимался на ноги — перед глазами всё поплыло. Лишь отдалённо он ощутил, как его за локоть придерживает сильная рука Чжэнси. Шэ Ли подался вперёд, немного наклонившись, чтобы поцеловать Цзяня И в щеку. Ощущение его губ было мимолётным. Тепло. Его дыхание пахло цветами, Цзянь заставил себя оставаться спокойным и улыбаться. — Лилии, — прошептал Шэ Ли ему на ухо. — Как проницательно, Ваше Императорское Высочество. Они мои любимые.***
Цзянь И ослабел. Как только Принц Ли и сопровождающие его охранники скрылись из виду, он почувствовал, как что-то в нём надломилось. Колени его подогнулись, а боль пронзила всё тело, как раскалённые иглы. Ему казалось, что его вырвет каждым глотком чая, выпитым этим утром. Руки Чжэнси, крепкие и надежные, обняли его. Цзянь ненавидел, что Чжэнси пришлось подхватить его после этого. Он может подчинить государство, но не может устоять на своих же ногах. «Острый ум, но слабое тело», — говорили они, когда И был ещё совсем ребёнком. Часто болел и не мог много находиться снаружи. Приходилось наблюдать за тренировками мужчин и женщин в казармах из собственных окон. Порой он не мог сидеть и наблюдать за судебным заседанием его матери. Он оставался в своих комнатах с нянькой и Чжэнси. — Почему ты не выходишь наружу? — обычно спрашивал Чжэнси высоким от ранней юности голосом. — Мама говорит, что я накапливаю в себе силы, чтобы стать Императором. — А мои мать и отец говорили, что король и королева должны править своими людьми, находясь настолько близко к ним, насколько это возможно. Тогда ты будешь знать их. — Но у тебя же королевство, — отвечал Цзянь, не понимая в столь юном возрасте, насколько был прав Чжэнси, — а у меня — Империя. Теперь Цзянь И ненавидел то, что ему приходилось сейчас слышать эти слова в своей голове. Тело, обессилевшее от яда, не могло контролировать себя. Тогда как он мог управлять Каеханской Империей? — В этом нет твоей вины, — сказал Чжэнси. Наверное, Цзянь И озвучил свои мысли: его губы шевелились, что-то бормоча. — Кто-то сделал это с тобой. Ты не виноват. Перед глазами Цзяня И всё помутнело. — Я в порядке, — сказал И, выдавливая из себя нужные слова. Он словно был пьян. — В порядке. Просто верни меня в мои покои до того, как… Чжэнси молчал. Его рука сильнее сжала вокруг талию Цзяня: он не собирался его отпускать? Они движутся куда-то? — Я в порядке, — услышал Цзянь собственные невнятные слова, подумав, что проваливается во тьму. — Просто верни меня… — Идиот, — он подумал, что ему послышалось бормотание Чжэнси, когда начал терять сознание. — Ты никогда не слушаешь.