Занимающийся рассвет

— Двор соберётся, чтобы обсудить вопросы касательно королевства Шэ и договора с Каехаем.       Слова Императрицы разнеслись по комнате, повиснув над длинным внушительным столом, за которым в креслах сидели главы двадцати родов, представлявших провинции Империи и являвшие собой Совет.       Даже Хэ Тянь мог рассматривать их недовольные взгляды, стоя позади кресла Императрицы с высокой спинкой, из-за которой выглядывал лишь край её белокурой головы. Послышался недовольный шёпот среди присутствующих, и Хэ Тянь подумал, что Каехайский Совет скорее позволит Шэ пересечь границу, чем обсуждать сам вопрос. Секретарь — молодая женщина с огненно-рыжими волосами жителей Ферских земель — быстро писала, когда Императрица продолжила: — Принц И встретился с Принцем Шэ и дал понять нашу точку зрения: мы не позволим пересечь нашу территорию и не станем затевать с ними войну. Мы просто разрушим до основания их королевство, если они не остановятся.       Хэ Тянь застыл от её слов, но члены Совета, кажется, ничуть не удивились услышанному. Значит, всё было согласовано заранее? Захотел бы брат Хэ Тяня быть путеводным огнём для резни и спланированного кровопролития? — Каков был ответ Принца Ли на наше… заявление? — спросил один из придворных: старик в яркой одежде Восточных Полей и с волосами цвета снега. Послеполуденный свет проникал туманной дымкой сквозь высокие окна, и пылинки в его лучах кружили по комнате, оседая пятнами света на сидящих вдоль стола придворных. — Он согласился передать их Королю и Королеве, — сказал Цзянь И, сидя рядом с Императрицей. Глаза всех присутствующих устремились к нему. Он выглядел бледнее и слабее обычного. Чжэнси накануне рассказал Хэ Тяню о чайной церемонии: как из-за неё он потерял много сил, а тело всё ещё было истощено ядом, не выдерживая такого напряжения.       Но он должен быть присутствовать на Совете, и с этим ничего не могли поделать ни Тянь, ни Чжэнси. Если Цзянь И не хотел кого-то слышать, он будто становился глухим и слепым, делая всё так, как посчитает нужным. — Он был удивлён, что мы хотим совершить подобные действия, — продолжал Цзянь И. — Думаю, они больше не будут считать, что мы закроем глаза на их манипуляции. Полагаю, цель его возвращения — мирно урегулировать условия договора, или он вообще не должен возвращаться домой. Услышанное было встречено довольными выражениями лиц и кивками. — Поддерживаю, мы должны решительно отстаивать свою позицию, — сказала одна из придворных женщин. Она была хорошо знакома Хэ Тяню, впрочем, как и они все: облачённые в богатые одежды, средних лет или даже старше. В глазах и линии губ каждого из них было что-то резкое и острое. Хэ спросил себя, не было ли это из-за политических действий и влияния Императрицы?       Со своего места Хэ не мог видеть её лица, но прекрасно представлял себе привычную маску спокойствия, которую она носила. Наблюдая… всегда внимательно наблюдая и слушая. Не было непривычным то, что она мало говорила на подобных советах, ожидая момента, тщательно взвешивая и принимая в расчёт каждое сказанное слово. Когда она, наконец, говорила своё решение, оно было заключительным и жёстким, но никогда — несправедливым. — Я не согласен, — сказал человек с Восточных Полей. Каждое сказанное слово отпечатывалось царапающим звуком секретарского пера. — Они приближаются к нашим границам потому, что обеспокоены. Мы не можем надеяться, что они вечно буду придерживаться рамок. Тигр не может долго жить без мяса. — Зачем им земли? — спросил другой посыльный. — У них численное население, но оно не трещит по швам. Их действия — всего лишь демонстрация ответного удара и неповиновения, подрывающая нашу репутацию. — Они начали против нас атаку ещё тридцать лет назад, — согласился другой придворный. — Если мы позволим этому произойти… если мы дадим им пространство для манёвра, они сделают это вновь. — И мы победим их, — сказал Цзянь. — Снова. Их армия… их королевство ничтожно. Мы не терпели поражения более тысячи лет. Называть любую атаку против нас глупостью — слишком самонадеянно. — Так… — Так почему бы не дать им возможность, — продолжил Цзянь И, обрывая голоса, начавшие было шуметь над столом, словно потревоженный улей. — Почему бы не продемонстрировать, что мы способны на добродетель и можем справиться с небольшим, незначительным королевством, не позволив возникнуть призыву к войне. — Почему мы должны что-то доказывать? Для кого мы должны что-то доказывать? Мы — цитадель. Мы — неукротимы. — Конечно, — сказал Цзянь И. — И как долго, пока не придёт понимание, что это жестокость? Тирания? Если мы атакуем Шэ, даже не попытавшись урегулировать это дипломатически, не проливая крови? Как долго люди будут доверять Совету, принявшему подобное решение? Прежде, чем они начнут бояться Совет, когда захотят высказать или подумать то, что им запрещено? До того, как страх переродится в ненависть? Искры восстания быстро… — При всём моём к вам уважении, Ваше Императорское Высочество, — кто-то усмехнулся. — Думаю, вы слишком далеко загадываете. В комнате повисло замешательство. Цзянь И чуть склонил голову на бок. —  Слишком далеко загадываю, — повторил он ровным голосом. Хэ Тянь уловил то, насколько похоже сейчас голос И звучал, как и у его матери: как мужчины и женщины на совете посмотрели вниз, а до этого говоривший дворянин слегка побледнел. — Разве это не обязанность правителя? Загадывать наперёд и рассматривать все возможности, что происходят в результате… эгоистичного поведения? Если вы хотите окунуть руки по локоть в крови при нашем отказе от цивилизованного общения с Шэ, не восклицайте, обнаружив, что не можете контролировать ситуацию. — Ваше Императорское Высочество… — Думаю, мы достаточно это обсудили, — сказала Императрица, и любые возражения затихли на устах её придворных. Цзянь И выглядел спокойным, но было ли так на самом деле? Чжэнси молчал, сидя возле него и положив руки, сжатые в кулаки, на стол. — Цзянь И продолжит общаться с Принцем Шэ Ли. Полагаю, этим утром он вернулся в своё королевство. Мы будем ждать любой реакции от монархов Шэ, — она повернулась к своему сыну. — Я надеюсь, что ты продолжишь общение с Принцем надлежащим образом. — Конечно, Императрица, — в покорном жесте Цзянь И склонил голову.       Совет продолжился. Представители разных провинций высказывали собственные насущные вопросы и представляли доклады, после чего придворные Кайа сделали акцент на внутренних проблемах двора и города.       Иногда собрание могло длиться день; иногда — несколько часов. Снаружи стало темнеть, когда Императрица объявила об окончании Совета. Хэ Тянь заметил, как Цзянь И продолжал сидеть на своём месте, даже когда советники поднялись со своих мест и начали кланяться в знак прощания. Его глаза страдальчески смотрели на них, а кожа стала влажной от испарины. — Сопроводите Принца обратно в его комнаты, — прошептала Императрица Хэ Тяню, когда придворные покинули комнату совещаний. Хэ Тянь нахмурился. Он не планировал доверять ни одному стражнику сопровождать её в свои покои. — Ваше Императорское Величество… — Мне нужно обсудить некоторые вопросы с Лао Ши, — сказала Императрица, кивая женщине, которая сидела за другим концом стола. На губах секретаря возникло подобие улыбки, которой не поверил даже Тянь. В жёстких глазах никогда не появлялось и искры теплоты, чтобы сделать эту иллюзию более правдоподобной. — Дворец безупречно охраняют, Хэ Тянь. Я верю, что не встречу свой конец в ближайшие несколько часов, пока ты ведёшь Цзяня И в его покои. — Похвала, Императрица? — посмел себе сказать Хэ Тянь. Её лицо закрылось маской холодной отстранённости. — Едва ли, — сказала она и повернулась к нему спиной, показывая, что Тянь свободен.

***

— Я не нуждаюсь в двух сопровождающих, — пробормотал Цзянь И, когда они шли к нему в покои. Хэ Тянь и Чжэнси, идя по обе стороны и придерживая Принца под локти, обменялись взглядами. — Позволю себе не согласиться, — сказал Чжэнси, уставший от постоянных протестов И. — Не важно, чего вы хотите или не хотите делать, — ответил Хэ. — Как ваша мать приказала, так и будет. — Моя мать… Хэ Тянь приподнял бровь, но Цзянь И умолк, морщась. Страж не узнал, что именно хотел сказать Цзянь о своей матери: лицо Принца выглядело больным и блестело от пота, а рука под перчаткой тряслась, словно в лихорадке. — Как долго ещё продлится эта чертовщина? — спросил Цзянь, когда они продолжили неспешно идти по коридору дворца. Он шёл, как обычно, но каждые несколько шагов приходилось останавливаться, чтобы перевести дух, делая неглубокие и болезненные вдохи. — Я пытаюсь отыскать преступника как можно быстрее, — ответил Хэ Тянь. — Это не то, о чем я спрашивал, — сказал Цзянь И. — Я не… ты выполняешь свою работу. Я просто чувствую себя таким жалким. — Эффект от яда продлится недолго, — сообщил Чжэнси. — Врач сказал, что через три недели ты полностью восстановишься. Цзянь И стиснул зубы. Он остановился, Хэ Тянь и Чжэнси — по бокам от него. — Ещё одна неделя. Больше. И как скоро двор начнёт говорить… Чжань бросил взгляд на Хэ, и тот покачал головой на его немой вопрос. Цзянь уловил этот жест. — Уже? — спросил И, возобновив ход. — Какие нелепые теории они придумали на этот раз? — Цзянь И… — Это занимательно, Чжэнси, — усмехнулся Цзянь. — По крайней мере дайте мне развлечься, если не остаётся ничего другого.       Вздох Чжаня был терпеливо-многострадальным. Скорее, подумал Хэ Тянь, из-за выходок двора, чем из-за постоянного упорства Цзяня. Сады и некоторые комнаты дворца были доступны для знати, а это значило, что они частенько становились благодатной, подгнившей почвой для сплетен и скандалов. Они втроём не позволяли себе участвовать в этом, но даже Хэ Тянь порой обнаруживал наслаждение от атмосферы догадок и предположений. — Некоторые говорят, что ты завёл любовника, — сказал Чжэнси. — И был подкошен муками любви, настолько поразивших тебя, что ты не смог присутствовать на окончании фестиваля. — Неплохо, но слишком банально, — кивнул Цзянь И. Цзянь никогда не заводил и не был замечен с каким-либо партнёром, что вызывало всевозможные романтические теории при каждом удобном случае. Хэ Тянь перевёл взгляд с Чжэнси на Принца. «Что ж… — подумал Хэ. — С каким-либо партнёром, который не является Норойским Принцем». — Другие говорят, что ты умер, и твоя мать пыталась отыскать двойника прежде, чем кто-нибудь заметит. — Держу пари — это Сюй Тун, верно? Такой заговорщик. Чжэнси беспомощно пожал плечами. Хэ Тянь откашлялся. — Я слышал, что вы сбежали, потому что больше не желаете быть Императором. Цзянь И на мгновение остановился. — Ну, — сказал он, и они вновь продолжили путь, — как же они хорошо меня знают. — Цзянь И… Цзянь опять вздохнул и промолчал. Он глубоко задумался, настроение резко поменялось, словно весенняя переменчивая погода Ферских земель. Взгляд Чжэнси, брошенный в сторону Хэ Тяня, не предвещал ничего хорошего. — Если вы будете прислушиваться к слухам, то в конечном итоге услышите то, что вам не понравится, — попытался успокоить Хэ. — Лучше их вообще не слушать. — Спасибо за это, Хэ Тянь, — холодно заключил Чжань. «Есть причина, по которой ты — его спутник, а я — защитник», — подумалось ему. Наконец, они прибыли в покои Цзяня и устроили его перед огнём, уже потрескивающим в камине. Он уселся к кресло со вздохом сквозь стиснутые зубы, а Чжэнси укутал его ноги несколькими одеялами. — В этом проклятом дворце всегда холодно, — пробормотал Цзянь. Это было не совсем так, но прохлада весны всё ещё витала в воздухе, и Хэ Тянь подумал, что Цзянь И сейчас слишком чувствителен ко многим вещам, пока длятся последствия яда. Холод. Слово поселилось в нём, словно он пробрал его до самых костей. Что-то не давало покоя мыслям, засев на периферии и смутно маяча. У Цзяня были одеяла и огонь. Насколько он помнил, в тюрьмах было холоднее. — Простите меня, Императорское Высочество, — внезапно сказал Хэ, отступая к дверям. — Мне нужно кое-что проверить, прежде чем отправиться к вашей матери. И он исчез до того, как Принц успел что-нибудь ответить.

***

      Путь в тюрьму был сплошным спуском в неизвестный подземный мир. Основания и здания дворца были построены на холме с видом на Кай, а некоторые были обоснованы ещё глубже. Тюрьмы находились на самых нижних уровнях, располагаясь под казармами в пещерных тоннелях. Несколько тысяч лет назад они были построены древними правителями, чтобы безопасно заходить и покидать дворец во время волнений и восстаний. Теперь же их приспособили под нужды, оснастив железными прутьями, удерживающих в заточении воров, убийц и врагов Империи в ожидании казни.       Камеры были сырыми и холодными, а стены пропитались влагой от ночных морозов и кое-где обросли мхом. Каблуки сапог Хэ Тяня стучали по мощёному проходу, спускающемуся вниз, меж основных камер. Ножны меча постукивали по его бедру под тихие звуки железных кандалов и едва слышное бормотание голосов.       На стенах на железных цепях висели жаровни, обволакивая Хэ Тяня мимолётными волнами тепла, когда тот проходил мимо, и делясь единственным светом, не считая небольших окошек, встроенных под самым потолком темницы и пропускавших совсем немного тусклого холодного света. Большая чёрная тень отбрасывалась на каменные стены, когда Тянь проходил мимо огня, невольно наводя на мысль, что его присутствие заставляло охрану стоять по стойке «смирно», а заключённых — замолчать при его приближении.       Парня держали за решеткой в конце туннеля, где отсутствовали окна, которые могли бы дать холодному воздуху хоть немного прогреться. Сейчас конец тоннеля держали закрытым, но, не смотря на металлические ворота и деревянные двери, по проходу всё равно гулял пронизывающий до костей сквозняк.       Поначалу он подумал, что парень сбежал или его забрали, но увидев сжавшуюся фигуру в углу тёмной камеры, успокоился. Некоторое время он стоял перед решётками, наблюдая за заключенным и не слыша с такого расстояния его дыхания. Не мог увидеть, спал ли тот или у вора были открыты глаза. Воришка мог свободно наблюдать за Хэ Тянем и охранником, стоящим за его спиной, а они бы и не знали. — Тяжело жить, будучи вором, не правда ли, — спокойно сказал Хэ Тянь.       Ответа не последовало… ни единого движения от его голоса, эхом отразившегося от холодного тёмного камня. Сердце Тяня ускорилось, тяжело и сильно барабаня по грудной клетке. Он же… он ведь не мог?.. Но затем раздался голос: — Получше, чем здесь, — донёсся тихий, еле слышный ответ с нотками хрипотцы человека, которого заперли в холодных тоннелях на протяжении недели. Хэ Тянь прирос к полу при звуках этого голоса. Он дёрнул головой, подавая знак стражнику позади него, который тотчас открыл железную дверь. Оба прошли внутрь. — Во мне ты не найдёшь жалости, — сказал Хэ Тянь. — А я говорил, что искал её? За сказанное он заработал немедленный удар ногой в живот, пару синяков и треск рёбер в придачу. Хэ Тянь выставил руку в предупреждающем жесте. — Не припомню, чтобы разрешал бить его. — Извините, сэр. Он был слишком болтливым. — Да, — задумчиво протянул Хэ, — он это может. Хэ Тянь отодвинул стражника в сторону и присел на корточки перед заключенным. Носки его ботинок оказались в тени, в которой сидел парень. — Дайте нам поговорить.       Стражник мгновенно уловил, что от него требовалось, и закрыл за собой металлическую дверь. Хэ Тянь ждал, пока звук удаляющихся шагов окончательно не стих. Он обнаружил, что ищет в темноте блеск глаз парня, которые были испепеляюще устремлены на него; но в таком сумраке невозможно было хоть что-то различить, лишь почувствовать ненависть на интуитивном уровне. — Давно работаешь на рынках? — Достаточно долго. — Достаточно долго? — Хэ Тянь приподнял бровь. — Достаточно долго, чтобы понимать значение того, когда кто-то говорит, что хочет побеседовать. — Не будь циничным, Рыжий, — презрительно сказал Хэ Тянь. Тьма блеснула, когда парень резко дёрнулся от последнего слова. — Так они тебя называют, верно? В Кайских бандах это всегда цвета. Волосы тебя с потрохами выдают. — Я не в банде. — Нет? И нет того, кто управляет тобой? Ты не работаешь с другими ворами? Нет конкуренции с другими бандами? Слова были встречены мёртвым, злым молчанием. Он и не рассчитывал получить ответы на свои вопросы. Это не волновало его… в данный момент было не до кайских банд. — Как часто ты на рынках? — спросил Хэ Тянь. — Каждый день? Раз в неделю? — Какая мне от этого выгода? — последовал вопрос. Хэ Тянь был не в силах сдержать смешок. — О, замечательно, — сказал он голосом, так и сочащимся иронией. — Вор хочет чего-то. — Перестань называть меня грёбаным вором. Ты ничего обо мне не знаешь. — Следи за языком, — сказал Хэ Тянь. Он подался вперёд, пока его лицо не оказалось в нескольких дюймах от лица парня. Мрак медленно начал растворяться перед его взором, и Хэ Тянь смог разглядеть острую линию скул, глубокую складку меж нахмуренных бровей. Растрескавшуюся губу. Один опухший глаз. Другой пристально смотрел на него тяжёлым, испепеляющим взглядом.       Большинство заключенных воняли спустя неделю немытой кожей и мочой, но не этот парень. Хэ Тянь с нехорошим, холодящим предчувствием запоздало понял — почему. — Который из охранников это был? — спросил он. Голос стал резким и жестким от увиденного. — Не знаю, о чём ты… — Они любят держать в чистоте тех, кем пользуются. Кто из них это был. Тишина. — Я не держу у себя таких людей, как они, — сказал Хэ Тянь. — Скажи, и тебя больше не тронут. Парень сглотнул, прочищая горло. — Было темно. Думаешь, я знаю? И… я хотя бы чист. В любом случае, не похоже, чтобы ты пытался показать кому-то вроде меня свою порядочность. Я лишь грязь на подошвах твоих сапог.       Тянь сжал челюсти от злости. Так вот, каково это: разговаривать с кем-то, похожим на вора. Общение с Императрицей и Цзянем И было иным… всегда немного тактичное и взвешенное, за которым следовали отчёты. В этом же общении не было правил: словно пробираешься вброд через реку Кай, сносящую тебя вниз по течению к Нижнему Морю. Подобные ему люди могли сказать практически всё, что угодно, даже не задумываясь. На мгновение это показалось своеобразным чувством свободы. На мгновение, длившееся совсем недолго. — Я ищу кое-кого, — Хэ Тянь пошевелился. — Скрытый плащом, хромой. В сапогах для верховой езды. Возможно, в перчатках. Ответом ему был пронизывающий взгляд. — Ты только что описал любого ветерана войны, проходящего через город. — Он купил ингредиенты для одного вещества, Голубого Яда. Яд оставляет на испытуемых… — Я знаю, что он оставляет. Хэ Тянь прищурился. Вор, знающий яды — редкость, а знающий о Голубом Яде — тем более. — Он купил ингредиенты в лавке травницы на Рынке, — продолжил Хэ Тянь. — Я ищу этого человека. — Ещё раз: какая мне от этого выгода?       Никак не предупреждая, Хэ Тянь с размаху нанёс удар тыльной стороной ладони одним стремительным движением, застав наглеца врасплох. Еле слышный скрип зубов, когда их стиснули, и резкое, свистящее дыхание. Звук пощёчины эхом отразился в пустом помещении. — Я сказал, что стражники не будут тебя бить, — тихо пояснил Хэ Тянь. — Но не говорил, что я не буду этого делать. Хэ наблюдал, как узник слизывает языком выступившую кровь с нижней губы. На его здоровом глазу выступила едва заметная влага и казалось, что вор задрожал от страха. — Ты такой же, как они, — огрызнулся парень. — Пьянеющий от власти и контроля. — О, продолжай, — Хэ Тянь растянул губы в усмешке. — Продолжай говорить, кем же я являюсь. Ты сейчас в удобном положении, чтобы отвешивать мне такие комментарии.       Тянь даже подумал, что парень сейчас плюнет ему в лицо со злости, но тот ничего не предпринял. Хэ ощутил смутное чувство разочарования, что его не спровоцировали ещё разок, и заключенный резко поумнел. Он даже наслаждался этой дерзостью. Хэ Тянь поднялся, скрипнув сапогами. — Доброй ночи, Рыжий. — Подожди! Подожди… Я… Я не… — Да? — Я, может быть, видел его, — резко сказал он. Парень сплюнул на пол: видимо, Тянь всё же немного перестарался, преподавая урок вежливости. — Что ты сказал? — Я сказал, что видел его, — вор стиснул зубы, — возможно. Разве не этого ты хотел? А сейчас, пожалуйста, просто… просто отпусти меня. Хэ Тянь пристально посмотрел на него, немного склонив голову на бок. Воришка лгал, но Хэ Тянь не мог обвинять его в этом, отчасти понимая. — Хм, — сказал он. И то, каким взглядом он смотрел на вора, заставило парня понять, почему Стража огласили «Пантерой». — Я так не думаю. А затем Тянь закрыл за собой тяжёлую дверь, противно и громко скрипнувшую металлом о металл, и оставил вора одного в темноте.