Томас Харди. Тэсс из рода Д’Эрбервиллей.
Эва переместилась в гостиную небольшого домика, прихватив с собой теплый плед, накрывая им свое тело. Через небольшое окно уже просачиваются первые лучи солнышка, ласкающие рыжие пряди волос девушки. Она улыбается, оголяя свои белоснежные, ровные зубы. Впервые такая погода радует ее. После дождя приходит солнце, согревая своим светом, своим уютом и теплотой. Помнится, как Мун твердо заявляла о том, что терпеть не может такую погоду, любит лишь дождь и прохладный ветер, приятно ласкающий тело. Но сейчас, сидя в немного обшарпанной гостиной, где в углу разгорались черные угли камина, она искренне улыбается, подставляя лицо на солнечный свет, при этом блаженно прикрывая тяжелые веки. — Почему не спишь? — раздается знакомый голос, выводя девушку из раздумий. Парень стоит оперевшись о дверной косяк, засунув руки в карманы пижамных штанов, что выглядили на нем слегка смехотворно. Подумать только. Сам Крис Пенетратор в штанах в ярко-красный горошек, что уж никак не сочитался с его телосложением. Шистад стоит без футболки, кажись, ни капельки не стесняясь своего «горячего» пресса, чем он действительно мог похвастаться. Шелковистые волосы взъерошенны, а небольшая челка беспорядочно сползает на лоб, из-за чего третьекурснику постоянно нужно поправлять ее, длинными пальцами зарываясь в короткие пряди. — А ты следишь за мной? — ухмыляется Эва, переводя взгляд на яркий огонь, что с треском поблескивает в небольшом камине. — Ну, а как же еще? Сидел перед твоей дверью, как преданный пес, и ждал, когда же моя хозяюшка соизволит выйти, — широко улыбаясь, парень плюхается рядом, закидывая ноги на небольшой журнальный столик, что стоял рядом с диваном, окрашенный в коричневый цвет, напоминающий крепкий, столь горький кофе. — Не смогла заснуть, если тебя это так сильно интересует. В последние дни меня мучает бессонница, — выпаливает рыжеволосая, сильнее закутываясь в теплый плед. Она вспоминает предудыщие дни, что пролетели очень даже быстро, как бы она не хотела этого осознавать. Да и в них не было чего-то важного, что она могла бы запомнить. Лишь ядовитые слезы, скатывающиеся по румяным щечкам ночью, и ярко-зеленые глаза в которых отчетливо читалась ненависть к этому человеку, обида за то, что он когда-то лишил ее счастья и любви к солнечному свету. Теперь ей нравится лунный свет при ночи. Такой приятный, яркий, немного ослепляющий глаза. Такой родной, словно бы характеризующий ее состояние в данный момент, ее закрытость в себе, сломленность. — И сколько же ты не спала? — нарушая тишину, спрашивает Крис, подкладывая себе под голову небольшую подушку. — Больше, чем трое суток, — тихо шепчет первокурсница, все еще не отводя взгляда от камина, от этих ядовитых языков пламени, отчего в глазах искрятся маленькие чертики, готовые танцевать различные танцы, веселые ли они, или же показывающие жалкую жизнь обычной, рыжеволосой девчонки. ОНА.САМАЯ.ОБЫЧНАЯ.!!! — Ты серьзено запустила себя. Неужели есть тому причина, чтобы так мучить себя по ночам? — он переводит на нее свой задумчивый взгляд. — Да, есть. Эта причина сидит сейчас справа от меня и не о чем не подозревает, — она слабо улыбается, мысленно вырисовывая различные узоры у себя в голове, но все так же несмотря на Шистада, не смотря в его карие глаза, которые в любой момент могут окраситься в черный, более глубокий цвет, из-за чего она так ничтожно сможет потонуть перед ним, оказаться такой слабой перед ним. — Так.. Ты все время думала обо мне? — неуверенно интересуется брюнет. — Представь себя на моем месте. Представь, что ты обычный первокурсник, на которого никто не обращал внимания до недавнего времени. Потом все так резко изменилось, тебе неожиданно ломает жизнь зазнавшаяся третьекурсница, которой плевать на то, кто ты, откуда ты. Ей плевать на тебя, она лишь пользуется твоими чувствами, и знаешь.. Будто бы высасывает из тебя все, что когда-то было важным для тебя, отбирает все светлое, оставляя на том месте небольшую, черную дыру, которая с каждым днем будет разрастаться, окрашивая твои внутренности в столь гнилой цвет. И вот.. Вот эта девушка возвращается, моля о том, чтобы ты дал ей второй шанс. Она обещает, что никогда больше не бросит тебя, что не готова отпустить тебя, ибо слишком сильно привязалась к тебе, — Мун выдерживает короткую паузу, перемещая взгляд изумрудных глаз на Шистада, который смотрит прямо на нее непонятным взглядом, полным какой-то виновности, глубокой задумчивости. — Знаешь, что самое тупое? Она строит из себя глупую овечку, которая не понимает, что такое влюбленность или же любовь. Говорит, что вас ничего не связывает, кроме безумной привязанности. Но ты знаешь нечто большее, знаешь, что она нагло врет. Ты знаешь, что такая сильная привязанность и есть влюбленность, и есть нечто большее, что и рушила тебя каждый день, Крис. Это и есть те самые сильные чувства, о которых эта девчонка толком ничего знает, потому что она не привыкла любить кого-то, беречь кого-то. — На одном дыхании проговаривает Эва, внимательно наблюдая за тем, как медленно пульсируют его синеватые венки на шее, как крепко сжимаются челюсти, отчего скулы будто бы остреют, где их касаются золотистые лучи утреннего солнца. «Он безумно красивый.» — думает она. — «Жаль, что не для меня.» — Тебе интересно мое мнение, ведь так? Интересно, что бы я сделал на твоем месте? — тихо спрашивает Пенетратор чуть хрипя от долгого молчания. Она согласно кивает, заставляя его задуматься еще сильнее, перемещая своей взгляд на небольшое окно, где отчетливо видно, как встает оранжевое солнце, окрашивая небольшие, дальние холмики в красивые, перелевающиеся цвета. — Я бы согласился дать ей второй шанс, даже если бы эта девушка была бы слишком самовлюбленная, та, кто берет от жизни все, даже если ей это не пренадлежит. Многие бы стали сомневаться, нормальный ли я, что согласился на ее предложение. Но.. Знаешь почему бы я согласился? Я бы хотел узнать ее, ведь я не черта не знаю, что на душе у такой девушки, не знаю, какая она на самом деле, Эва. Мы судим лишь по внешней оболочке, но сами не знаем правды, не знаем, каким является человек внутри себя. Многие даже не представляют, что человек мог запросто скрыть себя ото всех, надевая толстую маску непробиваемости. И.. Знаешь.. Эта маска рано или поздно треснет и у той самовлюбленной девчонки, которая обратила на меня свое «драгоценное внимание», — показывая ковычки в воздухе, он придвигается немного ближе, пальцами играясь с ее рыженькими волосами, которые она так безжалостно обрезала чуть ли не до плеч. — С легкостью треснет сердце. — Но что если ты итак знаешь, кто она на самом деле? Что если знаешь, что она является эгоисткой, что привыкла ходить по головам чужих, не обращая ни на кого внимания? — ее губы дрожат, а ладони предательски потеют, когда она смотрит прямо на Шистада, в его янтарные глаза в которых она так боится утонуть, опьянеть и просто задохнуться от такой глубины. — У каждого человека есть маска, Мун. И не исключено, что она есть и у этой девушки. Все лгут, Эва, никто не застрахован от боли, от обиды на кого-то. Никто не застрахован быть одиноким. Если человек окружен людьми, заботой, то это не значит, что он счастлив, не значит, что внутри него все заполнено каким-то лживым счастьем. Внутри него лишь самое обычное самовнушение того, что ты кому-то нужен, — тихо шепчет парень, слегка наклоняясь к ее уху. — Так почему же тебе не узнать того, кто сидит сейчас справа от тебя, Мун? Навязчивая идея — это отвлекающий маневр, она защищает тебя от мыслей о чем-то другом. Что это другое? Если бы не было этих навязчивых мыслей, о чем бы ты думала?Ирвин Ялом. Шопенгауэр как лекарство.