мне не хочется плакать от боли, ибо с ней я не просто знаком. и конечно натрешь ты мозоли, коль по жизни идешь босиком.*
- Я чудес творить не умею, - заключает Всеслав, приглашая гостей в дом, - и благотворительностью не занимаюсь, поэтому с вас дань, - парень кряхтит как старик, усаживаясь в ближайшее кресло, - не согласны, можете быть свободны. - Что Вы, - миролюбиво отвечает Тоша, - мы согласны на любые суммы... Всеслав смотрит на него так пронзительно, что дыхание перехватывает у всех присутствующих в гостиной. Антиповы неловко размещаются, усаживаются кто где, Глеб вовсе замирает на пороге. У них не было плана, баснословных денег в кармане тоже. Как они об этом не подумали? За все ведь надо платить!? - Деньги нам не нужны, - Всес устало вздыхает, прикрывая глаза, - мы не бедные. Сами увидите, в общем-то, - омега ерзает, устраиваясь удобнее. - Ваша стая сильная, авторитетная, а нас вот серьезно никто не воспринимает, нам нужна помощь в завоевании своей социальной ниши. Многое не просим, не подумайте плохого, там словечко замолвили, тут делом помогли. Нам выгода, вам живой омега. Атмосфера разом расслабляется, вожаки уже готовы хоть сейчас рекламную кампанию диким устраивать, но в воздухе висит вопрос: - Где гарантии? - Олег наблюдает за каждым движением Всеслава, поэтому не поймать его ехидный взгляд возможности нет. - Ну-ну, альфа, не кипятись. - Я задал вопрос. Всес фыркает, упирая руки в подлокотники кресла. Он шаркает по полу, хрипло дышит и в целом выглядит болезненно. Омега подходит к Тимуру, осматривает больного, закусывает губу и... просто тянет время. Всеслав молчит так долго, что терпение лопается не только у Олега, но диалог продолжает именно он: - Так ты шаманить будешь или как? Омега вздыхает, но с ответом не спешит. Он наклоняет голову. Влево. Вправо. Молчит, пристально глядя в лицо Тимура. Влево. Глеб чувствует как раздражение разбегается мурашками по коже. Вправо. Олег закипает с каждым наклоном головы все сильнее. Влево. Тоша пытается разрядить ситуацию, даже нелепо открывает рот, но его прерывают. - Шаманят люди с травами, - вправо, - а я, уж извините, в травах не силён. Вам нужно снять пластырь, - Всеслав обращается к Тимофею, - затуманенный разум не поддается лечению. - Этот пластырь снимает боль, - осторожно замечает Тим. - А ещё туманит разум, - Всеслав круто разворачивается, - как и любой другой наркотик. Повторюсь, я чудес творить не умею, болезнь давно в нем сидела, сил у неё явно больше, чем скажешь на первый взгляд. Чтобы вылечить, надо восполнить баланс, отдать что-то столь же сильное... Скажем, другую жизнь, здоровую и крепкую. Сойдет и жизнь волка. Тут либо сам погибай, либо становись обычным человеком. Это не входит в мой to do лист. - Ерунду не говори, - Олег в негодовании делает шаг к омеге, - невозможно отделить волка от человека. - Н-да? - Всеслав кивает в сторону Глеба. - А брат твой шутка что ли? - Мой брат человек, - выплевывает Антипов, еле сдерживая рычание, - и всегда им был. - А я всегда был тем, кто устанавливает правила, - заключает омега, разворачиваясь к старшим. - Пластырь снять и выбросить, даже новый, даже тот, что остался в машине "на всякий случай". Есть не давать, воду из родника принесет Конрад, пить по желанию. Боль отрезвит, как придет в сознание, сообщите. - А?.. - Был подан слабый голос. - А я куда? - Всеслав снисходительно улыбнулся. - В степь. Силы набирать. И да, младший человек идет за мной. Глеб даже не успел опомниться, но точно понял, кто тут самый главный. Пускай и в раздражении окружающих.***
Степь если не пугала, то точно настораживала. Антипов поежился, с опаской глядя на то, как легко и непринужденно Всеслав дошел до субъективного центра и плюхнулся прямо на сырую землю. Было промозгло, снег лежал тонким слоем, а в воздухе, казалось, нет ни капли влаги, настолько он был сух. Глеб не решался завязать разговор, не знал, имел ли он на это право, поэтому лишь упрямо шагал за внезапным проводником, который уходил всё дальше и дальше за линию горизонта. И вот теперь сел. На сырую землю. Прелестно. - Это вам не северная зима, - словно замечая ход чужой мысли, откликнулся Всеслав, - у нас всегда так... неприятненько, но в этом есть своя романтика. - Ты себе причинное место отморозишь, если не встанешь. Сказать, что на Глеба посмотрели, будто он главный дурак на Земле, - ничего не сказать, поэтому Антипов приказал себе молчать, грозно насупившись и пыхтя себе под нос. Конечно, это не север и не настоящая зима. Зимой снег должен быть по колено, а это что? Так, пенопласт кто-то разбросал. Омега поерзал, очень громко подышал, надеясь выбесить или хоть как-то расшевелить собеседника, походил кругами, порисовал мыском ботинка по промерзшей почве, снова выдохнул, снова порисовал, снял капюшон, надел капюшон, возвел глаза к серому небу и вдруг осознал. Высоко. Небо очень высоко. Да так и замер, не зная, что делать с этим наблюдением. - Небо здесь всегда высокое, - Всеслав так и не поворачивался лицом, так что Глеба точно не видел, - безоблачное и просторное. Ваше небо низкое, с грозовыми тучами, с объемными облаками. Приближенное к человеку. Можно сказать, вы под ним ходите, а мы же к нему стремимся, но оно постоянно убегает, мотивирует нас расти, пытаться прыгнуть выше головы, каждый раз обманывая и насмехаясь над нашими глупыми попытками. Наше небо чистое, искреннее и далекое. Его не достать рукой. Оно символизирует возможности. Некоторые создаем мы сами, некоторые с нами по праву рождения. Чем их больше, тем отчетливее слышен смех небес, но игра хуже не становится. Скорее, притягательнее. Глеб не опускал головы, вслушиваясь в слова знакомого, и понимал, что каждая фраза, каждое слово - правда. Он никогда не вглядывался в северное небо, оно было и было, а тут... Как там? Притягательнее. - Если небо - возможности, то степь - простор, - Всес решил продолжить. - Можешь спорить, но лес давит. Конечно, это субъективный вывод. В нём столько всего и всех: шорох листвы, журчание родника, пение птиц, вой зверей. Он тебя насыщает и перенасыщает, пеленает в какофонию звуков, якобы успокаивая. На деле ты распаляешься, растворяешься в нем, а надо бы в себе. Степь другая. В ней только ты, простор и ветер. И больше никого на всем белом свете. Глеб опускает голову, встречаясь взглядом с оборотнем, тот смотрит пристально, неотрывно. - Степь дарит простор для возможностей, а где-то там, за линией горизонта, небо сливается с землей, даря надежду, что где-нибудь и когда-нибудь ты наткнешься на точку, которая соединит твоё разбитое сердце. - Это ведь не про степь и небо, верно? Всеслав кивает, медленно поднимаясь с земли. - Это всегда про надежду, - омега отряхивается, полностью выпрямляясь, - а теперь беги. - Что? - Чувствуй надежду. - Это глупо! - пришла очередь Глеба смотреть на собеседника с явным намеком на слабоумие. - Глупо - приезжать к диким оборотням, просить левого омегу проявить волшебные способности и спасти умирающего отца. Так рак не лечится. Глеб замирает и шмыгает носом. Может его привели сюда, чтобы убить? Или чтобы убить родных? Почему они разъединили его с семьей? - Антипов, - Всеслав подходит близко-близко, - просто беги и чувствуй. Чувствуй, как тебя переполняет надежда. Степь действительно необъятная, а небо высокое-высокое. Глеб бежит вперед, затылком ощущая преследование, в легких скапливается лишний воздух, а дыхания катастрофически не хватает, но он продолжает бежать к той самой точке, которая соединит его разбитое сердце.***
Их импровизированный забег закончился лишь глубоким вечером, когда Глеб свалился от усталости на промерзшую землю. Его ноги тряслись от непривычной нагрузки, из горла вырывался судорожный кашель, но на душе было спокойно. - А ты юркий, - Всеслав плюхнулся рядом, - не будь я оборотнем, не догнал бы никогда. Молодец. - Ты, - кашель не давал говорить внятно, - поможешь? - Поможешь, волче, поможешь. Я обещания на ветер не бросаю. Глеб повернулся на спину, снова попадая в небесный плен. Звезды. Далекие и размытые точки. Его надежда выглядит так же? Или у неё есть реальные черты? - Пойдем. Нам предстоит долгий путь. - У меня нет сил, брось меня. Всеслав рассмеялся. Громко и заливисто, даже икать начал, но быстро пришел в норму. Он поднялся сам, протянул напарнику руку и самым серьёзным голосом выдал: - Антипов, сдаваться ещё рано. Нам ещё от родственников отбиваться. Глеб не мог не согласиться, поэтому руку принял. На небе зажглась новая звезда. Яркая и отчетливая. Звезда дружбы.