С - счастье

В этом странном мире возможно всё. Так думал Джон, но даже не подозревал, что и это тоже. Извечное разделение на сексуальные роли, такое естественное с рождения. Доминанты, сабмиссивы. Уотсон с детства знал, кто он — саб. Стараниями пьющего отца и сестры, вечно безразличной матери — твердый по характеру, весьма спокойный, немного жестокий, сильный, но саб. «Бездушный» — говорили одни; «ничего не чувствующий» — говорили другие; «неправильный» — выносили вердикт все они. Нет, Джона это не терзало. Считают и считают, ему дела нет. При потребности у него всегда был партнёр, он был вполне обычным и чувствовал все как надо. Может быть только, такие приятные боль, унижение и расслабление, благодаря возможности передать контроль другому приносило иное впечатление. Уотсона нельзя было взять резко, прижать к стене, связать, отстегать — он не получил бы удовольствия, он был бы зол. Сессия должна быть в определенном месте в определенный час, все остальное он не признавал. Пока не встретил их. Братья. Такие разные, которые не всегда находили общий язык. Два гения. Политик и детектив. Холмсы. Что бы не сделал один, другой об этом узнавал и достаточно быстро. У них разные методы, но их губы искривляются в улыбке одинаково. Их руки заносятся и опускаются на ягодицы Джона с одинаковой скоростью и силой. Но они такие разные. Шерлоку нравится небольшой аккуратный член сабмиссива, Майкрофту — его рот. Шерлок любит брать его и слышать звонкие крики, Майкрофт — глухой звук, как он давится чьим-то членом, или шариком, или пальцами. Шерлок любит поменьше волос на теле, Майкрофт наоборот — и это было их камнем преткновения, потому что не исполнить приказ Уотсон не мог. Но ему нравилось даже когда приказы разрывали его сущность. Где ещё найти саба, который выдержит двух Домов? Выдержит их гениальность, их страсть, их извращённые фантазии, их прикосновения, укусы, требования и вредность. Шерлок хотел быть с ним рядом и вне сессий. Майкрофт предпочитал сократить контакт к минимуму. Но они оба любили это делать втроём. Им нравилось, когда Майкрофт заходил в гости, надевать на Джона лишь набедренную повязку и заставлять прислуживать им обоим. Самое страшное — ему это нравилось. Ему нравилось подчиняться и вне постели. Он был не против, чтобы братья зажали его там, где им хочется — в офисе Майкрофта, на улице Лондона, в машине старшего или квартире младшего. Диван, кровать, кресло, пол, стол, скамья для сессий, подоконник. Распять, подвесить, связать, отыметь, оставляя грубые следы. Джону нравились синяки на его теле. Ему нравились следы зубов. Следы засов и поцелуев. Если утром он не мог сидеть на стуле — ночь удалась. Если утром он не мог сидеть на стуле потому, что ощущал в себе забытую игрушку — ночь была прекрасна. Если утром он не мог сидеть на стуле, потому что все ещё сидел на членах обоих братьев — ночь ещё не закончилась и это были действительно счастливые дни, когда их график совпадал, никому не нужно на работу, и они проводили в постели весь день. Холмсы были ненасытны и он тоже. Но им обоим было мало лишь секса, лишь трения половых органов. Они находили способы подчинить себе, не снимая с саба одежду, не касаясь его тела руками. Они любили так же его, как личность, и наверное именно поэтому Джон любил их в ответ. Потому что они если и видели в нем вещь — то это было не навсегда, если видели сильного и независимого Джона Уотсона, вполне неплохого врача — то это не навсегда. Они видели его разного и упивались этим, а Джон наслаждался их взглядами, прикосновениями и разговорами. Они не считали его неправильным, не чувствующим, бездушным, выродком, испорченным — они видели в нем то, чем был Уотсон — незаштампованым человеком, и он был в мире такой один, единственный, кто мог выполнить в должной мере все приказы братьев. Единственный, кто был достоин их. И, вылизывая в очередной раз руки Майкрофта, пока Шерлок двигал пальцами у него в дырочке, он ощущал себя по-настоящему счастливым.