Hope for now

Никаких чувств. Ни страха. Ни боли. Ни волнения. Натянутая маска отлично помогает избавиться от подобных чувств. Благодаря ей с каждым разом всё проще явиться на встречу, исход у которой только один — отдать своё тело. Не душу, не разум, а только красивую оболочку, пробиться через которую ещё никому не удалось. Взгляд, полный пошлости, и по-кошачьи подведённые карамельные глаза; уверенное виляние округлых бёдер, обтянутых чёрным латексом; сексуальная ухмылка на и без того сексуальных губах — единственно правильный образ для таких случаев. Никто не пытается узнать, что скрыто под ним. Всех интересует только то, насколько громко будет стонать молодой известный исполнитель, ожидать встречи с которым приходится месяцами. Машина останавливается около дорогого отеля, ставшего местом, где нужно притворяться. Местом, в котором никому не важно, что ты чувствуешь. Местом, пропитанным ложью, болью и слезами. Хоуп застывает около входа, вглядываясь в отражение зеркальных окон, натёртых до блеска. Всё кажется таким привычным, и оттого уже не понятно, что правильно, а что нет. Ему бы развернуться и бежать. Да вот только нет у него такой возможности. Тёплая ладонь опускается на плечо, слегка сжимая, будто приободряя. И тогда в голове Хосока взрывается огненный фейерверк, и весь образ начинает трещать по швам. «Зачем? Зачем ты это делаешь, Мин? Зачем влюбляешь меня в себя?» — единственное, что сейчас в мыслях у Хоупа. — Отель? Серьёзно? — в глазах Юнги — непонимание с тех пор, как они подъехали к месту встречи. Он смотрит на брюнета через отражение, и почему-то не хочет пускать его туда.— Перед тем, как мы войдём, скажи: возможно, есть то, что мне следует знать? — Прежде чем спрашивать, подумай хорошенько, Мин, — Хоуп скидывает ладонь со своего плеча и резко разворачивается в сторону телохранителя, нежно обхватывая его шею руками. Он прижимается к нему всем туловищем и шепчет чуть слышно, прикасаясь своими губами к уголку рта Юнги: — Ты действительно хочешь это знать? А затем — громкий смех Чона, и на его лице — вновь сексуальная ухмылка. Хоуп не дожидается ответа и развязной походкой проходит внутрь, по пути салютуя вечно улыбчивому портье. Юнги прикасается к тому месту, где только что находились губы Хосока, и слизывает языком оставшийся там розовый блеск. Сладкий, со вкусом клубники… Галстук у Юнги на шее теперь лишь для видимости — свисает с неё, полностью развязанный. Потому что сейчас душнее в два раза. Они поднимаются на восьмой этаж и останавливаются у номера восемьсот девять. Хоуп даже за дверью ощущает всю ту атмосферу, которая ожидает его там, внутри. Дорогие сигареты, элитный алкоголь, огромная кровать и секс без чувств — привычная последовательность для таких вечеров. Но иногда вносятся некоторые изменения из-за прихоти назначившего встречу. Кровать может замениться неудобным креслом, ворсистым ковром или деревянным жёстким столом, а иногда даже стеной. В общем, любой поверхностью. — Я до последнего думал, что встреча будет проходить в ресторане на первом этаже, но никак не в одном из номеров, — Юнги нарушает долгую паузу, заставляя посмотреть на себя, но Хоуп всё так же продолжает стоять к нему спиной. И тогда блондин хватает Чона за плечи, насильно разворачивая на себя. — Я хочу знать всё. Расскажи мне, что это за встречи, на которые ты ходишь? — Действительно хочешь знать? Тогда слушай. Я прихожу сюда, чтобы потрахаться с мужиками, — Хоуп смотрит бешено, и истерически смеётся, вырываясь из рук телохранителя.  — Доволен? Всё теперь понял? Ты, наверное, сейчас думаешь о том, какой я омерзительный, — брюнет не даёт возможности Юнги сказать хоть что-то в ответ, затыкая ему рот пальцем, — лучше ничего сейчас не говори. Только знай: мой папаша тот ещё ублюдок. Это он сделал меня таким. Но у Юнги нет даже мысли о том, что перед ним омерзительный человек. В данный момент в нём всё больше разгорается ненависть к Виктору Чону. И теперь это не только из-за смерти брата, но и из-за этого парня, что стоит сейчас напротив. Схватить за руку и увести отсюда подальше — кажется единственным правильным решением. Но затем самопроизвольно срабатывает задний ход и в голове мелькает мысль: «Кто я такой, чтобы вмешиваться? И кто он для меня, раз заставляет так переживать за него?». В итоге брюнет пускает свой взгляд, не зная, что ему делать. — Ты не должен ничего сейчас делать. В твои обязанности это не входит, — поняв без слов, произносит Хоуп, слегка вздыхая. Он вкладывает Мину в руку карту-ключ и поворачивается лицом к двери. — Ожидай меня в номере восемьсот пять. Скорее всего, вернусь ближе к рассвету, — отдаёт наставления брюнет, и с ухмылкой добавляет: — Можешь пока поспать. Там очень удобная кровать. Хоуп скрывается за дверью, прижимаясь к ней с обратной стороны спиной, и зажмуривает глаза, чувствуя, как по ней бьёт ногой Юнги. Он не может понять, почему блондин реагирует подобным образом, но чувствует, что начинает постепенно открываться ему. Сегодняшняя хорошо натянутая маска немного сползла. И теперь весь былой настрой разом испарился. Но пути назад нет, только вперёд — туда, где боль и отчаяние. В этом номере всё по-прежнему: красивый интерьер, обставленный дорогой мебелью, небольшой стол, накрытый на две персоны, шампанское и фрукты на чайном столике около дивана, слегка приглушённый свет, придающий интимность, стереосистема, которая в скором времени заработает, потому что многим нравится стриптиз. Большая кровать выглядит всё также тепло и уютно. Хотя на самом деле это далеко не так… Хоуп чувствует въевшийся в стены запах секса, который уже невозможно скрыть под ароматизаторами. Расставленные корзины с красными розами тоже не могут перебить его собой. Каждый уголок этого номера напоминает о всех четырёх годах мучений, забыть о которых он бы с радостью, да вот только не получается. Если закрыть глаза, перед ними сразу же всплывают на удивление красочные эпизоды прошлого, в которых много слёз, пота, а иногда даже крови. Секреты, которые он скрывает, в последнее время всё больше давят на психику, усиливая частоту приступов паники. И что самое обидное — всему виной родной отец. Хоуп прекрасно помнит прошлую ночь. Помнит предложение Мина, которое, возможно, действительно стоит принять. — А вот и ты, — раздаётся чей-то голос за спиной. — Непорядок, опаздываешь. Я уже подумал, что ты не придёшь. Хосок оборачивается на голос, чтобы разглядеть сегодняшнего мужчину, который будет втаптывать его в грязь своими животными позывами. На удивление молодой и достаточно сносный внешне: спортивный, подтянутый, немного загорелая кожа, высокий, каштановые волосы и зелёные глаза. На нём махровый халат, под которым, возможно, ничего нет — видимо, подготовился заранее и принял душ. — Стивенсон? — удивлённо спрашивает Хоуп. Он рассчитывал, как всегда увидеть какого-нибудь мужика за сорок, но никак не молодого парня лет тридцати. — Не так я себе представлял владельца крупной компании. — Что, ожидал увидеть бородатого дедка? — усмехается Стивенсон, подходя ближе. — Мне двадцать девять. Я рано унаследовал кресло отца. Можешь обращаться ко мне просто «Марк», — шатен проводит ладонью по щеке Чона со словами: — А вблизи ты ещё красивее. Он наклоняется для того, чтобы поцеловать Хоупа, но тот отталкивает его от себя и отскакивает назад с раздражённым взглядом. — Тебе что, не рассказали о правилах? Правила — единственное условие, которое отец согласился принять и ввести для всех без исключения. Благодаря им Хоуп до сих пор не стал самой настоящей шлюхой. — Видимо, прослушал. Был занят, предвкушая сегодняшнюю ночь с тобой, — усмехается Марк, открывая бутылку шампанского. — Ну и что там за правила? Думаю, из твоих уст мне будет интереснее их услышать. Стивенсон разливает шампанское по бокалам и протягивает один Хоупу, а тот без возражений принимает его, немного отпивая. Алкоголь помогает лучше раскрепоститься и прогоняет плохие мысли, даруя забытье. Брюнет усаживается на диван, закинув ногу на ногу, а возле него падает Марк, приобнимая одной рукой. — Всего у меня три правила, — начинает Хоуп, делая очередной глоток. — Первое, никаких поцелуев в губы. Это как раз то, что ты только что чуть не нарушил. Впредь больше так не делай. Второе… — Нет, стоп, подожди, — недовольно перебивает Марк. — Я хочу почувствовать вкус твоих губ. Как же без этого? — Можешь целовать куда угодно, но только не в губы. Это слишком интимное для меня действо, — Хоуп бросает на шатена раздражённый взгляд, а затем продолжает: — Второе: я никому не делаю минет. Даже не проси. Мой рот и губы неприкосновенны. Запомни об этом. И наконец, третье правило — никаких повторных встреч. — Второе я ещё могу пережить, а вот третье нет. Одной ночи с тобой мне будет мало. — Ничем помочь не могу, — Хоуп разводит рукам и залпом осушивает весь бокал. — Единственное, что могу сделать — оставить фото на память. Будешь дрочить на него. — А ты дерзкий. Мне это нравится, — с ухмылкой на лице Марк забирает пустой бокал из рук Хоупа и ставит его на чайный столик. Он полностью опрокидывает брюнета на диван, нависая над ним и смотря прямиком в широко открытые глаза. — Ты не представляешь, как долго я ждал этой встречи, — он водит ладонями по сетчатой футболке Чона, приподнимая её края. — Мне хватило одного лишь взгляда, чтобы понять, как сильно я хочу тебя трахнуть. Стивенсон проводит влажным языком по бледной щеке, слизывая с неё пудру, и потирается своим пахом о бедро Чона, возбуждая себя. Причмокивая, целует длинную шею, оставляя на ней мокрые следы, а руками забирается под футболку и полностью снимает её. Хоуп закрывает глаза и принимает все, что совершается над его телом. Стонет профессионально, но притворно, когда шатен начинает посасывать, слегка прикусывая, напряженные соски. — Станцуешь для меня? Я слышал, что ты танцуешь так же превосходно, как и поёшь, — с улыбкой Марк прерывает исследование тела певца, слезая с него и протягивая тому руку. Хоуп принимает помощь и поднимается с дивана, а затем сразу же, без каких-либо слов, направляется к стереосистеме. Он быстро листает плэй-лист, потому что знает его наизусть — как-никак сам составлял. В этот раз выбор падает на Chris Brown — Take you down. Как только в колонках начинает играть музыка, певец снимает с себя красные мартенсы и выключает основное освещение, а вместо него зажигает настенные бра с фиолетовым свечением, придавая моменту нужную атмосферу. Стивенсон занимает удобное положение на диване, широко расставляя ноги, отчего края махрового халата расходятся, обнажая возбуждённый член. Весь в ожидании, он развязывает пояс и полностью избавляется от лишней ткани, оставаясь совершенно голым. Хоуп отлично знает, как завести мужчину своими движениями, поэтому танцует раскрепощённо, посматривая в его сторону кошачьим взглядом. Пухлые губы полураскрыты, а язык всё время эротично блуждает по ним, слизывая розовый блеск. В танце он снимает с себя латексные брюки, оставаясь в одних узких боксерах. Поворачивается спиной и прогибается в пояснице, отставляя упругую задницу назад. Марк не выдерживает такого зрелища и начинает надрачивать себе, облизываясь. Одна ладонь быстро бегает по всей поверхности напряженного члена, а другая мнёт мошонку, сжимая яички. Он стонет, дотрагиваясь до головки, выделяющей капли естественной смазки. Размазывает её по всей длине и смотрит затуманенным взглядом. Танцуя, Хоуп подходит к нему и пальцем снимает одну каплю, затем отправляя в рот шатена, а тот облизывает его, посасывая и причмокивая. С ухмылкой на лице певец разворачивается спиной и отставляет задницу прямо перед лицом клиента. Стивенсон отпускает свой член и сжимает две хосоковские половинки, целуя между них, а затем притягивает к себе на колени и заставляет по ним елозить. Брюнет чувствует сквозь тонкую ткань своих узких трусов возбуждённый член, упирающийся в ягодицы, откидывает голову назад и сильнее начинает тереться об него, получая засосы на спине и шее. Он и сам начинает возбуждаться, отчего дышит теперь тяжело, закусывая нижнюю губу. В следующее мгновение Марк подхватывает брюнета мускулистыми руками и доносит до кровати, бросая на неё. Он разводит ноги Чона в стороны и, устраиваясь между них, упирается членом в скрытую тканью промежность, поглаживая по ней головкой, сочащейся смазкой. — Помурлыкай для меня, котёнок, — горячо шепчет Марк, втягивая в себя мочку уха Хоупа, но того, чего так желает, не получает. От подобного обращения Хоуп раскрывает широко глаза и отталкивает от себя шатена, скидывая на пол. Словом «котёнок» Марк проникнул в самые глубокие, потаённые воспоминания, которые в данный момент не следовало ворошить. Только мама могла так называть Хосока. Только она имела на это право. Поэтому слышать подобное из уст человека, который собирался его сейчас трахнуть, отвратительно и мерзко. Детские невинные воспоминания, в которых он с матерью, не должны быть перемешаны с грязью всего того, чем ему приходится заниматься. Это единственный островок доброты в его памяти, который ни за что нельзя рушить, иначе брюнет окончательно свихнётся. Хоуп всегда чувствовал себя омерзительно в моменты, когда его имели, но сейчас ему стало намного хуже. В этот момент на его глазах проступают солёные слёзы, и губы дрожат необычайно сильно. Есть только одно правильное решение — остановить сегодняшнюю встречу и скорее уйти отсюда. — Я не понимаю, что случилось? — удивлённо спрашивает Марк, когда видит, как брюнет натягивает на себя брюки и обувь. — Ты не можешь так просто уйти. — Ещё как могу. Удовлетворишь себя сам. У тебя это прекрасно получается, — язвит Хоуп, поднимая с пола свою сетчатую футболку, а затем направляется к выходу. — Прощай. <i>— Я не собираюсь прощаться. Скоро увидимся снова. Поэтому говорю «до встречи»,  — успевает крикнуть напоследок Марк, прежде чем Хоуп скрывается за дверью.

★★★

Было плохой идеей заглядывать в большой шкаф, полный бутылок со спиртными напитками, потому что чуть больше недели воздержания недостаточно, чтобы позабыть об алкогольной зависимости, которая длилась два месяца. Но один плюс всё же есть — толерантность. Теперь одной бутылки маловато, чтобы напиться. Требуется куда больше. Юнги лежит на кровати, одетый и обутый, с почти пустой бутылкой виски в руках и, изредка моргая, рассматривает узорчатый подвесной потолок с красивой люстрой посередине, тем самым пытаясь отвлечься от мыслей о том, что сейчас происходит в другом номере. Получается паршиво, потому что Хоуп ни черта не выходит из головы. Блондин не понимает, почему так бурно среагировал и со злостью ударил ногой по двери, за которой скрылся певец. «Не хотел отпускать? Не хотел, чтобы его трахнул какой-то Стивенсон? Так почему же не остановил? Почему не схватил за руку и не утащил подальше от того номера? Позволил войти и теперь, возможно, в данный момент его трахает мужик, а ты лежишь здесь и пьёшь, потому что не попытался изменить это. Какой же ты жалкий, Юнги!» — с подобными мыслями Мин допивает виски и швыряет бутылку на пол. Что-то изменилось с момента приезда в Америку, а вернее Хоуп изменил. Юнги чувствует, что в нём что-то проснулось по отношению к певцу. Чувствует потребность защищать его, несмотря ни на что. А вот сможет ли он это сделать — уже другой вопрос. Размышления прерывает звуковой сигнал, означающий открытие двери. Юнги подскакивает с кровати и вытаскивает пистолет из кобуры, направляясь к выходу из номера. На пороге стоит заплаканный Хоуп, держащий в руках футболку, которую так и не одел. — Что с тобой случилось? Он что-то сделал тебе? — у Юнги явное беспокойство на лице и гнев в глазах. — Хочешь, я пойду и пристрелю этого ублюдка? — Не нужно, — дрожащим голосом отвечает Хоуп. — Просто обними меня. Юнги сразу же прячет пистолет обратно и прижимает брюнета к себе, крепко сжимая в объятиях. Хоуп дрожит в руках Юнги, а тот водит по обнажённой спине ладонью, успокаивая. — Я убежал от него. Что теперь будет? Отец точно разозлится, — успокоившись, произносит Хоуп. — Ничего не бойся. Ведь у тебя теперь есть такой классный телохранитель, как я, — немного посмеиваясь, говорит Мин, а затем добавляет уже серьёзно: — Я больше не дам тебя в обиду. Хоуп отстраняется немного с благодарной улыбкой, чтобы заглянуть Мину в глаза, которые излучают сейчас искреннюю заботу. Он проводит ладонью по щеке блондина, а тот накрывает её своей, притягивая к губам и не спеша целуя. — Спасибо за всё, — благодарно говорит Хоуп, а затем целует Юнги в щёку, оставляя на ней последние остатки розового блеска, и убегает в ванную комнату, словно маленький ребёнок. Юнги снова валится на кровать и закрывает глаза, анализируя произошедшее. Ему однозначно понравился этот поцелуй, невзирая на то, что оставлен он был не девушкой. Хотелось бы ему повторить? Ответ на этот вопрос можно понять по стуку его сердца, которое в данный момент часто бьётся о грудную клетку. Мин раскрывает глаза только тогда, когда в номере начинает играть P.Diddy ft Faith Evans — I’ll be missing you. Хоуп улыбается игриво и стоит в сиреневом махровом халате, влажный после душа. Он подходит к бару и достаёт бутылку красного вина, тут же её открывая. Бокалом не пользуется, пьёт прямиком из горла — так быстрее. Юнги приподнимается и наблюдает за его действиями, слегка улыбаясь, но когда Хоуп принимается откровенно плохо читать рэп, используя вместо микрофона горлышко бутылки, начинает громко смеяться. — Твой рэп так же ужасен, как моё пение, — смеясь, заявляет Мин. — Я впервые вижу, как ты смеёшься, — удивляется Хоуп, продолжая дурачиться под музыку. — Твой смех напомнил мне одного моего хорошего друга. Он был моим бэк-вокалистом. Я только сейчас понял, что вы с ним чем-то похожи внешне. У вас с ним даже одна фамилия. Он мне тоже как-то сказал, что мой рэп ужасен, но было это немного по-другому. «Твой рэп так же ужасен, как моя способность к готовке». Вот что он мне тогда сказал. А Юнги отлично знает, что это за друг, поэтому с его лица сразу же сходит улыбка и выражение становится серьёзным. Младший брат часто использовал сравнение со своей способностью готовить. От воспоминаний об Юндже в груди неприятно закололо. — И где сейчас твой друг? — Мин говорит сдержанно, подавляя желание разузнать о случившемся с братом. Ему интересно — знает ли певец о том, что Юндже покончил жизнь самоубийством? — Кое-что произошло с ним, — у Хоупа тоже исчезает улыбка с лица, и он усаживается прямо на стол, делая большой глоток вина. — Я отправил его домой, обратно в Корею, чтобы он там оправился от случившегося. Надеюсь, сейчас с ним всё хорошо. Вздыхая, Хоуп поднимается и подходит к одному из ящиков, чтобы что-то найти. Он достаёт оттуда красную помаду и, пританцовывая, подходит к большому панорамному окну. У брюнета нет такой же толерантности к алкоголю, как у Мина, поэтому у него сейчас совершенно пьяный взгляд и походка становится шаткой. Хоуп пишет красной помадой на стекле: «Юндже, прошу, будь счастлив!», и его улыбка вновь возвращается. Он рисует какие-то узоры, а в конце просто мажет по своим губам. Помада размазывается по лицу, но певец всё равно веселится и забирается на стол, начиная громко подпевать. Теперь Юнги знает — брюнет думает, что Юндже жив. Но сообщить ему об обратном будет плохой идеей. В таком эмоционально подавленном состоянии, узнав о смерти друга, Хоуп окончательно потеряет себя настоящего. Поэтому блондин решает промолчать до более подходящего случая. — Аккуратнее на столе, упадёшь же! — Юнги выдавливает из себя улыбку и подходит ближе. — Лучше слезай оттуда. — Не беспокойся, я не упаду, — отрицает Хоуп, но всё равно оступается. Блондин всё видит и вовремя реагирует, подхватывая Хоупа в воздухе. Они заваливаются на пол, и Хоуп оказывается сверху. Юнги стонет оттого, что ударился поясницей, но уже через пару секунд номер наполняется громким смехом. Но когда их глаза встречаются, вдруг ненадолго воцаряется тишина, лишь где-то фоном продолжает играть музыка. — Юнги, то, что ты мне вчера предложил всё ещё в силе? — серьёзно спрашивает Хоуп, смотря прямиком в глубокие карие глаза напротив. — Ты действительно поможешь мне уничтожить моего отца? — в уголках глаз Чона начинает накапливаться влага. — Я больше не хочу выполнять его приказы и трахаться, с кем он прикажет. — Я помогу тебе, обещаю, — Юнги вытирает ладонью стекающие по щекам Хоупа слёзы, и улыбается искренне, как никогда раньше. — Обязательно помогу. А Хоуп тает от такой нежной ласки, и вместе с ним плавится маска, скрывающая его настоящего последние годы. Он сокращает расстояние между лицами и впивается в губы Юнги, самолично нарушая первое правило, которое теперь на блондина точно не распространяется. Юнги отвечает на поцелуй и сам проникает языком меж губ Хосока. Поцелуй выходит смазанным, но достаточно страстным. По губам Мина и вокруг них теперь тоже размазана красная помада, которая ничуть его не смущает, а наоборот, ещё больше заводит. Он переворачивает брюнета на спину и забирается на него, спускаясь поцелуями к шее. Обвивающие его руки слабеют и соскальзывают на пол. И тогда Мин поднимает взгляд и видит, что певец отключился и теперь мило посапывает, дёргая носом и жмуря глаза.