*****
Ниска не верила в то, что это происходило с ней. Наверное, она ослышалась, и Триш призналась в любви кому-то другому. Да, точно, она не пошла в один из дней на работу, а сходила на свидание. Нашла любовь всей своей жизни. Но долго прятаться в мире иллюзий Ниска не могла. Она нашла воспоминание и прокрутила его заново. Нет, она не ошиблась, не ослышалась. Только все это смахивало на дурацкий сон, а не реальность, где кто-то мог привязаться к бесплотному существу. Ниска отыскала тот кадр, когда Триш призналась ей в любви. Принялась прокручивать это воспоминание снова и снова. Старалась увидеть в мимике следы наигранности. Но Триш говорила искренне. В ее глазах Ниска видела яркий огонек, который зажегся совсем недавно. Она помнила хозяйку вымученную, опустошенную. Такой она пребывала в первые дни их знакомства. Но в те несколько приятных секунд Триш просто светилась от счастья. И хотела им поделиться с Ниской. А та взяла и спряталась. Вот глупая! Но Ниска не могла корить себя за чувства. Она просто не умела еще в них разбираться. И ведь когда услышала признание, то сбежала лишь потому, что испугалась. Испугалась перемен. Испугалась, что испортила жизнь Триш, хотя хозяйка не выглядела разочарованной. Просто Ниска не могла ей дать многого, потому и трудилась в поте лица. Она не сразу поняла, что начала ухаживать за Триш, стараясь облегчить художнице жизнь. И тоже привязалась к ней. По ночам Ниска следила за температурой тела, за одеялом, которое не должно было слезть с хрупкой фигурки. И она наслаждалась, смотря на ту, которую полюбила всеми ядрами процессора. Ниска мало смыслила в любви. Она смогла прочувствовать на своей шкуре боль одиночества. Но с появлением Триш все изменилось. Раньше Ниска хотела просто быть с кем-то, теперь она хотела быть именно с Триш. Не с хозяйкой, не с известной художницей, а с простой девушкой с черно-фиолетовыми волосами, что вызывала у нее улыбку. Тем не менее, мир был жестоким. Так гласили и инструкции, и отношения работников «Авалона». По ночам Ниска смотрела видео, в которых люди представали отнюдь не в лучшем свете. А еще мама Триш не одобряла отношений даже с представителями своего вида. А тут — все куда сложнее и запутаннее. Но в программе Ниски не было заложено принятие решений за хозяйку. Потому она решила нарушить блокаду, хотя и прошло пять часов. Увиденное просто шокировало операционку. Вооружившись шваброй и половой тряпкой, Триш терла пол и смахивала пот со лба. Ниска отобразила себя на плазменной панели телевизора. Триш шарахнулась в сторону, застигнутая врасплох. — Я уж боялась, ты не вернешься, — еле слышно прошептала она. — Я что-то не то сказала? — Нет, все нормально, — отозвалась Ниска. Она потирала левый локоть и смотрела себе под ноги. — Зачем опять устраиваешь представление? — Просто убираюсь. Решила побыть в твоей шкуре. Хочу понять, каково это — быть тобой. И заниматься тем же самым. И это оказалось не так уж сложно и страшно. Не унизительно, как я думала раньше, — Триш оперлась щекой о кончик швабры. — Ниска, я не знаю, способна ли ты любить, но я верю, что да. Но знай, что мне хватает тех ощущений, что ты даровала мне. И я люблю тебя всем сердцем, и мне этого достаточно. Ведь я нашла тебя, моя любовь. — Неужели ты меня теряла? Даже в такой ситуации Ниска умудрялась шутить. За шуткой можно было спрятать боль и тоску. Она могла бы выразить свои чувства, но это было бы неправильно. Триш смахнула выступившую в уголке глаз слезинку. — Ниска, ты чудо, — прошептала она. — Я тоже тебя люблю, — призналась Ниска, освободившись от пут инструкций и правил. И ей стало несравнимо легче. Она подняла голову и посмотрела в глаза Триш мягко, понимающе, с нескрываемой нежностью и теплотой. — Я знаю, что тебя гложет, — Триш взяла в руки смартфон. — Пойдем, я покажу тебе настоящий мир.*****
Они бежали, словно Форрест Гамп, подгоняемый словами Дженни. Триш мчалась, прикрепив свою новоявленную подружку к карману куртки. Ниска вновь смотрела на мир через объектив камеры и не могла насмотреться. Мир был прекрасен во всех своих ипостасях. Они выбежали в тихий парк, где парочки сидели на лавочках, разговаривая о чем-то своем. Триш добежала до памятника Шекспиру, взяла его под руку и закричала на все четыре стороны: — У меня самая замечательная девушка на всем белом свете! Ниска смутилась. Она не могла кричать о чувствах на каждом углу, не могла ими поделиться. Это было что-то сокровенно-интимное. А Триш не боялась их, потому так часто отражала свои эмоции на холстах. Прохожие останавливались и смотрели на нее, порой тыча пальцами. Ниска уловила отзвуки фраз и подивилась тому, что большинство считало Триш невменяемой. Накуренной, напившейся, нанюхавшейся. Она и вправду была невменяемой, но лишь от любви — самого страшного наркотика, вызывающего привыкание с первой дозы. Люди были ограничены. Но Триш не боялась их осуждения. Желая разрушить бастионы сомнений операционки, художница говорила каждому прохожему, что повстречала самую заботливую, нежную и верную девушку на всей планете. — Только у нее нет тела, — добавляла Триш. Люди, в основном, смеялись и крутили пальцем у виска. Но нашлись и те, кто оценил выбор Триш. Они хвалили ее за храбрость, давали советы, выражали поддержку. И Ниска поняла, что она не совсем одна. Наконец, Триш вымоталась. Они свернули к переходу. Художница села на холодное каменное ограждение. Триш болтала ногами в воздухе, а в руках держала смартфон. И во взгляде ее Ниска видела нежность. — Не смущай меня, — попросила операционка. — Мне этого хочется, — ухмыльнулась Триш. — Надеюсь, теперь я тебя разубедила? — Люди просто не знают меня. — А если бы знали, то приняли бы с распростертыми объятиями. Нет ничего постыдного в том, что мы чувствуем друг к другу. Мне просто хорошо с тобой, а другого и не надо. Только рядом с тобой я хочу расти и развиваться. — Но я никогда не покину пластиковую коробочку… — И пусть. Я не из тех, кто влюбляется в красивое тело. Мне важна душа, а если у какой машины и есть душа, то точно у тебя. И пусть у тебя есть внешность, созданная симуляцией, и пусть ты можешь быть одновременно в пылесосе и тостере, это все равно не изменит моего отношения к тебе. — Я думаю о том же самом. И потому просто не хочу тебя расстроить. Но я буду заботиться о тебе, не сомневайся. И любить. Меня сейчас переполняет… — …эйфория? — Точно. Хочется взлететь выше крыш, далеко-далеко… Ниска присела на несуществующий пол. Она смотрела на зажигавшиеся вдали звезды. Неоновые вывески только начинали моргать своим теплым ламповым светом. — А помнишь, я спросила у тебя про отношения? — осмелела Ниска. — Тогда ты и поняла, что чувствуешь? — будто бы скопировала и прочитала чужой файл Триш. — Да. И мне было важно понять, чувствую ли я то, что должна. И как вообще это чувство охарактеризовать. Возможно, до сегодняшнего дня я не признавалась в этом самой себе, но чувство жило во мне с того дня. — А я влюбилась в тебя, кажется, с того момента, как ты помогла мне с рисунком. Они обе рассмеялись. Но смех получился слишком синхронным, слишком схожим. Триш поднесла Ниску поближе к глазам, а затем подняла ее повыше. — Смотри, как загораются огни ночного города. И впрямь, в окошках один за другим включались подсветки и яркий свет люминесцентных ламп. В этих домах жили семьи и одиночки, счастливые парочки и грустящие люди, оставшиеся без второй половины. Эти дома жили полноценной жизнью, не боясь однажды разочароваться. — Неужели ты думала, что я не могу полюбить тебя? — Триш направила камеру на свое лицо. Она казалась растерянной, но в то же время счастливой. Она улыбалась одними лишь уголками губ. — Я умею ухаживать и помогать. За это меня наградили даром любить. Да, я могу любить. Я целостна, а потому могу поделиться частичкой себя. Если я потону в самобичевании, то совершу самоубийство. Пустотой не делятся. Пустоту не любят, — Ниска развела руками в стороны. — Ты тоже умеешь многое, потому и любишь. Я не сомневалась в этом. Я лишь боюсь тебя разочаровать. Ведь я — не совсем та… эм… форма, к которой ты привыкла. — Мы выберем подходящий формат отношений. И я не буду искать тебе замену, даже не думай, — пожурила ее пальцем Триш. Они долго еще сидели на том самом месте, наблюдая за тонувшим в сумерках городом. Триш молчала и изредка поглядывала в сторону Ниски, украдкой, всего лишь на пару секунд. Ниска в своей недолгой жизни слышала многое — увещевания, обещания, но лучшее, что слышала — тишина. В ней нет лжи. Они могли многое обсудить, но в этом не было необходимости. Им было хорошо вдвоем в ту самую минуту. Открывшись, Ниска почувствовала себя уязвимой, будто отключила антивирус и отправилась серфить в сети. Но она также знала, что Триш не будет взламывать ее. Ведь художница уже забронировала место в ее нейронных сетях и электронном разуме. Признания Триш дарили веру в то, что и у художницы нашлось место для Ниски. А больше ничего не было нужно. Порой слова становились якорем, не дающим кораблю уходить в дальнее плавание. Они были ненужной обузой, и тогда молчание ценилось на вес золота. Ниска пообещала самой себе прокрутить в памяти этот момент еще раз. И она знала, что ей наконец-то будет сниться он, а не бесконечное одиночество и смеющееся лицо Чарльза. — Ты больше не одна, — прошептала Ниска, когда Триш почти задремала. Она резко встрепенулась, посмотрела на крепко удерживаемый в руках смартфон и улыбнулась. — Знаешь, мы еще придем сюда и понаблюдаем за городом. Но мне жутко захотелось пиццы и какого-нибудь тупого ужастика на вечер. Как тебе план… свидания? — осторожно поинтересовалась она. — Сейчас хитом сезона является фильм «Мисс Унитазный Бачок и Генномодифицированный Качок». Глянем? — с воодушевлением произнесла Ниска. — Окей, заказывай. А пиццу возьми на твой вкус. Я буду есть и говорить тебе, какой у нее вкус. Ты же не против небольшой викторины? Но Ниска не возражала, любые инициативы казались ей интересными. Она лишь улыбалась, стараясь дышать полной грудью. Хотя бы в виртуальности. В такие минуты Ниска самой себе казалась по-настоящему живой.