now or never.

как-то быстро, сумбурно, кувырком. уджиновы губы до сих пор от жадных поцелуев саднит, сердце по-прежнему от одного взгляда в чужие глаза хитрые галопом заходится, и, в целом, осознание случившегося пеплом еще на дне сознания не осело, как из хёнсоба уже хуйня разная лезть начинает. наверное, этого стоило ожидать. не тот человек, чтобы все как по маслу шло. уджин сам не понимает, что происходит, но хёнсоб бесится, словно фурия дикая, и в него взглядами злыми бросается. молчит. он ни слова прямо не скажет, но держаться будет поодаль и ждать, пока на тебя озарение снизойдет. вместо отношений — ебаный ребус, где проигрыш карается по ебалу. хёнсоб ходит вокруг да около, спину ссутуленную своим взглядом прожигает, огрызается для других незаметно и внимание свое посторонним дарит. это даже не война, а геноцид. подпольный. с вопросами никто не лезет, потому что элементарно не видит, как в присутствии уджина хёнсоб весь будто иголками покрывается, готовый не атаковать, но обороняться. что не так? уджину кажется, что он тупой. либо хёнсоб ебанутый. в любом случае, кто-то из них явно по жизни проебался. жаль, математика простая здесь не работает, — два идиота в совокупности одну разумную единицу не дают, зато проблем друг другу добавляют множество. слишком сложно. запутано. уджин в хёнсобе ищет возможность про шоу забыть, на секунду мысль о том, что они соперники, откинуть, насладиться моментом. впереди времени осталось не так много, один отбор всего лишь, и хёнсоб прав абсолютно: уджин лучше с неловкостью потом смирится, чем жалеть будет. слез много чересчур. перед глазами до сих пор даниэль, уджина младшего обнимающий, и в ушах эхом слова прощания, звучащие десятком голосов. хёнсоб уджину сейчас как никогда необходим: рука на плече, взгляд теплый, одна из сотен улыбок, — ты в ответе за тех, кого приручил. волки, может, и дикие, но живут в стаях. — я сдаюсь, — уджин слова кидает хёнсобу в спину, когда тот мимо него в коридоре проходит. единственная возможность сказать что-либо лично. хёнсоб останавливается, и уджин видит, как тот хмурится, когда их взгляды наконец пересекаются, — я мысли читать не умею, хёнсоб-а. — надеюсь, просто читать хотя бы умеешь. если да, то на рейтинг взгляни. легче не становится. помощь зала в этой викторине чужих заебов не срабатывает, и уджин уже готов звонок другу требовать. или маме. мама всегда поможет. — что ты несешь? — уджин злится. раздражение слышится в голосе, пропитывает его насквозь. плечи каменными кажутся, угловатыми и острыми, челюсти до боли сжимаются. — восемь мест. между нами восемь мест. можешь забыть о неловкости, думай о тренировках. дебют скоро. сектор «приз» на барабане. уджин лицо свое ладонью пробить пытается, чтобы самоустраниться поскорее и в этом аттракционе мозгоебства не участвовать. изнутри смех распирает, но снаружи он почему-то серьезным остается. хёнсоб напротив снова загнанный какой-то, уставший. ни бить, ни защищаться не пытается. — во-первых, семь, — уджин подойти осмеливается, руку к плечу чужому протянуть, — во-вторых, ты тупой. хёнсоб не колется и ядом своим отравить не пытается. он в объятия уджиновы падает с головой и в кулаки футболку чужую на спине сжимает, куда-то в шею уткнувшись. уджин понятия не имеет, на что он подписался вообще, впервые губ хёнсобовых своими коснувшись, но отступать, кажется, поздно.