Викторианская благопристойность

Я был потрясен откровением своих собственных желаний, когда впервые почувствовал его мягкие губы на своих. Голова моя шла кругом, и поначалу моим вниманием всецело владело только это прикосновение, но лёгкие отказывались мне повиноваться. Мои глаза распахнулись, я вынужденно отстранился и судорожно вздохнул. – Что вы делаете? – Холмс поперхнулся воздухом. – Ватсон, не смейте так со мной поступать! Если только вы не собираетесь идти до… – Вы замолчите наконец? – прорычал я и снова заявил свои права на его губы, открывшиеся навстречу мне скорее из замешательства, чем по доброй воле. Его язык встретился с моим, и я почувствовал терпкий сладковатый привкус табака, мгновенно представив себе его, сидящим в своем кресле и раскуривающим трубку, держа мундштук меж чувственных губ и с наслаждением вдыхая ароматный дым. Моменты, каждый раз необъяснимо сводившие меня с ума. – Мой дорогой Ватсон, – пробормотал Холмс и взял моё лицо в свои уверенные ладони, покрытые ссадинами, испещрённые шрамами и пятнами от реактивов. – Не думаю, что вы отдаете себе отчет в том, что делаете, но – помоги мне Бог – я, похоже, не в силах вас остановить. – В этот момент он расстался с маской того, кто покидал наше жилище ради сомнительных утех в тёмных переулках. Со мной он позволил себе быть самим собою – уязвимым и искренним, без тени притворства. Он отдавался мне всецело, вверяя и сердце, и душу. И это доверие я принял с величайшей ответственностью. Я никогда не смел даже надеяться увидеть его столь разительно иным, непохожим на свой привычно хладнокровный образ, но именно сейчас, когда его взгляд был направлен на меня, он не изучал, не анализировал, он просто – смотрел. Я позволил себя раствориться в нём, в этой темной краске вокруг его глаз, что придавала неизведанно новый смысл понятию "завораживающий". Я видел, как мой мир раскололся на фрагменты вокруг меня и тут же возродился опять – обновлённый, ещё более сильный и прекрасный. Мир, в котором присутствие Холмса стало значительнее всего, что было прежде. – Вы выглядите бесстыднейше дёшево в этой вашей боевой раскраске, Холмс – прошептал я. – Не вздумайте опять выходить в таком виде в свет, иначе вы не оставите мне иного выбора, как сопровождать вас в качестве почетного караула. – Это было правдой от и до. Холмс выглядел, как абсолютное воплощение греха во всех смыслах этого слова, словно сам Люцифер прислал его на землю совращать сынов адамовых с пути истинной добродетели и пополнять ряды преисподней. Улыбка промелькнула на его губах, а в глазах загорелся опасный огонь. – Но вам нравится это, не правда ли? Вам нравится, когда мужчины заглядываются на вас – даже самые обычные – зачарованные вашей привлекательностью, столь странной и пленительной. – Я прильнул к нему и вдохнул аромат чувствительной кожи на шее. – Вы хотели обратить их, заставить их взять вас, – прорычал я, покусывая его. – Вот так? – Я схватил его за волосы на затылке, полностью обнажая шею навстречу моим губам, впился в неё и тут же зализал след от укуса. – О, Боже – выдохнул он. И, когда я проник коленом меж его ног, раздвинув их, чтобы принять наиболее выгодное положение, всем телом прижимая его к стене, он ответил – Да! Приподняв моё лицо, он снова поцеловал меня, позволяя мне нетерпеливо запустить руки под его рубашку прежде, чем он избавился от визитки и жилета. Холмс вздохнул, когда я, наконец, прикоснулся к незащищённой коже, пытаясь исследовать манеру его движений и стиснул по бокам, чтобы ощутить, как его мускулы сокращаются под моими пальцами. Он постанывал и вздрагивал, пока я дразнил его подобным образом, оставив его рот лишь для того, чтобы тут же захватить его нижнюю губу и прикусить её. Он неожиданности он резко отпрянул и ударился головой о стену, но лишь рассмеялся и снова жадно овладел моим ртом, не отпуская меня ни на мгновение, будто опасаясь того, что раз прервавшись, ему придется прекратить это навсегда. И я полагал, что он действительно мог верить в это. Возможно, в нём говорила зависимость увлекающейся натуры – сделав первый шаг, теперь он был не в силах сдерживаться, не отдаваясь целиком, с восхитительным самозабвением тому, чего был лишён так безнадёжно. – Я думаю… – прошептал Холмс, снова целуя меня. – Вы думаете слишком много. – За эти слова я схлопотал тумака, после чего он, ничуть не смутившись, продолжил. – Я думаю, если вы, конечно, не возражаете – здесь становится несколько жарко – мы могли бы обойтись без верхней одежды, так будет намного удобнее, не правда ли? – Подозреваю, что ваши намерения недопустимо безнравственны, Холмс – рассмеялся я, пока он трепещущими пальцами расстёгивал мой сюртук и стягивал его с плеч. – Если моя дедукция точна, а я совершенно уверен, что это так – принцип бóльшей вероятности, знаете ли – то, когда я сниму с вас определённое количество одежды, я обнаружу под ней тёплую кожу. Хотя, я предпочёл бы обстоятельно проверить своё утверждение на практике. Если объект будет столь любезен… да, именно так, благодарю. – Мой жилет последовал на пол сразу за сюртуком. – Позвольте мне восстановить справедливость, – ответил я и за считанные секунды избавил его самого от одежды, при этом, однако, порвав рубашку, когда стягивал её через голову. Холмс тяжело и расслабленно приник ко мне и я, потеряв равновесие, был вынужден отступить назад. Приложив некоторые усилия, я развернул нас, толкнул Холмса на кровать и, жадно целуя, накрыл его сверху своим телом, основательно прижав к матрасу. Он медленно покачивал бёдрами подо мной, а его обнажённую грудь отделяла от моей только тонкая ткань моей рубашки. Его кожа под моими пальцами была мягкой и гладкой, и я воспользовался полученной мною свободой, чтобы насладиться каждым дюймом его тела, доступным моему осязанию, с таким пылом, какого не испытывал уже очень давно. В своём повседневном платье Холмс всегда выглядел очень худощавым, и хотя он много раз на деле подтверждал, что обладает необыкновенной силой, я никогда не представлял себе в полной мере её естественных эффектов. Сейчас же эти эффекты пульсировали подо мной, настойчиво направляя меня туда, куда он хотел. Не сдержавшись, я оставил его губы и спустился, покусывая его шею, вниз к выступающим ключицам. Мои руки присоединились к моим губам и принялись исследовать жёсткий ландшафт его груди, вздымающейся и опадающей с каждым вздохом, пульсирующей жизнью. Левой рукой нащупав один сосок, ртом я приник к другому, и Шерлок Холмс застонал подо мной. Выгнув спину и подавшись ко мне бёдрами самым сладострастным образом, он потянулся к пуговицам моих брюк, но я немедленно перехватил его запястья и заломил ему руки над головой, заставив едва слышно всхлипнуть. – Вы изводите меня, Ватсон! – укоризненно произнёс он и попытался высвободиться, но, впрочем, уступил сразу, как только я настойчиво завладел его ртом, взяв на себя контроль над ситуацией. Он выгибался и льнул ко мне, отвечая на каждое моё притязание, будто моля о том, чтобы его заключили в объятия и позаботились в полном смысле этого слова – безмолвно, лишь взглядом, трепетом его пальцев, когда они сжимали мои, и едва заметными лихорадочными движениями бёдер. – Я должен связать вас, чтобы вы убрали свои руки прочь от меня? – прошептал я ему на ухо. Взметнувшиеся на меня глаза на мгновение широко распахнулись, как подобает оскорблённой невинности, но сразу же наполнились желанием. Он покачал головой. – В таком случае, лежите и не двигайтесь, пока вам не будет позволено. – Выражение его лица в тот момент, когда я снял свою рубашку, сидя на его бёдрах, навсегда сохранится в моей памяти. Никогда прежде я не испытывал на себе столь откровенно похотливого взгляда. И никак не мог ожидать подобной реакции от такого хладнокровного, бесстрастного человека, каким он был. – Я бы вас съел, Ватсон, – прошептал он, и краска выступила на его щеках, привлекая ещё бóльшее внимание к тёмным теням вокруг глаз. Он потянулся ко мне и, обхватив мои бёдра, прижал к себе, и руки его принялись беспрепятственно путешествовать по моему обнажённому торсу. Приникая к его мягким прикосновениям, я не жаждал ничего более страстно, чем отдаться ему, позволить ему делать со мной всё, что он пожелает, но… После бурных манёвров и выражений недовольства по поводу обуви в постели, Холмс был, наконец, должным образом уложен на лопатки. Я поднял его руки, и прежде чем он успел предугадать мои намерения, схватил наручники с комода, что стоял подле кровати и, приложив некоторые усилия, затянул их на его запястьях. От удивления он почти не сопротивлялся, и его руки были немедленно зафиксированы в изголовьи. – Вы ослушались прямого приказа. Вы знаете, что мы в армии делаем с теми, кто не подчиняется, Холмс? – Его дыхание участилось, и на мгновение он, казалось, был почти испуган. Я склонился к нему. – Возможно, я вам покажу когда-нибудь, – прошептал я, ртом лаская его ухо и почувствовал, как он содрогнулся. Я спустился поцелуями по его достойному восхищения телу, пока не добрался до пояса брюк и остановился там, ощущая на губах биение моего сердца. Лёгкими прикосновениями я уделил особое внимание этому месту, чувствуя, как он трепещет под моими пальцами. Я покрыл поцелуями рельеф его мышц, облизал пот с живота, и желание во мне вспыхнуло с новой силой. – Ватсон, не будете ли вы столь любезны, поскорее… – Я поднял голову и бросил на него суровый взгляд. Этого оказалось достаточно, чтобы он замолчал. Но всё же я проявил снисхождение и начал неторопливо расстёгивать его брюки, стараясь подольше насладиться ощущениями моего колотящегося пульса и его тела, отвечающего мне. Когда я, наконец, справился с этим, весь здравый смысл покинул меня, и дыхание прервалось в одно мгновение. Я тут же вспомнил его слова, сказанные мне ранее этим вечером. – Вы не шутили, – выдохнул я. Одна мысль о том, что Холмс был представлен цвету лондонского высшего общества, не имея никакого белья под штанами, и кто угодно мог бы, лишь расстегнув их… Я неожиданно почувствовал, что краснею, и снисходительная улыбка на лице Холмса, прекрасно понимающего, о чём я думаю, только усугубила моё замешательство. Я смог выдержать его пристальный взгляд лишь мгновение, после чего мои глаза опустились на его достоинство во всей его красе. Склонившись, я приблизился к нему настолько, что он затрепетал, когда моё горячее дыхание коснулось его. Я нерешительно обхватил основание пальцами и провёл языком под самой головкой. – Ооо! – вскрикнул Холмс и толкнулся в мою ладонь. – Ватсон, если необходимо, я разумеется, расскажу вам, как… – Я жадно вобрал его в рот и почти проглотил, получив в ответ долгий дрожащий стон. Чувствовать его горячую тяжесть на моих губах было неожиданно возбуждающе – настолько, что мои бёдра толкались в матрас в тщетных попытках обрести облегчение. Несколько мгновений я мучил себя подобным образом, постанывая вокруг него, пока он метался и трепетал подо мною, судорожно вздыхая от наслаждения. Но этого было недостаточно. В порыве отчаяния я лёг сверху и прижался к его чреслам своими, пытаясь таким образом стимулировать обе наши эрекции одновременно. С моих губ сорвался стон, прежде чем я снова поцеловал его, ещё острее чувствуя, как моя возбужденная плоть ноет от желания. Приподнявшись на руках, я получил возможность видеть его и двигаться уже более настойчиво, придерживаясь ровного ритма, но этого трения было недостаточно, оно лишь сводило с ума. – Мне кажется, вы не вполне осознаёте, насколько вы красивы, Ватсон, – сказал Холмс, с трудом переводя дыхание. – И признаюсь, если вы не позволите мне в скором времени прикоснуться к вам, я могу взорваться! – Увидев столь достойное сочувствия выражение на его лице, я усмехнулся и с нежностью поцеловал его в висок. – Не беспокоит? – спросил я, дотронувшись до его запястий. – Нет, если не пытаться дотянуться до вас, хотя вам уже давно следовало об этом спросить! – осуждающе произнёс он. – В таком случае, я оставлю вас в этом положении подольше. – Ватсон! – взмолился он, и от того, с каким непривычным отчаянием он произнёс моё имя, я невольно расплылся в улыбке. – Всему своё время, любимый, – прошептал я, затем поднялся с кровати, чтобы избавить его от брюк и ботинок, за что был вознаграждён удовлетворённым вздохом. – Если вы, наконец, прекратите тратить время, я был бы весьма… – Я вложил два пальца ему в рот и, казалось, он забыл обо всём, что только что собирался сказать, возможно, даже о том, что вообще что-то говорил. Он втянул мои пальцы глубже, покрыв их слюной, и я с легкостью представил себе на их месте другую часть моего тела, задохнувшись от удовольствия. Снова забравшись в постель, всё ещё полуодетый, я высвободил свои пальцы, развел его колени, удобно расположился между ними и легко пробежал руками по его подрагивающим бедрам. Затем моя рука проложила себе путь по внутренней стороне бедра, вдоль паха к тугому отверстию. Почти не отдавая себе отчета в своих действиях, я слегка подразнил его вход, и он нетерпеливо вздрогнул в ожидании продолжения. Другой рукой я охватил основание его пениса, снова вобрал его в рот и одновременно ввел палец внутрь. Взглянув на него, я увидел, что его губы приоткрылись, дав волю самым откровенно непристойным стонам и богохульствам, какие мне довелось когда-либо слышать. – Не могу представить себе ничего… ничего более прекрасного, чем вы, призывающий имя Господа нашего всуе, с моим пальцем в вашей заднице – поистине ничего! – При этом мои движения стали более жёсткими, и я почувствовал, как он пульсирует меж моих губ. – Ещё, о Господи, помилуйте, ещё один, Джон! – Его хриплый голос сорвался на моём имени, повергнув меня в трепет. Один лишь факт того, что ему не хватило самообладания, чтобы назвать меня Ватсон, заставил меня подчиниться и добавить второй палец. Он застонал, и я предупредительно остановился, но тут он сам насадил своё тело на мою руку, чтобы я проник глубже, и я ввинчивал пальцы внутрь него снова и снова, пока он не начал неудержимо задыхаться, а с его уст срывалась полная бессмыслица. – Признаюсь, никогда бы не подумал, что услышу от вас нечто подобное, Холмс. Похоже, вы теряете хватку. – Джон! Боже правый, моё терпение подходит к концу! Вам доставляет удовольствие так мучить меня? Я же не кисейная барышня, так что, будьте столь любезны, возьмите меня наконец, сделайте милость! В тот же момент мои руки оставили его, и он выгнулся над постелью, пытаясь снова соединиться со мной. Стоя я сбросил оставшуюся одежду и сел верхом на сильную грудь Холмса. – Открой рот. – Мой голос предательски сорвался, но он подчинился моему требованию, я подался вперёд, и мой напряжённый орган проскользнул между его приоткрытых губ. Они тут же сомкнулись вокруг меня и втянули глубже, так что он едва не задохнулся мною. Ощущение потрясло меня настолько, что я был не в силах устоять и начал вбиваться в него короткими лихорадочными толчками. Его язык обвился было вокруг меня, но потом принялся давить на головку, чтобы вытолкнуть наружу. – Развяжи меня! – задыхаясь, прошептал он и снова вобрал меня целиком. Судорожно склонившись к краю постели, я дотянулся до ключа и дрожащими пальцами освободил от пут его руки, которые незамедлительно оказались на моих ягодицах, направляя и задавая ритм, чтобы он мог поглощать меня в своё удовольствие, впиваясь при этом пальцами в мой филей с такой страстью, что синяков мне, похоже, было не избежать. – Как же ты прекрасен сейчас, – прошептал я, любуясь его лицом: глаза закрыты, брови сосредоточенно нахмурены. Когда он снова посмотрел на меня, его глаза были чёрной бездной желания, и мое дыхание прервалось. – По крайней мере, – прошептал я, – если мы попадём в ад, то будем там вместе. Наслаждение ещё более властно захватило меня в тот момент, когда наши взгляды встретились, и я прочел в его светящихся разумом глазах те чувства, что он испытывал со мною. Его уверенные руки направляли меня, и я, оперевшись о стену, вбивался в его рот, пока слюна не потекла по его подбородку, но он принимал меня, будто благодать. Хотя на его глазах выступили слёзы, он не пытался избавиться, а стонал вокруг меня, пока я не вышел сам, едва не достигнув кульминации, не желая, чтобы всё закончилось именно сейчас. Картина, явившаяся моему взору, была столь беззастенчиво непристойной, что на мгновение я представил его – девчонкой, промышляющей на улицах – и готов поспорить, он бы заработал себе неплохое приданое! Оставив меня, он обхватил рукою свой томящийся член и в изнеможении закрыл глаза. – Ватсон, во имя всего святого, если я без промедления не получу от вас то, в чём так отчаянно нуждаюсь… – Он прервался, и я поцеловал его, а затем сполз пониже, снова устроившись между его ног, и он сразу же обвил ими мою талию. – Масло, – тяжело выдохнул я. Он дотянулся до комода и, рывком открыв шифлод, достал флакон. От моего терпения не осталось и следа. Я умастил руку, пролив больше на простыни, чем на себя, и начал готовить его с рвением, более неистовым, чем следовало бы, но он только вскрикнул и мгновенно ответил моим притязаниям. Всё остальное происходило слишком стремительно, и мне не оставалось ничего иного, как расположить мой ноющий от возбуждения член у входа в святая святых и перейти в наступление. Его тело напряглось, как тетива, но стоило мне преодолеть преграду мышечного кольца, он расслабился навстречу мне. Ощущение влажного, тесно обволакивающего вторжения было умопомрачительным. Моя голова упала на грудь, и я мучительно медленно толкнулся глубже. Он не издал ни звука, даже когда я вошёл целиком. Найдя в себе силы поднять взгляд, я увидел на его его лице выражение столь исключительного блаженства, что чуть было не испортил всё, кончив раньше времени. Его глаза были закрыты, а рот приоткрыт в безмолвном возгласе наслаждения, слишком интенсивного, чтобы выразить его в звуке. Я вышел и сразу толкнулся обратно, чувствуя как он сжимается вокруг меня, затягивает глубже, тогда как его руки блуждали по моему телу и, наконец, остановившись, свободно и рассеянно легли на бёдра. Я едва мог сдерживать желание, клокотавшее во мне и, когда я начал двигался быстрее и жёстче, его веки затрепетали, и он открыл глаза, чтобы запечатлеть меня в этот момент. Глядя на меня, он застонал. Его подрагивающие ноги плотнее обхватили мои бёдра, и он с нетерпеливой жадностью подался мне навстречу. Отвечая на его призыв, я вторгался в него снова и снова, беспощадно впечатывая в матрас и, когда наши губы опять соединились, новая волна наслаждения захлестнула меня, перебив дыхание, внезапно подтолкнув к вершине, где сияющая финальная вспышка пронзила меня, и я увидел звёзды. Его имя плясало на моих губах, перемежаясь со стонами оргазма, я обхватил его пенис между нашими телами, всё ещё глубоко проникая в него, пытаясь тем самым продлить удовольствие – и в этот момент он тоже достиг своего апогея, с безудержным криком изливаясь в мою руку. Обессиленный, я рухнул на него, не принимая во внимание некоторый беспорядок на его животе. Мы задыхались друг в друга, всё ещё витая в облаках и медленно приходя в себя. – Мой дорогой Ватсон, – едва слышно пробормотал Холмс в мою шею севшим голосом. – Мммм, – отозвался я, безоговорочно соглашаясь с теми невысказанными дифирамбами происходящему, которые ему не удалось облечь в слова. – Я опасаюсь, что мне придётся запереться у себя на случай, если нас посетят клиенты, нуждающиеся в моих услугах. Вы не могли бы сообщить им, что я подхватил простуду? Возможно, я не смогу сидеть вообще, а в экипаже уж тем более, примерно с неделю! – Я рассмеялся и уткнулся носом в его плечо. – Если вы этого желаете, не в моей власти вам отказать. Во всяком случае, я предполагаю, вам придется свыкнуться с тем, что подобные экзерсисы станут наиболее регулярным времяпрепровождением. – Я надеюсь на это! – ответил он, все еще не открывая глаз и приник ко мне долгим глубоким поцелуем. – Если бы я знал, что это будет так восхитительно, я бы соблазнил вас намного раньше. – Ужасно глупо было ждать этого так долго, не правда ли? – Глупо с вашей стороны. Это исключительно ваше неисправимое упрямство, Ватсон, я не намерен брать вину на себя! – Разумеется нет, вы, эгоистичный извращенец! – Холмс попытался выглядеть оскорблённым, но его лицо всё ещё хранило тень оргазма, и он лишь сморщил нос. – Очень остроумно, особенно из ваших уст, Ватсон! – Он, наконец, открыл глаза и с удивлением взглянул на меня. – О Боже, я уж было подумал, что всё это – лишь плод моей бурной фантазии, но вот вы здесь. Какая идиллия! – Он на мгновение замялся. – Вы останетесь со мной, Ватсон? На всю ночь? – Непременно! У вас нет сил избавиться от меня, даже если бы вы захотели, я уверен в этом. А теперь нам не мешало бы привести себя в порядок. Холмс предоставил мне выполнение столь ответственного задания, что я безропотно сделал и, когда спустя несколько мгновений я снова был рядом с ним, он положил голову мне на грудь. – Я подумываю, не уйти ли мне на покой через несколько лет. – На покой? Чем же вы тогда будете заниматься? – Я прекрасно знал, что его неутомимая энергия никогда не позволит ему сидеть без дела, как поступают многие, достигнув зрелого возраста. – Уехать из Лондона, найти небольшой уютный дом где-нибудь в деревне… Я думаю, что мне бы понравилось разводить пчёл. Как вы относитесь к пчёлам, Ватсон, будут ли они докучать вам? Я рассмеялся и обнял его. – Ни в коем случае, Холмс! И не надейтесь!