На коленях

1928

— Человек, одержимый ненавистью, продолжает сражаться, не думая о своих мотивах, не задействуя разум, не думая о том, что он приобретет или потеряет. Таня говорит: если выберусь из этого дерьма, напишу книжку по философии. Надо же чем-то на пенсии заниматься. Разойдется еще как: люди обожают красивые слова, маскирующие полнейшее бессмыслие, иначе никогда не взяли бы Библию в руки. Виша только кивает, утыкаясь в ее плечо, чувствуя сквозь грубую ткань куртки живое тепло, и почти закрывает глаза, утопая в хрипловатом голосе Дегуршаф, сорванным приказными криками. Таня сидит рядом, под боком, смотрит вверх, задрав голову до хруста шеи, мрачно провожает взглядом летающих в вышине боевых магов союзных войск. Так голодная кошка следит за беззаботным движением ярких пташек, представляя, как запустит тонкие клыки в их шейки, запачкавшись в крови с головы до ног. Усмехнувшись, Таня небрежно отпивает из фляги что-то крепкое, ерошит коротко стриженные светлые волосы. Ей семнадцать, и она убила столько человек, сколько не снилось пятидесятилетним генералам, брызжущим слюной в разговорах по хрипящей со вчерашнего дня связи. Тане семнадцать, по взгляду — тысячи лет. Виша не помнит, сколько там человечеству, но жажда крови, окрашивающая зрачок майора Дегуршаф в золото, старше самых первых людей, старше мира и старше Бога. Это та Тьма, которую стоит бояться. Ходит слух, что боевые маги не доживают до десятилетия начала службы, и Тане остается все меньше времени. Она хохочет, запрокидывая голову, дико, захлебываясь, словно не может поверить, что кто-то считает ее способной на такую глупость — умереть. Таня смеется: знаешь, в чем мой секрет? Я уже мертва. И снова — хохот, растекающееся по радужке золото. Наверху раздается очередной взрыв — земля взвивается вверх, содрогаясь. Таня шипит недовольной кошкой, отшатывается от стены окопа, встряхивается, что-то невнятно бормочет — точно ругается, закусив губу. — Нам нужно ждать приказа, — как заученную роль, повторяет Виша. — Было приказано вылетать не раньше, чем через полчаса. Над ними проносится боевое заклинание, выбивая из земли дух — им кажется, они слышат протяжный предсмертный крик… Впрочем, то мог быть вопль какого-то невезучего солдата, кто ж теперь разберет. — Я должна сражаться, — повторяет Таня по-детски упрямо, стискивая руки в кулаки. — Там — мои враги, почему я не могу убить? — Там враги Империи, — терпеливо поправляет Виша. — Весь мир — мой враг. Каждый из них хочет сомкнуть руки на моей шее или втоптать в землю Империю — нет никакой разницы, понимаешь? Я просто воюю — против мира и против этого проклятого Бога! Раньше Таня говорила «существо Икс», теперь называет все своими именами. Она не уверовала, она возненавидела так, как только была способна. Таня смотрит на нее дико, щерится, сжимает винтовку крепче, почти вцарапываясь в приклад. Таня — сплошная боль и война, воплощенная в хрупкое человеческое тело, содрогающееся от ярости. Семнадцать долгих лет и пьяный — от запаха крови или чего-то еще — взгляд, вцепляющийся в Вишу. — Я хотела только выжить, — говорит Таня. — Только выжить и вернуться домой из этого Ада, только забыть грохот выстрелов, только никогда больше не возносить мольбы ненавистному Господу за часть его великой силы… Я хотела жить, жить хотела!.. — срывается на крик она, на безнадежный вой. — Только скажи мне, Виша, однажды мы ведь не вернемся?.. Виша не может говорить. Виша не может даже дышать, видя это отчаяние на грани и дикость движений. Таня никогда не была настолько человеком, как сейчас, в тесном окопе, в грохоте чьих-то залпов сверху, в симфонии предсмертных солдатских воплей. — Мы должны, — шепчет Виша, — мы должны вернуться. Таня слишком близко — слишком доверчиво, слишком открыто. Вгрызается в губы быстрым поцелуем-укусом, сбито дышит, дрожит, вжимается в разящее теплом тело Виши, пачкает ее пеплом, землей и кровью. Хватает рукой за шею — не обнимает, просто стискивает пальцы, прерывая дыхание, заставляя замереть, бесконечно доверчиво, с по-собачьи вечной верностью. Так смотрят только на Бога. — Я уже не вернусь, — говорит она, выдыхает в губы. — Помни, когда я буду умирать. Я с самого начала знала, чем это окончится. И я рада, что ты была рядом, рада, лейтенант. Потому вот тебе последний мой приказ: брось меня умирать. Брось. И живи сама, Виша, живи так, как хотела, помня обо мне. Помня о нас. Таня поднимается на ноги, шатается, пригибается к земле на миг снова, изламывается в спине, слыша взрыв в небе, но быстро вскакивает, хватает знакомо винтовку, стремительной птицей взмывает ввысь, исчезает во вспышке магии. Виша стоит, чувствуя осыпающиеся на лицо крупные холодные снежинки, глядя ей во след, но в темном небе уже ничего не различить. Из прокушенной губы тихо каплет кровь.