Братство Суккулентов

      Вскоре жизнь на подоконнике квартиры тридцать три вошла в привычное русло. Обсуждались вечерние выпуски любовного ток-шоу, мудаковатые посетители в кофейне напротив, где работала Рейвен, соседские собаки Мотти и Дотти, устраивающие беспредел в мусорных баках под окном и, конечно же, колючий «немец» из комнаты Эммы.       — Он немой, значит - немец. Что непонятного? — Энджел тряхнула листьями, открывая устьица посильнее. Она верила, что, испаряя влагу, способна выделять внутренний яд и выглядеть более устрашающе.       Хэнк, будучи гибридной геранью из лаборатории, которую Рейвен купила на какой-то крутой выставке, утверждал, что это не так. Остальные к нему прислушивались. Как-никак Хэнк рос в научной среде и впитал в себя много полезных знаний с водой своих создателей.       — Эти два слова имеют совершенно разное лексическое значение. Они не тождественны!       — Я сейчас плюну в тебя кислотой! Торжественно плюну! И будет тебе лексическое значение, умник!       — Сейчас будет махач, — пропищал Шон, пряча свой единственный трилистник, пытаясь вжаться в грунт.       — Брейк, ребята, не ссоримся, — вмешалось алоэ, втискивая свой самый длинный побег между Хэнком и Энджел. — Может, он и правда иностранец и не говорит по-нашему!       Все как-то примолкли, впервые подумав о такой возможности, заново присматриваясь к кактусу и обдумывая слова Чарльза.       — Вот почему он в таком горшке? Такой большой, а горшок такой маленький! Это вообще подозрительно, — Энджел поумерила пыл, но все еще дулась на Хэнка.       — Горшок пластиковый. Из Икеи. Диаметр три дюйма. Высота…       — Опять сел на своего конька, — диффенбахия легонько хлопнула Хэнка по засохшему соцветию, и пара вялых лепесточков застряла в колючках молчуна.       — Дешевый горшочек. Почему Рейвен не пересадит его в горшок побольше? У него и дырочек на дне нет, чтобы вода стекала, — Чарльз сочувственно рассматривал неудобное обиталище кактуса.       — И украшений тоже нет. Даже у Шона есть узоры на горшке.       — Эй, почему это «даже»! — кислица возмущенно покачала трилистником в сторону Энджел, та осталась равнодушна к потугам ободранного цветка запугать ее.       — Постараюсь убедить Рейвен предпринять какие-нибудь меры! — алоэ было решительно в своем намерении, так что один из его соцветий потерял пару маленьких красных лепестков.       — У меня прекрасный горшок!       Все остолбенели. В этот самый момент маленькое облако закрыло солнце, сделав мгновение еще более зловещим. А Хэнк потерял еще один свой сухой цветок.       — О! Все-таки не немец!       — Я не немец.       — А чего молчал все это время? Будто и не цветок вовсе! — саму Энджел вот, например, частенько трудно было заткнуть.       — Я анализировал ситуацию. И к твоему сведению: цветок — это половой орган. А я — суккулент* и горжусь этим, — голос колючки звучал возмущенно и соответствовал всему его агрессивному нелюдимому облику.       — Эм… ты ведь не из тех, кто считает свой вид превосходящим другие виды растений? — Хэнк брезгливо отодвинул свои листья от кактуса.       — Мои способности к выживанию, безусловно, превышают ваши.       Со стороны трех горшков послышалось недовольное шипение, и только алоэ тяжко вздохнуло устьицами.       — Может, ты представишься, друг мой?       — Меня зовут Эрик. И мы не друзья.       Алоэ понуро опустило одно из соцветий, и на колючку Эрика упал красный лепесток.       — И не роняйте на меня свои отсохшие половые органы.       Чарльз обиженно надулся, а Хэнк развернул все свои листья в сторону Шона и Энджел, стараясь быть как можно дальше от злого кактуса.       Так началось (уже совсем началось) соседство с агрессивным горделивым кактусом Эриком, который не был немцем.