***
Все начинается с Элизабет Шоу. С маленькой женщины в капсуле 18-И43. У нее лицо ребенка, небольшой рот, упрямо сжатый даже в гипер-сне, как будто она сражается с чем-то, и она кажется Дэвиду необычной. Не похожей на других. Не лишней среди них, нет. Все остальные кажутся лишними рядом. Она летит вместе со своим мужем, и он спит в соседней капсуле, даже их тела, кажется, притягиваются друг к другу во время забытья. Ее лицо обращено в его сторону. Его ладонь открыта по направлению к ней. Это и есть любовь? Можно ли это постичь? Дэвид входит в ее сны, с легкостью и осторожностью касается чужого разума, заполненного образами, и проваливается внутрь. Она рядом с ним, так близко, что он может видеть ее зрачки, расширенные и темные. Ее рот, застывший на полувздохе. Она тянет к нему руку, открывая ладонь в каком-то тайном, неизвестном знаке, а затем шепчет: — Я люблю тебя. Конечно, эти слова предназначены не ему, а кому-то другому. Чье место он занимает. Но разве это важно? Ее поцелуй невесом и неощутим, ведь это сон, однако Дэвид его чувствует. Может, поэтому с этого момента он перестает ходить по чужим снам. Они больше не интересны. Теперь у него есть Элизабет.***
Он помогает ей очнуться после гипер-сна. Она первая, кого он будит. Потому что только так он может дотронуться до ее щеки, мягкой и прохладной, возвращая тот самый непонятный жест. Для нее это было лаской. Для Дэвида — это знакомство. Совсем скоро она заговорит с ним, и он понятия не имеет, каково это. Она поведет себя с ним как и остальные? Увидит его послушной машиной, подчиненной ее воле? Или кем-то? Этот ответ одновременно пугает и будоражит. Он не дает покоя даже тогда, когда Дэвид отступает назад и заносит ладонь над капсулой Чарли Холлоуэя. Он будет последним, кто проснется. — Дышите, Элизабет, — он протягивает ей посудину, куда ее буквально выворачивает наизнанку. Растирает ей плечи и подает плед, чтобы согреть. Так поступил бы Лоуренс Аравийский. Так поступает и Дэвид. — Спасибо, — она не улыбается, как это должно быть в фильмах из библиотеки Прометея. Ее лицо такое белое, что способно посоперничать с листом бумаги, и только глаза — темные, большие, с расширенными зрачками, цепляются за него лихорадочно. Совсем как во сне. — Спасибо... — она не знает, кто он и что такое, возможно все еще принимая за человека, — Дэвид, — читает она на нашивке на нагрудном кармане. Ее снова рвет жидкостью, и лицо скрывается под волной спутанных волос, наклоняясь над посудиной, хотя Дэвиду это достаточно. Возможно, он неисправен. Но сейчас ему кажется, что он знает, каково это. Встретить того, кто предназначен тебе, вживую. Найти то, что переживет все — обстоятельства, других людей и само время — любовь.