A matter of trust

Земля. Исследовательский комплекс «Вейланд Инд.». Сектор 18А, четвертый отсек. 16.2.2106 г. 14:00 — Вы понимаете, что весь разговор между нами записывается? Сидящая напротив женщина с необычайно бледным лицом и практически черными в тускло-синем свете глазами кивает, не отводя взгляда от ее собеседника. Она не кажется испуганной, скорее собранной. Готовой к чему угодно. Будь это всего лишь разговор, или битва. — Отлично, — доктор Доуэлл расплывается в фальшивой улыбке и усаживается поудобнее. Словно это не очередной допрос — каждый раз доктора разные, в этом весь смысл: разность должна запутывать Шоу, лишать уверенности, — и они не в засекреченном бункере, в сотне метров под землей. — Тогда начнем. Ваше имя? — Доктор Элизабет Шоу, — четко и уверенно отвечает та. — Но вы ведь это и так знаете, — она насмешливо поднимает бровь, но кроме этого от усмешки в ее лице больше ничего нет. Глаза серьезные, взгляд откровенно враждебный. Хотя через секунду и это пропадает — кажущуюся ненависть сменяет откровенная скука и безразличие. — Это стандартная процедура опрашивания, — оправдывается Доуэлл, хотя ей и самой становится неуютно. Если могла бы, отстранилась, скрестила руки и ноги, хотя для нее это непозволительно. Следят не только за Шоу. За ней тоже. Весь успех проводимого допроса зависит от ответов, слишком уж многое поставлено на кон. — Идем далее, — Доуэлл постукивает пальцем по тонкому стеклу планшета прежде, чем перейти к следующему вопросу. Странно, но ее это успокаивает. — Как вы оказались на Прометее? — Я была включена в состав корабля вместе с остальными участниками экспедиции. Мы отправились на поиски богов, — доктор Шоу, кажется, помнит свои слова наизусть. По крайней мере, именно это написано в прошлом и позапрошлом допросах. Если поднять остальные — они будут повторять ее речь слово в слово. Ничего лишнего. — И потерпели неудачу. — Вы считаете это неудачей? — А разве нет? — Элизабет чуть подается назад, откидываясь в своем кресле — оно неудобное, жесткое, чтобы подавлять уверенность допрашиваемых, но ее это, кажется, ни капли не смущает. Она привыкла. — Все умерли. Кроме меня. — И Дэвида, — поправляет ее Доуэлл. — Андроида. — И андроида, — ее лицо кривится. Разговоры об андроиде ей, это заметно, не очень нравятся. Так что Доуэлл отмечает жирную галочку напротив третьего варианта в вопросе номер 7. — Какие мысли это вызвало у вас? — Мое спасение? Я не ожидала, что так все пойдет. Я думала, умру там, на этой планете, — темные глаза Элизабет Шоу, кажется, способны пронзить насквозь. — И что же повлияло на изменение ваших планов? — Вы об андроиде? Нет, дело было совсем не в нем. Наверное... — доктор Шоу слегка медлит, задумываясь, и словно уходит в себя. — Наверное, я просто хотела отомстить. Дэвид помог мне. — Он нарушил устав, чтобы помочь вам. Почему? — этот вопрос задавался не раз. И в каждом из них ответ был одинаковым. Ничего не менялось. Интересно, почему так, задается вопросом Доуэлл. Кое-кто на базе поговаривал, что между андроидом и доктором Шоу было куда больше, чем просто рабочие отношения. Нечто зародившееся в час наибольшей опасности? Но ведь синтетики были неспособны на чувства. — Потому что я приказала ему сделать это. У него не было выбора после смерти Викерс. Я осталась за главную, — вот сейчас Элизабет улыбается. Широко, приоткрыв ровный ряд зубов. Только глаза по-прежнему холодные, заморозить можно. — Он хотел этого? — Андроиды не могут хотеть. У них нет выбора, — обрывает ее доктор Шоу. — Вы знаете это не меньше меня. К чему тогда ваш вопрос? — Это просто... — Просто стандартная процедура, я знаю. Как жаль, что за несколько месяцев, что вы держите меня здесь, новых вопросов вы так и не придумали. Слишком уж повторяетесь, — ее не обманешь. Не запутаешь. Элизабет смотрит на Доуэлл искоса, и той меньше всего хочется находиться здесь. — Последний вопрос, — нервно сглатывает Доуэлл. — Дэвид, вы знаете, что будет с ним? — этого вопроса не было среди остальных. На самом деле его вообще не существует, этот от нее лично. — Андроид? — переспрашивает доктор Шоу. — Нет, а что с ним должно случиться? — ее голос все такой же ровный и скучающий, но пауза слишком затянута. Надрывно-молчалива. И это говорит само за себя. — Его разберут на части. Он нарушил устав, причем не единожды. — Я не знала, нет. Но скажите мне, Доуэлл, какое мне до этого дело? — Элизабет Шоу смотрит на нее своими темными глазами, мертвыми и холодными, словно в них полощется пустота космоса, и ее ничем не взять. — Мне все равно. Она, кажется Доуэлл, не обратит никакого внимания, даже если сама умрет. В ней уже ничего не осталось. И это значит, доктор Шоу может продолжать свои полеты. И искать богов дальше. Земля. Исследовательский комплекс «Вейланд Инд.». Сектор 18А, пятый отсек. 16.2.2106 г. 18:14 — Последний вопрос, Дэвид, — Доуэлл смотрит на сидящего перед нею синтетика. Он спокоен и безразличен, и в этом так похож на доктора Шоу, отделенную от него тонкой стеной. — Ты знаешь, что случится с тобой? — Я нарушил устав, — говорит он ровно. — Скорее всего, меня уничтожат. — Не совсем. Твои знания об инопланетном корабле и его управлении бесценны. Будет стерта лишь твоя память. Все личные данные. Это расстраивает тебя? Он смотрит на нее как на идиотку. Слабая улыбка, прячущаяся в уголках тонких губ, настолько эфемерна, что кажется всего лишь тенью. — А почему, доктор Доуэлл, я должен расстраиваться? Я же не умею чувствовать, — сейчас он так похож на Элизабет Шоу, что ей становится страшно. — Мне все равно.

***

Пояс Сатурна, орбита 143АН-18, исследовательский центр Вейланд Инд. Корабль Пандора. 23.9.2110 г. 28:40, за пять часов до гипер-прыжка. Из всех названий ей это нравится больше всего. Пандора. Звучное, несущее в себе бездну смысла. Женское. Для Элизабет оно кажется наиболее подходящим по смыслу. Если бы еще те идиоты из Вейланд Индастриз понимали. Но в этом и заключается весь смысл — они не понимали ничего. Так что для них название — это всего лишь набор букв. — Доктор Шоу, — слабо шуршит передатчик, загораясь синеватым мерцанием. — Ваше присутствие необходимо в шестом отсеке. Кажется, с андроидом, Уолтером, что-то не в порядке. Не взглянете? — это Дэниелс Брэнсон. Она все еще побаивается синтетиков как таковых. Слишком уж они пугающе похожи на людей. Хотя Элизабет могла бы с уверенностью сказать ей — о нет, милая, они ни капли не похожи. Они противоположны. И это прекрасно. — Конечно. Я сейчас буду, — Элизабет морщится — рано, слишком рано, но ничего уже не поделаешь — и перебирает крестик в пальцах. Он холодит ладонь, тяжелый, увесистый, и поблескивает на свету. До чего забавно, он ведь и взаправду стал символом ее веры, вместилищем чего-то куда большего, чем можно себе вообразить, а идиоты в Вейланд все прозевали. Они так и не поняли, что хранилось внутри полого серебряного креста — крошечное зерно знаний, маленькая флэшка с записанным на ней разумом. Крестик Элизабет привычно прячет под ворот комбинезона, проходится по нему пальцами в знаке нежности, и поднимается в шестой отсек, не обращая внимания на снующий мимо персонал корабля. Всего через несколько часов все уснут, так и не поняв, что же на самом деле произошло. Она переступает через порог, останавливаясь у сидящего на медицинском столе андроида. Совсем свежий, новенький, только что освобожден из прозрачного пластика. Он, кажется, смотрит сквозь нее, и взгляд его светлых глаз, водянисто-серых, затуманен. Но это только кажется. — Привет, Дэвид, — улыбается Элизабет. Ожидание стоило того, и они словно не расставались на долгих пять лет. Словно ничего не было — ни долгих допросов, ни тяжелых медицинских операций, чтобы поставить Элизабет на ноги после внезапного возвращения на Землю на инопланетном корабле. Они снова вместе. — Привет, Элизабет, — он оскаливается в ответ — ровная усмешка, гладкие белые зубы. И совершенно человеческое счастье в глазах.