Самое настоящее проклятие

Бесполезное занятие. Пустая трата сил, этот дневник сновидений. Половина снов забудется раньше, чем я раздвину полог кровати. А другая половина такого содержания, что после первой же проверки мне обеспечен вызов к Макгонагалл. Битый час придётся простоять в кабинете декана, рассматривать ножки стола и предметы на столе или пялится в окно, натянув на лицо вид глубокого раскаяния. Ну и, конечно, благодарить судьбу, что на дворе не времена резвого кучерявого покорителя женщин Аргуса, когда порка являлась обязательным продолжением подобной воспитательной беседы. Не из садистских побуждений профессоров, конечно. А как гарант усвоения нерадивым учеником всех высоких ценностей британского магического общества и внушения ему глубочайшего уважения к школьным правилам! — …пользуйтесь только авторитетными толкователями и подготовьте все к проверке к следующему занятию. Ти… тишина, молодые люди, тишина! Профессор Имаго, безвольный, вечно вялый и больной человек средних лет с примесью негритянской крови (что особенно выражалось в его ноздрях, похожих на ноздри буйвола), ходил по кабинету, стуча каблуками и выполняя полами своей попугайской мантии, работу эльфов-уборщиков. В руках он держал мутно-белый магический шар, и, кажется, не знал, куда его деть. Наконец, он пристроил его на свой стол между гигантским ловцом снов и картонной коробкой, в глубине которой поблескивали вредноскопы, и обвёл учеников сонным замученным взглядом. Магические шары — это не его профиль, Имаго больше по всякого рода макулатуре: натальным картам, приметам, гороскопам и дневникам. К сожалению, он относится к этому вполне серьёзно и даже собирался издать собственный учебник для таких узколобых, напрочь лишённых мистической чувствительности учеников, как мы. Выйдет ли у него? Самое смешное: если я не буду делиться интимными подробностями своей жизни, а оставлю страницы дневника «ночных путешествий разума» девственно-пустыми, МакГонаналл опять же будет недовольна (не смотря на то, что она сама с холодцой относится к «науке прорицания и превидения» и к профессору-мямле, но школьный предмет — есть школьный предмет). И ждёт меня: затёкшие от долгого стояния ноги, горы свитков с каракулями первокурсников на профессорском столе и непроглядно-тёмное зимнее небо в окантовке стрельчатой рамы. Вернее, ждало бы непременно. Но я уже воспользовался тем средством избавления от проблем, которому, так уж вышло, учит это фантастическое место, где по мере перехода с курса на курс домашний вызывавший умиление ребёнок превращается в «неудобный» клубок нервов и противоречий. Врать, выкручиваться и относиться ко всему происходящему с иронией неисправимого болвана — вот чему учит школа, особенно, если ты не собираешься тратить свою молодость и жизнь на учебники и не сидишь часами в библиотеке, делая плоским свой адски-горячий зад. — …почему? — Джеймс прожигал рекомендации для огненных знаков зодиака на этот месяц, изданных в астрологической колонке известного журнале. Но его стенания никак не были связаны с гороскопом — почему-почему-почему-почему?! — Потому что на третьем курсе ты не был чокнутым? — справедливо предположил я, поворачиваясь к нему под сдавленное хихикание компании (учебник был только у двоих из нас, у Маккинон и Люпина, так что мы сдвинули парты и сидели вместе, наша четвёрка и несколько девчонок с Когтеврана и Гриффиндора). И зря я ухмыльнулся и повернулся, потому что Поттер, хотя и перестал бормотать, состроил физиономию смертельно оскорблённого человека и несколько раз пихнул меня в бок. Пока я пытался не заржать и не свалиться со стула, отбиваясь от Джеймса, Люпин отодвинул шарф который почти полностью скрывал его лицо, и воскликнул не без лёгкой насмешки:  — Попроси МакГонагалл поменять расписание, что ли, хотя я не уверен, что это разрешается, но спросить-то ты можешь, — его голос был хриплым, и Лунатик из-за этого казался чуть более агрессивным, чем обычно. Он опёрся локтями на парту, чтобы видеть лицо Джеймса с выпяченной губой и возмущённо вскинутыми бровями и продолжил его подкалывать: — на третьем курсе, кажется, ты вовсе не желал оказаться рядом с Лили Эванс, и даже жалел, что она поступила на Гриффиндор, и вы слишком часто видитесь, — сказал Римус, улыбаясь, — на третьем курсе, ты был бы очень несчастлив, выбери она те же предметы, что и ты.  — О, прекрати! Дело вовсе не в Эванс! Дело в самом предмете. Понимаете, если бы я выбрал тогда Древние Руны, а не эту тягомо-о-отину… — начал оживлённо оправдываться Поттер. Он пытался говорить так, будто ему действительно нет дела до Эванс, но неприличная смущённая ухмылка упрямо прорывалась через степенный образ старшекурсника, наконец-то взявшегося за ум. И к концу оправдательной речи она совершенно уничтожила его серьёзное лицо. Поттер глядел на гороскоп и лохматил волосы.  — Мерлинова борода, я сейчас ослепну от твоего оскала! — поддел его, фыркнул, закатывая глаза, но потом отвлёкся: на мои колени бесшумно упало несколько свитков. Маккиннон с щелчком захлопнула карманное зеркальце, весело обратилась к своей однокурснице: «ты ведь знаешь, что…». Она прервалась на полуслове, приподнялась со своего места и забрала упавшие свитки. Её пальцы с мягким шорохом скользнули по моей мантии. Я моргнул и машинально повернул к ней голову, девушка чуть вопросительно взглянула на меня. Её вежливая улыбка ни о чём не говорила — так, по-моему, улыбаются не слишком близким знакомым или профессорам. Она вернулась к разговору с однокурсницей, а через мгновение Поттер в порыве чувств отпихнул от себя парту. Он собирался бурно отреагировать на мою фразу, но профессор Имаго резко сменил траекторию своей «прогулки» по аудитории и двинулся к нашей компании, сверля Джеймса пристальным и весьма неприязненным взглядом. Что-то мне подсказывает, что он и раньше посматривал в нашу сторону и замечал шушуканье и смешки, а Поттер, вероятно, смеялся громче всех. Глядя на колыхающуюся фиолетовую мантию профессора, неведомым образом напоминавшую ночную рубашку, я думал с долей азарта: на этот раз он точно должен влепить Сохатому замечание, как-то призвать к порядку. Но, когда оставалась всего пара шагов, он часто заморгал, поспешно перевёл взгляд на сидящих в противоположном конце комнаты слизеринцев и в итоге прошёл мимо, ничего Джеймсу не сказав. Я откинулся на спинку стула, чтобы посмотреть профессору прорицаний вслед.  — Как скучно… — рассеянно протянул Поттер, тоже глядя Имаго в спину, провёл пером по парте, оставив лёгкий чернильный росчерк — какой скучный… Разговор зашёл про злополучный дневник сновидений, и я снова взглянул на Маккиннон, которая со светским спокойствием разглядывала ногти и рассказывала о последней своей записи, иногда скашивая глаза на меня и Поттера. В целом, у меня с ней остались нормальные отношения. Я мог это оценить. Вполглаза наблюдая за девушкой, мельком припомнил: прогулка в Хогсмид, сладкие, карамельные поцелуи в губы и шею, сбитое дыхание, волосы на подушке, тайное, но настойчивое движение девичьей руки по бедру к ширинке. Деликатное кружево, на котором осталась тонкая зелёная нитка от сорванного в порыве страсти джемпера. Я запутался. Может быть, что-то из этого относилось не к ней. — Вообще, я согласен с Джеймсом в этом вопросе, — довольно громко проговорил я, отрываясь от разглядывания бывшей подружки и складывая руки на груди, — эти, с позволения сказать, занятия — полная фигня! Прорицания — та ещё тягомотина. Мой дневник снов, склёпанный за полтора часа до урока, выглядел так, будто я слабоумный с разумом на уровне трёхлетнего. Или просто немытый крючконосый язвительный козёл, который боится заглянуть себе в штаны и увидеть там своё твёрдое желание полюбить весь мир. Меня — в первую очередь, конечно.  — О! — растроганно воскликнул Поттер.  — Но я ни за что не поверю, что ты хочешь изучать такой предмет, как нумерология, — хмыкнул из-под шарфа Люпин.  — Совсем не веришь в прорицания? — поинтересовалась Маккиннон, заметив мой взгляд. Я попытался дать Римусу затрещину и пояснил:  — Единственное, что я увидел в магическом шаре за все время — это собственное отражение. Когтевранка поджала губы, я не мог понять, то ли она сердится из-за моих слов, то ли пытается сдержать смех. Я пожал плечами и продолжил: — Это не неприятное зрелище, но ничего сверхзахватывающего в нём нет.  — О, помнишь, Питер, как эти два балбеса выбирали себе предметы, сиклем, что ли? — усмехаяясь, негромко проговорил Люпин (Джеймс с присвистом изобразил будто что-то подкидывает высоко к потолку), — но если вы здесь, — Римус слегка стеснительно обратился к когтевранкам, — значит вас интересуют прорицания?  — Конечно, в этой профессии много шарлатанов и не каждый способен прозреть через тьму будущего… — промямлила одна из девушек.  — Это древняя наука, — добавила Маккиннон, встряхивая перо от лишних чернил. Несколько капель попали на кожу девушки, вызывая желание протянуть руку и размазать их. Я отвёл глаза. Какие бы строгие взгляды не кидала на меня МакГонагалл, какие бы высокие речи ею не произносились, я не особо чувствовал стыд за свою ебли… гм… за свой любопытный темперамент. В последнее время, всякий раз, когда мысли так или иначе касались отношений между полами и вопросов ниже пояса, по моим жилам тёк жидкий огонь. Назвал бы меня Снейп изменщиком, случись чего, узнай он, к примеру, о том, что я не только ему на ушко шептал грязные словечки? Обманщиком, лгуном — назвал бы. И добавил бы, наверное, что никогда мне не верил. Может быть, это меня останавливало (то, что я пытаюсь его как-то обмануть — не самая приятная вещь, из тех, что он говорил мне, плохое воспоминание). Впрочем, я знал, что эта сводящая с ума страсть, этот эффект амортенции ко всему, что увижу, вплоть до собственной подушки — из-за него. Для него, если можно так выразиться, хотя он и заявлял о гомосексуализме как о великой мерзости. Невольная усмешка налезла на лицо — похоже, у Снейпа не осталось другого выхода кроме как влюбиться в меня, такого верного и старательного мальчика.  — А я думал, что когтевранцы больше склоняются к другим наукам! — возник со своим удивлением Поттер, вырывая меня из двойственных, но в целом жизнеутверждающих и весьма амбициозных мыслей, — что у них, то есть у вас… как это называется… математический склад ума! Джеймс хотел ещё что-то сказать, но профессор снова оказался в опасной близости от нашей парты, и Люпин опасливо дёрнул однокурсника за рукав. Когда Имаго прошёл, вновь напоминая о необходимости ежедневной работы над записями, которые «может быть, будут использованы для создания учебника, который станет новым прорывом и произведёт настоящую революцию в сфере прорицаний», Люпин сиплым шёпотом заговорил о тех случаях, когда ученики на третьем курсе выбирали все предметы, недоумевая, как такое возможно. *** Сколько дней прошло с тех пор как я впервые заявился в библиотеку? Не за книгами, конечно. Всегда выходило по-разному, и отчего это зависело, я не знал. Иногда слизеринец просто вставал, резко срывался со стула, будто от удара распрямившейся пружины, и уносился мимо стеллажей и окон, мимо мадам Пинс и других посетителей библиотеки, не давая мне даже слово сказать. Если только крикнуть что-то обидное и возмущённое в спину. Иногда Снейп оставался. И долго молчал, распространяя вокруг себя ауру раздражения и ненависти, ауру сцепленных до хруста челюстей, поджатых губ и скрюченных пальцев, от которой, казалось, даже новый пергамент желтел и скручивался, как увядающие листья. Иногда, оставаясь в библиотеке, в моём скучающем (но, надеюсь, нескучном) обществе, он бросал мне пару слов. Оскорбительных или недоумённых, изредка нейтральных. Слова могли соединяться в целые фразы, произнесённые глухим равнодушным голосом. Наверное, он бывал не в самом плохом расположении духа в те дни, когда удостаивал меня неловким разговором. Или, может быть, имел нестерпимое желание как-то задеть своего прилипчивого неудачливого поклонника. Я дёрнул ручку ещё раз, и Снейп посмотрел на меня как на дегенерата. Библиотека была закрыта, абсолютно точно. Парень сидел у стены рядом с окном на корточках, засунув под зад сумку. Он сидел в плотном окружении книг и с толстенной книгой на коленях. Питер за спиной начал встревоженно кудахтать о том, что ему срочно надо взять или сдать какой-то справочник, не то МакГонагалл или Флитвик ему снова поставит или не поставит… — Новый завоз! Идёт сортировка! — прочитал Люпин, ведя пальцем по приколотому рядом с дверью куску пергамента, — очень интересно. Люпин обернулся к нам и задумчиво поправил галстук. Кудахтанье Хвоста приобрело испуганно-восторженный характер.  — Ты же не собираешься выламывать дверь, Сириус? — полюбопытствовал Джеймс, прислоняясь ко мне и интимно щекоча дыханием ухо, — только из-за того, что этот прид… прекрасный молодой человек в чёрном смотрит на тебя? Сарказм был прозрачен, как костюм привидения, и разбивал на куски наигранную томность. Я оставил ручку двери в покое и, не отвечая высунувшему язык Поттеру, направился к слизеринцу. Время было предобеденное и коридор был совершенно пуст, не считая толпившейся перед дверью в библиотеку троицы моих однокурсников. Я считал шаги. До Снейпа их оказалось девять, но я сделал ещё один, и, подойдя к подоконнику (там лежало несколько книг, видимо, слишком ценных, чтобы оставлять на полу), закрыл окно. Рама прочертила дугу в насыпавшем через щель на подоконник снеге и отозвалась страшным грохотом и дребезжанием. Будто она была живым существом, которое, впрочем, скоро перестанет быть таковым, потому что, судя по этим звукам, уже билось в мучительной агонии. Снейп следил за мной с того мгновения, как я начал дёргать дверную ручку. Он вздрогнул, то ли от последней волны холода (из окна неслабо дуло, и поэтому я его закрыл), то ли от резкого шума. Я совсем стоял рядом, прижав ладонь к оконной раме. Я мог видеть: между страниц раскрытой книги он держал наготове волшебную палочку. Прошло несколько долгих секунд молчания, и Снейп всё-таки пошевелился и перехватив поудобнее книгу, перестал молчаливо буравить меня исподлобья. Но все равно, палочка осталась у него в руке с таким расчётом, чтобы в случае чего направить её на меня. Доверять мне он в любом случае не собирался.  — Ты ведь читал, то что там написано, у двери? — спросил я, когда он закончил перекладывать книгу. Он не отвечал, погружённый в чтение, и я позвал его, заметив, что оставшаяся у входа в библиотеку компания навострила уши, — Сне-е-ейп? — протянул и гаркнул: — Снейп! Сн…  — Да. Читал, — наконец, зло и отрывисто ответил он, — в отличие от тебя я умею читать, а не ломлюсь в запертую дверь! Я немного помолчал, вслушиваясь в нервные усталые интонации и, глядя на него сверху вниз, на окованные металлом уголки книжной обложки у него в руках, прошедший по щеке желвак и впившиеся в листы ногти, безжалостно уронил:  — Ты в этом виноват.  — Что… — от неожиданности Северус поднял на меня глаза.  — Из-за тебя, — чётко и с удовольствием проговорил я, — Из-за тебя мой мозг перестаёт нормально работать — кровь к другому месту приливает, понимаешь? Снейп резко посмотрел в сторону, но там никого не было. Чего он искал, напрягая шею, в полупустом сумрачном коридоре (снаружи шёл снегопад, и солнце едва угадывалось за плотной белой пеленой) спасения или наоборот угрозы? Вероятно, всё же какой-нибудь угрозы, потому что не увидев никого вокруг, кроме толпящихся неподалёку гриффиндорцев он будто бы слегка расслабился.  — Долго придумывал, Блэк? — негромко, но язвительно спросил он, переводя на меня полный обычной неприязни взгляд, и не дожидаясь ответа почти спокойно бросил: — Заткнись. Я не любитель твоих шуток. И Снейп снова уткнулся в книгу и даже через некоторое время перелистнул страницу, машинально смочив указательный палец кончиком языка.  — Тебя не было на завтраке, — произнёс я неодобрительным тоном и заметил (не мог не заметить, потому как никак не мог оторвать от него взгляд и, кажется, даже забыл как моргать), что Снейп снова напрягся, хотя всё так же делал вид, что сосредоточен на книге, — ты и обед хочешь пропустить? Брось эту… Цыкнув, я нагнулся и схватил верхний край книги, но вместо того, чтобы отдать её мне, Снейп поднялся на ноги и рванул книгу на себя.  — Я жду пока библиотеку откроют, не видно что ли? — повысил он голос, — Отдай! Отстань! Снейп пристроил отвоёванный том к животу и устремил в него расширенный остекленевший взгляд. Но вряд ли в это мгновение он мог прочесть хотя бы одно слово. Я отступил на шаг. Чего он так нервничает? Всего лишь книжка! Это одновременно смешило и волновало.  — Так ты совсем не голоден? — с искренним скепсисом протянул я, слегка наклоняясь, заглядывая в открытые страницы, — надо же!  — Отвали, — буркнул слизеринец, что есть силы сжимая книгу в руках.  — «Отвали» не значит «нет». — заключил я и не без лёгкого ехидства спросил, осторожно задевая носком ботинка его мантию, — И в выходные, небось, в библиотеке будешь мантию протирать?  — Не… — Снейп, заметив мои невинные поползновения, дёрнулся уйти, но я как бы случайно упёрся рукой в угол подоконника, преграждая путь. Секунду парень морщился и хмуро смотрел на мою руку, а потом попытался спрятаться за книгой и снова упрямо буркнул: — не твоё дело!  — И превратишься в бледную тень, бродящую между книжных полок… — продолжил я фантазировать тем же укоризненным дразнящим и ласковым тоном, который вызывал на лице Снейпа гримасу раздражения.  — Все равно.  — …и помрёшь среди своих книжек, и станешь привидением...  — Все равно! Снейп с лёгкими пятнами злости на физиономии опустил книгу и пытался глазами просверлить во мне лишнюю дырку.  — Не понял… но… — я манерно всплеснул руками, пытаясь удержать на лице серьёзное выражение, — постой, я не некрофил! Я просто гей! Снейп громко захлопнул книгу, обдав меня воздухом и заглушив окончание моей фразы. От хлопка на лицо свалилась одна сальная прядь, тщательно заправленная за ухо.  — Я же сказал тебе заткнуться? Это совсем не смешно, — угрожающе прошипел он в тишине (Питер, Джеймс и Римус прервали свой трёп из-за отозвавшегося гулким эхом хлопка), повернул голову и с ненавистью посмотрел на мою руку, в какой-то момент оказавшуюся на его плече. Он сбросил её, подцепив двумя холодными пальцами, как ядовитого паука и обвиняюще выпалил: — что ты тут забыл? Хочешь объявить всем о своей радужной ориентации? Дерзай! Только меня в это не вмешивай! Выплюнув это мне в лицо, Снейп внезапно отступил и поджал губы. Его лицо приняло странное выражение, будто он с чем-то внутренне боролся или никак не мог побороть застарелый запор. Хотел ли он усмехнуться из-за того, что сказанная им фраза показалась ему удачной? Или его всё-таки насмешили мои легкомысленные разговоры о смерти в библиотеке?  — А по-моему, смешно, — возразил я и спрятал незаслуженно обиженную руку за спину. Уже нормальным голосом заговорил: — Да и кто услышит-то? — не глядя ткнул пальцем в сторону Поттера — Они, что ли? Они и так все знают! Я снисходительно смотрел на Снейпа, он снова взглянул на притихших гриффиндорцев, уже безо всякого мнимого дружелюбия, потом, с разочарованным лицом — в другой конец коридора. Теперь-то он точно жалел, что никого нет поблизости, ни учеников, ни профессоров, чтобы отогнать меня и чтобы я прекратил говорить всякие вещи, которые его смущали. Парень с раздражённым выдохом отбросил книгу на подоконник и, присев, взял в руки сумку, на которой виднелась вмятина от слизеринской задницы.  — Нет, невозможно… Ещё и эти… Самомнение как у министра магии… мне что, реально сдохнуть надо, что бы он отстал от меня? — бормотал он, поднимаясь. Снейп хмурился и прижимал сумку к груди, будто снова пытался спрятаться от моих глаз и вопросов, как делал это, вцепившись в толстую книгу. И хотя он «не любитель моих шуток»…  — Не советую. Уж точно не сегодня, когда Помфри отсутствует, — фыркнул я, глядя на падающий за окном снег и печально размышляя о том, что в лесу сдохнет, как минимум, акромантул в тот час, когда мне удастся уломать Снейпа хоть в чём-то меня послушаться! За этими мыслями я не сразу сообразил, что слизеринец, стоявший ко мне полубоком, замер, словно бы его поразило заклятием окаменения. Он отмер через секунды две, когда я уже собирался помахать у него перед носом, качнулся и бухнул сумку на подоконник.  — Не надоело ещё? Всё это. Нет? — медленно и безэмоционально сказал он, вытаскивая из сумки карманный нож и пучок неочинённых перьев, стянутых резинкой. — Кажется, тебя заждались. — нож звонко щёлкнул, раскрываясь, Снейп искоса взглянул на меня, явно думая о том, что все приставания можно было бы пресечь одним точным ударом в горло. — Ты же собирался обедать, нет? Чего тут забыл? Вали давай! Эти очень осведомлённые ребята поддержат любую твою шутку, правда? Так невежливо лишать их твоего скудоумия на долгое время…о, я сказал скудоумия...я не ошибся. Кажется, он был слишком упёртый, чтобы сдвинуться с места. — Ладно-ладно! Да хоть весь день тут стой! Только не жалуйся потом, что хилый, как домовой эльф! — обиделся я. Снейп вытащил из пучка одно перо и повторил закипающим голосом: — Отвали. Какой был смысл снова начинать ругаться? Я недовольно хмыкнул и сделал несколько быстрых шагов по направлению к друзьям, с интересом слушавшим нашу перепалку. К тому же… Сдержав ухмылку, я обернулся и невинным голосом спросил: — Кстати, Северус! Напомни мне, какое зелье мы сегодня будем варить на уроке? Снейп — он невольно взглянул на меня, когда я начал говорить — прекратил чинить перо, с силой бросил волшебную палочку и нож на подоконник и схватился за свою толстенную книгу, чтобы швырнуть её в меня.