Самое настоящее проклятие

— Хм… Я думаю, у нас есть ещё время, — задумчиво проговорил Поттер. Остановился, медленно запуская руку в волосы. Гриффиндорцам нечего было больше делать во дворе, они месили снег, расстояние до ближайшего входа в замок сокращалось, и вскоре все трое исчезли бы в стенах школьного здания. — Когда… Парень не договорил, замерев в вальяжной ленивой позе. Со странным выражением лица посмотрел на Блэка, но тот, кажется, его понял: довольно долго молчал, буравя пустоту напряжённым взглядом, сглатывая и постукивая волшебной палочкой по ладони. А потом нехотя ответил, словно припечатал:  — В восемь. Резко вскинулся, передёрнул плечами, как собака, которая отряхивается от воды, возобновил движение, обогнав Поттера. Оттянув воротник до появления белой линии на шее, Блэк пронзительным, ищущим взглядом посмотрел в сторону, но почти сразу же отвернулся и негромко хмыкнул: — Ну? — Его лицо дёрнулось в кривой скабрезной ухмылке. — Так ему и надо, грёбанный… Я не стал слушать дальше и в горячем остервенелом нетерпении направил волшебную палочку на засмеявшегося Поттера — он стоял ко мне вполоборота, весело глядя Блэку в спину. Сначала стоило разобраться с ним… Поттер был более серьёзным противником, чем никчёмный Петтигрю. А вот Блэк… я видел боковым зрением, что губы Блэка ещё шевелились — он что-то говорил, презрительно закатывая глаза — но смех Поттера заглушил его слова. В последний момент какое-то чувство подсказало Поттеру обернуться. Взгляд его безразлично скользнул по кромке фонтана и — я сразу понял, что скрывающие чары не выдержали прямого наблюдения — Поттер с недоумением уставился на меня. Звонкий визг и лепет младшекурсников неподалёку отозвался звоном в ушах. На мгновение я застыл, как человек на маггловской фотографии, остановив палочку на половине взмаха и таращась на Поттера.  — Сириус? — он сдавленно позвал своего дружка. Подался ему вдогонку. Быстро поднял руку, как бы пытаясь дотянуться до плеча Блэка, привлечь внимание, предупредить. Но он больше ничего не успел сделать — заклинание, сверкнув, сбило Поттера с ног. Картинка его распластанных в полёте рук, как неуправляемая фура, ослепительная вспышка, врезалась мне в мозг. Но всё произошло как-то слишком быстро и невнятно. Вот Поттер настойчиво тянет руку к своему Блэку, а вот он уже валяется на снегу кулем тряпья. Я даже не успел толком позлорадствовать и восторжествовать, да и не было времени на это.  — Дж… Джеймс?! — испуганно вскрикнул Петтигрю, кинулся к хватающему ртом воздух, словно вытащенная из воды рыба, гусеницей свернувшемуся Поттеру — заклятие угодило тому в район живота, почти как в наказание за легкомысленный смех. Вопль Петтигрю, казалось, достиг верхних, отражающих солнце окон замка. Одновременно с этим резко оглянулся и Блэк. Его лицо, несколько мгновений назад бывшее сосредоточенным, даже мрачным, удивлённо вытянулось. Он тотчас же повернулся ко мне, но, за доли секунды преодолев несколько ярдов, я уже был совсем близко. Я мог бы, не тормозя, влететь в него плечом (как влетают в заклинившую дверь, чтобы выломать её и выбраться на свободу), мог бы толкнуть Блэка в снег. Мог бы уложить его в два счёта. Угрожающе поднятая волшебная палочка вдруг задёргалась и заискрила. Опалив кожу, она вырвалась из пальцев, как заляпанная жиром тарелка — кто-то очень вовремя применил ко мне обезоруживающее заклинание. Но в этот раз я не медлил. Я был слишком зол. Я был вне себя от всего, что произошло со мной за последний час, начиная с упоминания родителей в дурацком разговоре и кончая дрожью холода и беспомощности, не вполне ещё исчезнувшей и, несомненно, доставившей огромное удовольствие Блэку. И мне было всё равно каким способом его ударить — искуснейшей и темнейшей магией или… Блэк мог бы на одних рефлексах поставить щит от заклинания, но увернуться от летевшего ему в лицо кулака он уже не успевал. БАЦ! Кулак так плотно вошёл в его лицо, что мне показалось: обожжённые магическими искрами костяшки вмяли нос ублюдка внутрь черепа, словно мягкое тёплое сливочное масло. Ангельская голова дернулась от удара, как тряпичная. Я слышал, как звонко и хищно клацнули зубы. Блэк пошатнулся и, согнувшись, быстро закрыл лицо ладонью. Я неловко отступил на шаг, пытаясь удержать равновесие. И опустил ноющий кулак, не совсем понимая, что делать дальше и чего ждать. Тяжело дыша, с отвращением глядел на Блэка, зажмурившегося и нечленораздельно замычавшего от боли. Так тебе и надо, да?! Так тебе и надо! Через пару секунд, когда я хотел уже снова его ударить, увидел, что из-под его руки на снег часто закапала кровь. Это заставило меня кое о чём подумать. Не сказать, что это были какие-то приятные мысли. Опустив взгляд на едва дымящиеся красные пятнышки, вспомнил, как однажды, после потасовки, Блэк подошёл ко мне, сидящему на полу, и, нависнув, без капли сомнений вцепился мне в подбородок холодными влажными пальцами. И начал размазывать выступившую кровь по моим губам. Я вновь почувствовал её тошнотворный вкус на языке, но мне как будто стало легче. Наверное, это даже неплохо. То, что я его без магии… Может, это не так опасно, как наслать заклятие, не так красиво и правильно, но гораздо… унизительнее. Да. Почти так же унизительно, как его вопрос «обоссышься или нет», небрежное предложение Поттера прогуляться до Дракучей Ивы и исподтишка кинутое на ботинок заклинание невидимой верёвки. А ещё это была возможность безнаказанно к нему прикоснуться.  — А… твою ж мать! — наконец, выдавил Блэк гнусаво и ошеломлённо, то ли из-за удара, то ли из-за окрасившейся в красный цвет манжеты рубашки.  — Что за… что здесь происходит?! Никто и ничто не остановило бы меня на пути к гриффиндорцам. Я никак не мог поступить по-другому. Но, выходит, что совершил глупость: напал на Поттера и ударил Блэка при всей вывалившей во двор шобле. Скрипнул зубами, ещё на несколько шагов отошёл, вернее отшатнулся (движение и правда вышло какое-то пьяное) от Блэка и со скрытой тревогой повернулся на сердитый грубый голос — у меня, наверняка, будут проблемы если я не докажу, что они начали первыми — и увидел выпучившего глаза старосту школы О’Рейли с Пуффендуя. Франтоватый семикурсник с блестящей от целой банки бриолина головой, которая казалась слишком маленькой для его жирной бычьей шеи, правой рукой поправлял туго натянутый галстук, а в опущенной левой — держал мою, мою блять, волшебную палочку! Вокруг него толпились младшекурсники с его же факультета, за которыми он, видимо, присматривал, когда заметил вспышку заклинания, сбившего Поттера с ног, и услышал свинячий визг Петтигрю. Кажется, он старался держаться спокойнее, чем себя чувствовал на самом деле.  — У тебя что, не хватает мозгов, чтобы понять, что здесь происходит? — не спуская глаз со своей палочки и едва сдерживая злость, процедил я. И краем глаза заметил, как Блэк слегка отводит руку от окровавленного лица и, щурясь сквозь слёзы, тоже смотрит на мучающего галстук пуффендуйца. — Или у тебя глаза на заднице? Я защищался! Не веришь? Спроси кого-нибудь, кто, в отличии от тебя, не страдает зрением дементора, и видел… видел как… — я не докончил. Я не собирался произносить вслух, подбирать слова для испытанного унижения. Прекратив размахивать руками (это, вероятно, выглядело чертовски глупо, я выглядел как ветряная мельница), зло сплюнул в вытоптанный окровавленный снег. Меня буквально раздирало желание развернуться и вновь, со всего размаху, въехать Блэку. Хотя было бы крайне неразумно продолжать драку при старосте — О’Рейли слабо краснел, поджимал губы, обиженно, неприязненно хмурился, придумывая, что сказать в ответ — и ораве мелочи, которой только дай повод поулюлюкать и потыкать в меня пальцами. Я решил без промедления отобрать у пуффендуйца палочку, выплюнув ему в веснушчатое, с пробивающимися рыжеватыми усиками лицо смертельную дозу сарказма. Перед тем как, наконец-то (о, Мерлин!) свалить отсюда, я хотел подойти к Поттеру, пока он не поднялся, и, отпихнув красного от мыслительных потуг Петтигрю, стоявшего перед ним, как королевский гвардеец на карауле, пару раз от души пнуть капитана квиддичной команды в его заносчивую морду. Но когда я вытер рот рукавом и быстро двинулся к ирландцу, Блэк вдруг ожил. Я не успел отреагировать, сосредоточившись на палочке в руках старосты школы. Едва услышал поспешные два шага за мной, а спустя мгновение моё запястье и отставленный локоть другой руки оказались в мёртвой хватке. В первый момент… я подумал, что Блэк меня как-то ранил (это было бы логично, правда? Ждать такого, после того, как я сам его ударил). И даже в самом деле почувствовал прошившую руку дрожь и неприятное покалывание в запястье, когда увидел яркий и мокрый кровавый отпечаток под пальцами Блэка. А потом понял: ублюдок всего-навсего схватил меня той рукой, которой прикрывал своё разбитое лицо. Это была его кровь. Руки, удержавшие меня, были, и вправду, совсем не тёплые, так что я даже передёрнул плечами, и тут же сам весь похолодел.  — Северус! — громко и ясно произнёс, позвал Блэк, не пытаясь причинить боль, но и не давая отойти. Всё это было ужасно..., ужасно неправильно. И то, что он сказал, и как он это сделал. Вероятно, каждый зевака, привлечённый шумом у фонтана, расслышал требовательное и надрывное «Северус», до последнего хриплого звука. От этого возгласа (который, я предчувствовал это, вполне мог иметь и какое-то кошмарное продолжение) и от прикосновения холодной окровавленной ладони противный пот снова сбрызнул спину. Я ощутил, как на моём локте, защищённом (в отличии от запястья) мантией, Блэк половчее перебирает напряжёнными пальцами. Слышал, как Блэк с хлюпаньем втягивает воздух. Чувствовал, как собственная палочка Блэка — её-то никто не додумался отнять заклинанием — впивается мне в подмышку, но… лучше бы он воспользовался ей, не прикасаясь ко мне руками. От неё, его волшебной палочки, исходило меньше угрозы, чем от его же рук. Я вслепую лягнул Блэка, стремясь ударить в колено. Не попал, но с усилием вырвал-таки локоть и развернулся, так что мантия шлёпнула по ногам.  — Пусти меня! — шикнул, попытался освободить и вторую руку, упираясь в снег, до боли вывернул запястье — безуспешно. Это всё затягивалось до какой-то отвратительной комедии (было что-то смутное и ужасное в том, как его рука лежала на моей), Блэк, словно на зло, держал меня изо всех сил, сопел и странно булькал от напряжения. Вряд ли он позволит мне ещё раз ударить его в лицо, и так удачно… На заднем фоне кто-то засмеялся, кто-то другой визгливо крикнул: «что там происходит?!» и «да разнимите же их, наконец!». …но палочки, «спасибо» вмешавшемуся не в своё дело пуффендуйцу, у меня не было. Так что я снова сжал кулак и исподлобья с ненавистью и долей раздражённого изумления глянул на Блэка. И правда, что происходит? Блэк искал моего взгляда. Глаза у него были какие-то до невозможности дикие, блестящие от выступивших слёз, сумасшедшие и страшные. Серые… в них перемешались боль и желание что-то сказать. И явное, отчаянное нежелание меня отпускать, конечно же. Взвыв, я резко размахнулся. Стекая из ноздрей к подбородку, кровь будто рисовала вокруг его упрямо сжатого рта совершенно нелепые рыжие усы и бороду. Из-за этого хотелось не вмазать Блэку, а засмеяться, почти так же как на Травологии, задыхаясь и кусая собственные руки. Прошло ещё мгновение. Рука Блэка крепко, словно вязью Непреложного Обета, сжимавшая моё запястье, стала сильнее, горячее, а моя — дрожала, исходила потом, будто таяла и слабела. Короткое движение большого пальца по моей коже не причинило боли, лишь слегка размазало красный отпечаток под его ладонью. Это была его кровь, его свежая и яркая кровь на моей коже. — Севе…  — Пусти меня! Это не смешно! — наконец, прохрипел я. Отпихнув, наклонившегося ко мне Блэка — так что тот охнул и, взмахнув руками, едва не упал в снег — вырвал горящее запястье. Бил в мантию, не… не в лицо… я не захотел ещё больше измазаться в его крови, словно она была радужным пожароопасным бензином, блять! Дело было в том, что я слышал в стороне неразборчивый, но очень возбуждённый голос Поттера (похоже, я упустил счастливый момент вдарить ему ботинком). И дело, конечно, было в том, что на нас смотрела куча глаз, а Блэк, как всегда, думал только о желаниях своей зудящей левой пятки. Впрочем, очень возможно, что он сделал это намеренно. Намеренно громко назвал меня по имени и удержал за руку. С жестоким расчётом на моё… смущение. Грязная, грязная, грязная игра. А что не имело никакого значения — так это то, что внутри будто что-то плавилось и опадало, превращаясь в сияющую лужу жидкого металла. Почти не помню, как вернул себе волшебную палочку и потащился в сторону входа в замок. Кажется, набриолиненный обиженный староста просто не смог мне противиться. Или же просто побоялся, что полукровка не постесняется вновь использовать маггловские способы аргументации — на префектском лице пуффендуйца. Снег оглушительно хрустел (сейчас мне было всё равно с какой громкостью он хрустит, я ведь уже не крался к гриффиндорцам под скрывающими чарами) и слегка качался под вялыми негнущимися ногами. Я вспомнил о ссадине на локте. Она почти перестала кровоточить, но, царапаясь о мантию, расстраивала и до зубовного скрипа бесила. Напоминая о себе, она заставляла вновь и вновь переживать то, что я, лишившись палочки, испытал перед приближающейся каменной стеной. Нет, нет… единственный удар в надменное лицо ублюдка, разумеется, никак не мог искупить эти мгновения. Тем более, что впечатление было подпорчено не желающим испаряться с кожи ощущением крепкой влажной от крови ладони, сомкнувшейся на запястье.  — Со спины! Ты напал со спины! Так не честно, Нюниус! — заорал Поттер мне вслед, прерывая мрачный и… опасный ход моих мыслей. Всего пару мгновений назад (и около десяти поспешных, неверных шагов), я думал, что не могу ненавидеть кого-то сильнее, чем Блэка. Но возмущённый и наглый голос Поттера, его истошный выкрик в спину разжёг во мне старое пламя, словно тугой поток хлынул по ржавым трубам — по крайней мере, в этих чувствах я не путался, и противоположными понятиями их никто не подменял. Я даже хотел наплевать на старосту школы, который с радостью вычел бы ещё с полсотни баллов после того как я назвал его слепошарым кретином, хотел остановиться и каким-нибудь особо мерзким заклятием доказать Поттеру: в том, что у меня получилось свалить его с ног виновата не моя «нечестность», а его собственная безмозглость: он заметил меня и мог бы поставить магический щит, но решил, что важнее окликнуть Блэка. С палочки — я решительно и торопливо думал о заклятиях — бегающий взгляд невольно снова сорвался на запястье, и — можно было подумать, что кровавый след въелся в кожу, даже в синей тени, которую отбрасывал замок, различил в пятне отпечаток ладони и пальцев — внезапно меня затошнило. Я проигнорировал выкрик Поттера, плотно стиснув зубы, ускорил шаг, почти побежал, чтобы не вывернуться наизнанку прилюдно. Каменномордый бугай, изучал пол, не вытаскивая рук из карманов. Длинноволосый когтевранец сверкнул на меня из-за очков тёмными глазами и переглянулся с чернокожей девушкой, державшей в руках белую взъерошенную мышь. Старшекурсники с синими шарфами заметили моё приближение ещё издалека и молча дали мне дорогу. Хотя они видели слишком много и, возможно, скрывали усмешки. Снег кончился, под ногами теперь был гладкий камень, шаги по которому отдавались в замке гулким эхом. Шатаясь, я прошёл пустой, исполосованный светом коридор до угла, стараясь не думать о… Желудок свело очередным спазмом, я остановился у ближайшего приоткрытого окна, прижал руку тыльной стороной ладони ко рту, судорожно, со свистом задышал носом, успокаивая обжигащую пищевод пустую желчь. Не хватало ещё блевануть позорно, прямо на ярко освещённый камень пола. Итак, я пытался найти выгоду в том безумии, которое творилось вокруг меня, и с треском провалился — доказательством провала стала прошлая безполезная ночь. А ещё я правда думал, что если Блэк перейдёт некую грань в своих приставаниях, у меня достанет сил его кастрировать… Я ведь ударил его! И даже видел стекающую по лицу кровь. Хотя и это, наверняка, выглядело глупо. По-гриффиндорски и по-маггловски. …но почувствовал себя таким жалким и беспомощным, когда, вдоволь посмеявшись надо мной, он как ни в чём не бывало схватил меня за руку. Эти чувства не впервые терзали меня, но прежде никогда не достигали такой всепоглощающей силы отчаяния. Честно говоря, я понятия не имел, что Блэк будет делать дальше. Сделает вид, что ничего не произошло? Забудет про лежащего в позе эмбриона Поттера и собственное разбитое лицо и попытается снова влезть в овечью шкуру? Пусть даже из неё теперь так явно торчат чёрные лапы собаки. Будет изощрённо мстить мне? Поймёт, что его безумная затея зашла в тупик и оставит меня в покое? Надо было как можно скорее добраться до туалета и вымыть руки от чужой крови, смыть следы прикосновений, чужого смеха и взглядов. Это невозможно. Более-менее придя в себя, я сделал ещё несколько шагов, когда услышал голос, долетевший с другого конца коридора. Голос, от которого вязкая слюна комом застряла в горле.  — Подожди! …о том, как Блэк меня трогал. О его грязной игре.  — Что?! Да постой ты! Северус! — это прозвучало уже раздражённо, а не просительно и… у него после всего ещё хватало наглости удивляться? А у меня хватило жалких остатков сил и реакции, чтобы мгновенно, не вглядываясь в ещё далёкую фигуру, отпрыгнуть от окна и шмыгнуть за угол. Пробежал остаток коридора, вылетел на длинный, в несколько этажей, лестничный пролёт и резво, не иначе как на втором дыхании, понёсся по скрипучим ступенькам вверх. Надеялся — беспочвенно, увы — что лестница сжалится и сменит направление до того, как Блэк встанет на её первую ступень. Пока поднимался, комкал в руке край путающейся под ногами мантии и постоянно нервно оборачивался — казалось, что Блэк вот-вот с грохотом появится внизу, около портрета в золочёной круглой раме, на котором была изображена какая-то очень худая, хитро вглядывающаяся в пенсне дама с двухрядным ожерельем на шее и павлиньим пером на голове — и едва не сбил кого-то с ног.  — Ай! — испуганно закричала женщина, выронив стопку пергамента. Свитки запрыгали по лестнице, несколько — упало вниз, в полумрак подлестничного пространства — Что же это такое! Мистер Снейп! Пробежав вперёд, я машинально оглянулся, услышав свою фамилию. Профессор Бабблинг, замерев с разведёнными в стороны руками, крайне изумлёно смотрела на меня с нижних ступенек, но сейчас я был не в состоянии говорить о рунах. Так и не найдя, что сказать, я бросил лихорадочный взгляд на портрет внизу лестницы и, грохоча, поспешил дальше. Добежав до конца лестницы и нырнув в очередной коридор, прямой и тёмный, оттого что в нём совсем не было окон, только пара дверей и портреты, а подсвечники горели через один, я, однако, остановился. Вжал ладони в колени, пытаясь отдышаться. Горло драло с каждым вдохом, а в боку кололо так, что даже разогнуться тотчас же было бы трудно. Зал Славы… Он ведь где-то здесь, верно? Столкновение с Бабблинг, о которой я думал до встречи с мародёрами во дворе, вернуло мне часть здравого рассудка, позволило на время отодвинуть в сторону власть инстинкта, твердившего: «не думай, беги и спасайся». И я даже не извинился перед профессором за то, что выбил свитки у неё из рук… Но передо мной стоял куда более важный вопрос, чем возможные проблемы на Древних Рунах: зачем ублюдок преследует меня? Да…разговор о вчерашней ночи остался незаконченным. Возможно, Блэк хочет к нему вернуться, хочет силой или уговорами заставить меня рассказать то, о чём я отказался рассказывать. Правда, это выглядит слишком разумно, слишком… предусмотрительно, для человека однажды сломавшего стул в больничном крыле. Думаю, вряд ли он даже вспомнил бы о причинах ссоры после того, как я разбил ему лицо. Или он задумал другое… я выпрямился и, напряжённо оглянувшись на видневшиеся в проёме ступени, снова потрогал своё запястье, грязное, тёплое и ноющее. Быстрым шагом двинулся по коридору, содрогаясь от мысли: что, если он решил меня добить? Нет, не насмешками в стиле Поттера, вроде «Угадай, на что похож твой нос?», а… омерзительной лаской. Тошнотворным домогательством. Частью которого были и оттаскивание Поттера за локти на Чарах, и налитый в Хогсмиде шипящий стакан сливочного пива, и агрессивный интерес к моим книгам, и нытьё о пользе обедов и прогулок, и… Конечно, не обошлось без громоподобного пушечного залпа, гроссмейстерского хода: «Я же тебе не враг. Я же не желаю тебе зла». «Собираюсь взять его», — так сказал Блэк, бесстыдным жаром глядя не на справочник рун. Тем же самым смыслом бурел след от руки Блэка на моём запястье, превращая глупую пошлую игру слов в… почти обещание. Я поморщился, попытался подавить расползшееся в груди мерзкое ощущение, от которого холодели пальцы (можно ли представить, что несколько дней назад я всерьёз беспокоился, что мне снова приснится странный сон, и даже изредка считал Блэка красивым — каким я был идиотом и, видимо, боялся меньше, чем следовало), и подошёл к тяжёлым двустворчатым дверям, украшенным, как и двери Большого Зала, фигурным вензелем в виде заглавной «Эйч». Чего бы Блэк не добивался, любом случае, я не хотел сию же минуту проверять на себе намерения взбиравшегося по лестнице следом за мной сумасшедшего. Я же не знал, чего от него ждать. Зал Славы встретил меня прохладой, блеском наград на стоящих полукругом стеллажах, полумраком и тишиной, в которой стук закрывшейся двери и каждый мой шаг прозвучали звонким ударом колокола. Хотя это место в Хогвартсе и зовётся «Залом Славы», мало кто добровольно интересуется высеченными в металле именами, кубками прошлых лет и развешенными по стенам похвальными листами и грамотами. Развернулся ко входу в комнату, сжал в руке палочку и весь превратился в слух — кажется, различил за плотностью дверей скрип последних ступенек лестницы. Нужно теперь самую малость подождать, пока Блэк не пронесется мимо… Он будет гнать меня по Хогвартсу до подземелий. Вернее, конечно, думать, что гонится за мной… Мои нервы были натянуты, как отношения между Гриффиндором и Слизерином в последние несколько веков. Я чувствовал смертельную усталость и одновременно ненормальное истерическое возбуждение. Веки были тяжёлыми и до рези сухими, а мысли, как мячики, скакали от одного к другому и так и норовили выскользнуть прочь, оставив в голове глухую пустоту хэллоуинской выскобленной тыквы. Меня начинала мучать похожая на гриппозную дрожь. Я не хотел об этом думать. Но я не мог не понимать, что, даже если мне удастся некоторое время избегать Блэка, он не исчезнет, как выдохшееся заклинание или уставший ждать у закрытой двери продавец пылесосов. Рано или поздно мне придётся снова столкнуться с клятым гриффиндорцем, который ни во что не ставит мою злость. И моё отвращение к нему. Язвительные замечания и угрозы его не отталкивали, а будто даже подливали в огонь масла. Блэк вбил себе в голову, что я, как бы не угрожал, как бы не кричал «ненавижу», на самом деле — не против… Будто наяву, перед глазами мелькнуло видение смятой Гойловой постели, скинутой на пол белой подушки однокурсника. В уши врезался ритмичный скрип кровати. …стать пожираемым похотью животным, примитивной скотиной, цель существования которой — удовлетворение чужой и своей страсти, даже если её удовлетворение повлечёт за собой неминуемую гибель всего. В конечном счёте, такая его уверенность в этом и настойчивость вкупе с тем, что он был неконтролируемым ебанутым ублюдком… пугали. Я невольно глубоко задумался: хрупкое, построенное на надеждах Блэка о счастливом итоге «ухаживаний» (в чём бы он, этот дурацкий итог, не заключался) и на моих надеждах о мести равновесие было... непоправимо разрушено. Я испытывал по этому поводу странные, болезненные и смешанные чувства, которые проще было запихнуть в самый тёмный угол, чем осмыслить…  — Простите…  — Блять! — Сердце едва не проломило рёбра. Остроносый мальчик отшатнулся, напоровшись на весь задрожавший, зазвеневший стеллаж, и раззявил рот. Я запустил в него парализующим заклятием. И прежде, чем осознал свой промах, мальчишка вытянулся во фрунт, сжав в кулаке мыльную губку, с деревянным стуком рухнул на пол лицом вниз. Плечо упавшего младшекурсника дернулось. Из-за пазухи у него, громко, возмущённо квакнув, вылезла огромная жаба. Снаружи послышался какой-то шум. Я не стал глядеть, как жаба, оказавшись на свободе, прыгает по полу, рванул в глубину стеллажей и едва успел скрыться во втором ряду по центру, когда одна из створок двери в Зал Славы ударилась об стену.  — Ты здесь? — громко спросил Блэк, входя комнату, — Снейп. Несколько секунд он молчал, видимо, оглядывался. Я вжался в деревянную стенку стеллажа, чувствуя, как ей передаётся дрожь моего тела. А может, мне это казалось — что всё вокруг дрожит. — Послушай… Выслушай меня! — голос Блэка тоже задрожал и сорвался. Ему пришлось сделать паузу, чтобы справиться с собой, но всё равно, было заметно, что Блэк очень волнуется, когда он снова заговорил: — Я хотел… хочу спросить, почему так быстро убежал? Почему? Я хочу спросить… То есть хочу сказать, что… Я никогда… я… твою мать! Где ты?! Северус! Я должен видеть тебя! — я понял, что Блэк, окончательно запутавшись в своих «хочу», хлопнул дверью и прошагал вглубь комнаты. И потому его напряжённый голос прозвучал ближе и немного с боку: — Послушай… Я никогда больше не назову тебя… Я ни одного тебе слова больше не скажу. Клянусь! Я невольно повернул голову и к своему ужасу заметил лёгкую, чуть темнее пола, тень в пространстве между стеллажами. Она пошевелилась, будто почувствовав мой взгляд, а потом пропала — и снова раздались отчётливые быстрые шаги. Сквозь туман пробилась мысль: не понимаю… Не понимаю, зачем Блэк пытался меня задержать во дворе, после того как я ударил его? И зачем потом меня упорно преследовал? Только чтобы говорить теперь эту явную пафосную ложь?  — Никогда в жизни не подниму на тебя свою волшебную палочку! — опять солгав, Блэк помолчал, а потом неожиданно что есть силы стукнул по соседнему стеллажу, заставив меня вздрогнуть. Я не видел, но по оглушительному звону догадался, что с полок падают предметы. Серебряная чаша, гремя, закатилась за стеллаж, за которым я прятался, и я мог коснуться её носком ботинка, если бы сделал пару шагов в сторону. Но этот нарушивший обычную тишину Зала Славы ужасный шум не смог полностью заглушить яростный выкрик Блэка: — Ты ведь здесь?! Хватит прятаться, Снейп! Хватит! Я же от тебя не отстану! Выходи! Мне нужно… — он запнулся, будто сомневался в том, что собирался сказать, но всё же продолжил: — …поговорить с тобой. Я хочу видеть тебя! Почему ты это делаешь?! Прекрати! Северус! Ну же! Я не мог сказать, действительно ли хотел выйти, или, наоборот, пытался сбросить то тупое оцепенение, которое наводили на меня доносящийся через два деревянных стеллажами отчаянный голос Блэка, его слова, которые не имели никакой ценности и лишь вводили в замешательство, его шаги, его близкое присутствие. Я медленно выдохнул и беззвучно переступил с ноги на ногу. И задел локтем одну из наград: металлическую памятную табличку с выгравированным на ней «За особые заслуги перед школой». Та не упала, лишь легонько закачалась, стукнулась о полку основанием — но этого оказалось достаточно, чтобы во вновь воцарившемся молчании выдать меня. Блэк в мгновение ока оказался рядом. Он радостно вскрикнул, лицо его побагровело и исказилось. Блэк приблизился и встав напротив меня, резко упёрся обеими руками в полки справа и слева от моей головы, уронив своим движением ещё несколько кубков и памятных серебряных пластин. Наклонившись ко мне почти вплотную, начал что-то… бормотать. Он мне что-то говорил. Раскрасневшийся и вспотевший, с живой мимикой на лице. Внимательно впивался в меня странными больными глазами и говорил, говорил быстро и настойчиво, но слова, улавливаемые ушами, проходили мимо моего плывущего от ужаса сознания, как проходит Слизнорт мимо бесполезных для его Клуба учеников. Я пытался удержаться на ногах. Слышал как скрипит дерево под его ублюдочными ладонями, чувствовал его неспокойное дыхание, ползущее по коже. Я почему-то вспомнил тот момент, когда пытался оглушить Блэка, но промахнулся и, как после сугроб залепил мне лицо. Это случилось так неожиданно, что я едва не задохнулся от снега, забившего рот и нос. Теплый воздух, волнами ложившийся на лицо и слегка трогавший волосы на лбу — он вызывал те же ощущения. Мне приходилось дышать через раз. Кожа лица и шеи начинала зудеть. Широкий рукав мантии Блэка висел в полдюйме от моей щеки. Мне казалось, что я взорвусь, что я превращусь в пепел, если Блэк коснётся меня даже краем рукава. Я не знал, сколько длится эта пытка. Я не знал сколько она продлится. Я не знал чего ждать от Блэка, но понимал одно: если ничего не предпринять — то, что происходит сейчас повторится ещё много, много, много раз. Столько раз, что я просто этого не вынесу. Я больше этого не вынесу!  — А… Блэк осёкся на полуслове, моргнул и немного отодвинулся, когда я поднял палочку на уровень его груди.  — Авада… Заставил себя исподлобья посмотреть ему в лицо. Блэк застыл с приоткрытым ртом и выпучил глаза на палочку, на конце которой скопилось призрачное зелёное свечение. Он был слишком удивлён, чтобы сразу же испугаться. Возможно, он ещё не понимал, возможно — не верил в происходящее. И я, и Блэк секунды две в натянутом молчании смотрели на мою палочку. Я чувствовал себя совершенно разбитым. Зелёный свет то разгорался, грозясь сорваться смертоносным лучом, то вновь угасал. Странные блики отражались в серебряных кубках позади гриффиндорца, бродили по комнате и по лицу Блэка, делая его каким-то острым, болезненным и незнакомым. Я не уверен, что это не было малодушие. Я будто бы забыл второе слово заклинания, которое могло освободить меня от безумия, от проклятия, от пыточного устройства во плоти, которым являлся для меня Блэк. Но, тяжело дыша, зато вдруг вспомнил об одном терзающем меня, словно воткнутый гвоздь в руку, желании, случайной мысли. О том, из-за чего я собственно и остался тогда во дворе, чтобы искоса и внимательно смотреть на Блэка и Поттера. И… зелёный свет рассеялся. Исчез, как будто его и не было. Зал Славы снова погрузился в полумрак, даже почти в темноту, потому что из тех свечей, что горели в комнате без окон, некоторые потухли.  — Что это… — начал было Блэк сиплым голосом, имея, конечно, в виду исчезнувшее свечение, но снова не договорил. Я направил палочку ему в лоб и отчётливо произнес:  — Легилименс! Зал Славы, окровавленное лицо Блэка, его руки по обеим сторонам от меня — все это мгновенно пропало. Я провалился в воспоминания, как в глубокий тёмный пруд. Тo be continued...