Самое настоящее проклятие

Джеймс запрокинул голову, расхохотался, неожиданно и громко. И, словно тяжёлым бревном, треснул по плечам. Как тут не вздрогнуть и не прийти в себя? …я, кстати, так и не получил внятного ответа каким образом ты узнал про изменение наших планов, Северус, если тебя определённо не было в тот момент на пустыре — в голову лезли всякие, по правде говоря, бредовые теории… Натянуто усмехнувшись, я повернулся, куда указывал Джеймс, и сначала увидел обыкновенного белобрысого пацана, ровесника Регулуса, с короткой волшебной палочкой в кулаке. Заметил, что другие школьники почему-то разом от этого мальчишки отодвинулись, да и сам он выглядел слегка ошарашенным, если не испуганным. Когда понял почему — прыснул. И тут же захотел зажать себе рот ладонью, отвернуться, чтобы не щекотать спящего дракона.  — О, ничего страшного, милый! Просто верни всё обратно, и я, может, даже не отправлю тебя в Мунго, — довольно громко, чтобы я смог расслышать, прорычала Миранда Аббот. Я видел её холодную вымученную улыбку. Девушка качалась в воздухе вниз головой и обеими руками удерживала мантию, чтобы та не падала ей на багровеющее лицо и не показывала чего-то уж совершенно лишнего. Хватало и того, что из-под скомканной мантии виднелись толстые шерстяные гольфы или чулки. Тёмные блестящие волосы почти касались снега. Под парящей миниатюрной фигурой валялась в снегу сумка и выпавшие из сумки свитки, шоколадные лягушки, помятый вредноскоп, какие-то радужные жуки рядом с лежащей на боку деревянной коробочкой, волшебная палочка, красный гриффиндорский галстук, карманное зеркало… Думаете, на Пуффендуе одни только паиньки да лапочки? Ха! Этот факультет, кажется, ещё не знал более вспыльчивой девицы, чем Миранда Аббот. Странное сочетание безобидной, как зелёные конечности лукотруса, внешности — не зря она, к слову, как и Лили Эванс, в числе главных красавиц школы — и кровожадного, прямолинейного, как шпала, характера. «Прогулка до озёра, держась за руки? Следующий пункт — знакомство с предками, помолвка и свадьба!» С некоторых пор она меня не жалует. Считает, слишком ветреным. По мне, так она чересчур много о себе мнит, склочная сука. С кислым выражением лица — очень красноречивым — я оглянулся на Джеймса. Припомнил град из магии, который обрушился мне на голову, когда Аббот стало известно о нашем с Джеймсом споре на счёт пары-тройки симпатичных мордашек. «Ты ведь в курсе, что поступил, как мразь? Только какая-нибудь дура станет с тобой встречаться после этого! Если такая найдётся — над ней ржать будут!» С того дня утекло немало воды, дорожка к озеру замёрзла и исчезла под снегом. Однако, я понимал расступившихся школьников, словно инстинктивно прячущееся зверьё перед грозой. Я мог как угодно усмехаться, но в глубине души вполне разделял их желание, оказаться подальше от Аббот и леденящей ауры, что волнами исходила от неё, понаблюдать за всем издалека. Заклинания перепутал или просто промахнулся в возне и гоготе шумных пиздюков, целя в того мелкого, с газетой? Кажется, мальчишка с палочкой вовсе не собирался пялиться на стройные ноги Миранды и её налитое кровью, потемневшее лицо. Что ж, если он не смог вовремя свалить, то мне остаётся только посочувствовать. И не успел я додумать последнюю мысль, Джеймс легонько двинул меня плечом, привлекая внимание к толстому гвоздю с заржавелой шляпкой… то есть к высокому рыжеватому парню в щеголеватой зелёной мантии, который, теряя остатки важности, спешил к месту назревающей ссоры. Даже жалко, что всё так быстро кончается. Вот если бы на пути старосты появился огромный огнедышащий дракон и заставил его остановиться, побледнеть и отступить, или хотя бы превратившаяся в лёд лужа, на которой сложно не поскользнуться…но ничего из этого перед парнем так и не возникло. Не доходя до обмершего мальчишки, староста вытащил палочку и суетливо расколдовал Миранду. Когда девушка совершенно неизящно шлёпнулась в снег, в его отчаянно невозмутимом тараканьем лице что-то дрогнуло. Но он всего лишь прочистил горло, опустил голову и, повелительно махнув рукавом мантии, сказал толпящимся младшекурсникам дать дорогу. Через несколько секунд парень уже молча помогал Аббот подняться. С другой стороны поспешно подошла к пуффендуйке… Я моргнул и не сдержал удивлённого хмыка, однако схватившая Миранду под локоть стройная, спортивного телосложения девушка с мальчишески короткими каштановыми волосами не исчезла. Джейн Флинт с Гриффиндора я ближе узнал по той же самой заварушке с пари. В попытке опоить меня любовным зельем — конечно, с треском провалившейся — я одинаково подозревал как её, так и Аббот. Джеймс, помнится, не додумался поставить условие, при котором бы мог влиять на мой выбор девушек. Кажется, после он жалел об этом. Это ведь была бы такая возможность для всяческих подлянок и подколов — мысли разбегаются от непаханного поля! К тому же Сохатому не слишком понравилось, что в споре оказался замешан охотник его квиддичной команды. Но пари есть пари, и Джеймсу оставалось только искоса подглядывать, капитански ревниво, и неодобрительно вздыхать. Забавно теперь увидеть их вместе — тех девчонок, на кого я спорил. Миранда отряхивалась, поджимала розовые губы и морщила мокрое лицо, пока Джейн присела, чтобы помочь собрать вещи. Староста как бы невзначай встал между девушкой и мальчиком и что-то негромко сказал Аббот, видимо, что-то взывающее к голосу разума. Вернув сумку на плечо, Миранда неприязненно посмотрела на младшекурсника, но не стала немедленно на него нападать. Хотя, думаю, она несмотря на небольшой рост могла и вправду отправить кого-нибудь в Мунго. Я снова глянул на Джеймса — он поймал мой взгляд и протянул неопределённое: «Ммм…». Не то на появление вместе двух давних жертв моих намекающих ухмылок и проникновенного шёпота на ухо, не то из-за ситуации в целом. Я рассматривал Джеймса ещё мгновение, прежде, чем задумчиво опустить глаза на свою обувь. От его серьёзного и собранного вида не осталось даже тени. Всё вернулось, всё стало по-прежнему, и Снейп снова беспокоил Джеймса не больше, чем застрявшая между оконных рам дохлая муха. Словно сезонная простуда, левикорпус, как и контрзаклятие, распространились по школе. При этом, я думаю, большинство из тех, кто с удовольствием пользуется этим заклинанием направо и налево, ничего не знает про его создателя. Я, можно сказать, проведал обо всём случайно. Правда, что бы это изменило — мало ли кто придумал годную вещь, даже если он не самый добродушный человек. Многим понравилась возможность вздёрнуть кого-то вверх ногами и посмеяться — приятеля или, напротив, какого-нибудь раздражающего мудака. Если бы Снейп объявил о своём авторстве в всеуслышание, наверняка, ему бы даже поверили — на первом курсе, казалось, он знал заклинаний больше, чем иные доки с седьмого. Может, ему помешал тот факт, что его собственное заклинание я опробовал на нём же? Должно быть, он не забыл об этом нашумевшем случае? Конечно, нет. Удивлённые взгляды школьников, собравшихся в Большом Зале — я без труда мог вспомнить их, и ещё злую решимость, с которой сотворил незнакомое заклинание, написанное от руки в чужом учебнике. Даже не подумал тогда: как оно действует, и что если не подействует вовсе? Что бы произошло, если оно оказалось какой-то тёмной незалечивающейся магией, вроде той, что он в этот же день до пропитавшейся кровью мантии поранил мне плечо? Победить змею её же клыками. Это показалось хорошей идеей, и, похоже, своего я добился. Снейп злился, брызгал слюной, крича, что я украл у него заклинание — чушь, разумеется. Даже если это заклинание не имело ни какого отношения к тёмной магии, которая неизменно напоминала мне «милые» семейные традиции, мне и в голову бы не пришло называть себя автором «левикорпус», словно я шарлатан-сквиб, не способный выдавить из себя ни крупицы собственного волшебства. Виноватым я, конечно, себя не чувствовал совершенно. Снейп бесился из-за «украденного», значит, это того стоило. Мне же мучиться… потому, что он плохо думает о моей честности? Вот ещё!  — Мы же собирались к Иве? Я разжал кулак — когда это я успел его крепко стиснуть — улыбнувшись, повернулся к Джеймсу и негромко уточнил любезным тоном:  — Вчетвером, да? Возможно, я просто ткнул палкой в подсохшее дерьмо. Но одному в этом дерьме сидеть было как-то слишком грустно. Я хлопнул Питера по спине, и беспечно проговорил: — Это предложение удивило не одного Снейпа! Джеймс скользнул нечитаемым взглядом по Хвосту и в следующую секунду выдал:  — Всё для вас, ваше высочество! Я со странным равнодушием смотрел, как он раскланивается, подставляя мне шею отводя руки назад и словно встряхивая невидимой шляпой. Вот уж что называется «перевёл стрелки». Ну и что сказать? Спасибо, Джейми, я очень ценю твою помощь? Кажется, никто из нас двоих пока не при смерти, не хрипит на снегу, не хватает в последний раз за руки, чтобы разводить такие… нежности.  — М-м, хочешь, я тебе тоже снега напихаю под мантию? — спросил, когда тишина стала напряжённой, а Джеймс распрямился и с любопытством на меня уставился.  — Не хочу, а что?  — А то, что если бы у меня была возможность что-то изменить… Я не договорил, глубокомысленно закатывая глаза. Хотя ничего по-настоящему глубокомысленного в этом жесте не было. А была только мелькнувшая не очень приятная мысль: «я не позволил бы, я не хотел, и мне жаль, что так вышло» — сложно произнести. Даже и Джеймсу.  — Я ему ни слова ни говорил, надеюсь, ты это знаешь, — наконец, процедил я, перестав улыбаться.  — Ни слова, — повторил Джеймс. Я чувствовал, что в спокойствии его голоса скрывался какой-то подвох, и не мог на это не фыркнуть. Порыв ветра тронул волосы Джеймса, заставил его прищуриться, — о чём же вы болтаете целыми днями? Я открыл рот, сначала не говорил ничего, потом возмущённо воскликнул:  — Ты, придурок! Быстро шагнул в сторону, чтобы схватить Джеймса, в шутку или всерьёз. Вдруг мне стало просто смешно от его надувшегося лица. Я замешкался на мгновение, а потом угрожающе ухмыльнулся и потянулся ладонью к загривку Джеймса — он отступил ещё на два шага, поднимая руки. Я вспомнил, как Римус вчера на какую-то мою язвительную реплику на счёт Эванс заявил, что я и Джеймс кое в чём сильно похожи. Беготня Джеймса за Эванс. Его наивные попытки завести с ней дружелюбную беседу. Его разговоры о Эванс. Щенячья радость и чёрная меланхолия со сброшенными на пол шахматами — из-за Эванс. Пожалуй, мои мучения может понять только тот, у кого кто-то близкий заражён любовью — голова уже лопается от этого круглосуточного повествования, да? О чём бы вы ни говорили — незримое присутствие третьего собеседника. Начинаешь ненавидеть это чувство. Думаешь: ну, такого не бывает, чтобы нормальный человек настолько изменился. Думаешь про себя: спасибо, нет! Да ни за что! Бесился ли я от всего этого? Ну… Временами — ещё как, несмотря на то, что Джеймс уже пообещал мне шафера на их свадьбе. — Иди сюда! Поболтаем! — с этим возгласом я попытался пнуть Джеймса под зад, а главное, Римус, возможно, был прав в том, что мы с Джеймсом похожи.  — Изволите гневаться, сир? Лицо Сохатого вытянулось, он хотел расхохотаться, но всё-таки взял себя в руки. С наигранной заинтересованностью поглядел в небо, будто искал на нём хоть одно облачко. Кто знает, о чём он думал с таким невозмутимым серьёзным лицом! Я же не стал сдерживаться, тем более, что на этот раз смех звучал абсолютно нормально. Обычный смех человека, который дурачится с друзьями. Словно лёгкий ветерок, внезапно смахнувший напряжение. Я ещё пару раз, уже без особой охоты, попытался достать Джеймса носком ботинка. Однако тёплая и беззаботная атмосфера сохранялась не так долго, как хотелось бы. «О чём же вы болтаете целыми днями?»  — Проскочить мимо Филча? Тихо, как м-м-мышки? — проговорил Питер, чуть волнуясь. Он старался показаться спокойным, вальяжным, как того требовала важность его персоны, — Я слышал, что его покусала какая-то зверюга, и теперь он лютует. Засел у выхода и хватает каждого, кто хочет выйти, мол, ему осточертело, что школьники не закрывают дверь и постоянно напускают холод, от которого у него ноют косточки…  — И поэтому ты хочешь остаться в замке? — спросил Джеймс.  — Нет, конечно! — Воскликнул Питер, тут же изменившись в лице, — Я пойду с вами! Я поднял брови и фыркнул:  — Так чего же мы ещё тут торчим? Между Джеймсом и Питером завязалась беседа, в которой я, задумавшись о чём-то неясном, не принимал участия. Вернее, говорил в основном Джеймс, а Питер лишь кивал и согласно мычал.  — Не дрейфь, Хвост! Карта у меня, так что без труда выберемся наружу. — Джеймс слегка виновато глянул на Питера. — Знаешь, если как следует раздразнить дракучую иву, вроде той, что посадили для… — тут Сохатый запнулся и почему-то покосился в сторону, — короче, вроде той, что у нас растёт — то она вытащит корни из земли и… говорят, она неплохо бегает за обидчиком! Скорей всего, это всё враньё, но хотелось бы проверить. Хм… Я думаю у нас ещё есть время, — взъерошив волосы, он остановился, скрипнул снегом и неуверенно спросил. — Когда… Я, вынырнув из странной задумчивости, не сразу понял, что он обращается уже ко мне, а не к Питеру.  — В восемь. …в Хогвартс прибудет женщина, считающая чем-то неприличным вслух произнести фамилию Поттер. Ха… неуверенность Джеймса вполне понятна, и всё же я не хотел чтобы прозвучало настолько мрачно. Смущённый, ускорил шаг. «О чём же…» Внезапно вспомнил те весёлые солнечные выходные, когда Джеймс повздорил с Розмертой. Повернул голову — до смерти захотелось снова найти Снейпа взглядом, но его уже не было на прежнем месте. Что? Даже в такой мелочи — взглянуть на него напоследок — мне отказано? «О чём же…» «О чём вы так весело болтаете?» Злость пришла внезапно. Словно бы оторвали присохший к ране кусок бинта, и снова выступила кровь. Я сначала даже не понял, отчего в груди свилось мерзкое холодное чувство, похожее на комок дьявольских силков. — Ну? — пробормотал я, обращаясь к замолчавшему, видимо, не знающему, что сказать, Джеймсу. Повысил голос, чтобы заглушить хлестнувшее через край отчаяние, выровнять дыхание, насмешливыми словами, как камнями, закидать, раздавить дрожь в пальцах, — Так ему и надо, грёбанный, сладкий хуй ему в рот, Нюниус. Нет, правда, такой день испортил. А ведь, я тебе скажу, это непросто — конкуренция и всё такое, — я удержал на губах лёгкую усмешку, но почему-то прозвучало сдавленно: — Вечно он всё портит. Даже и… Да. В тот день — хороший, беззаботный день — мы стояли возле стойки в пабе. Я наливал шипящее сливочное пиво в стакан, а Снейп в съехавшем с плеча плаще чарующим тихим голосом изливал яд про маггловское что-то и про грязных гомосексуалистов. А между порциями яда практически повторил недавние слова Джеймса. Я дёрнул ворот и закатил глаза и спокойно продолжил рассуждать: — К чему ведёт неверное использование языка: целоваться с ним — скука смертная. Но, бьюсь об заклад, он боится, как бы не кончить от одного прикосновения к руке. Я не договорил «портит даже и меня», но Джеймс смеялся, будто понял без лишних слов. Я не оглядывался, просто слушал, как он смеётся. Наверное, он сейчас видел прежнего меня — не спятившего и не больного, и не более сумасшедшего, чем каким я был до ноября. Я, честно, не хотел больше говорить о Снейпе. Или о матери. Я хотел на несколько часов забыть обо всём. Закрыть глаза. Но, даже если бы я зажмурился, передо мной без какой либо на то причины — это казалось совершенно неважным — висело злое бледное лицо, выговаривающее имя моего брата, перед тем как спросить, почему его нет в нашей компании. *** Я практически не слышал, что закричал Джеймс Снейпу вслед. Снейп — его расплывчатый силуэт — напрягся, на секунду остановился, будто хотел вернуться — почему-то в этот короткий миг я, сидящий на снегу, почувствовал острую всепоглощающую радость — а потом он передумал, и моя радость осыпалась пепельными хлопьями. Какими-то шатающимися и вызывающими жалость — жжение, от которого грозила брызнуть стоящая в глазах влага — шагами он рванул ко входу в замок. Мне казалось — не дойдёт до ступенек, рухнет лицом в снег на полпути. …не хотел этого. Я сплюнул на снег и невольно потянулся к блестящей розовой кляксе рукой. Будто если я коснусь пальцем собственных смешанных с кровью слюней — всё станет ясно. Лицо облепило болью, как мокрой ледяной подушкой. Я поднял голову и исподлобья тупо уставился на уходящего Снейпа. Больно. Я не был по-настоящему удивлён, когда он возник внезапно совсем близко и ударил. Если подумать, он уже раз сто пытался меня проклясть, заколдовать. Хотел проткнуть мою руку зельеварским ножом или перерезать мне глотку, распороть заклятьем или задушить меня… Дело, можно сказать, не то, что бы привычное (к этому сложно привыкнуть, да?), но в глубине души я даже с каким-то предвкушением ждал чего-то такого. Почему же теперь так невыносимо больно и страшно? Что-то увидел в лице… хлестнуло почище плети. Не удержался и схватил за руку, забыл, каким бравым придурком только что выламывался перед Джеймсом, хотел сказать, что я… Я рывком поднялся.  — Сириус! На ногах держишься? Оказавшийся рядом и крепко стиснувший моё плечо Джеймс был гораздо бледнее, чем полминуты назад. Блестел россыпью снежинок на взъерошенных волосах и на половине лица, словно его ткнули головой в мешок с мукой. Кажется, Снейп прежде, чем с перекошенным от ненависти и боли выражением кинуться на меня с кулаками, сбил его с ног. Я втянул воздух и от тёплого запаха крови у меня закружилась голова, в глазах заплясали чёрные точки. Каким-то усилием воли я не дал себе поплыть (на самой грани сознания, будто однообразный звук капающей воды, кто-то истошно вопил: что? Реально сломал мне нос?!) Она меня утешала, эта глупая самодовольная мысль, что «он никуда от меня не денется». Да, логичная, ведь Снейп вряд ли решит в внезапно бросить школу и уехать на другой край света, не сможет исчезнуть, скрыться от меня — но всё ещё невозможно глупая. Ведь прямо сейчас он уходил, обиженный. Староста колебался ещё мгновение, потом направил на меня палочку. Как это сделал Снейп, когда мы с Джеймсом сидели на фонтане — прямо в лицо. Я не успел на отреагировать. Секунда — и переносицу коротко обожгло, почти, как жалящим заклятием. Боль поутихла — будто раньше меня оглушал гул голосов, а теперь захлопнули дверь. Я машинально коснулся носа, посмотрел на руку, но не понял, перестала ли течь кровь или нет — ноздри, губы и руки всё равно были липкие и красные. — Мне нужно… с ним поговорить, — прохрипел я, стерев часть крови рукавом и проглотив ком из горькой железной слюны. Сделал шаг вперёд. «Зачем?!» Джеймсу даже не надо было говорить — вопрос очевидно отпечатался у него в лице, в удивлённо дрогнувших губах и окаменевшей на плече руке. Но я знал только одно — Снейпу нельзя дать уйти.