Самое настоящее проклятие

Рядом не было никого, кто мог бы увидеть гримасу боли на моём лице. И уж точно, ни один человек не понял бы, отчего у меня такая гримаса. Вор, вор воспоминаний… люди говорят, что краденые вещи в доме не дают хозяевам спокойно спать по ночам. Я чувствовал смертельную усталость, еле волочил ноги, но не заснул бы. Даже если б в этот самый миг оказался в своей спальне, упал на кровать и крепко закрыл бы глаза — не заснул бы. Не от мук совести, конечно. И под опущенными веками я видел обстановку гостиной, где ни разу не бывал, не смотря на дружбу с Лили. Хотя по её рассказам хорошо представлял себе и кресла, и камин со старинной металлической решёткой в виде резвящихся львов, и каминную полку, и портреты учеников львиного факультета в нарядах прошлых лет и веков, и уходящие к спальням лестницы. Рука дёрнулась потрогать голову — назойливо болела кожа — и упала обратно, резко и напряжённо. Словно к руке привязали гирю. Я не удержался от крика, когда Блэк в меня вцепился. Показалось, что он внезапно, каким-то пугающим способом освободился от колдовства, но, едва взглянув ему в лицо, я понял: это было движение слепого. Правда, понимание ничего мне не дало — вернуть концентрацию и вновь ворваться в его разум я не смог. Даже если тут никого не было, я зачем-то делал вид, что вовсе не хочу прикоснуться к волосам. Что… что всё нормально. Обрывки мыслей. «…выслушать сопливые признания одного всем известного ебанутого слизеринца и переспать с ним. Короче, воспользоваться тем шансом, что настойчиво предлагает мне судьба». «Вечно он всё портит». «Прости, прости меня!» Так раньше не было. Я помню… у хмурящейся Яксли на мгновение поймал смутное и неприятное ощущение тесноты туфель и натёртого пальца на ноге. Думаю, её обувь заколдовали на медленное уменьшение — примерно четверть дюйма в час — но открывать ей на это глаза я, разумеется, не стал. Недоумённо почесавшая нос Яксли едва ли заметила что-то действительно странное, когда я тренировки ради (и из-за того, что она снова болтала что-то за спиной Лили) упавшим листом по глади лужицы, не опускаясь вглубь, скользнул поверх её мыслей. Я помню растерянный вид безымянного младшекурсника — на него вдруг нахлынули воспоминания о лете, проведённном на берегу океана. Он внезапно подумал о скользкой гальке, брызгах, тепле, что воздушной волной шло от воды — сине-зелёная тёмная вода то тяжело поднималась, точно стремилась поглотить половину неба, то падала, разбивалась, с шумом пенилась. Ему вспомнились бело-голубые полосатые тенты вдалеке от дикого пляжа, занятого волшебниками, и похожее на эти тенты лёгкое платье сестры, в котором была видна светлая полоска незагорелой кожи. И ещё тот случай… когда Люциус отправил меня в тёмные и извилистые подземелья Малфой-менора, откуда было невозможно выбраться. По крайней мере, я, чуть покраснев, словно бы от досады, так сказал, когда вернулся в реальный мир. И увидел Люциуса, с палочкой стоявшего напротив меня в тусклых лучах из окна под потолком, в одной из спален. Он, на самом деле, будто не хотел участвовать в этом. И, наверняка, он почувствовал, что я остановился, когда до бреши в его защите оставался всего лишь один шаг, одно усилие. Мне удалось бы сделать это усилие — ударить кувалдой по картонной заслонке — но… я совсем не стремился испортить отношения с Малфоем. Люциус на мою раздражённую реплику молча и непонятно усмехнулся, упираясь локтем в прикроватный столбик. Интересно, он тогда мысленно утёр пот со лба кружевным рукавом и похвалил себя за то, что… не стал пренебрегать нищим полукровкой на несколько лет младше? Возможно, мне это всё показалось. По правде говоря, я всегда чувствовал себя не в своей тарелке, когда дело доходило до чьих-то чувств и когда следовало догадаться о них. Производил ли я на кого-то впечатление человека… бесчувственного? Пусть это и не имело ничего общего с тем, что было на самом деле, но мне определённо нравилась мысль: быть черствее окаменелой корки чёрного хлеба — такую не размягчишь, сколько не кунай в тёплую воду. Скорее зубы себе сломаешь. Может, потому что я часто с подозрением думал: что в головах у окружающих меня людей — этот вид магии давался мне без особых трудностей, словно компенсация того, о чём я никогда не мог догадаться, сколько не бился. Одна неловкость, неловкость и ошибки, вот если бы у меня и вправду висел меж рёбер один только сморщенный безоар… И всё же мне не хватало опыта, и я не мог уверенно ответить на вопрос: это всегда так после глубокого сеанса легилименции? Что ярко до рези и головного боли вспыхивают фрагменты чужой жизни и чужого моей волей развёрнутого и разложенного на составляющие сознания. Пляшущие перед глазами цветные пятна, злобные существа, порождения бреда. Пазлы, обрывки, осколки… Они ранили, как разбитая бутылка, будто мстили, что я вырвал их из памяти Блэка и случайно запечатлел у себя в мозгу. Насильственное слияние разумов… А, может быть, я сделал что-то неправильно? Действовать пришлось слишком резко и спонтанно. Я чувствовал, что заражён и испачкан. Отпечаток кровавой ладони на руке вызывал похожие чувства, пока я его не смыл в первой же попавшейся уборной, растерев кожу до красноты. Чьи-то звонкие голоса. Я вздрогнул и огляделся, но рядом всё так же никого не было. Видимо, это эхо, такое странное в подземелье, подшутило надо мной. Мелькнула быстрая ассоциация (со мной подобное уже происходило, совсем недавно). Я деревянными шагами ковылял по направлению к гостиной Слизерина. Пожалуй, мог добраться до неё гораздо быстрее, если бы меня временами не посещало странное ощущение: точно я забыл о чём-то важном и должен сейчас быть в абсолютно другой части замка. Это место… факел, вычурная колонна, тёмная арка в которой прятались мародёры. До входа в гостиную пройти всего пару коридоров, а на каменном полу конечно не осталось ни следа от давным давно растоптанного мной цветка — он остался только в моей памяти, бледный, дрожащий и жалкий. Бесчувственная, окаменевшая корка… Я бы, может, и не наткнулся ни на кого тогда, если бы не тот мальчишка с жабой. …такова жизнь, и большинство трудностей ты переживаешь в одиночку. Какое-то время я устало пялился на свои затрясшиеся руки. Они, словно у старика или тяжелобольного, не могли сейчас даже удержать палочку. Я не мог взять себя в руки, не говоря уже о том, чтобы колдовать что-то. Твою мать! Я забыл… Я стиснул кулаки, испытывая неимоверное желание ударить себя по лицу. Если бы это только помогло прийти в себя и удержаться на ногах! Мне нужно прийти в себя! Сейчас же! Я должен… успокоиться. Я стоял один посреди тихого коридора, поблизости не было никого… только усталостью объяснялась та тоскливая, слабая и никчёмная мысль с которой я, прежде чем развернуться и броситься в противоположную от слизеринской гостиной сторону, взглянул на ослепительно-яркий факел наверху: если бы… если бы можно было свалить на кого-то часть этого безумия, как отдают часть тяжёлой ноши. Не одному расхлёбывать! Если бы не одному брести сквозь этот холод и мрак, когда хочется сесть на корточки тут же, у каменной стены, согнуться и спрятать лицо в коленях. Рядом никого не было. И, я думаю, что…

***

Эта женщина, она… Я должен взять себя в руки. Сложно? Ничего подобного. Всего больно ущипнуть себя за руку и запихнуть всё лишнее в дальний угол. Тот тёмный, пахнущий плесенью, весь в паутине, как заброшенный класс. И всё же в Большой Зал я не пошёл, остановился у дверей — волосы были, кажется, ещё немного влажными из-за… в угол. Закусив губу, чтобы не терять концентрацию, я через щель между тяжёлыми створами вглядывался в стол Пуффендуя. Это, наверняка, выглядело неловко и даже подозрительно. Но единственными свидетелями того, как прижималось к дверям моё лицо, были трое тут же исчезнувших на лестнице девчонок с Когтеврана курсом или двумя младше и пара малоизвестных приведений, которые висели под потолком, как оборванные полупрозрачные шторы — и те, и другие, по большому счёту, плевать хотели на меня и на то, чем я занимаюсь. На гриффиндорский стол я больше не смотрел. Всё равно заметил, что Блэка и остальных среди ужинающих не было. Лили с задумчивым выражением лица накалывающая на вилку лист салата, не одобрила бы то, что я задумал, поэтому речи и не было, чтобы попросить её помочь в этом «небольшом деле». Лучше будет, если она ни о чём не узнает… «…некоторые вещи совсем не стоит знать девушке, которой хочешь понравиться.» Самодовольный голос из «угла», так странно (и раздражающие) созвучный моим рассудительным мыслям. Из подземелий, вспомнив о заколдованном младшекурснике, я сразу же отправился обратно, в Зал Славы. Мне удалось избежать какой-либо неприятной встречи (где-то на краю плывущего сознания теплилась мысль: выгляжу я сейчас неважно, слишком странно, чтобы люди не провожали меня вопросительными взглядами). В давящей тишине (как и с полчаса назад, в этой части замка никого не было видно) я старался не издавать ни звука, словно слиться с полом и стенами, стать тенью или скользящим призраком. Напряжение внутри росло с каждым шагом, который приближал меня к той комнате. Я только что убежал из неё, шатаясь, как пьяный или сумасшедший, и вот… возвращаюсь? «…не собираюсь хватать за руки, прямо сейчас звать тебя пойти со мной обратно, к остальным!» Подпрыгнул от шума на лестнице. И какие грёбанные ублюдки… сделали это?! Собственное ругательство резануло по ушам, как выстрел. Вслушиваясь, замер на секунду перед приоткрытой дверью — молчание вокруг стало оглушительно громким — влажной рукой потянул за ручку и быстро вошёл в сумрачный Зал Славы. Но среди высоких стеллажей и валяющихся на полу кубков и табличек его уже не было. Конечно же, его не было… Я имею ввиду мальчишку-пуффендуйца. В комнате было пусто. Не знаю сколько я просто стоял, остолбенело рассматривая беспорядок, и почёсывал запястье. Думая с чего-то об большом и горячем унижении, что в этом самом месте испытал… Блэк. Да… должно быть, ему совсем не понравились мои навыки легилименции. Уходя я бросил взгляд на бессмысленное, покрытое испариной, и бледное до зеленоватости лицо Блэка, мешком осевшего на пол. Он был в сознании, жадно втягивал воздух, но если у меня гудела голова, то какой же болью она отзывалась у него? Блэк не смог бы помешать мне уйти, даже если и очень хотел. Пустой кулак — он крепко сжимал его, как если бы ещё держал меня за волосы. Я думал об этом, пока не опомнился и не вылетел прочь, до того, как в Зал Славы заявился бы Филч, чтобы проверить, как проходит отработка младшекурсника. Едва касаясь, я летел по лестнице, будто она вся полыхала подо мной. Словно ступени рассыпались в пыль, только я на них наступал. Пока не оказался достаточно далеко от разгромленного Зала Славы, чтобы остановиться и, прислонившись к стене, отдышаться. А разогнувшись, сделать вид, что никогда не возвращался туда, в ту комнату. В конце концов, у меня зудела… другая «маленькая» проблема, которую мне нужно было решить, и на которой стоило сосредоточиться несмотря на тяжёлые веки, шум в ушах и нездоровую слабость в теле. Разумеется… мальчишку я в итоге нашёл. Наблюдая за ним из-за дверей, запоздало подумал: он мог бы со страху запереться в гостиной Пуффендуя (на его месте я бы не стал так беспечно разгуливать по школе). Но, может быть, он увидел и услышал не так много? Всего лишь странную ссору двух старшекурсников и какой-то непонятный свет, зелёный… «Я хотел… хочу спросить, ты почему так быстро убежал?» Возможно было ли что-то понять из бессвязных выкриков Блэка? Случайному человеку? Я находился настолько близко, что едва не тыкался в рукав его мантии, но не понял ничего...почти ничего. Совсем ничего! В то мгновение, когда у меня внезапно во рту пересохло — когда от стола Пуффендуя неспеша отделилась группа школьников, среди которых, словно подсолнух, мелькнула и светлая макушка любителя жаб — я услышал отчётливые шаги сзади и отпрянул от щели между дверьми. Ещё остались силы чувствовать себя неловко? Одновременно я досадовал на то, что упустил из вида пуффендуйца, когда следовало бы глаз с него не сводить. Увидел на другом конце ярко освещённого холла МакГонагалл и рядом с ней незнакомую женщину в чёрной бархатной мантии в пол. Не разговаривая друг с другом они быстро приближались к входу в Большой Зал. У дверей профессор заметила меня, и удивлённо вскинула брови, когда я отмер и невольно попятился. Другая женщина (я точно не помнил её среди педагогического состава, да и бархатная мантия казалась слишком претенциозной для толпы жующих и болтающих школьников за дверью) скользнула по мне равнодушным и надменным взглядом. Пламя свечей ярко блестело на её тёмных волосах и серебряных пуговицах, бросало жёлтый свет на лицо — словно из замороженного мрамора — бледное и красивое. Странное ощущение, будто я где-то уже видел это лицо…  — Мистер Снейп, что вы… — Макгонагалл не договорила, потому что в этот момент дверь распахнулась от толчка и выпустила из Зала несколько беззаботных мальчишек и девчонок в канареечных галстуках. Я закусил губу, заметив среди них остроносого светловолосого мальчика (пожалуй, всё же не столь беззаботного и довольного, как другие) быстро отступил ещё на пару широких шагов и окончательно скрылся в тени. Из незаметной ниши между каким-то подсобным помещением и провалом коридора видел, как МакГонагалл и незнакомка молча, не глядя друг на друга, как если бы они пришли поодиночке, стояли у дверей, пропуская школьников.

***

 — Как бы уже две недели прошло… Ты делал что-нибудь по Истории магии?  — НЕТ!  — Я тоже! Ха-ха-ха! Ха… Гм… Это задание… думаешь, Бинс и вправду будет проверять его?  — Не знаю, он, правда, выглядит так, будто ему всё равно. — «Конфундус!» — Мне нужно…идти. — Точно! Бинс просто… эй! Ты куда?  — Мне нужно идти. Кажется…  — Куда это? Постой… Ай! Ты чего дерёшься?! — Пропусти! Мне нужно идти! Я… я знаю это!  — Что с тобой?! Ты ненормальный! В коридоре из пуффендуйцев остались только два спорящих мальчика. Один из них хмурился, тёр лоб и порывался уйти, другой — схватил его за руку. Я весь извёлся, наблюдая за ними из-за перил лестницы. Время ускользало, таяло как дым, ведь конфундус — не одно из непростительных заклинаний — всего лишь путает мысли, а не подавляет волю, не делает человека рабом… или что-то навроде того. Удивлённое и испуганное лицо приятеля светловолосого хозяина жабы, совершенно не похожее на… Кажется, этот лишний мальчишка был не такой тупица, каким казался на первый взгляд, и заподозрил чары на однокурснике, когда тот ткнул его в ухо. Наконец, приятель отступил и побежал в противоположную сторону. Я понял: за какой-то помощью. Но мне хватит и пяти минут, чтобы исправить ту ошибку, что я (и Блэк… конечно, но вряд ли его это хоть немного волнует) сделали в Зале Славы. Нужно было найти уединённое место, куда заглянуть никому не придёт в голову, ни по делу, ни просто так. Я знал такое место поблизости. Поэтому, как только моя рука сомкнулась на локте мальчишки, я потянул его по лестнице на второй этаж (ему не оставалось ничего другого, кроме как снова потереть голову и пойти со мной, словно смирному телку на верёвке) и… столкнулся на верхних ступенях с одной из тех трёх девочек-когтевранок. Тех самых видели меня у Большого Зала. Теперь девочка осталась одна и, кажется, она плакала, вцепившись в шаткие перила и прислонив к ним пухлую щёку. Это всегда так неловко. Даже и злишься. Что вы хотите добиться от меня этими вашими слезами?! Я… не собираюсь спрашивать «в чём дело?» и не стану никого утешать! Почему я должен этим заниматься? Я, у которого ворох проблем, ссадина на локте и от усталости колени дрожат… Я вовсе не чувствую себя рыцарем в сияющих доспехах! Это не говоря о том, что можно налезть не на благодарность, а на выпученные в изумлении глаза и окрик: «ты кто такой? Лезешь не в своё дело!» Ненавижу плачущих людей. Я незаметно отпустил локоть и сжал холодную ладонь тащившегося рядом мальчика, как если бы он шёл со мной по доброй воле. Мальчишка недоумённо посмотрел на меня, словно увидел меня в первый раз (по сути, так и было). Действие заклятия, морочащего ему мозги, заканчивалось. Девочка шмыгнула носом и подняла голову на шаги с таким видом, будто ждала кого-то. Кого-то другого, разумеется. Возможно, я бы сказал бы ей что-нибудь насчёт того, чтобы разводила сопли у себя в гостиной, а не здесь, на моих глазах! Но от успеха меня отделяло буквально несколько ступенек и три шага по коридору второго этажа, а на перепалку не оставалось и секунды. Проходя мимо когтевранки, я не сдержался и резко дёрнул мальчишку за собой. Я и пуффендуец уже поднялись на самый верх лестницы, когда девчонка, равнодушно проводившая нас взглядом, вдруг воскликнула. — Подождите! Подождите! Она, кажется, зашагала вслед за мной и мне пришлось остановиться, стискивая в одной руке ладонь мальчика, другой рукой нащупал волшебную палочку. Что делать? Заколдовать и её? Зачем эта плакса вообще вмешалась!  — Эй, смотри! — не унималась девчонка, и я невольно обернулся. Она показывала пальцем на ступеньки, — Твой братишка потерял палочку! Наверное, когда я дёрнул пуффендуйца за руку, волшебная палочка выпала у него из рукава. Но от волнения кровь в моих ушах гремела так сильно, что я даже не услышал звука удара.  — Моя волшебная палочка! — громко воскликнул мальчик и охнул от боли, когда я, вздрогнув, сдавил его руку. Она уже не была холодной и не такой уж безвольной. Не говоря ни слова (возможно, стоило что-то сказать, что в таких случаях обычно говорят люди, которые при этом не скрипят зубами и не потеют от напряжения?) я достал свою палочку и приманил палочку пуффендуйца к себе. А потом, продолжая крепко стискивать руку мальчишки, одним шагом преодолел последние ступеньки и скрылся от взгляда застывшей посередине лестницы когтевранки. Пуффендуец попытался ослабить хватку, потянулся за своей палочкой медленным рассеянным движением, но я проигнорировал этот порыв, таща мальчишку к заветной двери, возле которой на полу поблескивала вода. Эта девочка подумала, что он мой младший брат? Удачно… хлюпнув по луже, я сам не знаю почему пристально глянул на противного пуффендуйца, который с восторгом рассказывал про меня (про то как я висел в Большом Зале) своему приятелю, и который очевидно был рад, когда я столкнулся с гриффиндорцами в подземелье. Я отпустил его руку, теперь горячую и мокрую, чувствуя смущение и раздражение. Впрочем, для этого тоже не было времени.  — Что… Куда я… — протянул мальчишка дрожащим голосом. Окончательно приходя в себя, завертел головой. Но я уже втолкнул его в туалет Плаксы Миртл.