Самое настоящее проклятие

«Всё ещё обижаешься, Лунатик?» И почему Поттер назвал Люпина… Когда Люциус Малфой — он тогда ещё учился на седьмом курсе — спросил меня: чем я займусь на пасхальных каникулах — я ответил, что собираюсь стать, по всей видимости, самым молодым Мастером Зельеварения в истории Магической Британии. В моих планах на праздничные дни действительно не было ничего, кроме шелеста пергамента, стука ножика об разделочную доску и бульканья в котле… Весенняя грязь уже подсохла и крошилась под ногами, как старый свиток. Косая Аллея кое-где зеленела уличными цветами и молодой травой, пробивающейся через каменную кладку. Полнилась апрельскими товарами — ранними лукотрусами (от них по всей улице стоял страшный треск) и первыми ростками мандрагор, которые походили на уродливых младенцев размером с палец. Однако вскоре Люциус и я оставили позади эту жизнерадостную картину — в недрах Лютного Переулка было серо и мрачно, будто солнце не рисковало заглядывать сюда. Здесь под видом скорлупок от яиц докси запросто могли продать ногти, состриженные у мертвецов, для не самых приятных (и не очень-то разрешённых) зелий — такой вот подарок от худого и облезлого пасхального кролика, обитающего в мире подпольного волшебства. Конечно, я знал о подобных вещах по чужим рассказам, от того же Малфоя… который, вероятно, сам никогда с этим не сталкивался. Внешность весьма обманчива, однако не было похоже, что он хорошо в этой кухне варился. Люциус выделялся среди редких прохожих — обитателей Лютного Переулка — ровно как сытая домашняя кошка отличается от своих собратьев из зловонной темноты круглого мусорного бака. Не больно-то спасал плотный капюшон, (с серебряной кисточкой) скрывающий платиновые волосы и подозрительно молодое лицо, безусое, с худым острым подбородком и прыщами на нём — думаю, их уничтожить могло только время и возраст, но никак не магия, бесполезные чаяния и страдания подростка. Люциус подтянул низ светлой мантии, перешагнул через лужу в разбитой и обуглившейся, словно в землю попало какое-то мощное заклятие, брусчатке. Меня тянуло окликнуть его и спросить: бывал ли он хоть раз здесь один, без родителей? Впрочем, шёл Люциус по узкой улочке не как по гостиной факультета, но достаточно уверенно. Так что я удерживался от сарказма, оглядывался, на всякий случай запоминая путь, и молча следовал за Малфоем, отставая на полшага. —…пытаются влезть в магический мир, не принадлежа ни одной из древних уважаемых семей? — неспеша рассуждал он на ходу. — Наглость! Небывалое хамство! Если мне зададут вопрос: «кем был твой дед, и прадед?», я спокойно отвечу, что они были уважаемыми магами и трудились на благо будущих поколений. Разумеется… — Люциус брезгливым движением расправил мантию, смахнул с неё воображаемые капли грязи и посмотрел на свою руку с кольцом, — Разумеется, я буду таким же, как мои предки. — завершил он мысль, скучающе растягивая слова. Я промычал что-то согласное, пряча руки в рукава и, щурясь, всё поглядывал в начало улицы — на старую ведьму с бородавкой на подбородке и большим мешком за плечами, которая уже некоторое время наблюдала за нами, стоя в тени козырька над облупившейся дверью, ведущей то ли в дешёвое жилище, то ли в паршивый кабак. Эта женщина, особенно её острый немигающий взгляд, мне не нравилась.  — А что они знают о семейной чести? — продолжал Люциус, не замечая странной женщины. Я видел краем глаза, как его рот расползается в презрительной усмешке. — Жалкие магглы, которые лишь вчера узнали о магическом искусстве. Зовут себя колдунами и колдуньями, однако им нужно объяснять за какой конец держать волшебную палочку, чтобы не заколдовать самого себя, разве не возмутительно, Северус? — Люциус помолчал, быстро шагая вдоль унылых домов, видимо ему очень понравился собственный аргумент против магглорождённых, и он несколько раз повторил его про себя, удовлетворённо — но аккуратно, без зубов — улыбаясь, снова мельком посмотрел на своё кольцо, поджал губы. — Их головы забиты разными ужасными вещами, вроде этих… машинобилей и телефонодильников… Кажется, я выдал себя каким-то сдавленным звуком. Я вовсе не смеялся, но Малфой машинально поправил капюшон и, искоса взглянув на меня, недоумённо нахмурил светлые брови. Я передёрнул плечами, не отвечая на взгляд Малфоя, и пнул кусочек брусчатки, как резиновый мяч. Я не стал поправлять Люциуса — выставлять своё (вынужденное) умение правильно называть предметы маггловского быта. —…и такие непонятные пришлецы хотят встать рядом со мной и моими предками? — негромко, будто неуверенным эхом, договорил Люциус и повернул голову. Я глубже засунул руки в рукава, почувствовал, что правильно сделал, не начав поправлять Люциуса. Я с силой пнул камешек ещё раз — он чиркнул по земле и улетел в сторону. У меня возникло яркое впечатление, как если бы Люциус всё это время читал по бумажке написанный кем-то текст или цитировал газетную вырезку — так плавно и легко с его языка срывались уничижительные фразы.  — Безумие и бред. — протянул Малфой с такой манерой, словно был на приёме у Министра Магии, а не в тёмном угле волшебного Лондона, и не шагал, подбирая мантию, через лужи и грязь. — Встать рядом со мной — нелепо. Я думаю, это безродные грязнокровки и предатели крови, вроде…  — Вроде Уизли? — буркнул я и кинул на Люциуса короткий настороженный взгляд. Получилось резковато, будто невпопад (Люциус даже снова замолчал от неожиданности), но я решил: Малфой точно подумает, что я дегенерат, не способный поддержать разговор, если я и дальше буду отмалчиваться, отделываться хмыканьем и прочими «м-м-м». Эта мысль заставила меня немного запаниковать и нервно придумать какую-нибудь реплику, которая показала бы, что я слушаю собеседника. Люциус, насколько я его знал, терпеть не мог — и он почти не скрывал своего предвзятого отношения — многочисленное рыжеволосое семейство Уизли. Думаю, как раз из-за из первого. У Малфоев имелся в Уилтшире прекрасный особняк и старинный парк — частое место игр юного наследника. Малфои считались едва ли не самой влиятельной и богатейшей из британских волшебных семей. Не считая, конечно, Лестрейнджей и… некоторых других родов, барахтающихся в золотых монетах, роскоши, и в той же степени волочащих за собой репутацию безумных тёмных магов. Однако, членов семьи слизеринского префекта можно легко пересчитать по пальцам. Тогда как Уизли, не имевшие ничего из вышеперечисленного, наверняка даже не знали, сколько всего у них родственников в Магической Британии и за её пределами. Не трудно догадаться, что Люциусу такой расклад казался огромной несправедливостью и выводил из себя.  — Да, такие как… Уизли, — после секундного замешательства продолжил Малфой, в рассеянности покрутил кольцо на пальце, драгоценный камень оказался в ладони.— Думаю, это они придумали делить магию на светлую и тёмную. Тёмные, самые мощные, искусства запрещены из-за грязнокровок. — наигравшись с кольцом, он вскинул голову и, с брезгливым выражением, которое не очень-то вязалось с патетическими словами, обвёл рукой улицу. — Посмотри вокруг. Что ты видишь, Северус? Настоящую магию не преподают в Хогвартсе. Её загнали в подвалы… Он прервался, будто внезапно потерял мысль, или будто сам не понял, что сказал, потому что разве узкая грязная улица Лютного Переулка могла ассоциироваться с «настоящей магией»? И в это время мы поравнялись с женщиной у двери. Кольцо Малфоя на поднятой руке сверкнуло в лучах пасмурного света. Послышался шорох разбитой брусчатки — женщина с прытью, не свойственной её почтенному возрасту, кинулась Люциусу на перерез. Ещё издали она закричала скрипучим, блеющим, но пронзительным голосом:  — Сэр! Постойте! Хороший мой сэр! Молодой джентльмен! Купите! Купите… — я, замерев, не понял, что эта колдунья хотела, чтоб Малфой купил «всего за 10 сиклей», и она верещала ещё что-то о голодной участи и куче детей, которых ей надо прокормить. Люциус не успел шелохнуться, а женщина проворно и крепко — судя по его дёрнувшемуся лицу — вцепилась ему в руку чуть выше локтя. Мне показалось, она не столько удерживает его на месте, сколько ощупывает морщинистыми пальцами рукава мантии на наличие спрятанного кошелька. Люциус попытался вытащить палочку, закричал что-то возмущённое, злое, даже испуганное. Я не был сильно удивлён. Я подспудно ожидал чего-то подобного, ещё когда заметил эту колдунью и увидел, что она наблюдает за нами. Однако неподвижно стоял в двух шагах от сцепившихся Люциуса и незнакомой женщины и со странным чувством смотрел, как светлая, абсолютно не подходящая для прогулок по таким местам, как Лютный Переулок, мантия покрывается пятнами от грязных рук колдуньи. Почему… чистокровный волшебник, подобный Люциусу Малфою, начал со мной общаться? Я догадывался, что ответ был очень прост — он искал выгоду. Никаких глупых эмоций, вроде… вроде дружбы и приятельства. Какая может быть дружба с такой разницей в положении да и в возрасте (хотя и говорят, что три-четыре года между людьми со временем теряют значение)? Утешай себя иллюзией, Северус, но не забывай, что все в этом мире преследуют собственные интересы. Правда, я понятия не имел, какую выгоду Малфой в итоге получит от нищего полукровки, не способного ужиться со своими однокурсниками и, я чувствовал и знал это, несмотря на хорошие оценки, отнюдь не ходившего у профессоров в любимчиках. Однако факт остаётся фактом — другим Люциус не спускал ни бедности, ни сомнительного происхождения. Удивительная тактичность от заносчивого старшекурсника. Честно сказать, мне такая избранность льстила, хотя я понимал, что Люциус — человек, с которым нужна — жизненно необходима — осторожность. Нет, я бы ни за что не стал бы Люциуса спрашивать о его… отношении ко мне. Но иногда я думал, что здесь был не один только голый расчёт… что Люциус и сам не знает, почему поставил «на шестёрку». Может, он считал меня «тёмной лошадкой», действительно чувствовал во мне что-то особенное?  — Отпусти меня сейчас же, ты, старая собака! Хочешь, чтобы я позвал сюда авроров?! — выкрикнул Малфой, капюшон слетел с его головы, открывая тщательно зачёсанные светлые волосы — Ты знаешь, с кем связалась?! А ну прочь, отродье! Он вырвался из хватки старухи и отпихнул её от себя. Ведьма едва не упала от удара. Вряд ли старая ведьма тут же узнала в брезгливо кривящемся подростке представителя чистокровной семьи. И вряд ли Люциус действительно собирался обратиться к аврорам. По правде сказать, авроры могли бы только пожать плечами, ведь всем известно, что ходить во всякие подозрительные места — опасное дело, а могли даже и поинтересоваться, что два ученика Хогвартса забыли в Лютном Переулке. Несмотря на всё это, кажется, на колдунью подействовали слова взбешённого Люциуса. — Извините, простите, добрый джентльмен! — она поспешно кланялась и вытирала руки о колени, а потом кинулась на утёк так стремительно, как несколько секунд назад набросилась на Люциуса, только сверкнул перед глазами большой серый мешок с неизвестным товаром. Люциус, зло сжимая волшебную палочку, выдохнул через нос, потоптался на месте и хотел было отряхнуть мантию, но его рука замерла на полпути. Бледное лицо Малфоя слегка покраснело. — Иногда даже такие люди, как мы, вынуждены посещать подобные места, — произнёс он холодно и сухо, обращаясь ко мне. — Ты не должен теряться… — Я не теряюсь! — огрызнулся я, хотя и не до конца понимал, почему, когда Малфой сражался с той колдуньей, я стоял и не пытался ему помочь. Естественно, Малфой рассчитывал на другое. Я взглянул на него и вытянул палец, слегка касаясь мантии Люциуса. — Проверь… ничего она у тебя не утащила? У тебя грязь на рукаве. — запнулся, невольно шагнул к Люциусу и понизил голос, заметив у стены ещё несколько длинных личностей, которые выглядели ничуть не менее подозрительно, чем та ведьма. Мне хотелось сказать: «давай пойдём быстрее, в то место, которое ты хотел мне показать, пока не пришла очередь действительно опасных приключений!» Но вместо этого я проговорил: — Может, не стоило надевать светлую мантию? «Она слишком заметная» — повисло в воздухе, но я этого не произнёс. — Полагаю, напоминает тот маггловский город.— пробормотал Люциус и вновь быстро зашагал по улице, видимо, как и я почувствовав витающий вокруг запах неприятностей. Он прочистил горло, раньше, чем я стиснул зубы и удивлённо, хмуро поднял на него глаза: — О чём это я говорил? А, да… мы можем доверять волшебникам только своего круга, Северус, ты меня понимаешь? Вместо ответа я вяло пожал плечами. Мне и до этого не особо хотелось разговаривать — теперь я невольно думал, что зря согласился сбежать из Хогвартса и от своих зельеварческих планов. Люциус огляделся, кивнул, будто сам себе, и продолжил: — Всё дело в грязнокровках. Из-за наплыва грязнокровок магические семьи не столь уважаемы, как раньше. Магическая Британия в упадке, а волшебная кровь ценится всё меньше. К счастью… — его отвлекла блестевшая на дороге большая лужа с серыми остатками снега в ней, словно мокрая вата (в поверхности воды не отражались небо и дома и от неё исходили странные эманации, что намекало на волшебное происхождение этой колдобины и лужи), но когда препятствие было преодолено, Люциус медленно произнёс: — К счастью, в наше время остались волшебники, которые понимают, если не остановить омаггливачение, Магическая Британия вскоре накроется медным котлом… о, нам сюда! Мы перешли через улицу и остановились перед тяжёлой дверью с большим замком, который хищно скалился рядом острых зубов и косил на нас потусторонним зелёным глазом. Мне подумалось, что этот замок, возможно, трансфигурировали из чьей-то головы… разумеется, отсечённой и мёртвой. Я пытался остаться спокойным, невозмутимым, но от этой мысли одновременно пробило дрожью и неожиданным нервным возбуждением. Мне было четырнадцать, и одного бы меня сюда не пустили. Слева от двери находились широкие витрины. При тусклом свете пасмурного дня (в лавке свет не горел) я разглядел чёрную шкатулку с рунами на ней, начерченными бурой краской (или кровью), жёлтую женскую мантию, которая казалась совершенно обычной (но, скорей всего, таковой не являлась) и два серебряных кубка на подносе, даже на вид глубоких и тяжёлых. Над витриной виднелась надпись: «Горбин и Бэрк». Люциус, кинув короткий взгляд на витрину, с непроницаемым лицом шагнул к двери — замок оглушительно клацнул челюстями, приветствуя или, наоборот, угрожая. Может быть, это всего лишь бутафория, и никакой мрачной истории здесь нет? За дверью раздались шаги.