(с) Форс-мажоры
***
17 сентября 2015 года Округ Колумбия
Тело у Недомерка жилистое, немного костлявое — что, блять, странно — но Канду ведет от него все чаще: не смотреть на тонкие рубцы шрамов, разбросанных по спине, просто невозможно — Канда облизывает пересохшие в одно мгновение губы, дышит ртом, и понимает. П о н и м а е т. Во что, ебанный стыд, он влез. Слышал же о нем. Только вот не придал сначала значения — ну, мало ли в стране придурков и чудиков с подобным именем, он не обязан знать всех, верно? — а когда дошло, то вляпался по самое не хочу. Ну и глотнет же с ним он дерьма. Если уже не. — Ты из клана «Собак», да? — Канда садится на единственное еще не заляпанное Недомерком место — кровать — и закидывает ноги на журнальный столик. Поза неудобная, но ему плевать. — Насколько ты маленькая шавка в этой иерархии стайных придурков? Вопросов у него много. Они в голове, вертятся на языке ужом, и все тело зудит от нетерпения. Или же негодования. Хуй пойми, что с ним. Канда облизывает пересохшие губы, проводит языком по зубам и смотрит. Изучает. Реакция пацана дает о себе знать тут же: малец вздрагивает, взгляд настолько беглый, что Канде даже смешно — или жаль, он еще не понял до конца — и молчит. Молчит, осматриваясь по сторонам в поисках отступления. Канда же не может оторвать от него взгляд. Это все настолько абсурдно, нелепо, что пиздец. Внутри его рвет на части от собственной наивности и тупости — купился, блять, на легкие деньги, а мышеловка-то захлопнулась еще раньше; если бы он не согласился, «Псы» пришили бы его рано или поздно — от них не сбегают. Юу Канда раньше имел делишки с подобными людьми. Но личного контакта с самой опасной группировкой в Штатах — нет. Он, может быть, и глотнул дерьма с полна — мелкие кражи, грабежи, разбой, торговля на черном рынке — но с наркотой не связывался никогда. Марать руки в «белом золоте» кайфа — не его конек. «Псы» или же по цивилизованному — они же все напыщенные индюки, в стильных пиджачках и с золотыми запонками, зажимами для галстука и еще всякой роскошной поебенью — «Собаки» считались королями черного рынка. Главные наркоторговцы, влияния столько — да и бабла — что могли бы купить себе целую страну. Ну, что-то по размеру однозначно больше, чем Канада. Только вот с главой им в последнее время не везло: старый маразматик, филантроп и мизантроп в одном лице, он считал, что выше его головы никто не прыгнет. Спокойно готовил собственного отпрыска себе в преемники, нахваливал приближенных — самых близких — и курил кубинские сигары, как паровоз. А потом откинулся — зря, нельзя в этом бизнесе доверять никому. И отпрыска его пристрелили тут же — в баре, где он последнее время ошивался, Канда не раз слышал о той мясорубке, что они устроили. И вот теперь перед ним одна маленькая шавка из злой и огромной стаи, связываться с которой Канда никогда желания не имел. Потому что не дурак. Но, видимо, совсем без мозгов.***
Молчание затягивается. Недомерок шумно дышит, стискивает в руках грязную футболку и не поворачивается. Воздух дрожит от напряжения, густеет, как карамель. Канда облизывает губы, ощущая на них фантомный приторный вкус лжи. Пацан соврет — Канда уверен — но только это ему не поможет: тело выдает его. А большего Юу и не нужно. Удивительно, но как мы порой сами же себя и подставляем. Когда Канда понимает это в первый раз, ему пять, и он весь по уши в собственных испражнениях. И как бы он не хотел это скрыть, но мать все равно узнала: мокрая одежда, повадки и поза — да, черт возьми, неважно, что выдает тебя с головой — всегда есть последствия. Ложь никогда не приносит пользы. Только конченные идиоты считают обратно. — Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — находится с ответом Уолкер, натягивая на себя обратно грязный предмет одежды. — Никогда о них не слышал. Канда забавляется. Нет, серьезно. Этот мелкий говнюк думает, что ни чем себя не выдал. Только вот… Если ты блефуешь, и ставка высока — иди ва-банк, чего бы это тебе ни стоило. Слишком уж абсурдное, конечно, заявление, но на своей шкуре Канда испытывал достаточно, чтобы понимать всю суть. Страх Недомерка понятен. Канда где-то даже уважает его стремление оградить сопровождающего от проблем, что следуют за правдой, но. Нихуя хорошего все равно уже не будет. Как не старайся, не прячь голову в песок, отрицай, откинув все — правда лежит флеш-роялем на его столе. — Я не дурак, — Юу останавливает его возле двери. — Не беги от проблем, пацан, иначе уговору конец. Тот стискивает ручку двери с такой силой, что слышен скрип. Дерево старое, иссушенное, легко поддается деформации. Как и психика человека, что стоит возле нее — стоит только чуть надавить. Проходит несколько долгих и мучительных секунд, прежде чем Недомерок отпускает ее и поворачивается. — Ты… — он выдыхает, замерев. — Не поймешь. Юу ухмыляется. Всю эту чушь про «ой, мои проблемы выше всего остального дерьма в этом мире, и никто их не поймет» он уже слышал. — А ты попробуй, — он скрещивает руки на груди, прислоняясь к тумбе. — Авось и полегчает. И взгляд такой, пристальный. Прожигает насквозь, отчего Недомерок отводит свои глаза-блюдца и краснеет. Покрываются милым таким румянцем шея и скулы, и Канда даже назвал бы это очаровательным и весьма умным ходом, чтобы отвлечь. Но Канда Юу не дурак. Он хватает его за горло, притискивает к стене и еще раз спрашивает. Спокойно и почти вежливо: — Кто ты такой? Пацан болтыхает ногами, сучит руками, пытаясь вырваться, но у Юу хватка крепкая, и ни черта у того не выходит. Сталь в серых глазах на миг сменяется болью, отчего Канда теряется, а потом холодная ненависть заполоняет всю радужку. Наемник на секунду замирает, ослабляет хватку, увлеченный маренговыми крапинками, и этого Недомерку хватает, чтобы прошептать: — Мое имя Аллен Д.Кемпбелл.***
18 февраля 2016 Округ Колумбия, город Дейтон Бар «Ночной Волк» 22.00 p.m.
— Самое смешное, что он тогда солгал мне. Канда вертит в руках стакан с недопитым виски, всматриваясь на дно, будто бы там находится нечто очень важное. Но банальных ответов на извечные вопросы мироздания там явно не наблюдается, до остального же — пока нет дела. Линали молча заказывает у бармена вторую порцию текилы, совершенно не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Канда выгибает бровь, он, если честно удивлен, что она предпочитает сейчас такой напиток — Линали Ли тонкая и хрупкая девчонка, слишком уж изнежена, такие, как она, предпочитают мартини или что-то послабее, но не напиток из голубой агавы. — Не слишком ли… — кивает он на шот в руке подруги. — Мне сейчас не до праздной любезности, Канда, — она залпом вливает в себя крепкий напиток, морщась. — Говори, зачем пришел. Если честно, он и сам не знает. Раньше — до всего этого дерьма — Канда четко знал, что хочет от жизни. Сейчас же у него таких знаний нет. Ему кажется, что он стоит на бочке посреди океана, и она тонет, вязнет в лазурной глубине — видно дно, и оно не страшит, ведь там только песок — но чувство внутри, словно топил котят последние пару суток. Юу, в общем-то, животных не жалует, но и с таким чувством ходить не желает. — Почему ты не сдала его? — спрашивает он пару минут спустя. Его стакан все еще наполовину полон, и он не уверен, что хочет допивать. Алкоголем не решить все его проблемы и не найти успокоения в спасительном забытье — только удалить жажду. Линали молчит минуту, две, три, десять. Она даже не двигается. Замерла в одной позе, взгляд опустошенный, погруженный в глубины собственной души. Канда не ебаный мозгоправ — упаси Боже — и ему не нужно лезть девчонке в душу, но что-то мучает его, не дает уснуть. Может, совесть проснулась?.. — Ты не о том хотел со мной поговорить, — она усмехается, горько, будто каждое произнесенное слово дается ей с огромным трудом. — Но меня отпустили, и мне вроде бы как некуда пойти, — устало произносит Ли, прося щелчком пальцев бармена повторить. — Так что я слушаю. — Некуда? — он знает, что Ли хочет услышать. — Совсем? Только вот готов ли он сам завести разговор. Он смотрит на ее точеный профиль, на ее уставшее лицо, тени под глазами, кривую улыбку и шот текилы в руке. Она сломлена — они все тут покойники, раз связались с Уолкером — но делает вид, что всего лишь попала под дождь, а не находится на краю собственной ничтожности. Раньше он не понимал, зачем Недомерку такой человек. Она не приносила пользы тогда, и не принесет и сейчас. И Юу знал, что Ли совершенно точно не хотела во всем этом участвовать, но все равно осталась. — Ты осталась, потому что хотела отомстить, или Франклин решил все за тебя? — Тебе говорили, что ты — мудак? — любезности в голосе девушки хоть отбавляй, что заставляет Канду смеяться. — Бывало, и не раз. — Тогда тебе не в новинку слышать то, что люди иногда не те, за кого пытаются себя выдать, — Ли тянется к сумочке. — Тебе стоило спросить меня не об этом, Канда. Тебе стоило спросить себя, почему именно он остался с тобой, а не сидеть тут и пытаться опорочить меня или имя моего брата. — Ему никто не хотел помогать, — и она знает, что это правда. Все знают это, иначе зачем ему нужно было платить всем, чтобы скрыться. — Элементарно. Линали достает пачку наличных, не глядя, отсчитывает сумму и поднимается со своего места. В ее глазах отражается теплый свет ламп, делая их совершенно васильковыми, мягкими, понимающими, и все эти чувства бьют по сознанию Юу так сильно, что он задыхается. Девушка молча проходит мимо, обдавая его шлейфом приторных духов, и только на выходе она шепотом произносит то, что добивает его окончательно: — Разве? А мне казалось, он спасает нас от самих себя. И если ты не понимаешь этого, то, увы, никто не в силах помочь тебе смириться с тем, что его больше нет.***
25 ноября 2015 года Округ Колумбия
Никто не ожидает, когда тебя предают. Предательство совершается каждую секунду, потому что люди — существа непостоянные, лживые и алчные, они боятся последствий, и в этом их главная слабость. Щелчок пальцев, как выстрел, — и вот уже ты по другую сторону своего партнера. Доверие — наивысшая ступень в человеческой иерархии. Получить его, значит вложить в руки своего палача револьвер, и остается лишь ждать, когда тот выстрелит. Мана Уолкер не ждал от Говарда Линка этого выстрела, но все равно опасался, что такое может произойти. И тот не заставил себя ждать. Жаль, что это все гребанная русская рулетка: выход только один — черный мешок и огромная лужа посреди кабинета. Аллен же не хочет доверять никому. В его руках револьвер, и пока он жжет его собственные руки, Уолкер может жить. Он может бежать, тонуть во лжи и подкупать всех подряд, но пока револьвер в его собственных руках, безопасность ему гарантирована. — Думаешь, ты выиграл, Говард? Жаль, что убежать далеко ему не удается. Этот мудак находит его в разных концах страны. Сбежать за ее пределы — Аллен не на столько отчаялся, чтобы забыть такое красивое и чарующе прекрасное слово «месть». Она же, как основное блюдо в ужине, — главное, найти правильное время. Правда, сейчас его нет. Есть только Говард Линк и Аллен Уолкер, который никогда не забудет, что этот подонок сотворил с его семьей. И поэтому в его голосе столько боли, что хватит на всю страну. Он полон ее, он тонет в ней, захлебываясь ненавистью и остатками жалости к самому себе; весьма двойственное чувство, неприятное. Омерзительное, как сказал бы отец. Но отца — и никого другого — здесь нет. Только жертва и палач. Печальный исход, доведенный до абсурда — кто из них Монтеки, а кто — Капулетти? Хотя это немного наивно и не совсем подходит к их ситуации, но ничего другого на ум ему не приходит; у тех двоих хотя бы причина была, пусть и банальная, но они верили в нее и отстаивали свое, а они же с Линком просто оттягивают момент с револьвером. — Я думаю, — мужчина присаживается возле него, протягивает к нему руку и касается щеки, — что ты меня веселишь, пацан. В ответ ему летит плевок. В своих воспоминаниях, что обрушиваются на него, будто бы бетонная стена, Аллен все еще тот тринадцатилетний пацан, которого мистер Линк учил стрелять, водить, кататься на лошади. В тех картинах, что видятся каждую ночь Уолкеру-младшему, Говард Линк спускает курок, но перед ним стоит не вовсе Мана Уолкер. Перед ним тощий и ничего не понимающий тринадцатилетний пацан, который ни черта еще в этой жизни не знает о предательстве. Он может только доверять. И поэтому сейчас Уолкер совершает этот детский поступок. С невозмутимым видом человек по имени Говард Линк достает из нагрудного кармана накрахмаленный платок и утирает лицо. Легкая улыбка касается его губ, но не доходит до глаз — расчетливо-холодный взгляд прошибает жертву насквозь, а тонкие губы продолжают равнодушно: — Ты все равно покойник, Аллен Уолкер. — Он бросает мимолетный взгляд в сторону, где двое его ручных псов держат на мушке его сопровождающего. — Попрощайся с мусором, мистер Уолкер. Природа не оставляет слабых хищников, малыш. Аллен рычит и брыкается, пытается вырваться из хватки, но все без толку — у амбала, что держит его силы хоть отбавляй. Кажется, партия в этот раз оказалась не в его пользу. Уолкер последний раз дергается, вызывая тем самым чуть ироничную улыбку у своего противника, а затем… Раздается выстрел.— Почему Канда, Аллен? Разве нет никого, кто мог бы справиться с этим лучше? — Я ему доверяю. Ему одному, Линали. — Но… — Не стоит обижаться, но Говард только этого и ждет: то, что я подставлю тех, кто не виноват. — А Канда? — Он уже убивал? — Нет, Лави. Он пытался спасти моего отца.