Забавная штука: достаточно наплести человеку что-нибудь непонятное, и он сделает так, как ты хочешь. (с) Джером Д. Сэлинджер
***
21 февраля 2016. Округ Колумбия, заповедник Гринд-роувз. 6:00 a.m.
— Они арестовали Лави, — это единственные слова, которые успевает произнести Джонни, стоит только Канде подойти к нему. Дальше все идет как по сценарию самого дерьмового голливудского фильма — раздается выстрел, Гилл падает навзничь с дыркой в середине лба, и спустя некоторое время слышится вой полицейских сирен в отдалении. Канда чертыхается, падая на землю следом; выстрелов еще два, и пули проходят совсем рядом с ним — щепки от деревьев летят ему в лицо, царапая кожу. Юу отползает в сторону, тяжело и шумно дыша — грязь мешает ему совершить это действо достаточно быстро, и он чувствует себя жалкой рыбешкой, что выбросило на берег в результате прилива. Это даже по-своему весело. И на руку не только ему одному. То, что произошло, конечно, ужасно — ой, да ладно, тебе плевать на Гилла, да и на всех остальных, потому что ты — жалкий кусок дерьма, Канда, и этого не изменить, — но вполне ожидаемо. Джонни знал слишком много. Это их первая встреча после того, как их — основных участников — накрыло ФБР, и неизвестно еще, что этот бездомный мог наплести федералам. А с него станется — Канда таких чует, как акула кровь, — если пообещали что-то существеннее картонной коробки и объедков с помойки. Гилл ему никогда не нравился. Это Недомерок вечно заботился обо всех, строил из себя невесть что, а Канда — человек простой, его не волнует судьба собственной души: она и так вся в дерьме, куда уж до спасения? Канда, наконец, добирается до кустов, переводит дыхание — прикрывает глаза всего на секунду, вслушиваясь в звуки вокруг. Тишину скребут едва заметные шаги — так тихо-тихо, что и принять можно за игру ветра, но Канда отнюдь не дурак. За ним следили. И, скорее всего, очень давно. Наивно полагать, что от него отстанут Псы, даже если Уолкер давно кормит червей. Для Говарда Линка это не аргумент. Канда выдыхает, медленно, будто бы с наслаждением, и резко двигается вперед. Хватает убийцу поперек туловища, делает подсечку, намереваясь повалить его, но противник оказывается проворнее. Легко уходит от удара, оборачивается, бьет, уворачивается от встречных выпадов, совершая всего одну ошибку, которая и стоит ему собственной жизни — оступается. На самом деле, Канда Юу убивать людей не то чтобы не любит, но, определенно, считает это делом не из приятных. Можно назвать это вынужденной мерой, так сказать. То ли мозг у него оказывается поврежден после встречи с Недомерком, то ли в том сраном сарае ему сделали все же лоботомию — хуй поймешь теперь, но сейчас он даже жалеет о том, что собирается сделать. Жалость, правда, чувство эфемерно непостоянное, быстро проходит, уступая место холодной расчетливости и здравому смыслу. Он бьет противника по ногам с достаточной силой, чтобы тот, как пыльный мешок с соломой, повалился на асфальт. Садится сверху, сжимая руки на толстой шее — он, конечно, не эстет и плевать хотел на чувство прекрасного, но даже у Псов с их вечными привычками ко всему идеальному должно же присутствовать хоть какое-то понимание красоты. Наемник, что они послали за ним и Гиллом, пусть грязь что ли пухом ему будет, уродлив, как атомная война. Грузное тело, жиденькие волосы и глаза-бусины, пустые и мутные. Канду воротит от подобных, он кривит лицо, сплевывая кровь, и сжимает сильнее. Наемник хрипит, сучит руками и ногами, пытаясь сбросить его с себя, но ничего не выходит. Канда сильнее, опыта в подобном у него достаточно, чтобы спустя всего минуту разжать руки и слезть уже с совершенно бесчувственного тела. Он глубоко дышит, руки немного дрожат, и хочется немедленно смыть с себя всю грязь, что он успел сегодня собрать — от серой дорожной пыли до ДНК мелкой псины. Канда поднимается на ноги, достает все еще трясущимися руками телефон. Экран смартфона весь в трещинах, в углу фронтальной камеры не хватает куска пластика, но ему сейчас, если честно, плевать на испорченный гаджет. Он нажимает кнопку разблокировки, находит нужный контакт и нажимает на вызов. Гудок. Один, второй, третий. Юу осматривается по сторонам, взгляд, наверное, у него сейчас немного дикий — быстрый, цепкий и с ярким блеском безумия. Вокруг никого, тишина практически идеальная, если бы не все тот же вой сирены, что слышится чуть к востоку. Когда гудок резко сменяется щелчком принятого вызова, он прочищает горло и ставит в известность не поприветствовавшего его собеседника: — Говард все еще в городе.***
21 февраля 2016. Округ Колумбия, город Дейтон. Бар «Ночной Волк». 12:00 p.m.
— Не рановато ли для выпивки? — Линали садится на соседний стул, кивая бармену. — Содовой, пожалуйста, Джон. Бармен принимает ее заказ с легкой улыбкой, отчего Канда издает неопределенный смешок и делает глоток крепкого виски. Пиздец, теперь она строит из себя саму невинность, будто бы пару дней назад не она тут хлестала алкоголь в его обществе, и не этот самый бармен клеил ее, будто бы дешевую шлюху. — Мораль читаешь или тебе не все равно? — голос хрипит, Канда морщится, когда она с достаточной силой пинает его в ногу. — Сама-то не лучше, мисс я-еще-несовершеннолетняя-поэтому-мне-содовой-и-похуй-что-я-предпочитаю-текилу. Взгляд Ли испепеляет его, и, наверное, это выглядит достаточно устрашающе, но Канде плевать. Виски обжигает горло, успокаивает расшатывающиеся нервы, собирая мысли в относительный порядок. — Что за срочность? — интересуется Линали, когда бармен Джон приносит ей заказ. Девушка благодарит его широкой улыбкой, едва касаясь пальцами причудливого зонтика, которым украшен ее напиток. Канда молчит, допивает свою порцию и делает повторный заказ. Он все еще молчит, когда вторая порция оказывается у него в желудке, и только когда просит еще раз наполнить стакан, Линали не выдерживает, хватая его за руку, и повторяет: — Что за срочность? Я не могу прибегать, когда тебе только… Она резко замолкает, наконец, рассматривая его полностью. Замечает потрепанный вид, отставляет стакан в сторону и хрипло интересуется: — Что произошло? Взгляд при этом такой дикий и полный паники, что это даже веселит. — Собачка покусала, — иронично тянет Юу, вырывая руку. — В парк вот вышел погулять, а там собачка хватанула за ногу, пришлось ее… — Хватит! Линали затыкает ему рот, вцепившись в него так сильно, что белеют пальцы. Бледна, как сама смерть, руки дрожат — Канда приподнимает вопросительно бровь, явно интересуясь ее состоянием. Наконец, спустя минуту молчания, — Господи, они все, что ли, такие истерички или только девчонка такая? — она успокаивается и вырывает стакан у него из рук. Вопиющая несправедливость и невежество в чистом виде — где манеры? — и ей надо держать себя в руках и поддерживать образ правильной девушки. Не хватало, чтобы еще и местные копы сунулись по их душу, роясь в их грязном белье, как в своем собственном. — Я в порядке, если ты хочешь спросить об этом, — заверяет Канда Ли. — Песика, конечно, должно быть жаль, но, видимо, я буду гореть в аду — настолько страшненький он был. — Что делать будем? — Линали достает из сумочки телефон, явно намереваясь сделать звонок, но Канда останавливает ее быстро — девушка даже не успевает нажать на кнопку разблокировки. — Не надо ничего делать, — тихо произносит Канда. — Я разобрался. Только вот Линали, кажется, ему не верит. Он плевать, собственно, хотел, но обещание, что он дал тогда, тяжелым грузом давит ему на плечи. Сейчас его очередь заботиться о них всех, и хочет она того или нет, но решение остается за ним. — За мной следили, — он наклоняется к ней ближе, и со стороны они, наверное, похожи на воркующую парочку, вот умора-то. — За тобой, скорее всего, тоже следят, и поэтому ты не будешь делать никаких резких движений и улыбнешься мне так, будто бы я Господь Бог. Понятно? Ли поспешно кивает, и Канда отпускает ее руку, беря ладонь девушки в свою. Нет, ну точно, они пиздец романтичная и влюбленная пара без мозгов и тормозов там, где нужно. — Мне страшно, — тихо говорит она, улыбаясь Юу. — Очень страшно. На самом деле, это жуткое зрелище. Она смотрит на него глазами загнанной лани, улыбается, как тупая, а в голосе столько скрытой паники, что хватит на всех присутствующих. — Все под контролем, — Канда гладит ее запястье большим пальцем, и она выдыхает, прикрывая глаза. — Расслабься, это видно, когда ты нервничаешь. — Я хочу, чтобы это закончилось. — Не теперь, когда Джонни мертв. Линали тихо охает, сжимает ладонь с силой, что он дивится — и откуда столько в ней, она же хрупкая, как хрусталь, — и распахивает в ужасе глаза. — Ты же сказал, что он будет в безопасности. Да-да, милая Линали, ему тоже не нравится, когда его наебывают, но это всего лишь жизнь, увы, ставит палки в колеса. Ну, и бешеные придурки и психопаты Псы, гори они все в Аду. — Был, пока не решил, что нам надо поговорить. Сидел бы в своей коробке, может, и жив остался. — Ты ужасен. Аллен бы никогда… — Аллена здесь нет, — шипит сквозь зубы Канда, и не понимает, откуда столько злости на девчонку. Она возникает каждый раз, как только кто-то из них смеет произносить имя Недомерка. Неконтролируемая, дикая, жгучая, и у него все внутри сжимается в тугой узел от этого чувства. — Его здесь нет, поэтому, дорогуша, будешь слушать меня, понятно? — Ли кивает. — Молодец. А теперь к делу: мне надо, чтобы ты пошла в ФБР и рассказала им, что на самом деле тебя связывает с Уолкером. В этот раз говори правду. Если не расскажешь, ты поймешь, что участь твоего извращенца-брата не так плоха, как кажется. Поняла? Ли кивает, судорожно всхлипывая. Ей страшно, и Канда упивается этим, этой властью, что имеет над ней. Он встает, доставая из кармана бумажник и расплачиваясь. Уходит, не прощаясь, ощущая на себе презрительно-испуганный взгляд девчонки. Что ж, они играют теперь по крупному.***
19 ноября 2015 года Округ Колумбия, город Дейтон Бедрисон-авеню 4/8 8:00 p.m.
Люди не могут знать правду о других людях постоянно. Она — субъективное мнение, складывающееся от определенных ситуаций. Слова правды звучат каждую секунду, каждый раз, как кто-то произносит те или иные реплики, только вот не каждый воспринимает это так, как следует. Восприятие от правды становится главным фактором человеческих отношений. Отношения складываются независимо от ситуаций, слов или же действий — это механизм автоматический, с рычагом давления в тех случаях, которые мы считаем важными. Важность определяет правду. Это необходимость, это схема простая, но в тоже время сложная — попробуй найди важное, действительно значимое, там, где нет субъективного мнения. Где действует закон подчинения, где мнение каждого — точка зрения лишь одного конкретного человека, готового на все ради достижения своей цели. В таких отношениях лучше хранить правду глубоко внутри. Определять значение слов для себя так, как угодно тебе, показывая лишь то, что хотят увидеть. Тогда есть возможность остаться целым, личностью, что не будет подвергнута коллективному безумию. Аллен считает такой подход неправильным. Лишенным смысла и собственной индивидуальности. Невозможно оставаться беспристрастным в общеколлективном безумии — так или иначе начинаешь перенимать те или иные повадки. Главное, только не слишком сильно их показывать. — У меня есть план, — говорит Аллен, смотря на каждого из них. — Он вам, конечно, не понравится, но это единственный правильный выход, который я вижу. Они все — Джонни, Лави, Линали, Ривер и Канда — сидят на квартире последнего. Время ужина, и пахнет пиццей так остро, что у Уолкера урчит живот, когда тот начинает этот разговор. Неловко, конечно, но ничего с этим не поделаешь — он не ел, кажется, с прошлого утра, когда Ривер ворвался в их номер и приказал — я попросил, пацан, не надо утрировать, и вообще — мог бы и спасибо сказать, за все то, что я сделал и сделаю, — убираться оттуда. А потом у него растущий организм, и это нормально. И плевать, что это по счету уже четвертая — первые три Аллену пришлось выкинуть, так как на их коробке он отчего-то увидел капли кетчупа и принял их за кровь. Его вырвало прямо на коробки, кажется, это продолжалось несколько минут, пока Канда не оттащил его в ванную. За волосы. — Что за план? — Джонни берет первый кусок и довольно морщится, заставляя Аллена нервно сглотнуть — ему до сих пор кажется, что вместо обычных ингредиентов в ней человеческие останки. — Меня должны убить, — тянет он, открывая газировку. Щелчок особо остро слышен в абсолютной тишине, что следует за его словами. Аллен переводит взгляд на застывших в полном недоумении друзей и поясняет: — фигурально, это буду я, но на деле это будет тот, кто-то очень похожий. — Дурацкий план, пацан, — Ривер достает портсигар и прикуривает сигарету. — Ничего не выйдет. Канда хмурит лицо, подходит к Риверу и выдергивает ее из его рук. Тот неопределенно хмыкает, достает вторую и прикуривает по новой. У Канды играют желваки, взгляд становится черным, и Аллен нервно поднимается, подходя к окну и открывая его. — Кури возле окна, пожалуйста, — просит он Венхамма. — Канда не любит запах дыма. — Заткись. Ривер снова издает смешок, и в этот раз Аллен не особо уверен, что Канда сдержится — насмехаться над собой он не позволит, слишком уж много в нем гонора и чего-то еще, что Уолкер пока так и не разгадал. Отец бы назвал Канду обиженным ребенком, купил ему конфету — а может, и две — и потрепал бы по голове, как неразумного. Канда возмутился бы однозначно — прикосновений к себе он терпит, Аллен уяснил это еще в ту ночь где-то посреди Аризоны, когда Юу припер его стенке и заставил выложить всю правду. Но отца здесь нет, есть только боль, что расплывается по телу в каждую клеточку от воспоминаний о нем. Аллен глотает свежий кислород, цепляясь пальцами за оконную раму. Чувствует, как кто-то положил руку на его плечо, и понимает. Он понимает, что не один сейчас с этой болью, с этой жаждой мести и скорби, гнева и обиды, и ему от этого легче. Ненамного, правда, но для начала — в самый раз. — И никто не спросит, почему я так решил? — спустя, кажется, вечность интересуется он. — Никому не интересно? Уолкер переводит взгляд на каждого, кого успел втянуть в собственную вендетту. Они смотрят на него, и в их глазах отражается то сочувствие, то согласие, то понимание, и нет ненависти и глупых вопросов. Будто бы они знают, что для него все стало слишком серьезно. Будто бы они знают — видят — как дороги для него стали. Ему не хватает воздуха в такие моменты. Когда вокруг мир живет обычной жизнью, кто-то ходит на работу и занимается любимым делом, а его собственный мир трещит по швам, потому что он понимает, что, кажется, заигрался. Ему страшно. Дико страшно. За всех них. Особенно — за них. — Давайте уже есть, — наигранно весело предлагает Лави, раздавая каждому по куску. — Я ужасно голоден, этого мало, чтобы накормить всех, но достаточно, чтобы я был сыт. Поэтому если никто не хочет остаться голодным, предлагаю начать уже есть, а к делам потом. Его поддерживает Линали, доставая из пакета с доставкой картошку фри кольцами и пару гамбургеров. Они предлагают Риверу один, тот, снова усмехаясь, принимает и садится рядом. Аллен переводит взгляд на окно, видя отражение того, кто стоит за его спиной. Уолкер сжимает все еще находящуюся ладонь на своем плече и улыбается, робко и несмело, будто бы боится, что это вообще можно. Взгляд Канды в отражении обжигает все его натянутые нервы.***
— Ты не веришь ему, да? Сомневаешься, что он прав? — Нет. — Тогда почему молчишь? — Он знает, что план дерьмовый и обязательно провалится. Еще он знает, что это знаю я, и ему противно от того, что я прав. Проигрывать никто не любит. — И что делать, Канда? — Убить его самим.