***
Тук. Девушка открыла глаза. Тук. Карандаш, гоняемый по столу ветром снова ударился о пустую кружку. Тук. Девушка медленно подняла руку и приложила ладонь к груди. Тук! — особенно громко стукнул карандаш. Но за рёбрами было, как и всегда, тихо и спокойно. Ничего нового. Никаких гордых, упрямых, настойчивых «туков». — Приснилось. Это был всего лишь сон. И мне приснилось сердцебиение, — громко и чётко сказала девушка, чтобы точно уложить это в голове, но всё это казалось слишком неправильным. Тук — выразительно согласился карандаш. Ей никогда ничего подобного не снилось. Что-то такое совсем странное: прошлое пополам с настоящим и припудренное ударами сердца. Девушке всегда казалось, что она напрочь забыла, как это — чувствовать собственную жизнь, уверенно пульсирующую в груди. Но теперь вот этот сон, и всё. Ощущение вспомнилось. Такое… Настоящее, жаркое, самую малость отвлекающее. Человеческое. — Это был всего лишь сон, — уверенно повторила девушка и, наконец, села. За окном дрожали утренние сумерки. Небо медленно окрашивалось в сиреневый. По полу и потолку лениво ползли тени. Почти как во сне… Девушка сползла с кровати и подошла к окну. Спокойствие и тишина. Всё такое… Настоящее. Девушка положила ладонь на стекло, и прохлада приятно пробежала по пальцам. Тогда она прижалась лбом и окончательно проснулась. Мысли стали резкими и точными. И стало совсем ясно, что тут слишком тихо. Никого. Ни шёпота, ни крика, ничего. Ясная, чёткая тишина. Галлюцинации просто испарились, а это значило… — Нет… — прошептала девушка одними губами, не в силах справится с волной липкого ужаса, поднявшейся откуда-то из живота. — Нет, пожалуйста… Её собственная правая рука, всё ещё лежащая на стекле, сама собой сжалась в плотный кулак. Коротко замахнулась и ударила. Осколки со звоном полетели во все стороны, осыпавшись на подоконник и стоящий рядом стол. — Пожалуйста, не надо! — закричала девушка, ни к кому особенно не обращаясь. Впрочем, тело ей больше не подчинялось. Оно выпрямилось так, что в спине что-то хрустнуло, и твёрдым шагом направилось к двери. Стой! Если не хочешь проблем, лучше одеться! Это была глупая затея, абсолютно глупая, но почему-то Сила покорно отступила. И девушка смогла быстро скинуть с себя ночнушку и по-быстрому надеть брюки и просторную салатовую рубашку, на размер больше, чем нужно. Потом она быстро подошла к тумбочке, достала оттуда пистолет, так любезно отданный Жизнью, сунула его в задний карман брюк (хотя так делают, конечно, только самые глупые дилетанты) и опустила рубашку, чтобы его не было видно. Дай мне взглянуть на небо. Я прошу тебя. Тело развернулось и шагнула обратно к столу. Девушка запрокинула голову, рассматривая облака. Стойкое ощущение, что она видит это в последний раз, никак не желало пропадать. Я сама дойду. Ты ведь не хочешь, чтоб тебя отвлекали, верно? В ответ — молчание. И это уже наводило на предательски отчаянную мысль о том, что теперь уже ничего от неё не зависит. Но девушка всё равно рывком отвоевала левую руку, дёрнулась и вцепилась в один особенно крупный осколок того, что пару минут назад было окном. Досадно, но порез вышел совсем неглубоким. И девушка сдалась. Ладонь выпустила стекло и безвольно скользнула по столу. И в последнюю секунду успела незаметно зацепить маленький листок и сунуть его в карман. И девушка направилась к двери, тщетно пытаясь заставить себя успокоиться. Она так редко молилась кому-то, что можно даже сказать, что вообще никогда этого не делала, но сейчас она мысленно заорала Богу, ангелам, а потом всем подряд, чтобы Сила не захотела проверить, чем там занимается левая рука в кармане. А левая рука, судорожно дёргая пальцами, выводила на листке капельками крови кривое «F».***
Девушка шла по коридору так медленно, как только могла идти, чтобы не вызвать подозрение. Внутри всё кипело и переворачивалось. Слишком много отчаяния для неё одной. Пальцы отчаянно сжимали в кулаке бумажку. Девушка надеялась, что ей хоть кто-нибудь попадётся по пути, хоть кто-нибудь, кого она могла попросить о помощи, но в такой ранний час навряд ли этому кому-нибудь пришло бы в голову прогуляться. Было тихо. Солнце поднималось всё выше и выше, заливая коридоры мягким светом. Босые ноги приятно утопали в коврах или шлёпали по голому камню. Волосы, разбросанные по плечам, щекотали шею. И всё было бы вообще замечательно, если б не пистолет в заднем кармане брюк, не слишком надёжно закрытый рубашкой. И ещё это ощущение ледяного ужаса и чей-то уверенной воли, готовой в любой момент перехватить контроль над жалкой оболочкой из воды, мяса и костей. Мысли путались, никак не желая выстраиваться в связную цепочку. Пожалуйста, хоть кто-нибудь, пожалуйста… А потом впереди послышался быстрый стук шагом. Девушка едва не закричала от облегчения, но решила сдержать порыв исключительно при себе. В целях безопасности. Она ускорила шаг и даже развернулась, чтобы скользнуть в тайный проход в стене, но, как и рассчитывала, не успела исчезнуть. Из-за угла вырулил Принц, бодрый и свежий. С его волос почему-то капала вода, оставляя разводы на светло-серой рубашке. Он уверенно шагал вперёд, сунув руки в карманы джинс, но при виде девушки странно стушевался. — А, Скарлетт. Доброе утро, — сказал парень, не слишком уверенно улыбнувшись. — Да, конечно. Знаешь, я вообще-то тороплюсь… — начала девушка, мысленно упрашивая его сейчас же начать разговор. — Подожди! Я только хотел… М-м-м… В общем, у тебя найдётся пара минут? — спросил парень, отводя глаза. — Может быть, — сухо отозвалась девушка и как можно более независимо сложив руки на груди. Если ей действительно удалось его смутить, но это означало, что он начнёт путаться, сбиваться и в итоге выиграет немного времени. Может, Феерия даже успеет куда-нибудь… Спрятаться? — Я хотел… Хотел извиниться, тогда, на празднике, я повёл себя глупо, мне жаль, и… — на одном дыхании выдал парень, но девушка резко вскинула ладонь и остановила его. — Послушай, я не могу простить тебя за то, чего ты не делал, — рассудительно заметила она. — По-моему, мы всё вполне спокойно и разумно обсудили. Или тебе хочется что-то добавить? — Да, я… — и парень пустился в путанные объяснения без особо смысла, непривычно смущаясь и глядя в сторону. А я ведь могу больше никогда его не увидеть. Мысль была настолько острой и страшной, что девушка на секунд задержала дыхание. Она смотрела на собеседника, видела, как двигаются его губы, как растерянно бегают глаза, и осознавала, что никогда не сможет получить столько, сколько пожалеет. Она почему-то чувствовала голод, страшный голод, но чего ей хотелось, она не могла понять. Чувство росло, расширяясь изнутри, заполняя до краёв, и в итоге прорвало стену, разрушив равновесие. — Наир, — позвала его девушка, разом оборвав поток слов. — Ты мне очень нравишься. — Что? — на лице парня отразилась искренняя растерянность, слишком прекрасная, чтобы долго на неё смотреть. — Ты мне очень нравишься, — терпеливо повторила девушка. — Можно, я тебя поцелую? Она чувствовала себя очень глупо, задавая такой по-детски наивный вопрос. Раньше она никогда и ни у кого не спрашивала на то разрешения, но сейчас хотелось не так. Хотелось быть честной с ним, правильной для него, самой, чёрт возьми, лучшей! Сейчас, потому что «потом» у неё уже не было. — Ты свихнулась, да? — после короткого молчания спросил парень, глядя на неё широкими от удивления глазами. — Да, — искренне покаялась девушка, абсолютно не контролирую бурю эмоций, которая наверняка прослеживалась на её лице. — Так мне можно? Парень смотрел на неё долго, кажется, целую маленькую или средненькую вечность, а потом молча кивнул. Девушка просияла, подалась вперёд, аккуратно обняла его за шею и неловко ткнулась в его щёку сначала носом, а потом губами. Простояла так ещё пару секунд, а потом отстранилась. Только продолжала держать его лицо в ладонях, бездумно поглаживая скулы. Его кожа казалась самой прекрасной поверхностью на свете. Не хотелось убирать руки. Не хотелось отпускать его. Не хотелось уходить. — Мне тоже очень жаль, — сказала она, улыбаясь только кончиками губ. — Я бы хотела, чтоб всё получилось иначе. И если я всё-таки получу шанс, я всё исправлю, обещаю. — Да что с тобой такое? — парень так очаровательно сдвинул брови, что девушка снова забыла как дышать. В который раз за эту пару минут? — Ты выглядишь… Не очень. — Я знаю, — настал черёд девушки отводить глаза. — Но я буду в порядке. Потому что мёртвым уже всё равно, верно? — В чём дело? — спросил парень и вдруг положил руки ей на плечи. — Расскажи. И на девушку словно навалилась неподъёмная тяжесть. Ей ужасно хотелось начать говорить, нести всякую чушь пополам с философскими мыслями, лгать и говорить правду одновременно, да, в целом, не так уж и важно, что говорить, но лишь быть рядом. Но она не смогла открыть рот ей просто не позволили. Так что она молча мотнула головой и мягко убрала его ладони. — Я пойду. Мне правда нужно спешить, — прошептала девушка. Она шагнула назад раз, другой, третий. Её всю трясло, и отчего-то крепла уверенность, что это не из-за страха быть раскрытой и задвинутой в дальний угол собственного сознания без возможности выбраться. Девушка смотрела на парня и не могла наглядеться. Это действительно бы неутолимый голод, острое желание получить всё и сразу, даже если придётся поступиться собственными интересами. Хотя, о каких интересах может идти речь, когда на тебя смотрят так ясно и открыто, без вечной настороженности и опаски? Где-то на периферии сознания мелькнула совсем идиотская мысль: «Если выживу — затащу его в постель ещё раз.» Тем временем парень нерешительно улыбнулся, развернулся и пошёл прочь. Девушка смотрела в его спину долго, непозволительно долго, держалась из последних сил и всё-таки сдалась. Не каждый же день ты умираешь, верно? Ну, если ты не Бог, конечно. Отчаянное «Наир!» в который чёртов раз застыло на губах. Слова застряли где-то в горле, больно оцарапав изнутри. Нет. Она не сможет. Не сможет никогда. Слабачка. Пальцы левой руки разжались, и клочок бумаги бесшумно спланировал на пол, так и не добравшись до адресата.***
У входа в комнату Феерии её окончательно загнали в угол, не давая даже дёрнуться лишний раз. Паника накатывала волнами, не давая оправиться. Девушка была почти уверена в своём поражении, и теперь винила себя за то, что так ничего не смогла предпринять. Конечно, никто не заметит бумажку. Никто не догадается. Никто не придёт. Досадно, так досадно! Правая рука медленно поднялась, сжав пальцы в кулак, и трижды стукнула костяшками в дверь. И, если бы у девушки ещё билось сердце, в этот момент оно бы наверняка остановилось. — Войдите! — довольно бодро отозвалась Феерия. Девушка толкнула дверь и молча шагнула внутрь, прикрыв за собой дверь. Она хотела закричать, но, конечно, не смогла. Не смогла даже выдавить из себя улыбку. Так и замерла на месте, молча глядя вперёд. В комнате было совсем светло и, как всегда, чисто. Эф склонилась над своим столом и возилась с какими-то бумагами. Она выглядела довольно устало и наверняка не спала сегодня. И, возможно, вчера тоже. Лучи солнца отражались от её волос, лениво разбросанных по плечам. Лёгкая светлая рубашка выправлена из штанов и чуть покачивалась из-за сквозняка. У девушки в животе всё отчаянно сжалось. — О, Кати, доброе утро, — Феерия выпрямилась и приветственно улыбнулась. «Что ты стоишь, дура, беги!» — застряло в горле. Девушка молча смотрела на неё, медленно заводя руку назад. Она не могла двинуть ни одной мышцей без позволения, окончательно задвинутая на задворки сознания и загнанная в безымянный палец левой руки. Один взмах ресницами — и мир становится чёрно-белым, а в нос лезет запах сухой травы, шоколада и черники. Девушка отчётливо видит его источник — маленький и плотный яркий шарик света, переливающийся всеми цветами радуги в груди Феерии. Душа полыхала упрямой жаждой жизни, той самой Жизни-с-большой-буквы, когда тебя всего колотит от счастья, и в каждый вздох отдаётся приятной болью, и в ушах звенит от восторга, и в глазах темнеет от радости. Безумная, абсолютно сумасшедшая Жизнь — то, чего желают все люди, вне зависимости от того, давят они это чувство или нет. Тем временем Эф явно насторожилась и участливо склонила голову на бок. — Кати? Ты в порядке? «Нет, ни черта я не в порядке!» — хотелось заорать, но мышцы не слушались. Девушка молча смотрела вперёд, сохраняя на лице выражение самого безмятежного спокойствия. Правая рука молнией метнулась за спину и вытащила пистолет, на ходу снимая предохранитель. Девушке казалось, что она уже слышит выстрел. Лицо Феерии разом изменилось. Она выпрямилась и посмотрела ей прямо в глаза, невероятно спокойная и невозмутимая. — О. Понимаю. Так ты уверена? «Что ты, чёрт возьми, делаешь?!» — мысленно взвыла девушка. Она абсолютно точно утонула в отчаянии. Абсолютно точно сдалась. И всё-таки, когда палец правой руки начал опускаться, она дёрнулась изо всех сил. Выстрел грянул в потолок. На пол упала парочка кусочков штукатурки. Феерия вздёрнула брови, как будто бы не понимая, что сейчас произошло. Но девушка могла поспорить, что всё она знала и понимала. И почему-то не сопротивлялась. Почему? Разве жизнь — это не единственное, за что стоит бороться? Разве жизнь — не всё, что у нас есть? Пока ты жив — ты можешь действовать. Пока ты жив — ты можешь что-то изменить. За порогом смерти нет счастья. За порогом смерти только пустота. Это не то место, куда стоит стремиться. И это всё знают, разве нет? Нет. Не трожь её. ОНА — ОШИБКА. ФАЛЬШИВКА. ЛОЖЬ. Она — мой друг. Она не виновна в том, что в её голове сидит наглая засранкая которая тебя раздражает. НЕ СОПРОТИВЛЯЙСЯ. ЭТО КОНЕЦ. ТЕБЕ ОСТАЛОСТЬ НЕМНОГО. Я сама решу, когда мне умереть. И сама решу, когда и кого мне убить. Не ты. ОШИБАЕШЬСЯ. ТЕБЯ НЕТ БЕЗ МЕНЯ. Заткнись! Ты ничего не решаешь! Ты не можешь говорить мне, что делать! ЛОЖЬ. ТЫ БЫ НЕ ВЫЖИЛА БЕЗ МЕНЯ. Лучше умереть, чем позволить тебе!.. Девушка не успела закончить свою мысль. Пистолет вдруг полетел в угол. Тело рвануло вперёд и в один момент прижало Феерию к столу. Правая рука легла ей на плечо опасно близко к шее. Очередная волна страха затопила сознание. СКАЖИ, КАК ГРОМКО ХРУСТНУТ ЕЁ КОСТИ? Хватит. ЧТО БУДЕТ, ЕСЛИ ОНА УМРЁТ ПРЯМО СЕЙЧАС? Перестань. ОНА ДАЖЕ НЕ УБЕГАЕТ. ПОЧЕМУ? — Ты выглядишь… Не очень, — неожиданно сообщила Феерия, резанув прямо по больному, хотела она того или нет. Принц сказал тоже самое. Почему он до сих пор жив? ПОЧЕМУ НЕТ? Ты не позволил мне убить его. Почему? ПОЧЕМУ НЕТ? Ты не различаешь людей. Почему ты решил оставить в живых именно его? ПОЧЕМУ НЕТ? Девушке стало совсем ясно — ответа не будет. Значит, отвлекать бесполезно. Нужно драться. Всегда нужно драться. Ладонь на плече Феерии сжалась чуть сильнее. Ещё немного — и кости взаправду сломаются. И она умрёт. Нет. Нет. Нет. Ни за что и никогда. Ты не тронешь ни её, ни кого-либо ещё, как не тронул Наирвеля. Я люблю их, даже если не осознаю этого. Я люблю их всех. И поэтому ты никого не убьёшь. Девушка собрала все оставшиеся силы. Их должно было хватить. И их хватило. Обе руки резко метнулись к боку, где всё ещё пульсировала далёкой болью так и не зажившая рана от фламберга Саркара. Пальцы вцепились в повязку, и, конечно, швы разошлись. Девушка пошатнулась и повалилась на пол, будто внезапно потеряла опору под ногами. Рубашка мгновенно начала пропитываться алым, а перед глазами поплыло. — Кати? — взволнованно окликнула её Феерия, чьё лицо вдруг заслонило потолок. — Что мне делать? Да, она опеределённо обо всём знала… — Мне… Очень жаль, — почти бесшумно выдохнули губы. — Я больше не… Не могу ничего сделать. И… И прекрати. — Прекрати что? Стало очень темно и очень душно. Девушка ненавидела так терять сознание. Это ощущение, будто ты погружаешься под землю… Отвратительно. Слишком отвратительно. Девушка слабо улыбнулась и успела прошептать прежде, чем окончательно расслабиться и раствориться в темноте: — Прекрати быть такой мёртвой. Это не ты. Ты другая. Ты живая.***
— Это!.. Это неправильно! Мы не должны так с ней поступать! — на грани истерики кричал Максимилан Фобос, шагая взад-вперёд по коридору. — Должен быть другой выход! — Другой?! — возмущался Жизнь, которого эта ситуация окончательно довела до предела. — Ты хоть понимаешь, о ком мы говорим?! Это уже не Кати, это Монстр, и мы должны сделать всё, всё, что угодно, чтобы остановить его! — Хватит! Перестань! — голос Мака взлетел на невероятную высоту. — Не говори о ней в таком тоне! — Он прав. Мы должны были убить её сразу, — без особого энтузиазма или злости вздохнула Ирис и положила руку на его плечо. — Мне жаль, Мак, нам всем жаль, но… — Не называй меня так! — парень шарахнулся от неё и тут же спрятал лицо в ладонях. — Это неправильно… Так не должно быть… — в полном отчаянии прошептал он. — Господин Фобос, — как можно более мягко сказал Алый Принц, до этого молча прятавшийся в тени. — Вы ведь знаете, что это. И вы знаете, что лекарства нет. Мы ничем не можем ей помочь. И мы не в силах облегчить её страдания. Господин Жизнь прав. Мы не можем её убить. Не теперь. — Shut up! — взвился Максимилан и неожиданно перешёл на такую откровенную брань, что все присутствующие временно потеряли дар речи, даже не подозревавшие о наличии у него подобных способностей. А парень кричал, размазывал по лицу слёзы, сам того не замечая, и ничего, абсолютно ничего не мог с этим поделать. Он сидел в саду и мило болтал с птицей, когда ему сообщили. И, видит Бог, он был в шаге от того, что бы по щелчку пальцев разнести этот замок до основания. Но не смог. Волна боли, горечи, острой беспомощности, даже откровенной ненависти, поднялась в пару мгновений, но он подавил в себе порыв сорваться на ком-нибудь совсем невиноватом в том, что произошло. Парень был в отчаянии и чувствовал себя живым трупом. Когда Она умирала, Она всегда говорила ему об этом, всегда улыбалась, всегда давала надежду, что всё будет, как прежде. Сначала записка, потом медальон, потом свитер. Каждый раз. Но не сейчас. Сейчас он не мог поверить своим глазам, он НЕ ХОТЕЛ верить своим глазам, когда увидел Её, лежащую на полу камеры. Тут и слепой бы догадался, что происходит. Смерть была близко, очень близко, и она уже дала понять, что не отступит. Не в этот раз. Но Максимилан Фобос не боялся её. Максимилан Фобос был ангелом. Максимилан Фобос любил. И Максимилан Фобос ни за что не позволил бы себе так просто сдаться. Он, конечно, изобразил некое подобие Барьера, как его и попросили, но потом всё-таки не удержался. Не удержался, когда услышал, в каком тоне они говорят о Ней. Как будто Она уже умерла. Как будто ничего нельзя было исправить. И в глубине души Максимилан Фобос понимал, что это так. Понимал, поэтому сейчас так безнадёжно захлёбывался в своём отчаянии. Он не был к такому готов. Он никогда не будет к такому готов. Он не сможет отпустить Её, чтобы ни случилось. «Ни за что и никогда» — как любила говорить Она. Мак не видел выхода из этого кошмара наяву. Он видел только плотную дверь камеры, а за ней — смутный силуэт; и ему казалось, что прямо сейчас его сердце рвётся на части. И поэтому он ходил взад-вперёд по коридору и хрипло кричал, кричал, не зная, что ему дальше делать, как вообще жить в мире, где нет надежды, что Она однажды вернётся. В мире, где Её нет. И Мак молился. Мысленно, чтобы никого не смущать. Мак верил в Бога. Мак делал всё для Него. И единственное, чего Мак желал больше всего на свете, — что бы этот кошмар закончился, что бы Она снова посмотрела на него, весело щурясь, что бы Она несмешно шутила и держала его за руку. Хотя бы что бы Она жила. Мак чувствовал, что готов на всё, лишь бы Она вернулась к нему, и совершенно не стыдился этого, хотя ему, как ангелу, следовало бы. Он любил Её, любил всем, что у него было, и ему казалось в высшей степени несправедливым то, что ему запрещено Её любить. Если бы Бог не хотел, чтобы любовь касалась таких, как Она, зачем Он говорил, что нужно любить всех, не делая никаких исключений? Мак ведь не делал. Просто одному существу на Земле он отдавал чуть больше своей любви, чем другим. И в этом его вина? И, что важнее, в этом Её вина? Никто не заслуживал такой участи, кем бы он ни был, а для Мака Она была всем, поэтому он молча умолял Бога не оставлять его здесь, на Земле, без его единственного смысла жизни. Наконец у Мака закончился воздух, и он замолчал, замерев на месте и закрыв лицо руками. — Так ты уверен, что лекарства нет? — обратилась Ирис к Алому, но он только печально улыбнулся и покачал головой. — Абсолютно точно уверен. — Мы не можем ждать, когда она окончательно потеряет контроль. Мы должны разобраться с ней сейчас, — твёрдо заявил Жизнь сложив руки на груди. — И кто это сделает? Ты? Ирис? Или, может, попросим Максимилана оказать нам такую услугу, м? — с издёвкой спросил сухой и деловитый голос откуда-то со стороны двери. — Феерия! Мак ажно подскочил на месте и развернулся к ней всем телом. В его глазах явственно блеснула надежда. Она всегда верила Феерии. Она никогда в ней не сомневалась. И поэтому, может, Эф сможет что-нибудь придумать. Но прежде, чем Мак успел открыть рот, Жизнь сам задал нужный вопрос: — У тебя есть ещё идеи? — Нет, — Феерия отрицательно мотнула головой, и Мак мгновенно сник. — Но убивать мы её не будем. Во-первых, теперь это невозможно. А во-вторых… Ты сам-то хочешь её смерти? — Хочу. Только её не обязательно убивать — сама откинется, — буркнул Жизнь, отвернулся и добавил так тихо, что услышал его только Мак: — Но всё равно… Такая смерть — не для неё. — Как она? — спросила Феерия, повернувшись к Алому. — Тихо, — ответил тот, по привычке растягивая губы в вежливой улыбке. — Сидит на месте и рвёт бумажки, которые я ей дал, чтобы отвлечь от Барьера. Она ни на что не реагирует, но я и не советовал бы добиваться её внимания. — Покажи, будь любезен, — вежливо попросила Эф. Алый кивнул и вышел в коридор, показывая дорогу. Мак как можно более незаметно скользнул следом. Он не знал, зачем это делает, хотя понимал, что ему станет только больнее, когда он заглянет в маленькую, тёмную камеру через узкое окошко в двери. Но всё равно пошёл. Пара поворотов — и вот дверь. Крепкая, надёжно впаянная в стену, и всё равно такая хрупкая, абсолютно бесполезная, если Монстр окончательно вырвется из-под контроля. Сразу за ней виднелся прозрачный Барьер, по которому то и дело пробегали волны света. Он тоже не окажется достойным препятствием, но может обеспечить немного дополнительного времени, необходимого для эвакуации. Феерия чуть привстала на цыпочки и заглянула внутрь камеры. Оттуда доносился размеренный треск — девушка разрывала чистые листы бумаги на равные части. Вокруг неё уже валялась куча обрывков, но большинство оставались на длинной светлой тунике, в которую она была одета. — Сколько у нас есть времени на поиск противоядия? — негромко спросила Феерия, отодвинувшись от окошка. — Не так много. Госпожа не продержится до конца месяца, — улыбка Алого вновь стала печальной и только сейчас он заметил Мака, скрывавшегося в тени коридора. — Господин Фобос, Вам лучше уйти, — мягко настоял он, но парень упрямо покачал головой. — Хочу ещё раз взглянуть на неё. — Ну, мы ведь Вас не держим, но я бы не советовал… Мак проигнорировал его. Подошёл к самой двери и заглянул в камеру. Сердце определённо разрывалось, и его треск совпадал с треском бумаги. Парень положил ладонь на дверь и тихо-тихо прошептал: — Пожалуйста… Пожалуйста, Кати, вернись… Прошу тебя… Ты мне нужна, так нужна… Сидящая на полу фигура вдруг резко вскинула голову, будто услышав его слова, очень медленно поднялась на ноги и развернулась. Мак невольно вздрогнул, хотя в такой темноте практически ничего нельзя было увидеть. Впрочем, парень уже чувствовал, что не хочет видеть, что не хочет знать… Девушка как быстро оказалась возле двери, и свет из коридора осветил её лицо. Мак снова вздрогнул, на этот раз от накатившей волны ледяного ужаса. Конечно, всё не могло быть так просто. Парень ясно увидел эту черту — левая половина её лица осталась прежней, только застыла в неподвижности, как будто у давно мёртвой; а правая жила, и жила своей собственной жизнью: кожа потрескалась, и из разрывов вытекала Тьма, уголок губ то поднимался, то опускался, а радужка глаза, затопленная золотом, вспыхивала искорками. Страшно, да, очень страшно. Но Мак не позволил себе отшатнуться. Это всё ещё Она, только измученная ядом и утратившая право сама управлять своим телом. Монстр, рвущийся наружу, никак не мог не заметить парня. Зрачок резко расширился, закрыв собой пронзительную желтизну, и снова сузился в узкую полоску. Максимилан мог бы поклясться, что его узнали. Тем более, Монстр вдруг приоткрыл губы, будто хотел что-то сказать, но вместо слов у него вырвался только длинный шипящий выдох. — Верни мне её, — негромко потребовал Мак, даже слегка подавшись вперёд и добавив в голос злые нотки. — Верни. Мне. Её. Монстр молча положил ладонь на Барьер, сжал пальцы в кулак и ударил. Ударил сильно. Раз, другой, третий, и дальше в одном ритме. По прозрачной стене пошли трещины. — Максимилан, отойдите! — как будто откуда-то издалека закричал Алый, так что проигнорировать его снова оказалось несложно. Монстр рвался на свободу, беззвучно шевеля губами и вперившись в Мака глазами: мёртвым мутно-зелёным и живым пронзительно-жёлтым. Парень хотел уйти, правда, но не смог себя заставить. Она всё ещё была здесь. Она всё ещё была жива. И Она тоже ничего, абсолютно ничего не могла с этим поделать. — Верни мне её! — пронзительно закричал Мак и с силой ударил ладонью по двери. Девушку отшвырнуло от Барьера, и она мешком повалилась на пол, наверняка на время отключившись. Трещины в прозрачной стене мгновенно затянулись. И парень наконец позволил себе повернуться спиной к камере. Наверное, он снова заплакал, потому что стены коридора вдруг поплыли во все стороны. — Господин Фобос, Вам не следовало так рисковать, — медленно, как психически больному, сообщил ему Алый. — Пойдёмте. Максимилан послушно кивнул. Опустошение навалилось сразу на всё тело. Мысли снова текли вяло. В мозгу назойливо крутилась какая-то молитва. Парень даже не смог вспомнить, по какому поводу её обычно произносят. Вдруг Феерия шагнула вперёд, аккуратно, но твёрдо, взяла его за руку и повела за собой. Мак удивлённо поднял на неё глаза. Девушка улыбнулась ему, явно желая подбодрить, и прошептала: — Не бойся. Всё будет хорошо. Она вернётся. Парень кивнул, чтобы не расстраивать её и не говорить, что он уже отчаялся. Слишком уж это выглядело безнадёжно. — Я не смогу жить без неё, — негромко признался он и покрепче сжал чужую ладонь. — Я не знаю, как. — И не узнаешь, — заверила его Феерия. — Мы найдём способ, как ей помочь. — Спасибо, — прошептал Мак, опустив взгляд. Кажется, он только сейчас начал понимать, что отличает людей от всех остальных существ, ходящих по земле.