* * *
Драко сидел в общей гостиной и без особого желания листал учебник Защиты от Темных Искусств. К сожалению, эссе, которое им задал профессор Крам, не ограничивается только школьной литературой. Остается два выхода — либо идти в библиотеку в поисках дополнительной информации, либо написать эссе исходя из собственного опыта. Оба варианта так себе. Первый предполагает длительное копание в книгах по исследованиям психологии поведения людей в ситуациях, опасных для жизни. И, скорее всего, подобное можно найти только в скучнейшей научной магловской писанине, в которой полно неизвестных Драко терминов. Второй же подталкивает с головой окунуться в воспоминания о войне. Малфой был уверен, что таким образом сможет написать эссе куда более развернуто, тем самым заработав как минимум Выше Ожидаемого. Но одна только мысль, что придется воскресить в памяти такие моменты, как доклад Темному Лорду о том, что он пока не продвинулся в выполнении задания, сразу вызывала учащенное сердцебиение и липкий страх под кожей. «Нет уж. Лучше скучные книги». В гостиной мало кто был озабочен домашней работой. Ну, кроме Грейнджер и Забини, конечно. Хотя Драко мог поклясться, что последний даже не пытается написать хоть что-то в своем свитке, а только делает вид, потому что постоянно поглядывает на красную половину комнаты. И его можно понять. Сейчас внимание многих слизеринцев обращено туда, к неудовольствию слизеринок. Похоже, Драко был прав. Красно-золотые чувствуют себя вполне непринужденно, расхаживая друг перед другом в пижаме и домашней одежде. И если торчащие из-под слишком коротких штанов лодыжки Уизли выглядят как минимум странно, — он же получил денежную награду от Министерства, так какого черта не купит себе приличную одежду? — то вот девушки… Да, очень радуют глаз. Но что действительно казалось странным — гриффиндорцы совершенно не обращали на них внимания. Неужели такое зрелище уже приелось? Драко вдруг представил Панси, расхаживающую по гостиной в шелковой пижаме. «Да у половины мужской аудитории отвисла бы челюсть, а у второй половины потекли слюни», — усмехнулся он, размышляя, к какой половине причислить себя. Но в общем и целом в комнате было достаточно спокойно. Это был первый вечер, который Драко проводил здесь в трезвом состоянии, и он не мог не признать, что совместная пьянка как нельзя лучше установила шаткое равновесие в отношениях между факультетами. «Интересно, а как уживаются Когтевран и Пуффендуй?» — промелькнула мысль. Вздохнув, Драко отложил книгу и поудобнее откинулся на спинку дивана. У него совсем не осталось настроя заниматься заданиями, поэтому он просто стал наблюдать за происходящим. В принципе, ничего нового. Блейз пялится на Грейнджер, Дафна пялится на Блейза. Панси старательно не смотрит в сторону, где сидит Драко, но и не уходит. Наверное, боится сплетен. Ни дать, ни взять — она хорошо держится. Если не знать, что они встречались, то никто бы и не подумал, что с ней сейчас что-то не так. Подобная черта присуща многим слизеринцам. Но не всем, конечно. Теодор, например, не скрывая восхищения, смотрит на Браун, которая трещит о чем-то с Патил, и обе девушки украдкой кидают взгляды на слизеринские диваны. Может, Парвати растрепала подруге о своем ночном похождении? «Вряд ли», — что-то подсказывало Драко, что та держит язык за зубами. Поттер рассеянно играл в шахматы с Уизли и виновато смотрел на Грейнджер. Неудивительно, что спустя пару ходов его король уже был вдребезги разбит. Натянуто улыбнувшись рыжему, Поттер снова посмотрел на Грейнджер и достал палочку. На секунду Малфой подумал, что он хочет шарахнуть какое-нибудь забавное заклинание. В Слизерине, например, ни в одну игру не играли просто так — как минимум на желания. Поэтому он несколько удивился, когда Поттер взмахнул палочкой, заставив пакетик с какими-то орехами, что лежал возле него, взмыть в воздух. Неуверенно посмотрев на друга, он направил пакет в сторону Грейнджер, которая обложилась со всех сторон учебниками и, кажется, не обращала ни на кого внимания. «Ну и что за херня?» — только успел подумать Драко, как Грейнджер замерла. Пакет с угощением мягко опустился перед ней на пергамент. Пару мгновений она сидела неподвижно, а потом медленно повернула голову к Поттеру. «Как она поняла, что это именно он?» Уизли не оборачивался к ней, да и она на него не обращала внимания, изучающе смотря на Поттера. Этот взгляд длился не меньше минуты, и Поттер сдался первым — уголок его губ неуверенно дрогнул. Грейнджер немного сузила глаза, что-то для себя решая. «О чем она думает?» — внезапное желание Драко прочитать ее мысли вдруг стало таким острым, что он сам от этого смутился. Но не отвернулся. Да, он думал проникнуть к ней в голову снова и даже решил, что осмелится на это, пока она бодрствует, но не при всех же! Пару секунд спустя она, глубоко выдохнув, искренне улыбнулась. «Серьезно? Простила его за пакетик орешков?» — Драко недоверчиво поднял одну бровь. Грейнджер и Поттер же вдруг оба заулыбались и глупо захихикали, будто вспомнив какую-то старую, известную только им двоим шутку. Даже Уизли смотрел на них с непониманием. Усилием воли Драко все же отвернулся от этой сумасшедшей парочки и поймал взгляд Забини. Тот смотрел на него с сомнением. Малфой равнодушно пожал плечами в ответ. Слегка тряхнув головой, будто избавляясь от ненужных мыслей, Блейз уставился в свои свитки и наконец начал писать. Немного поразмыслив над происходящим, Драко, чтобы не возникало вопросов, почему он сегодня задержится в гостиной, направился набирать книги из библиотеки.* * *
С трудом уместив последнюю строчку бисерным почерком на свитке пергамента, она наконец-то откинулась на стуле. В комнате было непривычно тихо, а огонь в камине уже догорал, отчего алые диваны начали терять свой насыщенный цвет, превращаясь в темно-бордовые. Вытянув руки вверх, Гермиона потянулась. Эссе она написала на одном дыхании, даже не сверяясь с книгами. Впервые она была рада, что в ее жизни было так много всего, кроме последних двух лет. Дьявольские силки, схватка с троллем и василиск показались более привлекательными темами для задания, чем воспоминание о том, как пришлось с помощью оборотного зелья превращаться в человека, который безжалостно ее пытал. Закончив переписывать конспекты Невилла и добавив кое-что к ним из учебника, Гермиона почувствовала знакомое чувство удовлетворения от усталости. Как же этого не хватало летом! Полностью погружаясь в книги и усердно делая записи, она совершенно забывала о том, что творится вокруг. И сейчас это вызывало такое облегчение, словно с шеи сняли крестраж. Отругав себя за такое сравнение, Гермиона подняла левую руку, чтобы помассировать шею, и издала тихий стон — мышцы ужасно затекли. Пока она водила рукой по коже слегка надавливая, взгляд уперся в уродливый шрам на предплечье. Вздохнув, Гермиона провела по нему пальцем. Пару месяцев назад она еще предпринимала попытки его убрать, но, видимо, кинжал Беллатрисы был не просто красивой безделушкой, а магическим артефактом. Скорее всего, темным. Гермиона впервые подумала об этом, когда сразу после трансгрессии из поместья Малфоев залечивала раны. Края надписи не удавалось стянуть ни настойкой растопырника, ни бадьяном, ни заклинаниями. Спустя несколько попыток она решила оставить все как есть. В конце концов, Гарри ведь не пытался свести свой шрам, хотя тот доставлял ему кучу неудобств. «Надо помнить, кто я для других», — решила Гермиона тогда. И стала носить шрам, как броню, как напоминание, что не для всех она героиня войны. Тяжело вздохнув, она закрыла глаза и слегка запрокинула голову. Дневная усталость навалилась на плечи, и свинцовые веки против воли сомкнулись. За пару мгновений до того, как сон утянул ее в свои объятия, Гермиона услышала шуршание бумаги, которое в тишине гостиной прозвучало как гром среди ясного неба. Распахнув глаза и схватившись за палочку, она вдруг наткнулась на два больших оранжевых глаза, ярко переливающихся в полумраке комнаты. — Глотик, — расслабив плечи, улыбнулась Гермиона и, отложив палочку, почесала кота за ухом. Мысленно отблагодарив зверя, что не дал ей снова уснуть в общей комнате, она встала и начала собирать свои учебники и пергаменты. Тихо мурлыкнув, Живоглот с очень осмысленным выражением на морде пододвинул лапой пакет с миндалем к краю стола. Задумчиво сев обратно на свой стул, Гермиона взяла пакет и открыла. В нос сразу ударил приятный знакомый запах. Взяв один орех, она перекатила его между большим и указательным пальцем. Губы тронула легкая улыбка. Внезапно накрывшее ее воспоминание вдруг оказалось настолько ярким и реальным, будто она снова оказалась там, в лесу. Гермиона тогда выглядела просто ужасно: впалые щеки, огромные синяки под глазами, волосы спутаны, а покрасневшие глаза бесцельно смотрят на синий огонь в стеклянной банке — единственный источник тепла в палатке, за пределами которой бушует ветер. Спрятав ладони в рукава безразмерного вязаного свитера, пропахшего костром, она лежала и кусала губы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы снова не заплакать. Но, кажется, глаза все равно на это больше не способны — они сухие и болят, словно засыпанные песком. Вдруг полог распахнулся, впуская внутрь влажный ветер, а вместе с ним и промокшего до нитки Гарри, видок у которого не лучше: двухнедельная щетина, неровно обстриженные волосы сильно отросли и теперь мокрыми сосульками прилипли ко лбу и ушам, щеки тоже впали. Только вот на лице улыбка, а в руке — крупный холщовый мешок. — Смотри, что раздобыл! — радостно воскликнул он, ставя поклажу перед Гермионой, которая обессиленно села, скидывая с ног покрывало. — Что это? — Она настороженно открыла мешок и ахнула. Внутри оказалось не меньше десяти фунтов миндаля. — Ох, Гарри! — Ее восторгу вторит громкое урчание в животе. — Но как ты?.. Гарри сначала немного мнется, затем садится перед ней по-турецки и, собравшись с духом, выкладывает: — Ну, технически — украл. И Гермиона даже не думает его осуждать. Потому что голод меняет представления о правильном и неправильном. Не в силах больше сдерживаться, она отправляет в рот сразу горсть орехов. — Это самое вкусное, что я ела в своей жизни, — выдыхает Гермиона и улыбается. Улыбается впервые с тех пор, как Рон их бросил. Вдруг картина меняется. Все та же палатка. Гермиона сидит, обхватив колени руками, и смотрит на потертый радиоприемник. Голос диктора зачитывает список пропавших. Глаза ее, пусть уже и не такие красные, но все же ясно дают понять, что недавно девушка плакала. В нескольких шагах от нее с понимающим выражением лица сидит Гарри. Голос заканчивает вещание, и с небольшими помехами начинается тихая, мелодичная песня. Гарри какое-то время смотрит на нее, будто что-то решая. Тихо выдохнув, он встает, подходит к Гермионе и уверенно протягивает руку. Она поднимает глаза с недоумением, но все же доверчиво дает ему свою, позволяя Гарри мягко потянуть себя вверх. Когда она выпрямляется и смотрит на него, теплые руки уже скользят по шее, расстегивают медальон и кидают его на ближайшую кровать. Сжав обе ее ладони, он вытягивает Гермиону в центр палатки. Легко поддавшись ему, она с сомнением смотрит, как он медленно начинает двигаться, увлекая ее за собой. Кажется, Гарри специально переигрывает с танцем, и Гермиона, заражаясь примером, сдается и начинает вторить его движениям. Несколько мгновений спустя, окончательно расслабившись, они уже кружатся по импровизированной сцене, дурачась и смеясь как дети. Тяжесть последних часов, дней, лет отходит на второй план от тепла переплетенных пальцев и искренней улыбки. Лишь когда песня подходит к концу, они, повинуясь непонятному порыву, крепко прижимаются друг к другу, словно боятся навсегда упустить этот миг. Словно, если сейчас они отпустят друг друга, то все вокруг превратится в пыль. И продолжают кружиться, только теперь медленней, размеренней. Гермиона обводит ладонью его плечо через шершавый свитер и, не задумываясь, утыкается в него носом, вдыхая уже ставший таким родным запах костра и хвои. С шипящим от помех хрипом приемник замолкает. Немного отстранившись, она ловит взгляд Гарри, все еще не опуская рук с его плеч и ощущая его ладони на своей талии. Мгновение они смотрят на губы друг друга, потом Гермиона поднимает глаза выше. Они так близко... Она чувствует запах его дыхания, которое все еще отдает миндалем, и даже может разглядеть маленькие золотые вкрапления в зеленых глазах друга... «Друга…» — эхом отдается в сознании. Кажется, они понимают это одновременно. Ни одиночество, навязанное обстоятельствами, ни уединение от посторонних глаз, ни мелодия, что минуту назад кружила их в танце, не в силах изменить этого. Их дружбы. Без малейшего чувства неловкости они отпускают друг друга. Моргнув, Гермиона пришла в себя, осознав, что все еще сидит на стуле в гостиной и сжимает овальный орешек пальцами. Улыбнувшись еще раз, она отправляет его в рот и трет слипающиеся глаза. «Срочно нужно идти спать, иначе отключусь прямо здесь». На мгновение ей даже показалось, что это был настоящий, крепкий сон, а не всего лишь воспоминание. Все было так… реально. Встав со стула, Гермиона взяла в одну руку свитки с домашним заданием, во вторую — пакет миндаля и направилась к лестнице, предвкушая хороший отдых и мечтая лишь об отсутствии кошмаров. Живоглот остался сидеть на столе возле стопки учебников. Он слегка сощурил светящиеся от тусклого пламени камина глаза и посмотрел вглубь гостиной, в темноте которой стоял парень со светлыми волосами и сжимал в руке волшебную палочку, провожая взглядом спину девушки.