Война убеждений

Гермиона понимала, что необходимо поговорить. Нет, она правда собиралась, но в субботу Гарри позвал ее к Хагриду, и было бы очень невежливо отказываться. По крайней мере, так она себя убеждала. Тем более даже Рон там присутствовал. Судя по всему, Гарри с ним поговорил, потому что вел он себя достаточно сдержанно, но не упускал возможности кидать укоризненные взгляды. Только почему-то эти взгляды напоминали Гермионе вовсе не о том, о чем должны были. Она поступила некрасиво. Да, пусть не по своей вине, но и не по вине Малфоя, верно? С начала года он ни разу ее не оскорбил, ни разу не повысил голос, ни разу не обидел. И да, ни разу не принуждал, пора это признать. Пусть она была растеряна, удивлена, но, сама не зная почему, не возражала. А еще он ни разу ей не соврал и даже ответил на все вопросы, не считая того, еще в самом начале года, про свое самочувствие. Не нужно быть гением, чтобы понять причину. Возможно, у них куда больше общего, чем она представляла. «Он заслужил объяснений, после того как я сбежала». Суббота пролетела незаметно, а поговорить так и не удалось. Вечером в гостиной Малфой наслаждался игрой в шахматы сначала с Ноттом, потом с сестрой Гринграсс, обратившись затылком к красной половине. Гермиона не знала имени этой слизеринки, потому что та была на пару лет младше. Красивая. В какой-то момент Гермиона даже подумала, что они с Малфоем неплохо смотрятся вместе. От этой мысли почему-то стало не по себе. В воскресенье он не появился на завтраке, а это было бы самым благоприятным моментом, чтобы незаметно от остальных позвать его у выхода из зала. Как бы вежливо он себя ни вел, Гермиона вовсе не была уверена, что он будет не против, если она обратится к нему при свидетелях. Хотя, все равно вряд ли бы она осмелилась. При Гойле еще ладно, но один взгляд на слизеринский стол в Большом зале — и она вспоминала о Гринграсс и шахматах. К середине дня Гермиона начала сомневаться, стоит ли вообще это обсуждать, ведь Малфой вел себя вполне обычно. Ну, может, чуть более раздраженно, хотя это могло только казаться. Она уже почти решила не поднимать эту тему, но вечером ей все-таки пришлось вернуться в Выручай-комнату, чтобы забрать свою мантию и галстук, и то, что она увидела, заставило резко передумать: подушки, длинные полки, наполненные книгами, — все осталось как прежде, но остальное... Ни намека на то, что здесь вообще был пожар. Ни сажи, ни пепла. Даже запах гари пропал. Опомнившись, она зашла внутрь. «Надо бы здесь прибраться», — заметила Гермиона тогда. Стало стыдно. Пока она все выходные гадала, поговорить с ним о случившемся или нет, он вернул комнате ее первозданное состояние. Сколько же сил и времени у него ушло? Ее мантия лежала там же, где Гермиона ее оставила, только не бесформенной грудой ткани, а аккуратно сложенная и без намека на пятна от пепла. Зачем он это сделал? «Неужели после произошедшего он еще хочет со мной заниматься?» — губы против воли тронула улыбка. Гермиона провела в комнате чуть больше часа, в глупой надежде, что он придет. Разумеется, этого не произошло, и, взяв мантию, она вернулась в гостиную, где друзья сразу позвали ее к себе. По пути она поймала взгляд Малфоя, а когда он увидел мантию в ее руках, Гермиона решилась робко ему улыбнуться, он лишь отвернулся и продолжил что-то говорить Блейзу. Тот же не поскупился и широко растянул губы. В общем, Гермиона так и не решилась завести разговор. Если у нее и были какие-то призрачные мечты, что он подойдет первым, то в тот момент наступило самое время с ними распрощаться. На следующий день он снова не пришел на завтрак, а на сдвоенной травологии было не до того — сложно говорить, когда руки почти по локоть в земле и перегнивших озерных водорослях. Похоже, Невилл был прав об их свойствах. На магловедение Малфой не ходил, и Гермиона уныло записывала за профессором Мур лекцию об аэродинамике и о том, как маглы умудряются заставлять «железных птиц» летать, но мысли ее были далеки от самолетов. За обедом Малфой впервые сел спиной к гриффиндорскому столу. Гарри так и не удалось растормошить Гермиону, а она даже не старалась скрыть, что настроение было ни к черту. Наверняка друг догадывался о причинах, но вежливо не подавал виду. Следующим уроком были заклинания. «Лучшего момента уже не будет», — наконец решилась она. Быстрее всех справившись с заданием, Гермиона потратила добрых десять минут, чтобы зачаровать два пергамента, и еще минут пять, чтобы придать одному из них вид бумажного журавлика. В классе как всегда царила суматоха, поэтому никто не обратил на нее внимания. Вышло не так аккуратно, как у Малфоя, но, по крайней мере, на левитационных свойствах это не отразилось. Быстро написав на своем листке «Я могу объяснить», Гермиона сделала глубокий вдох и взмахнула палочкой, заранее убедившись, что никто не смотрит. Проследив, как кривокрылый журавлик долетел до адресата и начал клевать того в ногу, она поспешно отвернулась к своему пергаменту и стала ждать. Малфой не торопился отвечать, а Гермиона попросту стеснялась посмотреть на него. Может, она неправильно наложила чары? Нет, вряд ли. Скорее всего, Малфой скомкал бумажного уродца и выкинул подальше. Раздосадованная, она уткнулась в учебник и принялась по десятому разу перечитывать один и тот же абзац. Наверное, чтобы не заплакать. Глупо, черт возьми, но глаза и правда начало щипать. «Не трудись», — появился ответ в тот самый момент, когда Гермиона начала быстро моргать, стараясь осушить глаза. Она даже не сразу заметила послание, а как увидела — с трудом сдержалась, чтобы не схватить пергамент в ту же секунду. И хорошо, что сдержалась, а то наверняка выглядела бы как какая-нибудь влюбленная дурочка. «Это правда», — медленно написала она. «Я догадался, в чем дело, не тупой». Гермиона осторожно повернулась посмотреть на него. Малфой крутил в руках палочку, задумчиво разглядывая свои пальцы. «Я хочу показать», — написала она, пока не передумала, и снова украдкой взглянула. Брови Малфоя чуть приподнялись, но, словно почувствовав на себе ее взгляд, он быстро принял равнодушное выражение лица. «Как знаешь», — ответил спустя какое-то время. «За десять минут до следующего урока, в кабинете», — написала она и спрятала пергамент. Этого времени должно хватить, воспоминаний не так уж много. Да, это спонтанное решение, но Гермиона и правда этого хотела. В конце концов, она не собиралась одним поступком, продиктованным страхом, разрушать их хрупкий союз. Довериться Малфою. Звучит до жути странно. О ее состоянии знали только родители, Рон и Гарри. Ну, теперь еще и Невилл. И вот она добровольно хочет рассказать об этом тому, кто отравлял ее жизнь все эти годы. Тому, кто носил Метку. Тому, чьим поцелуям она не возражала. С ума сойти. Как только колокол оповестил, что урок окончен, Гермиона схватила собранные заранее вещи, учебники и, не дожидаясь друзей, пулей вылетела из класса.

* * *

Драко был зол. Очень. И сам не понимал, на что конкретно злился: на клятую Метку, на то, как Грейнджер на нее отреагировала, или на всю ситуацию в целом. Впервые за последние пару лет ему было стыдно перед Гойлом — друг молча терпел его паршивое настроение и даже не возникал, когда Драко огрызался по поводу и без. Как и следовало ожидать, Грейнджер молчала. Долго молчала. К тому моменту, когда она послала ему улыбку в гостиной, Драко уже был так раздражен, что даже не нашел в себе сил хоть как-то отреагировать. Даже записка, которую она отправила на уроке, не повлияла на его настроение, пока он не заметил, что Грейнджер едва сдерживает слезы. Да что с ней такое? Неужели она так переживает по поводу случившегося? Жалеет его? Или просто боится, что он больше не захочет ее обучать? Неважно. Это подействовало. Драко не мог равнодушно смотреть на слезы, невзирая на то, что иногда приходилось. Он не ответил ей, придет ли, но ноги сами привели к кабинету в назначенное время. Дверь оказалась распахнутой. Тихо зайдя, Малфой закрыл ее и осмотрел класс. Грейнджер стояла к нему спиной возле вредноскопов, тускло отражающих осеннее солнце, сочившееся в окно. Она снова его не услышала. Наверное, стоило кашлянуть или что-нибудь в этом роде, чтобы как-то обозначить свое присутствие, но Драко просто подошел. — Грейнджер, — обратился максимально спокойным голосом. Вопреки его тону, она прыжком обернулась, прижав одну руку к груди. — Ты меня напугал, — выдохнула она и обняла себя за плечи, словно ей стало холодно. — Не в первый раз, — хмыкнул Драко, понимая, это удар ниже пояса, но не съязвить просто не смог. Он провел пальцем по подоконнику и, убедившись, что тот чист, прислонился к нему и снова взглянул на Грейнджер. Кажется, та собиралась с мыслями. — Не боишься, что тебя увидят в моей компании? — поинтересовался Драко, чуть склонив голову набок. Похоже, ее это немало удивило. — А ты? «Я?» Вряд ли его репутация может стать еще хуже, чем есть. Тем более от общества героини войны. Драко ни разу не задумывался об этом, но сейчас вдруг вспомнил слова Блейза о выгоде. Почему-то стало тошно. — Ты хотела что-то показать? — проигнорировав ее вопрос, спросил он. — Да, — тихо ответила Грейнджер и, откашлявшись, повторила чуть уверенней: — Да. Используй легилименцию. — Прямо сейчас? — Да. — Уверена? «К чему вообще все эти любезности?» — сварливо поинтересовался внутренний голос. Грейнджер упрямо кивнула. «Что ж. Пусть так». Она посмотрела Драко прямо в глаза, всем видом показывая, что открыта, как книга. Он сосредоточился и уже хотел было потянуться за палочкой, но вдруг почувствовал знакомый нырок в темную воду. Что это? Неужели у него получилось без палочки? ...Задумываться над этим не было времени, потому что Драко оказался в темной маленькой комнате. На узкой кровати спит Грейнджер. И хмурится, совсем как в тот раз, когда он впервые применил к ней легилименцию. Одного взгляда достаточно, чтобы понять — ей снится кошмар. Пару раз ее рука дернулась во сне, а в следующее мгновение она с криком села на кровати, зажав ладонями уши. Почти сразу с легким скрипом распахивается дверь и в комнату вбегает стройная женщина с собранными вверх волосами. Такими же густыми, как и у самой Грейнджер. И только сейчас Драко обращает внимание, что стены в комнате в тот самый мелкий цветочек. — Гермиона, милая... — лепечет женщина и садится рядом, обнимая Грейнджер за плечи. — Все в порядке, мам, — отдышавшись, отвечает та и натянуто улыбается, всем видом стараясь показать, что ничего страшного не случилось. — Это просто сон. — А может, все-таки... — Нет, — Грейнджер качает головой, — я уже объясняла. С обреченным вздохом женщины картинка размывается, и вот Грейнджер уже стоит в комнате, напоминающей рабочий кабинет, и читает названия книг. Выбрав одну из них и полистав, она, не задумываясь, кладет ее к себе в сумку. В следующую секунду Грейнджер, Уизли и Поттер, одетые в пижаму, сидят на полу в крошечной уродливой красно-рыжей комнате вокруг маленького низкого столика, на котором лежит та самая книга. — Посттравматический синдром, значит? — осторожно спрашивает Поттер. — Посттравматическое стрессовое расстройство, — уточняет Грейнджер, хотя разницы Драко не понял и сейчас, наверное, выглядит так же глупо, как и Уизли. — Мы можем чем-нибудь помочь? — снова подает голос Поттер. — Лекарства там или... Грейнджер мотает головой, перебивая его: — Лекарств без рецепта мне никто не продаст, а рецепт не получить, пока я не посещу врача. — А в чем проблема? — спрашивает Уизли, и Драко с удивлением отмечает, что тот умеет быть серьезным. — Полагаю, в том, — начинает Поттер вместо нее, — что мало какой магл поверит, что Гермиона пережила Магическую войну. — Скорее уж в психушку упрячут, — натянуто улыбнувшись, добавляет Грейнджер. — А ты уверена, что не ошиблась с диагнозом? — уточняет Уизли. — Ну, все указывает на это, — она закусывает губу и делает глубокий вдох, словно перед прыжком в воду, — кошмары, постоянная бдительность и спонтанные воспоминания. А еще... Тут она пускается в объяснения с кучей терминов, в которых Драко мало что понимает, и даже радуется следующему вопросу рыжего, который почему-то обращается к Поттеру, а не к ней: — Ну, это… Если она увидит женщину, похожую на Беллатрису, то у нее крыша съедет, да? — Рон! — пинает друга Поттер, и тот, насупившись, принимается растирать плечо. Грейнджер лишь невесело смеется. — Что-то в этом роде. Но это не обязательно должна быть она. Это может быть и обычный крик на улице, шум, в общем, что угодно, хоть как-то напоминающее о... — она запинается. — О поместье Малфоев и том, что там с тобой случилось, — мрачно заканчивает за нее Поттер. Грейнджер кивает. — Глупо скрывать это от вас. Мы столько лет вместе… — А ты не думала, как отправимся в Хогвартс, сходить к мадам Помфри? — спрашивает Поттер. — Наверняка волшебники тоже это лечат. — Я сама в состоянии приготовить Умиротворяющий бальзам, поэтому нет! — распахивает глаза Грейнджер. — Еще не хватало, чтобы меня в Мунго упекли! Я не хочу лежать там же, где Локхарт, пока со мной будут разговаривать… как со слабоумной! Она вскакивает, намереваясь уйти, но Поттер в мгновение ока оказывается рядом и со всей силы обнимает ее, прижав к груди. Уизли разочарованно опускает руки, видимо, ругая себя, что не среагировал так же быстро. Грейнджер, после недолгого сопротивления, все-таки расслабляется, уткнувшись носом в его растянутую футболку. — Если понадобится наша помощь, — шепчет Поттер ей в волосы, — какая угодно, будь то ингредиенты для бальзама, книга по этой теме, выговориться или… да хоть просто шоколадка, ты только скажи. Договорились? — Конечно, — она улыбается. И, не поднимая глаз, прижимается к нему сильнее... Драко не сразу понял, что воспоминание закончилось и что он смотрит куда-то сквозь Грейнджер. Когда его взгляд наконец сфокусировался, она смущенно отвела глаза. — Я хотела извиниться за свою реакцию в тот вечер. Понимаю, то, что ты увидел, это слабое оправдание, просто... — похоже, она не находила слов. «Слабое оправдание?!» Драко без преувеличений был в шоке. Мало того, что Беллатриса довела ее до такого состояния — хорошо хоть не до состояния родителей Лонгботтома, — а он не догадался об этом, так Грейнджер еще и сама открылась ему. Кто еще об этом знает? Ее мать. Вероятно, отец. Поттер и Уизли. Самые близкие. Почему она показала ему? Неужели из-за чувства вины за случившееся? Но ведь она могла бы наплести что угодно, а раз так не поступила, то что это? Доверие? Хотя, разве она попросила бы его научить ее окклюменции, если б не доверяла? Выводы напрашивались сами собой, но он правда не знал, что и думать. От этой тишины Грейнджер казалась такой несчастной, что Драко с трудом переборол идиотский порыв обнять ее так же, как Поттер. Вряд ли это было бы уместно, после того, как она сбежала в прошлый раз. Грейнджер, прикусив губу, рассеянно смотрела куда угодно, только не на Драко. Сейчас ее внимание привлек блестящий жук, ползущий по золотистой поверхности вредноскопа. Ей неловко и стыдно, нет никаких сомнений, но Драко понятия не имел, как себя вести. Поэтому, даже не пытаясь перефразировать, сказал то, что первым пришло в голову: — Мне жаль, — максимально тихо, будто боясь спугнуть. Гермиона пораженно подняла глаза. «Кажется, я совсем тебя не знаю, Драко Малфой», — подумала она, когда вдруг поняла, что рука сама потянулась к его ладони, покоящейся на подоконнике. Он, по закону подлости, это заметил, но Гермиона вовремя одумалась, убрав руку в карман мантии. На неловкие взгляды времени не хватило — за дверью послышались шаги. «Снова сбежать? Ну уж нет. Не хочет, чтобы их видели вместе — сам отойдет». Но он стоял неподвижно, так внимательно изучая ее лицо, что Гермионе снова стало не по себе. Первым в кабинет зашли Гринграсс и Блейз. Забини лишь приветственно махнул им обоим, Дафна даже не удостоила их взглядом. За ними следовали Симус с Дианой и Гарри с Джинни. Дин плелся рядом с Роном, что-то ему рассказывая, пока к тому на руку прилипла Лаванда. Завидев Гермиону с Малфоем, Рон быстро высвободился от подружки, направившись к своему столу, и, бросив на Драко убийственный взгляд, обратился к Гермионе: — Это не твоя парта. — Я и сама знаю, где моя парта, — вздернув подбородок, ответила Гермиона. — Да, Уизли. Грейнджер очень… — голос Малфоя стал ниже, — самостоятельная, — произнес с нажимом. У Гермионы даже рот открылся от возмущения, щеки поспешили порозоветь. Она уже чуть ли не вслух выругалась, но вдруг увидела, что тот довольно ухмыляется. «Оттаял…» Рот закрылся сам по себе. Гермиона с силой сжала губы, чтобы не улыбнуться в ответ, и, подхватив сумку, быстро отправилась на свое место, смотря исключительно под ноги.

* * *

Зажимая рану на руке, он, стискивая зубы, бросил огромную тушу в рваной, поношенной одежде на пол и быстрым взмахом палочки закрыл дверь. Черт с ней, с раной, пока все защитные и отталкивающие заклинания не будут установлены, это наименьшая проблема. Главное сейчас — ему удалось! Да, черт возьми! Гонялся за этим… — он посмотрел на грязного мужчину без сознания у своих ног — уродом не один месяц. Крепкий, гад. И сообразительный, раз смог скрываться так долго. Но, как говорится, хочешь большую ложку — бери большую лопату. Оно определенно стоило тех усилий, которые он потратил на поиски и погоню. И одна-единственная рана — наименьшая плата. Но болит, зараза. Бросив на валяющегося мужчину брезгливый взгляд, он взмахнул палочкой, произнося очищающее заклинание. Еще не хватало, чтобы дом пропах… Мерзость, тот еще и обмочился. «Трусливая мразь». Скинув черную мантию и убрав волосы с лица, он направился в ванную комнату. Благо, на полках всегда было достаточно бутылочек с бадьяном. Да и вообще зелий немало, на все случаи жизни. Он посмотрел на себя в зеркало и тут же усмехнулся. Бэтмен. С катушек, что ли, съехали? Сходства не больше, чем у пикси и норвежского горбатого. Может, еще и рожки приклеить к капюшону? Детский сад, ей богу. «Ай, черт с ним, не бывает плохой рекламы». Оттерев набежавшую в ладонь кровь, он тщательно вымыл руки. Взглянул в зеркало. Нет, так не пойдет, слишком усталый вид. Хотя, вряд ли в ближайшее время ему предстоит показывать свое лицо. «Как и лицо этого… — подумал он, выглянув из ванной в коридор. — Показывать его еще рано, а держать у себя дома — затратно». Не то чтобы он был жадным, нет. Просто кормить этого недочеловека он вовсе не горел желанием. Но тот нужен ему живым, несмотря на то, что вряд ли владеет полезной информацией. Выйдя в прихожую, он сел на корточки перед мужчиной и посмотрел на его лицо. Чуть осунувшееся, со смятой щетиной и прилипшими грязными волосами, слегка тронутыми сединой у висков. Допрыгался. — Что же мне с тобой делать? — задумчиво произнес он, оглядывая дом в поиске места, где поселить вынужденного гостя. Наверное, подвал бы сгодился, но в его доме не было такой роскоши. Оставалась только кладовка. Сейчас нужно сосредоточиться на менее глобальных вещах. Самое сложное еще впереди, нужно только найти поддержку. Пусть даже на расстоянии. «Лишь бы люди понимали, что все это — ради общего блага».