Война убеждений

Рука, покоящаяся до этого в ладони Малфоя, теперь мерзла в разы сильнее. Наверное, дело было в банальном перепаде температуры, но Гермионе казалось, что в эмоциональном контрасте. Она не была в этом уверена, но знала точно — давящее на уши молчание с тех пор, как они вдвоем вышли из леса, только усиливало этот эффект. И молчание это — пусть и не было неловким — увы, тянулось до самого замка. Шагнув в тепло главного вестибюля и не обнаружив там ни души, Гермиона облегченно перевела дыхание. Хотя, чего она ожидала? Оставшись еще на некоторое время посмотреть на фестралов, они вернулись всего за пять минут до отбоя. И то только потому, что шли быстрым шагом — иначе бы вовсе опоздали. Странно, но спускаясь в подземелья, Гермиона почувствовала себя куда спокойней — привыкшие за время прогулки к темноте глаза слишком сильно сопротивлялись яркому освещению холла. Зато в подземельях всегда царил приятный полумрак. От этой мысли захотелось рассмеяться. Правда смешно. Гермиона Грейнджер — и радуется темноте! А может, она радуется, потому что в темноте Малфою не так заметно, как сильно от быстрого шага у нее раскраснелись щеки и растрепались волосы? Гермиона невольно вспомнила ту девушку со Слизерина — сестру Дафны Гринграсс. Как она играла с Малфоем в шахматы. Как мило ему улыбалась. И как он смотрел на нее. «Вот у нее гладкие волосы. Светлые, блестящие. Волосок к волоску. Идеальные». Стоило Гермионе от этих мыслей тяжело вздохнуть, Малфой коротко оглянулся и мазнул по ней странным взглядом, но ничего не сказал. Однако завернув на ближайшем повороте направо, где вдалеке уже можно было разглядеть каменную стену, ведущую в гостиную, процедил сквозь зубы: — Иди первая. Я позже. Секунда и — пуф! — прекрасного момента откровенности этого вечера, так трепетно гревшего изнутри, как не бывало. Искренность — такая редкая и оттого такая ценная — рассыпалась у ног по каменной кладке. Как песок. Гермионе даже подумалось, что Малфой сейчас возьмет и спляшет на нем — в доказательство того, что все это ничего не значило. А ведь это все чертов мозг. Слепо связал последнюю реплику Малфоя с размышлениями о волосах сестры Дафны. «Он стесняется появляться со мной на людях…» — рука машинально прошлась по волосам. Сжав губы и отрывисто кивнув, Гермиона, гордо вздернув подбородок, широким шагом направилась вперед. Шаг. Ни слова не сказав. Шаг. Не обернувшись. Шаг. До боли кусая губу. Чтобы ни в коем случае не моргнуть. Ведь тогда слезы от горькой, такой примитивной женской обиды, наполнившие глаза, тотчас обожгут замерзшие щеки. — Стоять! — рявкнул он, заставив Гермиону вздрогнуть от неожиданности. И остановиться. Но не обернуться. Показать Малфою, что ее задевают такие глупости? Ха! Вот еще! Тем более, даже в таком повороте событий можно найти светлую сторону. Например... Например, Гермионе это только на руку, ведь снова ругаться с Роном нет совершенно никакого желания, верно? А ругаться бы непременно пришлось, увидь он, как она заходит в комнату вместе с Малфоем. — Что? — Гермиона сама удивилась, что голос не дрогнул. Правда, прозвучал на октаву выше. «Что... Что?!» — Драко искренне не понимал, что сделал не так. Какого черта вообще? Разве это он оглядывался по сторонам, страшась быть замеченным? Разве он вздыхал от осознания того, что сейчас вместе придется зайти в комнату? Да Драко одолжение ей сделал! И вообще, отвернись Грейнджер на долю секунды раньше, он бы и не заметил, что ее губы дрогнули перед тем, как упрямо сжаться. «Первый признак того, что девушка сейчас расплачется», — Драко и усмехнулся бы, что знал о такой элементарной штуке, но не стал. И что тогда? Снова недели игнора? Каждодневные игры в гляделки? Или, точнее, игры в я-на-тебя-не-смотрю и я-же-блять-гордая. Драко на мгновение прикрыл глаза, собирая все терпение в кулак. И сжимая этот самый кулак — для верности. Он даже не сразу понял, что уже догнал ее. Осознание наступило тогда, когда носа коснулся цветочный аромат ее шампуня. Или духов? Драко вдохнул поглубже. То ли чтобы понять, то ли чтобы запомнить. А Грейнджер — ну чтоб ее! — даже не обернулась, хотя наверняка чувствовала затылком его дыхание. — Спрашиваю, куда ты так понеслась? Она вздрогнула. Опять. «Да что с ней?» Гермиона и сама не понимала что. С каких пор она ведет себя как половая тряпка? Того и гляди можно будет над тазом выжимать. В последний раз она так обижалась на Рона, ведь ей действительно было не плевать, что он думает о ее внешности. Да, Гермиона уже давно призналась себе, что возможно — только возможно! — неровно дышит к Малфою. Но ставить эту привязанность на один уровень с ее первой настоящей влюбленностью? Простое «да» никак не укладывалось в голове, потому что где-то на краю сознания Гермиона понимала, что это не так. Потому что это куда больше, чем просто «неровно дышит». И слова Малфоя задевают куда сильнее, чем брошенное Роном: «Ни с кем ты не идешь! Ты просто так сказала, чтобы отвязаться от Невилла!», когда тот не поверил, что ее мог пригласить на Бал хоть кто-то. От мысли, что Малфой в какой-то момент стал ее задевать сильнее, чем Рон, захотелось рухнуть и завыть как раненый зверь. А потом истерично рассмеяться оттого, что измеряет свои привязанности обидами, а не радостями. Так глупо, Моргана ее задери! — Ты сказал — иди. Я пошла. В чем проблема? «Ага, послушалась. Как какая-то собачонка», — нервно усмехнулась Гермиона. — Повернись. «Давай, давай, повернись! Слушайся хозяина!» — съязвил внутренний голос, против воли заставив ее усмехнуться уже вслух. Гермиона поспешно прижала руку к губам, но уже было поздно. Малфоя же, судя по всему, ни капли не забавляла эта ситуация. Схватив Гермиону за плечи, он рывком развернул ее к себе и заглянул в лицо, в котором — Гермиона даже боялась думать, как сейчас выглядит — была странная помесь из рвущегося наружу истерического смеха, обиды, злости и еще чего-то такого, отчего хотелось повиснуть на шее Малфоя безвольной тряпичной куклой. Или треснуть его. Хорошенько так. — Да что с тобой? «О, если бы я сама знала!» «А ну возьми себя в руки!» — проснулся здравый смысл, рявкнув так, что Гермиона едва не подпрыгнула. Что с ней? Она сейчас скажет что! — Лучше отойди. А то, не дай бог, кто-нибудь тебя увидит рядом, пока я… — Пиздец. «…так выгляжу». — Что? — возмущенно дернув плечами, выпалила Гермиона. — Разглядел поближе? Все оказалось еще хуже, чем думал, да?! Ну так отойди! — Грейнджер, — чуть не поперхнулся Малфой, — вот уж не думал, что ты умеешь вести себя как… — КАК?! И Малфой… рассмеялся. Все-таки отпустил ее, делая шаг назад. Будто не веря в происходящее. Гермиона не сразу поняла, что смех был совершенно беззлобным. Более того — она вообще никогда не видела, чтобы он так искренне веселился. А как поняла — открыла рот, не в силах произнести хоть что-нибудь. Что смешного в том, что она сказала? — Ты умеешь вести себя как… девушка? — наконец выдавил он. «Гермиона! Ты — девчонка», — так некстати вспомнилась нелепая реплика Рона. Только сейчас она произвела обратно пропорциональный эффект. — Рада, что тебе весело, — буркнула Гермиона, чуть смягчившись, — а если серьезно — отойди. Сам же сказал, что я первая иду. — Чтобы твой рыжий олух нас не заметил. — Рон не олух, и… «Он что, в мыслях у меня побывал?» — …не смей залезать ко мне в голову! — Даже не думал, — удивленно поднял брови Малфой. — Но у тебя все на лице было написано, стоило только в замок зайти. Чуть шею себе не свернула, оглядываясь, будто он может прятаться за ближайшим углом. — Неправда! — вырвалось само по себе, прозвучав слишком по-детски. — А это не он стоит за той колонной? — Малфой указал пальцем куда-то за спину Гермионе. — Ха-ха, — хмыкнула она, не поведясь на провокацию. Не хотелось признавать, но Малфою, хотел он этого или нет, действительно удалось ее развеселить. Мозг — ну зачем? — снова провел мини-анализ, отметив, что Рон ни разу даже не пытался сделать хоть что-то подобное. И заставил Гермиону еще больше разозлиться на друга. «Может, хватит их сравнивать?» — одернула себя она. — То есть ты сказал это, только чтобы… Рон не видел? — А ты думала почему? — хмыкнул Малфой. — Я… О, нет. Она не признается. Даже под прицелом десятка палочек. Не теперь, когда причина, оказывается, была настолько простой. Стало смешно за свои мысли. И стыдно. — Я подумала, — кашлянула Гермиона, — что тебе не хочется, чтобы нас видела Паркинсон. — Ты ведешь список? — Что? — не поняла она. — Список того, как часто я говорил, как ты отвратительно врешь? — Я не… «Отвлеки его!» — Может, и вру, — чуть наклонила голову Гермиона, делая шаг к Малфою. Он замер. — Грейнджер, что ты… Она довольно улыбнулась. Как, оказывается, просто сбить его с мысли! Гермиона медленно, словно во сне, приподнялась на цыпочки, но так и не дотронулась до Малфоя ни рукой, ни губами. И, лишь поймав на коже его дыхание, отступила назад, придав взгляду максимальную безмятежность, на которую была способна. — Ты… — Малфой оказался рядом меньше чем за секунду. Схватив Гермиону чуть выше локтя, притянул к себе, — не смей, — выдохнул в губы, — больше так делать. А то я за себя не отвечаю. Поняла? Несмотря на то, что вся ситуация в целом была довольно игривой, Гермиона, дернув рукой в попытке вырваться, уловила стальные нотки в голосе Малфоя, поэтому кивнула — от греха подальше. Драко вполне удовлетворила эта реакция. Вдруг каменная стена шумно отодвинулась, и на них чуть не вылетел Томас, ошарашенно замерев лишь в паре футов. Забавная, должно быть, ему представилась картина — Драко, грозно нависший над Грейнджер, держа ее за локоть. И Грейнджер, смотрящая на Драко снизу вверх, пытаясь вырвать эту самую руку. — Э-э-э… Гермиона, у тебя все в порядке? — А что, не заметно? — саркастично осведомился Драко, но Грейнджер не отпустил. Его немало забавляла эта ситуация. Да и, что греха таить, было интересно посмотреть, что Грейнджер намерена делать. «Пусть считает это маленькой местью», — ухмыльнулся Драко. — Да, Дин, мы просто… — еще раз дернула рукой и, кажется, даже выругалась, — разгова… — еще попытка, — …риваем. Томас недоверчиво сощурился, но спорить не стал. — Вообще-то, я искал тебя. Это почему-то мгновенно взбесило, заставив всю веселость испариться. Драко раньше никогда не задумывался о других гриффиндорцах, а ведь Грейнджер со всеми общается. Поттер и Уизли — там все понятно. А Томас? Финниган? «Ага, ты бы еще к Лонгботтому ее приревновал», — хмыкнул внутренний голос. «Это не ревность!» — чуть не прошипел Драко вслух. — Меня? А… что-то случилось? — Да я тоже зелье это выпил, и… Слушай, прости, ладно? Э-э-э… — Томас покосился на Драко, точно не уверенный, стоит ли при нем говорить. Но поняв, что Малфой никуда не уйдет, продолжил: — Фотографии с твоего дня рождения. Я их проявил, убрал в сумку и совсем забыл! В общем… вот. Он протянул Грейнджер пухлый конверт. — О… Спасибо, — она приняла его свободной рукой. — Ну, я… — Иди, — посоветовал Драко, но только идиот не расслышал бы в обманчиво-мягком тоне угрозу. — Подпевалам своим указывай, — с брезгливостью взглянув на Драко, выплюнул Томас. И, едва удержавшись, чтобы не скривиться, обратился к Грейнджер: — У тебя точно все в порядке? — Точно, — кивнула она, предприняв еще одну слабую попытку вырваться, и Драко только сейчас заметил, что ее щеки покраснели сильнее. То ли от смущения, то ли от усилий, — я скоро приду. — Ладно, — Томас снова настороженно взглянул на них, но все-таки повернулся к стене, — Сила в единстве. Едва он скрылся в проходе, Грейнджер возмущенно выкрикнула: — И как это понимать?! Признаться, Драко не ожидал такой бурной реакции, оттого и отпустил ее. На мгновение потеряв равновесие, Грейнджер взмахнула рукой, и из конверта вылетело несколько фотографий. До того, как она наклонилась, чтобы собрать их, Драко поднял ту, что приземлилась у его ног. Со снимка на него смотрела радостно улыбающаяся, сидящая боком на метле Грейнджер, смущенно скрестив ноги. Лучший момент ее дня рождения, не считая того пьяного поцелуя в коридоре. — Отдай! — собрав с пола остальные снимки, потребовала она, вставая. Но Драко уже поднял руку вверх. Потянувшись за ней, Грейнджер, кажется, сама того не понимая, прижалась к нему в попытке — бессмысленной, к слову — дотянуться до фото. Он же, воспользовавшись моментом, обвил ее талию свободной рукой и, ухмыляясь, произнес: — Нет. Эта — моя.

* * *

Теодор Нотт с глухим рыком прикрыл глаза. Панси, все еще извиваясь, вцепилась своими короткими ноготками ему в руку. Облизнув полные губы, громко простонала и, сделав последнее движение бедрами навстречу, уткнулась влажным лбом ему в плечо. — Панс, ты мне руку оторвешь, — еле слышно пробормотал Тео. — М-м-м... хм... — Очень содержательно, — усмехнулся он. Она же, судя по вялому возражению, не сразу поняла, что он сказал. Но спустя пару секунд все-таки разжала его руку, оставив на ней маленькие красные полумесяцы. Нотта бесила эта ее привычка, но в сравнении с плюсами была настолько незначительной, что просто меркла. Все меркло рядом с Панси. Даже его идиотская увлеченность этой гриффиндорской шлюхой Браун. Как ему вообще могло это прийти в голову? Ну, то есть она, конечно, очень красивая, да и чистокровная… Но блять! Она же выбрала Уизли! Какой же надо быть для этого пустоголовой? И ладно, у гриффиндорцев нет такого понятия, как предатель крови, но разве не достаточно того, что он самый конченый придурок на всем курсе? Ну, после Лонгботтома. Однако стоило Тео увидеть Браун — и голос разума затыкался, а мозг отчаянно начинал воображать, как он наматывает ее светлые вьющиеся локоны на кулак и притягивает к себе. Желательно к ширинке. Хорошо, что Панси постоянно рядом и помогает ему выкинуть из головы эту дурь. Они снова заперлись на четвертом этаже в кабинете Флитвика. Хотя, зайди он сюда, коротышка в миг бы схлопотал сердечный приступ, наткнувшись на прелестнейшую картину: как Панси, оседлав сидящего на профессорском стуле Нотта, обнимает его ногами за талию и тихо мурлычет какие-то милые, но совершенно бессмысленные глупости. Панси всегда так делала, когда ей что-то было нужно. А Тео что, дурак отказываться? Да за такой секс любой нормальный парень умереть не пожалеет! — Как думаешь, — хихикнула она, — мелкий опять ничего не заметит? — Хер его знает, — пожал плечами Тео, — наверное, снова решит, что это Пивз. И то не факт. В этот вечер они почти ничего не повредили. А вот неделю назад, например, разбили любимую чернильницу Флитвика. Было забавно потом наблюдать, как он, горемычный, терзается. Но вдвойне смешней было смотреть, как он садится на лакированный стул, когда накануне там чуть ли не отпечаталась голая задница Нотта. Каждый раз сидя на заклинаниях, Тео и Панси заговорщически переглядывались и тихо хихикали. Дафна даже обижалась, мол, Панси не говорит, что тут смешного. Еще подруга, называется! — Ты уже подумал? — наконец спросила она, все еще улыбаясь. — Думать, когда в тебе до сих пор мой член, несколько проблематично, ты знаешь? Потеревшись носом о его плечо, Панси встала и, развернувшись максимально медленно, потянулась за трусиками. О, это был отличный вид, но Тео не составило труда понять, что это было сделано лишь с одной целью — показать, какая у нее классная задница. Будто он никогда не видел! Да сияющие в лунном свете ягодицы буквально кричали: «Смотри! Смотри и цени это!» И Тео ценил. Нет, правда ценил. Хоть и понимал, что Панси им попросту пользуется. Он был не против. Да и кто бы устоял на его месте? К тому же, кто кем пользуется — еще вопрос. Нотт называл это взаимовыгодным сотрудничеством. Разве исподтишка наслать на Ромильду Вейн заклятие волдырей за неудачную шутку или достать ирландскую гадюку такая большая плата за то, чтобы иметь Панси тогда, когда ему заблагорассудится? Хотя, если по-честному, это скорее она его имела. Паркинсон обожала быть сверху. — Так легче думается? — В разы, — кивнул он, натягивая брюки, и ухмыляясь наблюдал за ней. Наглая все-таки девка. Напоминает об условиях, еще даже не стерев с бедер сперму. Наверное, любая другая девчонка показалась бы в этих обстоятельствах гадкой, но только не Панси. Панси обладала каким-то совершенно невероятным равновесием между похотью и ангельской милотой, которая почти — почти! — затмевала ее дрянной нрав. Тео не знал, как это называется, и хотя наверняка оно имело название, попросту величал «болезнью характера». Вроде бы, Паркинсон не была дурой. Могла рассчитывать все наперед. Ну, более-менее. И отдавала себе отчет в том, что то, что она творит, — до добра не доведет. Но если ей взбрело что-то в голову, легче усмирить течную дракониху, чем отговорить ее. — И что? Нотт застегнул пряжку ремня. Стряхнул несуществующую пыль с рубашки. Да, он пытался подражать жестам Малфоя в его лучшие, так сказать, годы. Получалось весьма неплохо. Вряд ли Панси можно было этим провести, но ей, кажется, все равно нравилось такое поведение. Либо же она искусно делала вид. — Зелье достану. А вот заклинание — выпутывайся сама. — Но я же говорила, что моя палочка под надзором! — вспыхнула она, но, взяв себя в руки, усилием воли придала голосу бархатистости: — Тео, ну ты же согласился со мной. Да и сам все видел. — Видел, — кивнул Нотт, — но не понимаю, какой смысл в наказании, если не знаешь, что это наказание? — А тебе мало того, что я получу от этого удовольствие? Да и ты тоже. Только представь, как будет забавно! Она своими руками… — Панси лукаво улыбнулась. — К тому же, формально это даже не будет преступлением. Будет — не будет, какая разница? По головке все равно не погладят. — А ты подумала, что будет, узнай кто, что я использовал Непростительное? — Не на человеке же! — фыркнула Панси, сморщив носик. — Да за такую мелочь даже в лучшие времена в Азкабан не сажают. А сейчас, сам знаешь, как он переполнен. Видел, что творится в Лютном? Да мелкие воришки бушуют направо и налево — а Министерству плевать. Это правда. Мракоборцы сейчас были сосредоточены на том, чтобы выловить всех Пожирателей, а до остальных преступлений им почти нет дела. Да и кто станет сажать лживых репортеров или браконьеров, торгующих волосами единорога, когда на свободе еще осталось достаточно Пожирателей вроде Долохова? Нотт задумался, как же Антонину удалось так облажаться, что его выследили, но Панси, не теряя запала, продолжила: — Признай, что я права. Тео хмыкнул. Да, права. Но и риск никто не отменял. Может, Азкабан ему и не светил бы, а вот исправительные работы после школы — вполне. Косой Переулок — далеко не единственное место, где осталась целая куча домов и магазинов, по сей день требующих ремонта. С пренебрежением глядя на судей на слушании, Нотт и так с трудом избежал правосудия. Спасло его лишь отсутствие Метки. И сейчас такая перспектива ему совсем не улыбалась. Но ведь это только при плохом исходе. При хорошем же... — Ты уверена, что правда хочешь этого? Глаза Панси плотоядно заблестели. — Это значит да? — Это значит я подумаю. — Да ты уже неделю думаешь! — не выдержала она. О, Панси всегда бесилась, если почти получала то, что хотела, но в последнюю секунду этого лишалась. Все-таки порой ей катастрофически не хватало терпения. Это огромный минус для слизеринки. Нотт неопределенно хмыкнул, мол, и что с того? Она же не невинную шалость ему предлагала. — Тебе напомнить, что я тебе подарила? Тео чуть не рассмеялся в голос. Нашла о чем вспоминать! — Не преувеличивай своего значения. Мы оба знаем, что ты просто не хотела ложиться под Драко целкой. От ее щек мгновенно отлегла краска. Обычно ведь люди краснеют, когда злятся, да? Так вот Панси и здесь умудрилась выделиться. Она уже занесла руку, чтобы залепить ему звонкую пощечину, но Тео ловко перехватил ее руку за запястье. — Отпусти! — гневно взвизгнула она, попытавшись наступить каблуком ему на ногу. Ну и что с того? Отчего вдруг решила взбеситься на правду? Да, она попросила Тео на пятом курсе лишить ее девственности. Опять же, он что, дурак отказываться? С тех пор у них и пошли эти самые отношения. Она ему потрясающую ночь, он ей — то, что она пожелает. А учитывая, что не такие уж у нее и сумасшедшие просьбы, это совсем не напрягало. Странно, но язык даже не поворачивался называть ее шлюхой, ведь спала она только с ним и со своим «официальным парнем», пока тот не кинул ее в начале этого учебного года. Хер знает, о чем думал Малфой в этот момент. И у кого же Панси снова искала утешения? Конечно у Нотта. В разломанном пыльном кабинете, где до сих пор на стенах осталась сажа от огненных заклинаний, а под ногами хрустели обломки камней. После минуты неравной борьбы Паркинсон уже была прижата к нему спиной и тяжело дышала. Тео не знал, являлось это поражение частью ее плана или нет, но терлась о него ягодицами она весьма однозначно. Хотя, конечно, просто делала вид, что вырывается. Но Тео, хоть и был выжат как лимон, все еще оставался восемнадцатилетним парнем, поэтому Панси уже вскоре вполне отчетливо могла почувствовать, что он снова начал возбуждаться. Прижав ее к себе покрепче, он отодвинул ее волосы носом и прошептал на ухо: — Не психуй. Я все сделаю. Она упрямо дернулась еще раз и замерла. — Но на то, чтобы достать зелье, нужно время. Дождемся подходящего момента. Панси притихла, окончательно перестав вырываться. И, словно ее заводил этот низкий шепот, теперь вполне осознанно прижалась к его члену, игриво потеревшись о него. — Договорились? — ухмыльнулся Тео. Он обожал видеть ее поражение. Или для нее это была победа? Плевать. От таких простых, типичных для их отношений ссор он не на шутку заводился. Вместо ответа Паркинсон мило улыбнулась и повернулась к нему, стоило Нотту только расслабить кольцо рук. Медленно облизнулась, потянув его за пряжку ремня. «Какая же она…» Он мягко запустил пальцы ей в волосы и так же мягко сжал их на затылке. Панси не нужно повторять дважды. Иногда казалось, что она знала, что Нотт хочет, куда лучше, чем он сам. Тео прислонился затылком к стене и в предвкушении прикрыл глаза. Оттого и не заметил за стопкой книг, на которой обычно стоял профессор Флитвик, скрывшееся любопытное привидение, смущенно закрывающее глаза руками.