* * *
Она обожала такие вечера, как этот. Когда в камине неспешно трещали поленья, наполняя комнату вязким теплом. Когда не нужно было делать уроки, потому что на носу рождественские каникулы. И когда Рон лежал рядом. Как сейчас — головой на ее коленях. Безмятежно и так... по-домашнему. Лаванда улыбнулась своим мыслям. С тех пор, как она подслушала — совершенно случайно, конечно! — обрывок их разговора с Гермионой, уже прошло несколько недель. И если в первые дни хотелось придушить их обоих, то потом... она передумала. Еще раз расставаться с ним из-за Грейнджер? Вот уж нет! И неважно, что их разговор все еще стоял в ушах: — Я... я болван, ладно? Конечно, я никогда не соглашусь с твоим решением и уверен, что есть другой выход… Но! — Рон поднял руки, не давая Гермионе возможности вставить хоть слово. Потому что она, кажется, очень хотела. — Но когда Гарри рассказал, все будто на свои места встало. Как кусочки этого… пузла. — Пазла. — Да неважно! — нетерпеливо отмахнулся Рон. — Просто я не думал, что тебе может помочь... он. Ну, с твоим состоя… — Я тебя поняла, — прервала его монолог Гермиона, тяжело вздохнув. Наверное, ей не хотелось обсуждать подробности. Лаванда, как ни старалась, так и не поняла, о чем шла речь. — Не злись на меня, хорошо? — Я всегда на тебя злюсь, — устало ответила Гермиона, немного улыбнувшись. Словно вспоминая какую-то старую шутку. То, как после этого Рон замялся, прежде чем неловко ее обнять, заставило Лаванду скрипеть зубами еще несколько дней. Именно тогда Рон начал интересоваться, все ли в порядке. Раньше он этого не делал. Да раньше он бы и не заметил, что она расстроена! Не важно же, что он стал внимательным только потому, что помирился с Гермионой, правда? Оказалось, когда у этих двоих все в порядке, он ведет себя совершенно иначе. Мягче, расслабленней. Даже нежнее. И пусть иногда вечерами предпочитает Лаванде общество друзей, но разве это большая плата за такие перемены? Сейчас же она даже не пыталась расслышать то, что он ей говорил, ласково перебирая ему волосы. В последние дни его любимой темой было «Гарри слетел с катушек! Он всю команду угробит своими тренировками!». Поначалу Лаванда заинтересованно кивала, но как только Рон стал повторяться, предпочла сосредоточиться на мягкости его волос под пальцами. Постепенно он расслаблялся, выдавая обрывочные: «...первый матч даже не наш!», «…а если Когтевран выиграет, то нам не придется играть со слизеринцами» и «…Монтегю и то своих так не гоняет». «Разве не гоняет?» — рассеянно подумала Лаванда. Парвати ей недавно хныкалась, что попытка снова встретиться с Малфоем не увенчалась успехом. Тот лишь бросил ей: «У меня тренировки», и был таков. Даже не взглянул потом ни разу. Наверное, не стоит ее расстраивать еще больше. Хотя вряд ли Парвати настолько уж симпатичен Малфой. Скорее, просто было обидно слышать отказ. Тем более в последнее время, когда Рон играл в шахматы с Гарри или делал уроки, Лаванда с Парвати нашли новую забаву: есть шоколад на глазах у Паркинсон. Кажется, Парвати испытывала от этого какое-то нездоровое удовольствие, учитывая, что слизеринка долгое время встречалась с Малфоем. А та… Лаванда не могла представить, каких усилий ей стоило не вцепиться им в волосы в ту же секунду. Никто не понял, что с ней происходит. Да и не сразу это стало заметно на самом деле. Паркинсон начала толстеть. Сильно толстеть. И если в первую неделю у нее получалось скрывать это юбками подлиннее, то скоро она по массе уже могла посоревноваться с Милисентой Булстроуд. Особенно комично это смотрелось при том, что Паркинсон все равно пыталась выглядеть хорошо. Вот только прежняя густая подводка теперь еще больше подчеркивала, какие же у нее маленькие глазки, — щеки-то увеличились раза в полтора. А уж когда Паркинсон была в Большом зале и угрюмо жевала сырую капусту, в то время как Гойл — почему-то едва заметно ухмыляясь — сидел неподалеку, с удовольствием поглощая мясной рулет, — Лаванда с Парвати не смогли удержаться, захохотав в голос. — Ну вот зачем мне летать по полю как угорелый, если я весь матч торчу у колец? — подытожил свой рассказ Рон, прикрывая глаза. Лаванда слегка улыбнулась, отрываясь от воспоминаний. Недальновидно было бы сейчас говорить, что Гарри просто очень хочет для Гриффиндора Кубок в этом году, что летать — очень важно для всей команды, а не только для охотников. И что вратарю нужно уметь быстро реагировать, а Рон порой все же пропускает квоффл. — Он очень строгий капитан, — серьезно заключила она. Такая формулировка будто бы подтверждала справедливость его слов и показывала, что Лаванда на его стороне. А Рону нравилось, когда его поддерживали. — Это точно, — довольно улыбнулся он, не открывая глаз. — К тому же... — говорить подобное почему-то было проще, когда он не смотрел, — ты так внушительно выглядишь на воротах... И пусть это никак не относилось к тренировкам. Пусть. Главное — Рон улыбнулся еще шире.* * *
Уже не чувствуя кончика носа, Гарри нервно барабанил замерзшими пальцами по грубым камням. Ни запах совиного помета, ни завывающий за открытыми окнами ветер, ни даже позднее время не способны были сейчас выгнать его из совятни. Потому что Гарри действительно ждал ответа. В белом мареве снега разглядеть темную министерскую сипуху не составило бы труда, если б не глаза, слезящиеся от холода. И переживание, стальными когтями сжимающее грудь. «Недостаточно оснований для обыска». Именно так ответил Кингсли. Еще, конечно, были извинения, что даже министр не всесилен, когда дело касается свободы слова в прессе в послевоенные времена, но черт! Недостаточно оснований. «Да как так-то!» Как может быть недостаточно оснований, если в журнале были цитаты Джинни и Малфоя? Слово в слово! Ох, как же Гарри ненавидел скрывать что-либо от друзей! Взять хотя бы то воспоминание, когда Волдеморт, разозлившись, снова смог вторгнуться к нему в сознание и показать, как заставлял Малфоя пытать Роули. Ясное дело, сейчас лучше не стоит говорить Гермионе о подобном, беря во внимание... что ей действительно стало лучше. Гарри было даже обидно, что он сам ничего не смог сделать, а Малфой, судя по всему, смог. Гермиона расцветала на глазах, хотя Гарри даже вообразить не мог, когда они с ним успевали видеться. Почти каждый раз, приходя на поле с командой, он заставал там Малфоя, в одиночестве отрабатывающего все новые и новые приемы. Одному Мерлину известно, откуда у него появилось столько упорства, ведь раньше он едва ли мог похвастаться этим качеством. И даже когда конец тренировок Слизерина совпадал с началом тренировок Гриффиндора, Малфой не шел к раздевалкам со своей командой, а летел куда-то в сторону опушки Запретного леса, где за густыми кронами деревьев скрывался из вида. Именно это его рвение и подталкивало Гарри брать как можно больше тренировок для команды. Буквально каждый свободный вечер. И похоже, это нравилось далеко не всем, потому что Джинни как-то сказала, что Симус пожаловался Рону, что Гарри стал бо́льшим фанатиком, чем Оливер Вуд. И пусть со стороны эта цепочка выглядела как испорченный телефон, вряд ли слова Симуса были далеки от правды. Даже Гермиона не раз говорила Гарри о том, что неплохо бы заняться уроками, ведь «до экзаменов осталось всего ничего, чуть меньше полугода!». Гарри, тяжело вздохнув, засунул замерзшие руки в карманы шерстяной мантии. Письмо с отказом Кингсли он получил уже давно. И просто... просто решил не расстраивать ни Гермиону, ни Джинни. Хотя Рон, конечно же, уже все знал. Но оставлять все так, как есть, он не был намерен. Что Скитер могла еще подсмотреть? Могла ли видеть, как Гарри и Джинни оставались после тренировок на поле под предлогом, что хотят еще отработать пару стратегий? Запросто. По спине тут же пробежали мурашки при мысли, что в одно прекрасное воскресенье мистер Уизли может открыть Ежедневный Пророк и подавиться теплым чаем, прочитав, что занимались Гарри с Джинни далеко не квиддичем. Что уж говорить о Гермионе. Скитер могла заработать колоссальную сумму на статье, как героиня войны... общается с Пожирателем. Произнести мысленно хоть что-то, кроме слова «общается», Гарри не сумел. А на какую сумму потянула бы история с Живоглотом? Да вариантов целая куча! Нельзя спускать все на тормозах. И он не спускал. Сколько уже Гарри бодался с Министерством? Он сбился со счета. Хорошо хоть сам Кингсли понимал, что Скитер способна на все, чтобы наклепать статью посочнее. И просил Гарри «подождать, чтобы можно было найти повод». И Гарри дождался. Выпуска сегодняшнего Ежедневного Пророка. Выпуска, из-за которого Гойлу и Невиллу до сих пор было не по себе. Выпуска, в котором Скитер заявила... — к горлу подступила тошнота, стоило вспомнить об этом, — что Невилл и Гойл… как бы… сблизились слишком сильно для просто приятелей. Что на фоне общего горя после войны нашли утешение друг в друге. И далеко не в дружеском смысле. Гарри передернуло. То ли от холода, то ли от отвращения. Как вообще можно печатать такие гнусные истории? Ведь у Невилла есть Луна! А Гойл… ну, он тоже вряд ли… того. Из этих. К счастью, долго думать об этом не пришлось — как только Гарри решил посильнее закутаться в мягкий шарф, на окно села слегка потрепанная министерская сова. «Ей бы пошли очки», — почему-то подумалось Гарри, пока он наблюдал, насколько важно она расправляет заляпанные снегом перья. Словно гордится тем, на кого работала. Отвязав письмо и посмотрев на имя адресанта, Гарри едва не расхохотался. Письмо было от Перси. «Ого, помощник заместителя министра!» — присвистнул Гарри, бегая по строчкам глазами и пропуская целые абзацы, в которых Перси петушился новой должностью. Похоже, он был жутко горд собой и не мог удержаться, чтобы не упомянуть об этом. Все как обычно. «…хочу еще раз подчеркнуть, что это строго конфиденциальная информация. Заместитель, поручая мне посвятить тебя в подробности, выразил надежду, что ты понимаешь, насколько важно все сохранить в секрете. От Рона в том числе. Я знаю, он твой друг, но когда речь идет о делах министерской важности…» «…я слышал, что ты хочешь поступить учиться на мракоборца, но может, задумаешься о карьере в Министерстве? Уверен, тебя будут рады здесь видеть. И если все-таки передумаешь, то напиши мне, я смогу тебя порекомендовать…» «Все такой же индюк!» — фыркнул Гарри. Прочитав по диагонали чуть ли не полпергамента самохвальства, он наконец-то нашел то, чего ждал: «…сегодня в два часа дня по лондонскому времени в съемной квартире Риты Скитер произошел обыск, вследствие которого были обнаружены записи диалогов таких студентов, как Невилл Лонгботтом, Ханна Аббот, Симус Финниган, Диана Милтон, Гермиона Грейнджер и Драко Малфой. А также преподавателя Защиты от Темных Искусств Борислава Велизара Крама. Про тебя, Гарри, там тоже была речь, и про Джинни…» «Вот же!» — Гарри гневно сжал кулак, игнорируя целые строчки возмущения, что «такое поведение неприемлемо». «…ты будешь рад услышать, что все данные были незамедлительно уничтожены, а Рита Скитер отправлена на слушание, где в ближайшие дни решится ее судьба. Заседание будет закрытым, потому еще раз прошу тебя не распространяться об этом. Обещать не могу, но скорее всего ее принудят к общественным работам. Несколько статей уже были готовы к публикации, в том числе про вас с Джинни! Вам нужно быть осмотрительней! Всем вам! Особенно передай это своей подруге Гермионе…» Гарри напрягся. «…про нее информации было больше всего. Даже несколько нечетких снимков, на которых, впрочем, ничего толком не было видно. Похоже, готовилась не статья, а целая книга, наподобие "Жизни и обманов Альбуса Дамблдора". Также передай Гермионе, что если она хочет построить карьеру в Министерстве, ей немедленно нужно оборвать все свои связи с Драко Малфоем. Его репутация не пойдет ей на пользу, можешь мне поверить. Береги себя, Гарри, не давай в обиду Джинни и постарайся образумить Рона. Ему не место в шутовском магазине. За Гермиону я не волнуюсь, она умная девушка. Но все же передай ей мои слова. С уважением, Перси». И как можно принести добрые вести и при этом так обгадить всех вокруг? — Мудак… — процедил Гарри, сжимая письмо. Главное — Гермиона и Джинни в безопасности. Скитер получит по заслугам. А Перси свое мнение может засунуть куда подальше.* * *
Один привычный взмах палочки — и дни недели, выведенные аккуратным почерком на плотном куске пергамента, расцвели каждый своим цветом. Гермиона всегда гордилась своим умением планировать время, вот только сейчас она составляла расписание не для себя, а для Гарри и Рона. Наивно было надеяться, что они станут им пользоваться, но все-таки оно могло хоть немного структурировать их день. Все как в старые добрые времена: Гермиона учится и делает все возможное, чтобы друзья не отставали в учебе, а они изо всех сил делают вид, что не лоботрясничают. В перерывах между тренировками по квиддичу и игрой в шахматы. Но сейчас это почему-то вызывает улыбку, а не раздражение, ведь несдача экзаменов уже не кажется катастрофой, а оценка Удовлетворительно по зельям — концом света. Хотя если Гарри хочет учиться на мракоборца... Гермиона провела пальцем по выведенным буквам, проверяя, высохли ли чернила. Полюбовавшись результатом работы еще немного, убрала свежие расписания в сумку и взглянула на часы. Через полчаса библиотека закрывается, а значит, она успеет еще разок по-быстренькому перечитать тот параграф, на который МакГонагалл просила обратить особое внимание. Ведь завтра — последний учебный день перед каникулами, и профессор вполне может дать неожиданную проверочную, и... — Я же сто раз говорила, чтобы ты вот так не подкрадывался! — прошипела она. Возмущение вышло на зависть искренним, хотя сердце екнуло, кажется, до самого горла. Гермиона как обычно не услышала его приближения, но запах одеколона узнала преотлично. И даже почти почувствовала, как острый подбородок завис в дюйме от ее плеча. — Трансфигурация носовых хрящей, — пробежавшись взглядом по заголовку параграфа, прочитал вслух Малфой. И что у него за привычка такая, появляться настолько неожиданно и настолько... желанно? — Тебе бы тоже не повредило иногда читать то, что задают. Слуха коснулся тихий смешок над самым ухом и шелест мантии. Гермиона буквально затылком почувствовала, как он ухмыляется. Неужели она так явно показала, что рада его видеть? И ведь даже головы не повернула! — До отбоя час. Какое оправдание заготовила для дружков на сегодня? Она услышала, как он сделал шаг назад. — Не называй их так, — вяло огрызнулась Гермиона, сгребая свои пергаменты с заметками. И только тогда, когда последний был аккуратно сложен — неужели она специально тянула время? Обычно ведь всегда собиралась торопливо, — обернулась. Малфой, прислонившись плечом к стеллажу, разглядывал свои пальцы, но услышав щелчок сумки, поднял глаза. А Гермиона снова ума не могла приложить: это у него врожденный талант все время делать вид, что ему невыносимо скучно, или он тренировался перед зеркалом на протяжении восемнадцати лет? Чуть приподнятая бровь свидетельствовала о том, что вопрос он задал отнюдь не риторический. Гермиона вздохнула и встала. Повернулась. «И что ему ответить?» Она понятия не имела. Малфой и так прекрасно знал, что Гарри с Роном в курсе их редких встреч. То в библиотеке, то в коридоре, то на улице после травологии. Однажды они даже вместе вернулись в гостиную. Гарри тогда сделал вид, что не заметил, а в руке Рона едва не треснула пешка, которой он хотел разбить ладью. Но и только. К удивлению Гермионы, дальше он лишь вымученно улыбнулся, но будто бы... сочувствующе? Наверное. Словно Гермиона была на несправедливых отработках у Снейпа. А остальным, похоже, даже в голову не могло прийти, что их совместное появление неслучайно. Даже Лаванда с Парвати не переглянулись. «Ну да, кто в здравом уме станет проводить время в компании того, кто оскорблял тебя столько лет?» Порой Гермиона сама задавалась вопросом, все ли у нее в порядке с головой. Но голова в присутствии Малфоя почему-то упрямо не хотела работать. А вообще, за несколько недель они виделись с ним всего шесть раз. Но почти каждая встреча врезалась в память. Короткий диалог, молчаливая прогулка или внезапный поцелуй посреди пустынного коридора — и Гермиона как идиотка улыбалась перед сном в подушку. Ах да. Еще он дважды проникал в ее мысли. Без предупреждения, разумеется. Все это было так легкомысленно и так... глупо, да. Чертовски глупо, но почему-то прекращать эту глупость не было совершенно никакого желания. Даже думать о подобном не хотелось. — А ты откровенен с друзьями о том, как проводишь время? — повесив сумку на плечо, перевела стрелки Гермиона. Ей не хотелось обсуждать это. Правда не хотелось. Слишком уж скользкая тема. — Предлагаешь перед Грегом отчитываться? — хмыкнул Малфой, делая шаг вперед. Гермиона опасливо огляделась по сторонам. В библиотеке к этому времени осталась лишь пара когтевранцев курса с третьего-четвертого, но никто же не исключал возможности, что... —...кто-нибудь может увидеть, — прошептала Гермиона, перехватывая его руку, уже по-хозяйски сжавшуюся на ее локте. — И что? — безмятежно отозвался Малфой, притягивая ее к себе. — Не ты ли говорила, что тебе на это плевать? — Да, но... — Гермиона шумно втянула воздух и повела плечами, делая шаг назад. Когда бедра уперлись в стол, где еще десять минут назад она дописывала расписание для друзей, выдохнула: — Ох, я... не в библиотеке же! — Ужас, оскверняем твое святилище, да? И почему то, как Малфой вел себя с ней наедине, и то, как вел себя на публике, — две огромные разницы? — Не говори ерунды, я... — его рука легла ей на бедро, заставив запнуться. — Прекрати... Вышло неубедительно. Гермиона прикрыла глаза, чтобы не видеть, как его это развеселило. Она ненавидела, когда он так ухмылялся из-за ее... мягкотелости, стоило ему оказаться рядом! Будто было что-то забавное в том, как язык начинает заплетаться, когда он... Сумка съехала с плеча и ремень уперся в сгиб локтя как раз в ту секунду, когда Гермиона почувствовала на губах теплое дыхание. Все, что она успела сделать, — чуть повернуть голову. Потому что знала — поддайся она сейчас и... да мало ли этих "и"! В Выручай-комнате это привело к тому, что она проснулась с ним вместе совершенно голая. Ноги покрылись мурашками, когда его губы скользнули вдоль линии челюсти. — М-Малфой... — Гермиона сжала край его мантии. То ли чтобы оттолкнуть, то ли чтобы не рухнуть прямо на пол. — Не надо... Закусила губу, чтобы не издать ни звука, когда его зубы мягко сомкнулись у нее на шее. Правда ноги тут же предательски сжались, стоило теплой руке пройтись по плечу и скользнуть на затылок, словно придерживая. Но это было вовсе необязательно. Разве она могла сейчас куда-то деться? Нет. Конечно, нет. «Ай, к черту…» И Гермиона слегка откинула голову, подставляя шею. И снова. Снова эта его улыбка. Улыбка, будто он только что выиграл Кубок школы. Улыбка победителя. — Мерзавец… — она сказала это вслух? Неважно. Нет, правда неважно. Потому что она уже с силой сжала его плечо, словно боясь, что он исчезнет. А Малфой наконец-то оторвался от ее шеи и, все еще слегка улыбаясь, провел большим пальцем по нижней губе. Гермиона едва смогла сдержать непонятный порыв коснуться подушечки его пальца кончиком языка. Это было бы странно, наверное. «Пусть…» Она что, правда сама подалась вперед? Да, сама. Но не встретила никакого движения навстречу. Приоткрыла глаза, чтобы понять. Понять, что не так. Почему он… Сосредоточенный взгляд серых глаз напротив. …и яркая вспышка. Такая реальная, насыщенная… Он что, действительно решил проникнуть к ней в голову… СЕЙЧАС?! …Гермиона, облачившись в черное, совершенно непривычное для себя одеяние, изо всех сил старается не смотреть в зеркало. Лишь на грубые металлические застежки тугого корсета. И слишком открытое декольте, на которое падают сухие спутанные черные пряди. Такие неестественные, чужие. — Ну? — тихо, подавленно. Неуверенно. Так странно для Беллатрисы Лестрейндж. — Как я выгляжу? Гарри едва не кривится от отвращения, хотя очень старается это скрыть. Рон же не стесняется. Бьет наотмашь: — Чудовищно. Зато искренне. Невеселый смешок и нервная улыбка, впрочем, несколько сглаживают его тон… —…Какая муха тебя укусила? — оглядываясь по сторонам, словно понимая, что в любую секунду Рон может взорваться, тихо спрашивает Гермиона. — Он из Дурмстранга, — цедит он в ответ, совсем не замечая непонимающего взгляда Гарри. А вот Гермиона уже все понимает. Понимает даже лучше самого Рона. — Ты дружишь с нашим врагом. — С врагом, значит? — в голосе камертоном звенит обида. — Цель Турнира — международное магическое сотрудничество! Дружеские контакты! В глазах появляются слезы еще до того, как Рон выплевывает: — У него на уме явно не только дружба. Гермиона, словно получив пощечину, резко встает со своего места. Прочь, прочь отсюда, пока вечер окончательно не испорчен. Оборачивается, словно хочет сказать, что по себе людей не судят, что у Виктора и в мыслях нет… Нет, к черту. Уже уходя, Гермиона слышит возмущенный голос Падмы: — Ты пригласишь меня на танец или нет?.. «Протего!» — по картинке прошла слабая рябь. В таком состоянии действительно очень сложно собраться. —...значит, это правда? Тебе и правда стало… Ну, тебе и правда идет на пользу общение с Малфоем? Она нервно теребит ремешок часов, туго обхватывающий запястье. Узкая черная полоска слишком сильно вдавливается в кожу, но Гермиона цепляется за это ощущение, словно оно поможет ей остаться на плаву. — Да, — почти уверенно кивает и вздергивает подбородок, будто заявляя, что готова к любой гадости в ответ. Но Рон, к ее изумлению, лишь сжимает кулак в кармане мантии. Под натянувшейся тканью без труда можно различить костяшки. — И дело… — похоже, он действительно боится услышать ответ. И волнение это куда сильнее злости. — Дело только в этом ведь, да? Гермиона замирает, словно не веря в происходящее. Что Рон так… сдерживается. И она врет: — Да. Он облегченно выдыхает. — Я... я болван, ладно? Конечно, я никогда не соглашусь с твоим решением и уверен, что есть другой выход… Но! — он поднимает руки, боясь сбиться с мысли. — Но когда Гарри рассказал, все будто на свои места встало. Как кусочки этого… пузла. — Пазла. — Да неважно! — нетерпеливо отмахивается Рон. — Просто я не думал, что тебе может помочь... он. Ну, с твоим состоя… — Я тебя поняла, — обрывает его Гермиона, тяжело вздыхая… «Протего!» — и слова Рона глохнут за появившейся перед взором стеной в мелкий цветочек. Гермиона, тяжело дыша, открыла глаза и уставилась на Малфоя. — Ты… — сжала зубы она. На щеках выступил злой румянец. Обжигающий так же сильно, как и то, что он посмел… в такой момент!.. — Нужно уметь контролировать мысли в любой ситуации, — беспечно пожал плечами Малфой и снова прислонился боком к стеллажу напротив. — Значит, Уизли не в курсе. — Да ты!.. — Гермиона шагнула вперед, замахнувшись, чтобы треснуть его в плечо. — Не смей больше никогда так делать, ясно?! Он перехватил ее запястье только после второго удара. И, намеренно игнорируя возмущение, продолжил: — Значит, извлекаем выгоду из нашего общения, м? Гермиона яростно дернула рукой, пытаясь вырваться. — Вроде мы договаривались не обсуждать увиденное! А еще! Не ты ли постоянно тыкал мне тем, что я отвратительно вру?! — Я, — кивнул Малфой, показывая, что понял, как она врала. Слегка наклонил голову. — Вопрос в том, зачем врать Уизли? — Потому что… «Ох…» Малфоя что… задевает это? Задевает, что она скрывает от Рона настоящую причину? Да быть не может! Даже мысли об этом абсурдны. — Потому что Рон мой друг. И я не хочу его потерять. Малфой презрительно фыркнул, но рука на запястье сжалась сильнее. Гермиона подавила болезненное шипение, не веря в то, что видит. Неужели правда?.. — Тебя это что, задевает? О, господи. Она правда спросила об этом? Малфой одарил ее таким взглядом, словно она сумасшедшая. Тут же захотелось выдернуть себе язык. — Меня раздражает, — скривился он, — что из-за Уизли мы… — кашлянул, — я вынужден прятаться по углам. Как какая-то малолетка. Гермиона задумчиво закусила губу. Правда соскользнула с языка до того, как мозг успел ее проанализировать: — Я планировала сказать ему на каникулах. Потому что глупо и дальше скрываться. Потому что глупо надеяться, что узнай Рон об этом от кого-то другого, будет лучше. А еще… наивно, конечно, но она надеялась, что он поймет. — Не понимаю, как ты выносишь его после того, как он тебя кинул, — небрежно бросил Малфой. — И Поттер тоже. Я бы не потерпел такого предательства. — О чем ты? И правда, о чем? — О, да не придуривайся. Он бросил вас одних в лесу, как щенков. Наверняка от него все равно было мало толку, но… — Откуда ты знаешь? Малфой посмотрел на нее… странно. Или ей показалось? — Видел это в твоих воспоминаниях. Гермиона замерла. — Нет, не видел. — Видел. Уже не так уверенно. Хватка на запястье ослабла. Кажется, слегка растерянно. Пока до Гермионы медленно — слишком медленно — доходил смысл сказанного. Ведь она помнила каждое увиденное Малфоем воспоминание. То, как умоляла родителей уменьшить ей зубы. То, как лежала обнаженная в гриффиндорской спальне. Помнила про Кормака и кладбище в Годриковой Впадине, про Виктора и Тайную комнату, про слезы Гарри и пощечину на третьем курсе. Но не про Рона. — Нет, не видел… — тихо, сдавленно. Даже не осознавая, что сделать шаг назад ей мешает хватка на запястье. Снова стальная. Словно Малфой тоже все понял. Словно если продолжит держать ее, она не поймет. Не вспомнит… — Грейнджер. …но она вспоминает. Вспоминает, как писала огромное эссе по нумерологии. Свиток по Защите от Темных Искусств. И конспект по Истории Магии. Как уснула в гостиной. Как ей снова приснился тот кошмар. Слишком яркий для обычного сна. Как, открыв глаза, схватилась за палочку. И увидела высокую тень в двух шагах от красного дивана. «Что ты делаешь?» «А на что похоже? Смотрю». «Зачем?» «Это норма, устраивать такой бардак?» — Я спала. Гермиона не может сделать и вдоха. Будто из пропитанной запахом пергаментов библиотеки пропал весь кислород. — Грейнджер… Малфой даже не осознает, что сдавил ее запястье так сильно, что оно, казалось, готово завопить от боли. — Ты был там. Стоял рядом. В ушах зашумело. — Грейнджер, я… Судорожный, жадный вдох. Отрезвляющий. — Нет. — Грейнджер… — Отпусти. И он отпускает. Гермиона поднимает глаза и осознает, что Малфой смотрит куда-то сквозь нее. На потрескавшиеся кожаные книги за ее спиной. Слишком… пусто. Даже не пытается оправдаться. Будто уже понял, что нет смысла. Что она не простит. А в голове так некстати снова вспыхивают его слова. Его пьяное откровение. Тогда, еще в далеком сентябре. — Ты был прав. Действительно, ничего не меняется. Наверное, говорить такое нужно с высоко поднятой головой. Чтобы голос был ровным и гордым. Но он почему-то пронизан болью. А слова, вырываясь из горла, режут стальными бритвами. — Ты все тот же… «….Пожиратель». Она не может произнести вслух это слово. Но Малфой будто слышит его. «...а я все та же грязнокровка». Его лицо дергается лишь на мгновение. Через секунду, быстро минуя стеллажи с книгами, Гермиона закрывает глаза, которые нестерпимо щиплет. А под веками вспыхивает его лицо. Ничего не выражающее. Холодное. Чужое.