Война убеждений

Слушая мерный стук колес и старательно делая вид, что участвует в оживленном разговоре Гарри, Рона и Джинни о произошедшем вчера в Хогсмиде, Гермиона на мгновение прикрыла глаза и прислонилась головой к стене. Смысла смотреть в окно не было — за стеклом то и дело мелькали однообразные белые пейзажи, освещенные холодным зимним солнцем. Таким ярким, что глазам больно. Зато в купе было сухо и тепло. Расслабившись, Гермиона даже сняла обувь и залезла на мягкое сиденье, поджав под себя ноги. План на каникулы был поразительно прост: четыре дня с родителями, один в Норе, ну а Рождество — в Хогвартсе. Гарри и Рон решили, что так будет правильней, и Гермиона, задолжавшая родителям Рождество в том году, скрепя сердце согласилась. Потому что «Это ведь наше последнее Рождество в Хогвартсе!» — убеждал Рон, тоже жертвуя праздником в кругу семьи. Таких еще будет много, а вот в школе — один. — Так что разобравшись с заклинанием, мы хотя бы сможем понять, что оно значит. И, соответственно, каков посыл этого чудика. Ведь это возможно, Гермиона? «Интересно, а Малфой как планирует провести каникулы?» Не то чтобы Гермионе было очень уж интересно — так, по крайней мере, твердил ей здравый смысл, — просто она не видела его на вокзале, ну а верить в то, что Драко решил остаться в школе, все равно что рассчитывать, будто Дурсли внезапно нагрянут в Нору. — Гермиона? — М? — Это возможно? Понять, что несет в себе заклинание? — В каком это смысле? Похоже, она все-таки потеряла нить разговора. — По словам заклинания возможно понять его суть? — терпеливо попытался пояснить мысль Гарри Рон. — Это же не просто набор случайных звуков, верно? Гермиона чуть улыбнулась. Вот такие мелочи очень неплохо выветривали из головы всю дурь. — Первый курс, Рональд. Урок заклинаний. Неужели ты не помнишь, что говорил Флитвик? — Я помню только, как ты пыталась научить меня, что нужно говорить Левио-о-оса, — передразнил он. — Неудивительно, что ты с трудом сдал экзамен, — напомнила она, но, поймав оскорбленный взгляд, тут же добавила: — хотя, должна признать, ты наверстал за последние годы. Рон довольно откинулся на мягкую спинку сиденья. — Так значит, возможно? — напомнил о вопросе Гарри. — Ох! Ну конечно возможно! — отмахнулась Гермиона. Честно говоря, если б не то, что произошло вчера, она ни за что б не ввязалась во все это. Но Гарри умел придумывать загадки на свою голову, а Гермиона обожала их разгадывать. Идеальная схема, чтобы влезать в неприятности. Ни разу не подводила. — Я уже говорила, что оно должно работать приблизительно как Мортмордре: оно сформировано из двух латинских слов — «смерть» и «кусать, жалить». Тут тоже должно быть что-то подобное, хотя если смотреть на слоги, скорее напоминает одно слово. Эга-лецо. — Ты запомнила, как оно звучит? — удивился Гарри. Вместо ответа Гермиона посмотрела на него так, словно он спросил, умеет ли она ходить. — А я записал на всякий случай… — потупился он. — Как бы то ни было, — попыталась сгладить углы Гермиона, — нужно проверить несколько языков. Если заклинание иностранное — это несколько усложняет задачу. Хотя большинство волшебников использует латынь, ведь… — А у тебя дома много словарей? — перебил ее Рон. — Только немецкий и латынь, — покачала головой Гермиона. — Да и по звучанию заклинание больше напоминает древние руны. На латынь тоже похоже, но я не могу с ходу сказать, из каких слов оно составлено. — Сможешь проверить еще и болгарский на всякий случай? — поинтересовался Гарри. — Как же она проверит? — хмыкнул Рон, нетерпеливо встав со своего места. — У нее дома всего два словаря. — Лучше сядь, — понизила голос Гермиона и наклонилась, будто хотела поделиться с Роном огромным секретом. Дождавшись, пока он сядет напротив и приблизится, загадочно произнесла: — У маглов есть такое место... Там... Только не говори никому, ладно? — она огляделась по сторонам, точно хотела убедиться, что в купе не зашел никто лишний. — Там можно найти почти все на свете. Судя по блеску в глазах, Рон явно был заинтригован. Джинни, казалось, тоже, хоть и не так бурно проявляла свою заинтересованность. Гарри же прятал улыбку за ладонью, делая вид, что поправляет очки. — Библиотека, — одними губами произнесла Гермиона, всеми силами стараясь сохранить серьезное лицо. Пару мгновений Рон смотрел слегка озадаченно, словно ожидал получить подарок, а в свертке оказались носки. Наконец громко фыркнул и плюхнулся обратно. — Ха-ха! — закатил он глаза и пихнул засохшее печенье в клетку с Сычиком. — Очень смешно. — Ты бы видел свое лицо! — рассмеялся Гарри и взглянул на Гермиону... с облегчением? Неважно. Главное — ей удалось убедить его, что ее совершенно не волнует то, из-за чего она вела себя в последние дни слегка… неадекватно. Гарри, конечно, не знал — да и никто не знал, — что именно произошло, но сделать вывод, что в этом виноват Малфой, было несложно. Ну а Малфой... Гермиона была даже рада, что не видела его сегодня. Вчера по дороге из Хогсмида к ней подошел Блейз и позвал на пару слов. Рон, разумеется, сразу насупился, но в общем и целом повел себя спокойно. А Забини всего лишь намекнул, что вечером слизеринцы планируют отмечать победу и было бы неплохо наложить маскирующие двусторонние чары на гостиную во избежание стычек. Гермиона не возражала. Это был последний раз, когда она видела Малфоя. Он вышел из спальни как раз в тот момент, когда Блейз произносил Сальвио Гексия и дрожащая полупрозрачная стена, похожая на горячий воздух, скрывала с зеленой половины гостиной готовящихся отмечать слизеринцев. Малфой спускался с лестницы в таком... Ох, наверное, он думал, что Блейз уже наложил чары, потому что его вид не на шутку удивил Гермиону: на лоб падали слегка растрепанные, чуть влажные после душа волосы, расслабленная улыбка в полной мере демонстрировала, что он и думать забыл о том инциденте и настроен как следует отдохнуть. Но больше всего поразило другое — его одежда. Наверное, Гермиона никогда не видела Малфоя в светлом. «Вы с первого курса ходите по гостиной в пижаме?» — вспомнила она его вопрос. Еще тогда, в Выручай-комнате. Нет, конечно, на нем не было пижамы. Лишь серые, такие непривычно свободные — в отличие от выглаженных, типичных для него узких брюк с острыми стрелками — штаны, что даже сразу не поверилось. Белый мягкий пуловер нисколько не скрывал широкий разворот плеч, и, как ни странно, цвет кожи на его фоне казался не болезненно-бледным, а скорее слегка румяным. Черт! Хорошо все-таки, что Блейз настоял на маскирующих чарах и Гермиона видела эту картину лишь мельком. Но даже за эти несколько секунд она уловила столько деталей, что была счастлива слышать рядом спасительный голос Рона, возвращающий ее в реальность. Мол, хорошо бы накладывать такие чары каждый вечер, чтобы «ЭТИ не портили своим присутствием все настроение». Что ж, настроение Гермионы было испорчено куда раньше, а ехидная ухмылка на ненавистном лице с острым подбородком и задорный блеск в серых глазах убили его окончательно. От воспоминаний ее отвлек голос за дверью купе: — Тележка со сладостями! — Вам взять что-нибудь? — тут же поднялся Гарри. Гермионе вдруг показалось, что он просто не хотел, чтобы она догадалась о его мыслях. Хотя догадаться было совсем не сложно — он радовался, что она успокоилась. Немного неприятно, конечно, что все ее внутренние переживания так явно читались, но Гарри хотя бы не пошел вчера выяснять у Малфоя, что тот натворил, — и на том спасибо. — Мне Друбблс, — живо отозвался Рон. — Шоколадные котелки, — поспешила добавить Джинни. — Мне... — Гермиона уже хотела сказать, что ей ничего не нужно, но вовремя одумалась. Сладкого и правда не хотелось, но снова ставить под сомнение свое состояние она не собиралась. — Лакричные волшебные палочки. Гарри, удовлетворенно кивнув, выглянул из купе. А она снова прикрыла глаза и откинулась на сиденье. Со сладостями, кажется, и дорога стала веселей, вот только, поглощая угощение, все замолчали. А тишина, разумеется, снова спровоцировала мысли о Малфое. Потому, сделав вид, что наелась, Гермиона тут же подала голос: — Как думаете, зачем он вылавливает преступников? Наземникус ведь далеко не худший из них. — Понять бы, — поддержала Джинни, — выбирает он их наугад или у него есть какой-то план. — Наверняка есть, — закивал Рон, — если бы ему просто хотелось повыпендриваться, то он не стал бы выслеживать Долохова. Сколько мракоборцев его искали — и хоть бы хны! Наверняка это было непросто. Гермиона устало потерла виски. На этот раз обмануть собственный мозг не получилось. Как и бывало раньше, ее накрыло лавиной воспоминаний. Хаотичных, резких. Но не насыщенных, слава Мерлину, а значит — ее собственных. Бледные руки на плечах. Губы, обжигающие нежную кожу шеи. Блеск кривых краев латунной чаши. Тишина коридора в предрассветной дымке. Пузырек усыпляющего зелья. Заклинание, от которого по векам пробежал холодок, убирающий следы покраснения. Насмешливый голос, говорящий Гарри, что с этого ракурса превосходный вид. Шумно втянув воздух, Гермиона резко вскочила. И только мгновением позже осознала, что три пары глаз уставились на нее в упор. Будто она сейчас пустит пену изо рта. «Да сколько можно!» — Хочу узнать, сколько нам еще ехать. О, да. Это всегда работало. Наверное, не было еще ни одной поездки в Хогвартс-экспрессе, чтобы она не улизнула из купе, воспользовавшись этой фразой. Как только дверь за спиной захлопнулась, Гермиона глубоко втянула носом воздух и закрыла глаза. В коридоре поезда дышать было определенно легче. А может, так только показалось. Как бы то ни было, раз уж соврала, что хочет спросить, сколько еще ехать, — надо спрашивать. Взглянув на мелькающие за окном белоснежные ели, Гермиона приподняла подбородок и, развернувшись на каблуках, шагнула в сторону вагона машиниста. Вдалеке старушка все еще толкала свою тележку, но чем дальше она шла — тем меньше студентов выглядывало из своих купе. Еще бы! Похоже, у слизеринцев не модно любить сладкое. Или девушки вроде Астории — разумеется, Гермиона узнала ее имя совершенно случайно — слишком трепетно следят за своей точеной фигурой? «Выпендрежники», — сморщила нос Гермиона, нагоняя продавщицу. Той осталось пройти всего мимо пары дверей — и можно смело отдыхать в купе для персонала. Какова вероятность, что еще хоть кому-нибудь захочется сладкого? Какова? Да офигительно высока! Он не видел Гермиону. Правда не видел. Высунувшись из купе, повернулся к старушке, продемонстрировав Гермионе свой белоснежный затылок. Режущий глаз не хуже, чем снег за окном, чтоб его!.. Еще не поздно убежать? Скрыться, скажем, в первом попавшемся купе, а находящимся там студентам заявить, что ошиблась дверью? «Ну и глупость! — фыркнула Гермиона. — Не стану я бегать! Я просто иду к машинисту. И вовсе не виновата, что Малфою приспичило...» — …плитку горького шоколада, пожалуйста. Этот тошнотворно-вежливый тон едва не заставил ее до скрипа сжать зубы. Горький шоколад, ну надо же! Гермиона ненавидела горький. Она любила молочный. Нежный, тающий во рту. А не этот, от которого ни удовольствия, ни проку! Какой вообще смысл есть горький шоколад? Это же два взаимоисключающих понятия! Шоколад должен быть сладким! Конечно, ее взбесил далеко не шоколад. А тем временем светлый затылок все приближался. Приближался... Не будет она сбавлять шаг! А то вдруг Малфой обернется? Подумает еще, что она струсила! Слишком близко. Настолько близко, что Гермиона уловила, как блеснул галлеон, который он всучил продавщице. «Ну конечно! Богатый сноб!» Разумеется, дело не в деньгах. Но почему-то, пока она шла вдоль окон коридора и обругивала Малфоя по пути, Гермиону словно подталкивала в спину уверенность. Действительно — куда проще оскорблять человека, чем признаться себе, что несмотря на его поступок, голову все равно не покидали мысли о руках, скользящих по... «Заткнись! Заткнись-заткнись-заткнись!» Двадцать ярдов. Пятнадцать. «Да отдай уже ему сдачу!» И даже не было стыдно оттого, что бедная пожилая женщина тоже попала под горячую руку. Потому что... сколько можно отсчитывать несколько несчастных сиклей?! Невозможно же услышать стук каблуков в коридоре поезда на полном ходу? «Невозможно? Ха! Подавись, Гермиона!» Десять ярдов... Именно сейчас старушка решила ретироваться?! Да она издевается! Гермиона не планировала этого шумного выдоха. Не планировала опустить глаза. Она хотела пройти мимо, даже не взглянув в сторону Малфоя, который, коротко обернувшись, — да что ж такое! — решил выйти из купе и плотно закрыть за собой дверь. Ладно, не споткнулась — и то хорошо. Но черт! Почему она сбавила шаг как раз в ту секунду, когда он повернулся? Почему ускорилась, запоздало поняв, что выглядит это до жути демонстративно? Почему не смогла пройти мимо, как вчера в Трех Метлах? Да потому что этот белобрысый гад встал по центру коридора, преградив ей путь. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять — если Малфой и пил вчера, то очень мало. Или просто ушел раньше остальных: ни единого признака недосыпа или похмелья, лицо свежее, хорошо отдохнувшее. Такое, какое было курсе на пятом, за исключением двух тонких морщин меж бровей. Даже взгляд почти тот же. — Грейнджер. — Малфой. А голос словно не свой. Чуть сиплый, отстраненный. Мысленно Гермиона даже начислила себе несколько баллов за хорошую игру. — Куда-то спешишь? «Можно подумать, ему интересно!» — К машинисту. Короткий обмен натянутыми любезностями. Для чего? И почему она вообще отвечает? Зачем? Ответ до тошноты противен. И душит, кроша остатки гордости, — она сама этого хочет. Хочет хотя бы просто стоять рядом. И говорить. Какое-то безумие… «Где твое самоуважение, черт возьми!» Но Гермиона, конечно, не признается себе в этом. Только не сейчас, когда... ...Драко привычно склонил голову набок, пытаясь замаскировать собственную неуверенность. Потому что он, нахрен, понятия не имел, как оправдать свой порыв встать здесь, в пустынном коридоре, и пялиться на нее, не зная, что сказать. Малфой правда не мог внятно сформулировать мысли, но одно знал точно: не сделай он этого — и за время каникул внутренний голос заклюет его до смерти. Сейчас же вместо ставшего уже почти привычным странного воодушевления при виде Грейнджер вены наполнялись раздражением и еще чем-то, похожим на… предвкушение. Грейнджер состроила недовольную гримасу. «…ничего не меняется», — так некстати прозвучал в голове ее голос. Не меняется? «Хорошо, Грейнджер. Хочешь как раньше? Будет тебе как раньше». — Не поздравишь? — Квиддич? — Он самый. — Поздравляю. — Как-то неубедительно. Это стоило сказать хотя бы ради выражения ее лица. Возмущенно-неверящего. Впрочем, видимо, чуть насмехающийся взгляд Драко убедил ее в искренности этих слов. — Пропусти. — Разве я тебя задерживаю? «Конечно, задерживаешь, — хмыкнул внутренний голос. — Ты бы еще схватил ее для пущего эффекта!» Предложение было заманчивым. Драко даже почти поддался. Нет, достаточно и того, что он преградил Грейнджер путь. В принципе, она вполне могла бы протиснуться мимо, но тогда б непременно задела Драко грудью. Вряд ли эта мысль была ей по душе. Хотя… — Что тебе нужно? — вздохнула она будто бы устало. Но голос слегка дрогнул, выдавая волнение. — От тебя? Точно ничего. Прозвучало фальшиво. Но Грейнджер, похоже, поверила. — Дай пройти, — требование. Не просьба. Только почему в голосе звенит такая обида? «Ну уж нет…» Вопреки собственным мыслям, Драко чуть отстранился. Грейнджер скептично взглянула на освободившееся узкое пространство возле окна и закусила губу. То ли пытаясь убедить себя остаться, то ли прикидывая, не обманывает ли он ее. Обманывает, конечно. Стоило ей сделать шаг, и Драко — снова не зная зачем — схватил ее чуть выше локтя. «Извинись, идиот!» «Да пошел ты!» — Отпусти меня, — еще одно требование. Уже не такое уверенное. И глаза в пол, словно где-то там завалялось верное решение. «Я был не прав, Грейнджер». Дернулась. «Мне не стоило этого делать, Грейнджер». Высоко подняла подбородок. Гордая, сука. «Извини, Грейнджер». Испепеляющий взгляд глаза в глаза. — А то что? — не скрывая издевки, поинтересовался Драко. И это «что», надо признаться, немало его удивило. Не этого он ожидал. Положа руку на сердце — не этого. Гермиона — повинуясь скорей отчаянному голосу разума не сдаться от его прикосновения, чем желанию навредить, — выхватила палочку и приставила кончик древка точно Малфою под подбородком. А он — да что с ним? — даже не вздрогнул. Ни единым движением не показал, что его это удивило или — вот же! — напугало. Вместо этого дернул Гермиону на себя, вынуждая ее мысленно выругаться, что сердце теперь колотилось уже не в груди, а, казалось, в горле. Что она затаила дыхание, словно в ожидании… того, чего не должно было случиться! Не должно! Не сейчас! И не… — Ну давай, — в голосе куда больше насмешки, чем позволяет ситуация. Будто Малфою искренне смешно. — Уверен, у тебя получится. Подумай о том, как сильно ненавидишь меня. И произнеси заклинание. Это просто. Чертов голос. Спокойный, ровный. Безмятежный, словно говорит о погоде. Как же он не сочетался с напряженной линией челюсти и глазами, в которых вдруг появился странный блеск. Гермиона уже видела такой, и не единожды, но сейчас... Сейчас это было совершенно неуместным! Лишним. Заставляющим нервно сглотнуть, чтобы начать мыслить здраво хоть отчасти. Чтобы до боли в костяшках сжать кулак с палочкой. А пока сердце продолжает отбивать ритм где-то в горле, попытаться собрать по крупицам волю и процедить: — Думаешь, я блефую? — Думаю? Нет, Грейнджер. Я уверен. — Если ты сейчас же не отпустишь меня... — То что, м? Засверлишь меня взглядом до смерти? Наорешь? Проклянешь? «О! Я бы рада!» — Это не стоит того. Малфой вопросительно приподнял бровь. Не поверил, конечно. Ну и правильно сделал. Ведь максимум, что она могла сейчас, — это обжечь его кончиком палочки. Недостаточно сильно. Так, чтобы осталось лишь легкое покраснение, а не ожог, ведь сосредоточенность уже давно помахала ручкой. — Да ты что? — скептически поинтересовался он. — Неужели не заслужил? «Он и сам это понимает?» — растерялась Гермиона. Ох, ну конечно понимает, не глупый. Так почему тогда просто… не скажет прямо? К чему все эти увертки? Впрочем, один взгляд на Малфоя тут же заставил ее почувствовать себя последней дурой. Не собирается он!.. И эта кривоватая ухмылка так контрастировала с тем, о чем она позволила себе задуматься, что... — Ар-р-гх! — рявкнула Гермиона, дернувшись еще раз, теперь куда агрессивней. — Как содержательно! — притворно восхитился Малфой. — Скажешь что-нибудь еще или покончим с этим наконец? — Покончим с чем?! — вспылила она. — Стоять здесь и делать вид, что оба не понимаем, в чем дело? Так вот, я прекрасно понимаю! И да. Я бы хотела с этим покончить! С чем конкретно она хотела покончить? С уроками окклюменции? С их странными — если их можно так назвать — отношениями? Или прекратить стоять здесь, рычать друг на друга и упорно избегать разговора? «Спроси его, зачем он это сделал», — шепнул внутренний голос. — Мерлин, Грейнджер... — чуть ли не закатил глаза Малфой, словно не слыша ее, — никогда не доставай палочку, если не собираешься пустить ее в дело. «Опять увел тему? Ну это уже ни в какие ворота!..» Хотя Гермиона и правда чуть опустила палочку, задумавшись над тем, чего Малфой сейчас добивался. Лишь немного. Она все еще была направлена на него, но уже не впивалась в кожу. А Драко… он смотрел на Гермиону так, словно готов был сказать что угодно, лишь бы не прекращать разговор. Это немного обескуражило, хоть и продлился такой взгляд каких-то пару секунд. «Задай вопрос, пока не поздно». — Не в моих правилах раскидываться заклинаниями направо и налево. Но клянусь, если не отпустишь меня... — Уверен, не сделаешь ничего, даже если я... Он медленно разжал руку. «Что он…» «Беги, идиотка!» Вместо того чтобы убрать ее, провел костяшками пальцев от локтя вверх — к плечу. — Сделаю так. «Или беги, или задай вопрос, пока еще можешь, черт возьми!..» Гермиона сжала зубы и шумно втянула воздух, глядя — она надеялась, что бесстрастно, — куда-то на его подбородок. «Не смей сдаваться, ты! Никчемная!..» Теплая ладонь невесомо скользнула по боку, сжалась где-то на уровне тазовой косточки. «...слабачка!» — Или так. Малфой чуть наклонился, — вот черт!.. — чтобы прочертить пальцем невидимую линию по внутренней стороне бедра — вверх. «Задай вопрос! Спроси, зачем!» Гермиона с силой прикусила губу и снова вдавила волшебную палочку Малфою в горло. Блеф чистой воды. Она прекрасно это понимала, но тот факт, что это понимал и Малфой, поджигал в Гермионе какую-то азартную решимость доказать обратное. Сдержать предательский стон было действительно тяжело, но она смогла. «Задай!» — М-малфой... Зачем ты... — Потому что хочу тебя. «Он... что?» Не дослушал. Не так понял. Ответил не на тот вопрос. Но если до этого момента в голове еще и были какие-то мысли, то эта фраза сдула их меньше чем за секунду. Гермиона ошарашенно подняла взгляд и тут же наткнулась на потемневшие глаза. Поблескивающие. От расширившихся зрачков кажущиеся почти черными. И сейчас освещение никак не могло оправдать этого факта. — Но я... Драко медленно перехватил ее за запястье. Рука Грейнджер слегка дрожала, он чувствовал это, еще когда в горло упиралась палочка, но сейчас... сейчас это была другая дрожь. Определенно другая. А чуть приоткрытые губы притягивали не хуже ядовитой приманки у этих-как-их-там хищных растений. Заставив внутренний голос заткнуться, Драко обвил Грейнджер за талию, второй рукой нащупал за спиной ручку двери и резко сдвинул в сторону, мысленно восхваляя Грега и — вот же блять! — Лонгботтома с его пучеглазой когтевранкой, что решили поиграть в какую-то новую настольную игру у них в купе. Крутанувшись на месте и все еще приобнимая Грейнджер — на удивление не то что не сопротивляющуюся, а даже не замешкавшуюся ни на секунду, — мягко толкнул в помещение. Он не помнил, как выхватил палочку и пробормотал Коллопортус. Не помнил, как Грейнджер кинула свою палочку на сиденье у входа. Не помнил, как подняла на него свои слегка влажные, показавшиеся вдруг такими огромными глаза. Не понял, сколько прошло секунд до момента, когда его губы прикоснулись к ее шее. Жадно. До невыносимости желанно. Чувствуя, как под языком бьется ее пульс, а узкие ладони хаотично, немного неловко скользят по его бокам и в нерешительности замирают возле ремня брюк. Как одним медленным, но смелым движением выдергивают рубашку из-за пояса. Драко намеренно избегает контакта губ. Потому что знает — не сейчас. Потому что хочет — чтобы она сама. Сама потянулась к нему. А пока он зализывает языком покрасневшее место укуса у нее на шее, пальцы сами проталкивают пуговицы в петли, расстегивая форменную — Грейнджер такая Грейнджер! — блузку. И зачем она вырядилась в форму? Покрасоваться перед родителями? Или они ее не встречают? Какая, нахрен, разница? Что вообще за чушь лезет в голову? Взгляд скользит по бордовой нашивке со львом. По гриффиндорскому галстуку, про который Драко напрочь забыл. Черт с ним. Просто черт с ним. Пусть так и змеится красно-золотой полоской между двух хлопковых чашечек светлого лифчика. — Малфой?.. — тихо шепчет она, уловив его взгляд. И откуда в голосе столько неуверенности? Грейнджер что, боится отпугнуть его галстуком? Однако она не закрывается, как в прошлый раз, хотя в купе светло и Драко может рассмотреть буквально каждую родинку на ее плечах. Каждую веснушку на скулах. Может сосчитать каждую из них, если захочет. Но взгляд, конечно, притягивают далеко не веснушки. А небольшие упругие полушария со сжавшимися сосками, проступающими через ткань. И Грейнджер первая, словно борясь сама с собой, скользит ладонями по его груди, распахивая рубашку — и когда она успела ее расстегнуть? — проводит пальцами по плечам, неловко стягивая ее. И замирает, очевидно, заметив шрамы. О, их сложно не заметить. И если в Выручай-комнате при тусклом свете камина они не слишком-то выделялись, то сейчас Грейнджер может рассмотреть каждый из них во всей красе. Шорох упавшей рубашки вдруг кажется слишком громким, хотя услышать его за стуком колес поезда почти невозможно. Ах да, еще и Метка. На удивление, Грейнджер не задерживает на ней внимания. Лишь приближается и... — что она?.. — мягко касается губами шрама над правой ключицей. Тело словно прошибает электрический ток. — Грейнджер... — скорее предостережение, чем призыв одуматься, пока не поздно. А голос низкий, гудящий. Вибрирующий от напряжения. Гермиона невольно вздрагивает, но не решается остановиться. Лишь прикрывает глаза, изучая губами линию бугристого, изогнутого, уже побелевшего шрама. Грудь, в которой — она почему-то в этом уверена — сердце стучит так же громко, как в ее собственной. Время будто замирает. Так странно... Влететь сюда за доли секунды, избавиться от части одежды и так... замедлиться. Изучать. Неторопливо обдавать теплым дыханием грудь Малфоя, пока он, словно окаменев, опускает руки, позволяя ей исследовать себя как какую-то диковинную фигурку на выставке. Прослеживая каждое движение своих дрожащих пальцев, Гермиона проводит ладонью вверх — вниз просто не осмеливается — по плечу, скользит по шее. Запускает пальцы в светлые волосы на затылке и, привстав на цыпочки, наконец осторожно прижимается своими губами к его. Они такие же, какими запомнились. Чуть сухие. Теплые. Такие… Если бы она могла описать случившееся одним словом, то это было бы слово взрыв. Мгновенный, оглушающий. Сметающий все на своем пути. Малфой резко обхватывает Гермиону за талию двумя руками и приподнимает над полом. А уже в следующую секунду она чувствует, как в ягодицы упирается узкий столик купе, покачивающийся в такт движения поезда. Этот контраст — горячие губы и прохладный металл по краям столешницы — молниеносно покрывает тело мурашками, а мысли... Черт, а вот мысли возвращаются. Скомканные, отрывочные. Вспыхивающие в голове точно падающие звезды. И гаснущие так же быстро под напором новых, неизведанных ранее ощущений, взрывающихся всполохами на кончиках нервных окончаний. «Что-ты-делаешь?» «Совсем-сдурела?!» «Хочешь-чтобы-первый-раз-был-таким?» «Куда-делась-твоя-нравственность?" Похоже, валяется где-то на полу рядом с рубашкой Малфоя, которую она сама — черт, сама! — с него стянула. Малфой в долгу не остается — сдергивает ее блузку одним резким движением и, впившись пальцами Гермионе в поясницу, притягивает к себе. Ноги раздвигаются под таким напором сами по себе, и эта поза... кажущаяся вдруг такой пошлой, тут же заставляет щеки вспыхнуть жарким румянцем. А почувствовать под юбкой через белье его так недвусмысленно упирающийся член кажется чем-то... немыслимым. Совершенно... невероятным. Малфой же знает, верно? Наверняка знает. Или, по крайней мере, догадывается. У него ведь есть опыт, он должен понимать, и... Господи... он снова это делает. Снова в мгновение ока заставляет Гермиону забыть обо всем на свете, прижавшись ртом к ее груди. Проводит языком прямо по ткани и отодвигает зубами край. Стоит его зубам сомкнуться на соске, из горла вырывается непонятный звук. Сложно назвать его стоном. Скорее — жалобный скулеж, когда пальцы сжимаются у Малфоя на затылке, а бедра сами подаются навстречу, так бесстыдно... так отчаянно трутся о выступающий бугор его брюк, что Малфой почему-то... отстраняется. Отстраняется, чтобы взглянуть на откинувшуюся назад, впивающуюся в столешницу пальцами, так охуительно прекрасно хнычущую Грейнджер. Ни в какое сравнение с тем, как смущенно отворачивалась от него ТОГДА. Драко проводит ладонью от ее шеи вниз, меж грудей, по плоскому животу, заставляя ее выгнуть спину, подставляясь под его прикосновения. Доверяя. Черт, правда доверяя. «Нужны глаза». Он сам не знает зачем. Это странная, спонтанная мысль. Но Драко кажется почти физически необходимым взглянуть в них, когда он... Притягивает ее за шею, вынуждая сесть ровнее. Грейнджер слушается почти беспрекословно. Похоже, она вообще слабо соображает, что происходит. Но он хочет видеть. Нуждается в этом. Все еще придерживая ее за затылок, скользит рукой под юбку. Почти не задумываясь, действуя скорее на уровне инстинкта, отодвигает тонкую — насквозь промокшую — ткань, ощутив на пальцах вязкое тепло. — Такая мокрая... Кажется, Грейнджер смущают эти слова. — Не смей... отворачиваться. О, ну конечно ее это смущает. Вряд ли Уизли говорил ей подобное. Старательно прогоняя из головы образ бледных веснушчатых рук, нагло хозяйничающих у нее под юбкой, Драко, не позволяя Грейнджер отвернуться, приближается и проводит языком по уголку ее губ, шепча какую-то очередную чушь. Он сам не понимает какую. Но ее это, кажется, еще больше вгоняет в краску. Вкупе с блестящими от желания глазами, растрепанными волосами и подающимися на его пальцы бедрами это выглядит почти как мираж. Как сон, навеянный во хмелю. Грейнджер ведет себя тихо. Очень тихо. И Драко это не нравится — она сдерживается, это видно: кусает губы, сжимает пальцами края столешницы, пока грудь над спущенным лифчиком высоко вздымается с каждым рваным вздохом. И даже чертов галстук не кажется сейчас лишним!.. Драко останавливается. Рука замирает. Выжидая момент, когда Грейнджер наконец поднимет глаза и посмотрит на него. Он не имеет права пропустить это. Просто не имеет, блять. Не сегодня. Жалобно хныкнув, Грейнджер отчаянно подается вперед на его руку, разочарованно открывая глаза. И Драко не сдерживается. Резким движением проникает внутрь одним пальцем. Замирает, услышав негромкий, но такой потрясающий, слегка удивленный стон. Замирает, стараясь впитать каждую эмоцию, промелькнувшую на раскрасневшемся лице. Расширившиеся глаза. Приоткрытые губы. Кончик языка, надавивший на нижнюю губу, втягивая ее в рот. То, как на шумном выдохе закрываются пьяные от возбуждения глаза. Чувствуя, как узкие влажные стенки сжимаются вокруг пальца. Черт, она такая тугая, что от одной мысли оказаться в ней из горла вырывается хриплый стон, так странно звучащий на фоне провернувшейся скрипучей ручки двери. Стоп, что? Грейнджер, трезвея, открывает глаза. Смотрит куда-то Драко за спину, а он сам только и успевает подумать о том, что же она там видит, раз глаза распахиваются все шире и шире. Еще один скрип и, очевидно, попытка открыть дверь извне. «Если это Гойл, то по прибытии на вокзал ему лучше свалить с платформы до того, как я его убью». — О, господи… Малфой, подожди… Только… не так, ладно? Я не могу, — судорожно шепчет Грейнджер, отстраняясь. А в голосе столько мольбы... «Просто пиздец…» Стремительно — блять! — оглушенная шоком, пытаясь нащупать блузку у себя за спиной, Грейнджер, наверное, уже даже не осознает, что палец Драко все еще в ней. Что Грег вряд ли — пусть только попробует! — будет пытаться зайти снова. У Драко хватает благоразумия не стараться ее остановить. Хотя видит бог, это нелегко. Это блядски тяжело — убрать руку из-под юбки. До скрипа сжать зубы, чтобы хоть как-то отвлечься от этого напряжения в паху. От ощущения ноющего, оттягивающего ткань брюк члена. Просить Грейнджер остаться, не обращать внимания, уверять, что никто не зайдет, — просто жалко. И Драко молча делает шаг назад, улавливая в мимолетном взгляде карих глаз… благодарность. Ох, не благодарность ему сейчас нужна. Совсем не благодарность. Но момент бесповоротно проебан. Одеваются они в гнетущей тишине. Пальцы механически застегивают пуговицу за пуговицей. Гермиона старается не думать. Вообще ни о чем. Особенно о том, как сильно притягивает взгляд никуда не пропадающая выпуклость на брюках Малфоя. Как сложно сдерживаться, чтобы не посмотреть на нее. Как поправить галстук, чтобы он выглядел не слишком мятым. Как пытаться убедить себя, что друзья, ждущие ее в купе, не почувствуют, что ее кожа пропиталась ЕГО запахом. Потому что она чувствует. Запах Малфоя, казалось, забился в каждую пору, к которой он прикасался. Странно, но Гермиона совсем не жалеет. Вот ни грамма. И если бы дверь не попытались открыть, она бы точно… она бы прямо сейчас… Неловкость сгущалась, и Гермиона понятия не имела, что с ней делать. Оставлять Малфоя в таком — взгляд все-таки быстро мазнул по его паху — состоянии просто подло. Но разве это ее вина? Удивительно, что в купе никого не оказалось, но черт! Если была хоть крошечная вероятность, что кто-то может зайти, почему Малфой не сказал? Понадеялся на удачу? К сожалению, злости не было. А она бы очень пригодилась, чтобы принять правильное решение. Решение, решение… Что-то сделать. — Извини, — пробормотала она. Этого недостаточно, конечно. Но хоть что-то. Мозг, просыпаясь от наваждения, подкинул идиотскую идею снова спросить Малфоя о том, зачем он полез в ее воспоминания, чтобы хоть как-то разбавить эту тишину. «Нашел время!» — огрызнулась Гермиона, пытаясь пригладить волосы. Страшно представить, на что они сейчас похожи. Малфой не ответил. Взглянул на Гермиону и, убедившись, что та одета, бесстрастно расправил плечи и достал палочку. — Алохомора, — бросил бесцветно, направив кончик палочки на дверь. Ручка щелкнула. — Малфой, я… — Лучше ничего мне сейчас не говори, — процедил сквозь зубы. Потому что возбуждение — сука! — не отпускало. Ни на секунду. Потому что соблазн схватить Грейнджер и нагнуть над столом казался уже не дикостью, а вполне здравой идеей. Потому что Драко знал: задержись она еще на пару минут — и он непременно так и поступит. Грейнджер поспешно кивнула. Поджав губы, заправила волосы за уши и, взяв палочку с сиденья, сделала шаг к двери. Обернулась. — Мы не договорили. «О, не сомневайся. Непременно договорим», — съязвил внутренний голос как раз в тот момент, когда дверь за спиной Драко тихо закрылась.

* * *

— Ну а я про что! — всплеснул руками Рон. — Гриндевальд использовал этот знак, верно? Но он горел идеей господства волшебников над маглами, а это ну никак не вяжется с тем, что делает Бэтмен. Он ведь им помогает не меньше, чем волшебникам. — Прошу, не называй его так, — взмолился Гарри. — Ты не представляешь, как тупо звучит это имя, если применять его к реальному человеку. — А по-моему классно, — пожал плечами Рон, комкая фантик от шоколадного котелка. — Бэтмен. — Поверь, ты возьмешь свои слова назад, как только я покажу тебе комиксы, — заверил Гарри, потянувшись. — Если, конечно, найду их в киоске. У нас ведь будет время прогуляться по магловскому Лондону? — спросил он вдруг как-то скомкано. — Это вряд ли, — покачала головой Джинни. — Отец обещал за нами заехать. Министерство теперь без лишних вопросов предоставляет ему машину, так что сам понимаешь. Гарри подавил разочарованный вздох и отвернулся к окну. Сам дурак, блин! Спроси он про это заранее, не пришлось бы сейчас ломать голову над тем, что делать. «Что-что? Ничего!» Не идти же снова к Малфою, в самом деле! Мысль о Малфое как-то сама по себе перетекла в мысли о Гермионе. Рон, словно прочитав их, тут же отозвался: — А вам не кажется, что Гермиона как-то очень уж долго находится у машиниста? — Может, к Невиллу зашла? — предположила Джинни. — Или… легка на помине! Гарри повернулся как раз тогда, когда дверь купе тихонько отворилась и Гермиона, чуть улыбнувшись, осторожно вошла внутрь. — Что с твоими волосами? — озвучил Рон удивление Гарри. — Как вежливо! — огрызнулась за подругу Джинни и резко встала со своего места, шагнув к Гермионе. — Да я ведь просто спросил… — замялся тот. — Там в коридоре первокурсники… — пробормотала Гермиона и чуть кашлянула, пригладив галстук, — они стекло разбили. Ветер был, а я шла рядом. Волосы растрепались... — Я не слышал ничего, — нахмурился Рон. — Но ты же починила стекло? — безмятежно поинтересовалась Джинни, встав напротив Гермионы. Наполовину закрывая ее от брата, поправила густые волосы, перекинув их на одну сторону, скрывая шею. — Ну да, — немного неуверенно кивнула Гермиона. Гарри показательно кашлянул, но ничего не сказал. Если верить тому блеску в глазах Джинни, который он уловил, — когда Гермиона приедет в Нору, ее ждет допрос с пристрастием. Мысленно посочувствовав ей, он откинулся на спинку и прикрыл глаза. — Так мы скоро приедем-то? — поинтересовался Рон, который, к счастью, ничего странного не заметил. Или просто сделал вид, что не заметил.