* * *
Как Драко и ожидал, поиски не увенчались успехом. Хотя, если по-честному, толком он и не пытался искать. За время одиноких прогулок по магическому Лондону он приметил лишь три дома на продажу: первый оказался настолько ветхим, что о нем даже думать не стоило; второй пустовал, потому что живущие там полукровки были убиты незадолго до финальной битвы. Продали бы их дальние родственники дом бывшему Пожирателю? Он сомневался. Ну а третий... Драко, конечно, послал сову, но особенно ни на что не рассчитывал. И не зря — владелец дома, узнав о том, кто интересуется его собственностью, отправил в ответ вполне красноречивый громовещатель. Хорошо, хоть не проклятье. Зато за эти дни у Драко было достаточно времени подумать. Очень о многом. Конечно, сейчас в приоритете был подарок матери, и, зная ее любовь к зельям, в Рождество ограничился лишь редким изданием «Склянки с бесконечно-вечным», но от основной затеи все же не отказался. И, к своему неудовольствию, после множественных вопросов «где?» и «как?» понял, что вряд ли справится с этим без посторонней помощи. А именно — вот же черт! — помощи Грейнджер. Хотя просить ее о таком... «Да легче уломать единорога добровольно отдать свою кровь!» И все же, других вариантов он не видел. А Грейнджер... Грейнджер было слишком много. Ее имя всплывало даже тогда, когда было совершенно не к месту. Перед сном. За обедом. За разговором с матерью. Такое простое, но такое непривычное. Будто бы неправильное. Вроде ничего сложного: «Гер-ми-о-на». Восемь букв. Четыре слога, которые — почему-то — совершенно не получалось произнести разом. Даже мысленно. Так же, как не получалось выкинуть из головы ее лицо. Особенно в тот момент, когда она узнала, что он копошился в ее воспоминаниях. Не получалось не думать, что за это действительно было бы правильно... извиниться. И когда мозг снова и снова приходил к такому выводу, в голове что-то щелкало. Извиниться. Грейнджер. Два слова, которые никак не уживались в одном предложении. Да и вообще, стоило задуматься о ней — и все упиралось в жирное «НЕ». Не хватало сил — или мешала гордость? — извиниться. Не хватало сил — или мешала трусость? — назвать по имени. Не хватало сил — или мешало самолюбие? — признать, что хочет ее. Даже на расстоянии. Как одержимый. Как больной. Как чертов псих. Где она сейчас? У родителей? В доме у Уизли? Драко не знал. Претенциозность не давала признать, что хотелось прямо сейчас сжать в кулак ее густые волосы. Коснуться кожи. Вдохнуть запах. Впиться в тонкие запястья. Достаточно сильно, чтобы услышать тихий всхлип. Тихий, но… совершенно искренний. Не чета звонким крикам Патил, не чета тягучим стонам Паркинсон. Неужели дело только в том, что Грейнджер удавалось — раз за разом! — сбегать? Стыдливо скрываться, находя веские — и ведь не поспоришь! — оправдания? Или… «Ай, да какого черта снова занесло думать об этом!» — одеяло со злостью было сброшено на пол. Сон как рукой сняло. «Вот тебе и доброе утро», — сварливо поприветствовал внутренний голос.* * *
— Еще бы немного, и!.. — сипло выдохнул Гарри, присаживаясь на край сиденья и вымученно сгибаясь пополам. «…опоздали б», — мысленно закончила за него Гермиона, однако не произнесла ни звука: от быстрого бега в боку до сих пор нещадно кололо, да и вряд ли легким хватило бы кислорода на такой подвиг. А потому, следуя примеру Гарри, она просто уселась напротив и прижала руку к животу. Вообще, нестись со всех ног к газетному киоску под оглашенные крики миссис Уизли за три минуты до отправления — так себе авантюра. Зато теперь, пытаясь отдышаться в купе Хогвартс-экспресса, Гарри сжимал в руке свежий выпуск Гардиан с видом настоящего победителя. Почти как на четвертом курсе, когда смог отобрать золотое яйцо у дракона. Наверное, некрасиво было сравнивать хвосторогу и миссис Уизли в гневе, но ассоциация появилась в голове, не спрашивая разрешения. На то, чтобы перевести дыхание и более-менее прийти в норму, компании потребовалось около двадцати минут, и только Сычик Рона и стук колес нарушали эту блаженную тишину, в которой так и тянуло прикрыть глаза и провалиться в легкую дрему. Слишком насыщенное утро вышло, а ведь еще нужно столько обсудить… «Лучше сразу!» — устало кивнула своим мыслям Гермиона и нехотя вытянула газету из рук Гарри. Он даже не думал возражать: то ли было неохота самому искать нужную информацию среди страниц, забитых новостями спорта и политики, то ли решил, что Гермиона справится с задачей быстрей и эффективней. А может, просто улучил минутку, чтобы задуматься о чем-то своем, отвернувшись к окну. Гермиона терпеливо открыла первую страницу и попыталась сосредоточиться на чтении, изо всех сил не замечая Рона, подозрительно изучающего ее профиль. Под его взглядом было тяжело собраться, особенно учитывая, что причин его поведения Гермиона не понимала. Но куда тяжелее оказалось не поддаваться соблазну посматривать на столик у окна. Совсем такой же, как… «Не сейчас, пожалуйста!» Но мысли уже понеслись в голове быстрее, чем набирающий скорость поезд. Шорох упавшей рубашки. Узкий покачивающийся столик. Холодящий кожу металл. Горячие губы. Потемневшие серые глаза. «…потому что хочу тебя…» Чуть хриплый голос. «…не смей… отворачиваться…» Тихий, проникновенный. Заставляющий низ живота заныть в предвкушении, а бедра — покрыться почти болезненными мурашками. «Немедленно прекрати! Рон ведь смотрит!» Точно, он смотрел. И наверняка видел, как заалели ее щеки, как колени коснулись друг друга. «Интересно, а Малфой… сейчас там?» Как участилось дыхание. Как представилось, что она тихонько открывает дверь его купе. Малфой один? С Гойлом? Если с Гойлом, то Гермиона могла бы попросить его выйти… «Прекрати немедленно!» Злости не было. Уже нет. Просто — пуф! — и все. Гермиона правда не знала, что повлияло на ее исчезновение. Может, родители, мягко улыбающиеся ей через стол за простым семейным ужином. Может, легкие перебранки семейства Уизли. А может, за эти дни она просто… соскучилась. Соскучилась по Малфою. Последнее объяснение было самым правдоподобным, несмотря на свою нелепость. «А если снова сказать ребятам, что пойду к машинисту?..» «Не смей! Нечего туда соваться! В школе увидитесь. И поговорите! Непременно поговорите, прежде чем позволить… Если он, конечно, захочет после… Черт! Имей хоть каплю гордости!» — Нашла! — раздраженная на саму себя, воскликнула вдруг Гермиона. Наверное, слишком громко, ведь Рон чуть было не подпрыгнул на месте, словно его застали за чем-то запретным или непристойным. Хотя, учитывая, как он смотрел секунду назад, — может, так и было. — Ну что там? — чуть оживился Гарри, отвернувшись от окна. Гермиона бросила резкий взгляд на Рона — скорее, чтобы показать, что все еще злится на то, как он крикнул на нее утром, — и протянула Гарри раскрытую на нужной странице газету. — Эсперанто? — недоуменно переспросил Гарри, изучив содержимое статьи, где известный британский лингвист распинался по поводу того, как мало людей владеет этим языком. — Это мертвый язык? — Нет, — покачала головой Гермиона. — Плановый. — Как это — плановый? Чтобы планы писать? — поднял брови Рон. «Что, решил сделать вид, что все в порядке? Что не срывался сегодня?» Даже не взглянув на него, — хоть бы извинился для галочки! — Гермиона пояснила, обращаясь исключительно к Гарри: — Плановый — значит искусственный. Созданный специально для международного общения. Сейчас не назову имени того, кто его создал, помню только, что он из Польши и ушло у него на это около десяти лет. — А разве весь мир не говорит на английском? — не понял Гарри. — Да, эсперанто не прижился. Тем не менее в мире есть люди, свободно на нем говорящие. Ненадолго купе снова погрузилось в задумчивое молчание. — Польша, значит… — наконец нахмурился Гарри, видимо, вспоминая карту мира. — Она ведь неподалеку от Болгарии, верно? — А что, это имеет значение? — развела руками Гермиона, скептически изогнув бровь. — Далась тебе эта Болгария! — Это я так, просто уточнил, — оправдываясь, пробормотал Гарри, еще раз уставившись в газету. После стольких лет, проведенных в волшебном мире, магловские фото казались ему какими-то неправильными. Словно бракованными. А глядя на снимок лингвиста под заголовком, Гарри все ждал, когда же этот лысеющий человек вытрет пот с лица или поправит очки. Или хотя бы моргнет разок! — Главное — ты узнал перевод, — критически напомнила Гермиона. — Да, — удовлетворенно кивнул Гарри, откладывая газету. И, подняв глаза, озвучил: — Равенство.* * *
Каникулы протекали слишком однообразно. На удивление, дома было не так плохо, как Драко ожидал. Немного скучно, но не плохо, если не обращать внимания на стены и пол. Ну и некоторую мебель, конечно. Хотя, если по-честному, он находился в родных стенах не так уж часто — в основном бесцельно бродил то там, то здесь. И все еще поражался, что его не заставили пересдавать экзамен на трансгрессию. Наверное, Министерству не хотелось лишний раз копаться в бумажках и оно великодушно позволило оставить разрешение всем тем, кто сдавал экзамен в том году, — неважно, Пожиратель Смерти ли ты или семикурсник с Пуффендуя. Вечера Драко проводил либо в библиотеке, либо с Нарциссой в малом гостевом зале — про главный никто не заикался. Похоже, матери там тоже было не по себе. Неприятный разговор состоялся лишь однажды. Драко тогда только-только вернулся из Гринготтса, переоделся и уже хотел было спуститься выпить чаю, но заметил мать в дверях своей комнаты. Слово за слово она присела на край его кровати и снова завела уже осточертевшую тему — экзамены. Нарцисса свято верила, что Драко выбрал слишком мало предметов для сдачи ЖАБА. Речь шла вовсе не о том, что ему придется искать работу, — хотя это не исключено, учитывая положение, — а о том, что всем нужно показать, как он из кожи вон лезет, чтобы достойно закончить школу. Унижаться, одним словом. И Драко, разумеется, был с этим не согласен. Какая, к черту, разница, сдаст он астрономию или нет, если все равно планирует продолжить дело отца? Да, для этого, безусловно, нужны связи, но разве пара дополнительных успешно сданных экзаменов что-то изменит? В какой-то момент разговора Нарцисса, всплеснув руками, взяла с прикроватной тумбочки книгу «Телесный патронус» — наверное, чтобы жестикулировать для убедительности, — которую Драко время от времени почитывал с тех пор, как впервые справился с этой магией, и… обомлела. Он совсем забыл, ЧТО использовал в качестве закладки. Клятый снимок вылетел из книги и предательски упал на кровать аккурат возле бедра Нарциссы. — Это?.. — она намеренно не закончила фразу, удивленно подняв глаза на сына. — Да, это Грейнджер. Отпираться не было никакого смысла. Как и заверять, что это «совсем не то, о чем ты подумала». Потому что это — черт! — как раз то. Наверное. — Ведь ее Беллатриса… — Да. — Здесь, в нашем доме. — Да. — Подружка Поттера. — Да. — Серьезно, Драко? Подружка Поттера? ТАК ты решил восстановиться в обществе? — Нет, не ТАК. Она растерялась. Действительно растерялась. — Тогда это… Драко, она же… — Маглорожденная, да. Он избегал смотреть на мать. Не боялся, не стеснялся, но неловкость в воздухе повисла такая густая — хоть ножом режь. Было действительно не по себе. — Ни я, ни отец этого не одобряем, ты же знаешь, — выразительно поджала губы Нарцисса. — А я не одобряю, что ты отказалась от фамилии, но мне ведь хватило такта не вмешиваться? — наверное, зря он пошел в наступление, но иного способа защититься не видел. Потому что в общем и целом мог ее понять. — Тогда для чего это все? На лице Драко вспыхнул проблеск эмоции, который исчез прежде, чем Нарцисса успела его разглядеть. Злость? Растерянность? Да, наверное, растерянность. Потому что он и сам понятия не имел, «для чего». Просто оно было, и все. — К чему этот акт милосердия? — тихо продолжила Нарцисса. — Ты ничего не мог тогда сделать, сам прекрасно знаешь. Ее жизнь и без тебя прекрасна — открой газеты! Неужели ты испортишь собственную жизнь из чувства вины? Тем более за преступление, которого не совершал. Грязнокровка того не... И тут с губ сорвалось предательское: — Не называй ее так. Нарцисса замерла. Неверяще. Оглушенно. Холодно. Он кашлянул, пытаясь исправить ситуацию: — Не стоит разбрасываться этим словом. Не теперь. Война окончена. Хватит. И, взяв снимок из рук матери, не глядя вложил в книгу. Шагнул прочь из комнаты. В конце концов, он действительно хотел выпить чаю.* * *
Гермиона наивно представляла — вот. Вот сейчас он зайдет в общую гостиную, где она сидит перед камином и читает книгу. Она поднимет глаза — и их взгляды пересекутся. Мимолетно, чуть напряженно. Словно задавая немой вопрос. Может, у Малфоя дрогнут уголки губ — и она поймет, что все в порядке. Может, Гермиона сама слегка улыбнется в ответ — и он поймет, что она уже не злится. Может, она первая выйдет из комнаты. А может — он. Так или иначе — второй пойдет следом. А оставшись наедине, Малфой не сможет не съязвить, какой у нее дурацкий свитер. Да и у Гарри с Роном тоже. Гермиона шутливо скажет, что добудет ему точно такой же — с первой буквой имени. И даже сжалится, пообещав, что попросит миссис Уизли связать зелено-серый. Скорее всего, Малфой открестится от такого предложения одной из своих язвительных фразочек. Скорее всего, чуть улыбнется, чтобы она поняла, что он не всерьез. Скорее всего, она с ходу, чтобы не тянуть, спросит, зачем он применял к ней легилименцию. В ее идеальном сценарии он говорит правду — и она прощает его по-настоящему. Возможно, даже первая делает шаг вперед. Слегка привстает на цыпочки. Мягко кладет ладони на его плечи, ощущая подушечками пальцев неприлично дорогую ткань самого обычного повседневного джемпера. Чувствует запах его одеколона. И первая тянется навстречу… Но проходил день, другой, третий. А его все не было. Время текло медленно. Тягуче, как патока на тех пирогах, которые так обожал Гарри. Рон все-таки извинился за свой крик тем утром, объяснив, что просто был не в духе. А Гермиона, озабоченная совершенно другим, тут же простила его, но все-таки посоветовала всегда вовремя собирать свои вещи, чтобы никто больше не попадал под горячую руку. За завтраком она, Гарри, Джинни и Рон каждый день читали про все новые и новые случаи появления знака Даров Смерти в небе. А Министерство по-прежнему разводило руками, но твердо призывало «подумать, что будет, если маглы узнают о волшебном мире». Вряд ли их уговоры действовали — пустое сотрясание воздуха для тех, кто как раз ХОЧЕТ, чтобы это, наконец, случилось. Вечерами стена, ведущая в гостиную, как назло постоянно открывалась, впуская и выпуская студентов, спешащих по своим делам. Но — не его.* * *
На вокзале оказалось куда меньше народу, чем Драко ожидал. Кто бы мог подумать, что большинство учеников предпочли Хогвартс семейным посиделкам после всего пережитого? Ему всегда казалось, что любой ученик костьми ляжет, но не проведет в стенах школы и лишней минуты, а потому в последний день каникул на вокзале яблоку негде будет упасть. Но нет. «До крайности нелогично». Пока январский мороз пощипывал щеки, Малфой стоял на платформе и неохотно прощался с матерью. Не хотелось снова оставлять ее одну, и даже зная, что вскоре Нарцисса переедет — а Драко был уверен, что она не станет с этим тянуть, — ему все равно было не по себе. А еще... еще он так ей и не ответил, хотя она очень просила. До конца каникул, желательно. Но он не смог. Не смог, и все тут! В конце концов, не соус к мясу выбирает, а фамилию. О том разговоре про Грейнджер никто из них больше не вспоминал. Когда из прохода на платформу появилась грузная фигура Гойла, а затем и его мамаши, тянуть время было глупо. Дождавшись, пока Грег остановится возле дверей вагона, а его мать поравняется с Нарциссой, Драко, подхватив сумку — с которой теперь глаз не сводил, учитывая, какая сумма там находилась, — слегка сжал ладонь матери и, пообещав писать хотя бы раз в неделю, шагнул к поезду. Три-четыре когтевранца, пара гриффиндорцев — похоже, им за радость было носить цвета факультета даже с повседневной одеждой, — ну и несколько слизеринцев. Их Драко узнал издалека. Вот и вся компания на сегодняшнюю поездку. А значит — восемь часов наедине с Грегом. «Зато, надеюсь, удастся вздремнуть», — с тоской вздохнул Драко, поднимая сумку, чтобы втащить с собой, ведь отдавать ее в багаж было бы неразумно. И уже шагнул на ступеньку, как вдруг услышал за спиной тонкий девичий голосок: — Драко, подожди! Он тотчас обернулся и, вежливости ради, протянул руку. Запыхавшаяся Астория тут же приняла ее и взобралась следом, не обращая внимания на не знающего куда деть глаза Грега. — Спасибо, — улыбнулась она, снимая отстроченную мехом шапку. Блестящие золотистые волосы рассыпались по плечам, припорошенным снегом, но Астория и глазом не моргнула. — Не за что, — кивнул Драко, уже собираясь развернуться к ней спиной. — Это что, Молния? — распахнула глаза она, уставившись на метлу в его руках. Подарок матери тоже не хотелось сдавать в багаж. — А что, похоже на Чистомет? — осведомился Драко с легкой улыбкой. Астория пропустила сарказм мимо ушей, благоговейно глядя на метлу. — А можно… потрогать? Низенькая, изящная пятикурсница с точеной фигурой и огромными синими глазами — ей было к лицу интересоваться шелковыми мантиями и туфлями из змеиной кожи, но никак не метлами. А потому настолько искреннее восхищение слегка сбило с толку. Едва сдерживая удивление, Драко протянул метлу. А Астория, резко обернувшись на все еще открытую дверь поезда, замешкалась. — Мать увидит… — смущенно пробормотала она, сделав шаг вглубь вагона. — Она не поощряет квиддич? — полюбопытствовал Драко. — Не-а. Но родись я с игрек-хромосомой, родители бы непременно заставляли играть, даже если б я не хотела. — Хромо-чего? — не понял Драко. — Это из магловской науки, — отмахнулась Астория, остановившись у купе и еще раз осмотревшись по сторонам в поисках ненужных свидетелей, — и за интерес к ней родители меня бы вздернули в любом случае. Неважно, была бы я парнем или нет. «Чудна́я она какая-то», — хмыкнул Драко, наблюдая, как тонкие бледные пальчики проводят вдоль древка метлы. — Как быстро она разгоняется? — уточнила Астория. — Около ста тридцати миль за десять секунд? — Сто пятьдесят, — поправил он. — Неудивительно, что тебя взяли в команду, — с ноткой зависти проворчала она, — без отборочных. Тут даже упор для ног выкован из гоблинской стали! — Как и стяжки для прутьев, — кивнул Драко и пожал плечами. — Эта метла у меня появилась только на Рождество, так что не повлияла на решение Грэхэма. А ты что, была на отборочных? — Конечно была! — возмутилась Астория, со злостью расстегивая уличную мантию. — Пробовалась на место охотника, но Монтегю забраковал. Зато на место загонщика взял почти сразу, а я ведь даже не люблю биты! Но потом подсуетилась Дафна… «Надо же, сколько сплетен прошло мимо, пока ты с Грейнджер развлекался», — усмехнулся внутренний голос. — …и отговорила его. Вместо меня взяли эту корову Милисенту. Она ведь неповоротлива, как норвежский горбатый на коньках! Драко даже не стал переспрашивать, что такое коньки. Но ему внезапно стало жаль Асторию, особенно беря во внимание его разговор с матерью. В детстве Драко и не замечал, насколько туго затягиваются на шее веревки воспитания в чистокровных семьях. Возможно, он смог бы уговорить Грэхэма передумать? Раз уж Астория не попала в команду только по просьбе Дафны... — Хочешь поехать с нами в купе? — неожиданно для самого себя поинтересовался Драко. — Я уж думала, не предложишь, — чуть улыбнулась Астория, вешая мантию на сгиб руки.* * *
Она решила — к черту! К черту эти ожидания, к черту шутки про свитер, к черту взгляды и полуулыбки, нарисованные воображением. К черту! Все равно все было бы не так, вот уж точно! Это похоже на ожидание экзамена: ты все ждешь, представляешь, какие будут вопросы, готовишься, нервничаешь, а перед тем, как тянуть билет, — готова сию секунду сбежать, да так, чтоб пятки сверкали! Разница в том, что с экзамена Гермиона не могла сбежать, а из гостиной — запросто! За час до прибытия экспресса на станцию Хогсмид. Чтобы наверняка! Куда сбежать? А разве это важно? Да хоть!.. — Ты куда? — воскликнул Рон, стоило Гермионе вскочить с дивана, словно ужаленная. — В библиотеку. Язык отреагировал быстрее мозга. Ну, в библиотеку — так в библиотеку. К тому же неплохо бы действительно немного освежить в памяти трансфигурацию кожи лица. А то последняя проверочная работа, которую задала МакГонагалл перед каникулами, — просто провал. Гермиона еще не знала оценки, но догадывалась, что вряд ли получит хоть что-нибудь выше Удовлетворительно. Так не годится! — Я с тобой, — тут же отозвался Рон, решительно скомкав пакетик от лакричных палочек. Вот уж чего Гермионе действительно не хотелось — так это чтобы кто-то был свидетелем ее смятения. — Э-э-э… в последний день каникул, Рон? Ты уверен? — Сама ведь говорила, — проигнорировав взгляд Гарри, он поправил манжеты свитера, — что мне нужно относиться к учебе серьезней. Так почему не сейчас? Гермиона в поисках поддержки бросила взгляд на Джинни, но та, то ли обидевшись, что Гермиона так и не рассказала никаких подробностей о том, что произошло между ней и Малфоем в поезде, то ли понимая, что спорить с Роном сейчас будет слишком подозрительно, — промолчала. — М-м-м… а может, в другой раз? Я бы хотела позаниматься в тишине, понимаешь? Древние руны требуют максимальной сосредоточенности, — сочиняя на ходу, оправдывалась Гермиона. Его это, похоже, разозлило — щеки тут же покрылись пятнами, однако Рон, противореча всем признакам ярости, произнес довольно мягко: — Ну пожалуйста? «Словно просит списать домашнее задание!» — Давай завтра, ладно? Обещаю позаниматься с тобой, честно! — Не обращай внимания, Гермиона, — вступился Гарри, — он просто трусит, потому что я почти выиграл. В доказательство своих слов он указал на шахматную доску и кучу белых обломков рядом. Даже не успев в знак благодарности кивнуть Гарри, Гермиона, воспользовавшись тем, что Рон повернулся оценить ущерб своих фигур, выскочила из гостиной. И в ту же секунду почувствовала громадное облегчение — прохладный воздух подземелий слегка остудил начинающие краснеть щеки, а тишина внесла ясность в мысли. Разумеется, Рон все еще может пойти за ней в библиотеку. В голове сразу нарисовалось два варианта: действительно отправиться туда на случай, если он пойдет следом, — так она не накликает лишних вопросов, или пойти куда угодно, кроме библиотеки, — тогда получит необходимое ей уединение, но придется заранее продумать правдоподобную историю, что же изменило ее планы. Размышляя об этом, Гермиона ступила на лестницу и прикрыла глаза, уперевшись лбом в каменные перила. Она не знала, что притупило бдительность. То ли собственное тяжелое дыхание, то ли сумбурные мысли, то ли начинающий появляться в голове план для Рона. Вернула в реальность резкая боль в затылке. Гермиона даже не успела охнуть — и ее лоб с силой оттащили от перил. В глазах Нотта — настоящая ярость. Животная, оглушающая. Цепкие пальцы скомкали волосы на затылке и с силой потянули вниз и куда-то вбок, заставив Гермиону чуть повернуть и откинуть голову, подставляя шею. Вопрос «за что?» в мозгу тут же заглушила одна-единственная мысль — сейчас ей полоснут по шее ножом. Вот так просто. Без причины. — Доигралась, грязнокровка? Попытка произнести это язвительно и высокомерно — провалилась. Голос Нотта дрогнул, словно он уже несколько дней не говорил ни слова. А может, так и было — Гермиона не могла представить, как можно говорить с человеком, когда он выглядит… как сумасшедший! Волосы растрепаны, щеки впали, кожа посерела, под глазами темные круги. Но руки — на удивление — не дрожали. Действовали грубо и решительно, словно давно хотели сделать это. Но самое страшное — глаза. Совершенно стеклянные. Глаза человека, который отчаялся. — Что ты?.. — прохрипела Гермиона, насколько позволяли ей словно натянутые в струну связки. — Ай, да заткнись! Не его слова вынудили ее замолчать — звонкая пощечина, обжегшая правую щеку. Сильная, с оттяжкой. Полная ненависти. Боль была ей под стать — острая, ослепительная, словно к коже приложили угли. Но в то же время… отрезвляющая. «Почему-он-не-использует-палочку?» Вопрос вспыхнул в голове быстрее, чем рука потянулась к карману мантии. Гермиона крепко обхватила древко, но, наверное, слишком резко попыталась вытащить. Нотт перехватил ее запястье с такой силой, что, как бы она ни старалась, палочка безвольно выпала из руки. И с глухим стуком покатилась по ступенькам начавшей движение лестницы. — Верни все как было, мразь, и я не вырву твой грязный язык! Шестеренки в голове заработали даже быстрее, чем когда Гермиона угодила в Дьявольские Силки. «Вернуть как было… как было… он заступается за Паркинсон?» — Я… я не могу. Она сама должна… я соврала! Это не обязательно должно быть искренне! Можно просто… извиниться… и за пару дней… Вторая рука Нотта яростно вцепилась в шею, до хрипа сдавив горло. Гермиона инстинктивно впилась ногтями в его предплечье в попытке — жалкой, жалкой попытке! — отстранить. Куда там! Он выше на добрых семь дюймов и крупнее раза в полтора. «Думай, Гермиона! Думай!» Но думать тяжело, когда мозгу поступает так мало кислорода. — Не строй из себя идиотку — не поверю! — взревел Нотт, дернув ее сначала на себя, а потом — подальше от перил. Наклонив спиной над самым краем лестницы, взмывшей уже почти до второго этажа. — Я, блять, не про Паркинсон! Верни мне все как было! Верни, сука! Гермиона ненавидела высоту — от нее кружилась голова. А то, как Нотт тряс ее над краем, повторяя раз за разом: «Верни!» — не способствовало унятию головокружения. Ни капли! К горлу подступила тошнота. Руки похолодели. В ушах зашумело, перед глазами запрыгали черные мошки. Высота ли виновата? Или рука Нотта, крепко сжимающая шею? Гермиона не успела понять. Не успела, прежде чем нога предательски подогнулась. Проскользила вперед. Теряя равновесие, Гермиона инстинктивно — из последних сил — вцепилась в руку Нотта крепче, насколько могла. В руку, которая так же инстинктивно разжалась от боли. Отпустила шею. Мгновение, показавшееся вечностью. Чужая кровь под ногтями. Глаза напротив, в которых больше не было ни капли ненависти. Лишь ужас. Безмолвный крик. Собственный? Удар. И больше ничего. Тем-но-та.