* * *
Платформа встретила его завывающим ветром и густым снегом, норовившим забиться за шиворот, поэтому Драко приподнял воротник чуть выше перед тем, как сделать шаг из душного вагона и уточнить: — Ты же понимаешь, что Дафна тебя по головке не погладит, если узнает, что ты рассказываешь такие подробности? Астория, веселясь, прикрыла рот ладонью. — Ну и поделом! Буду считать это своей маленькой местью. Ненавижу, когда она ограждает меня от того, что по ее мнению «недостойно». «Вот же вредина», — слабо усмехнулся Малфой, вдыхая морозный воздух. Вредина или нет, но с ней оказалось довольно легко. Вот только после совместной поездки стало затруднительно совместить в голове двух людей: Асторию-пятикурсницу, величественно расправляющую плечи рядом с Дафной в общей гостиной, и пятилетнюю Асторию, способную поджечь платье сестры одним лишь взглядом за то, что та наябедничала родителям о жгучем желании залезть на дерево, чтобы посмотреть, как выглядят птенцы серебристого крапивника. Подобные истории почему-то всегда вызывали в груди странное чувство — нечто среднее между завистью и восхищением. С каплей нежности, наверное. Умиление? Скорее всего. В любом случае, испытывал Драко подобные эмоции совсем не часто — в основном в присутствии Миртл. Но в наличии зависти Драко не сомневался. Кто знает, если б у него был старший брат или сестра, может, он и сам бы осмеливался на подобные поступки? Представив лицо Люциуса, если б он услышал, что его сын изъявил желание залезть на дерево, Малфой снова усмехнулся. В детстве подобное даже в голову не приходило: автоматически все, что не делал отец, было либо запретно, либо неприемлемо. Несмотря на эти мысли, Драко весь день находился в приподнятом настроении. Каждая миля, приближающая его к Хогвартсу, заставляла сердце биться все чаще, а глаза — то и дело поглядывать на часы, словно это простое действие могло ускорить время. Благо, Гойл не считал этот жест невежливым — да даже если и считал, какая разница? — а Астория за полчаса до прибытия покинула их купе, чтобы переодеться в школьную форму. Вообще Драко уже не рассчитывал на ее возвращение, предположив, что она останется с Дианой до конца поездки, но оказался не прав: Астория вернулась довольно быстро и, непринужденно усевшись напротив — заставив Грега потупить глаза, — продолжила разговор, будто и не отлучалась вовсе. Разумеется, вздремнуть по пути так и не получилось. Драко признавал, что плохо спал этой ночью, точно так же, как и признавал свое хорошее настроение. Признавал, что причина этому одна. Вот только, хоть и понимая — да, да, прекрасно понимая! — что это за причина, не мог мысленно озвучить ее. Даже тогда, когда не заметил Грейнджер на платформе и почувствовал легкий укол разочарования, — не смог. Ее отсутствие было вполне ожидаемым, но все же... неприятным. Да и с чего бы ей вдруг здесь находиться? Кого ждать? «Еще будет время», — убедил себя Драко и поднял подбородок, стараясь не кривиться от того, как Диана повисла на Финнигане, преградив путь. Астория, махнув на прощание рукой, направилась к толпе пятикурсников, а Драко, обогнув целующуюся парочку, шагнул к арке у выхода со станции. И тут... Раз — и резкая боль в плече. — Томас, блять! — шипит он, схватившись за место удара. — Одолжи у Поттера очки! Два — в ответ лишь отмашка. Как от назойливой мухи. Гриффиндорец пробегает мимо и хлопает Уизли по спине. Три — Драко слышит несколько слов. Грейнджер. Лестница. Больничное крыло. Четыре — перестает воспринимать голоса. В ушах стоит шум, как от крыльев мечущейся в панике птицы, случайно залетевшей в дом. В голове — ни единой мысли. Тихо, как на кладбище. Пять — крупное лицо напротив. И взгляд... вроде бы понимающий. Гойл сам забирает у Драко метлу и сумку. Моргает. Молча смотрит на убегающего к школе Уизли. Осознание обрушается столь резко, что Драко даже не задумывается. «Плевать!» Плевать, о чем подумают люди, стоит ему сделать шаг в противоположную от выхода сторону. Плевать на выражение лица Томаса, когда Драко встает напротив. Плевать, какие поползут слухи после того, что он скажет. — Отвали, Малфой! — первым бросает Томас. — Я не планировал в тебя врезаться. Его слова пролетают мимо ушей. Неважно. Все неважно. — Как это случилось? — вот что важно. Брови Томаса непонимающе сходятся у переносицы, а лицо принимает такое выражение, словно Драко спрашивает у него какую-то глупость. — А так, — выдавливает он, — что ты стоял на пути. До Драко не сразу доходит, что Томас имеет в виду. А как доходит — рука сама сжимается в кулак в нестерпимом желании двинуть гриффиндорцу по челюсти, чтобы быстрее соображал. К счастью, благоразумие шепчет, что толку от этого будет мало, и вынуждает уточнить: — Грейнджер, — тихо, сквозь зубы. Но Томас слышит. И даже не пытается скрыть удивления. Как и подошедший ему на подмогу Финниган, за спиной которого стоит Диана. «Плевать!» — повторяет про себя Драко, стараясь не отводить глаз с лица напротив. С лица, на котором — всего на краткий миг — мелькает догадка. Может, Томас вспоминает о том, как видел Драко с Грейнджер у гостиной, когда передавал ей фотографии? Не имеет значения. Главное — он не начинает петушиться, язвить, задавать лишних вопросов. Говорит лишь по делу: — Не знаю. Парвати сказала, что слышала, как Нотт звал мадам Помфри. И как коротко рассказывал ей, что видел, как Гермиона попала в ступеньку-ловушку. Как неудачно из нее высвободилась, потеряла равновесие и упала. «Нотт…» — Какой этаж? — Почти второй. «Учитывая высоту потолков в замке, это больше, чем дохера». — Насколько серьезно? — Не знаю, — повторяет Томас. — Без сознания. «Ладно... Ладно». И тут вырывается: — Спасибо. — Совершенно искренне. «Спасибо», которое поражает окружающих даже больше, чем то, что Драко, ни на кого не взглянув, удивительно быстрыми шагами направляется к замку.* * *
— Эй-эй-эй! Стой! В плечи крепко вцепляются трясущиеся пальцы в попытке оттащить от двери. — Пус…ти! — Стой, говорю! — Что с н…ей?! Как… — Рон, кажется, даже не замечает, что сбитое дыхание мешает ему говорить связно. Но Гарри и не нужно его понимать: даже не знай он, что случилось, понял бы все по блестящему от пота веснушчатому лицу, по рыжим, прилипшим к вискам волосам, торчащим из-под шапки, которую Рон даже не удосужился снять, и по распахнутым в ужасе глазам, чуть слезящимся от бега. Сейчас цель одна — удержать Рона у двери, за которой мадам Помфри делает для Гермионы все, что в ее силах. «Нельзя, нельзя позволять целительнице отвлекаться!» Если потребуется — Гарри даже готов залепить ему оплеуху, чтобы пришел в себя. — Она в порядке! В порядке, слышишь? — голос не тверд, но Рон, кажется, верит. Верит в то, во что хочет верить, но все равно: — Мне нуж...но к… ней! — Туда сейчас нельзя! — Но… Гер…миона!.. — Ты сомневаешься в мадам Помфри? К счастью, оплеуха не требуется. Рон, сдаваясь, с хрипом разжимает пальцы, но Гарри все равно твердо остается стоять спиной к двери. Просто на всякий случай. Состояние друга понять даже слишком легко — минут десять назад Гарри и сам чуть ли не в истерике бился, пытаясь попасть внутрь. Вроде даже грубо бранился на мадам Помфри, за что и был выкинут из Больничного крыла как непослушная собака. Но стыд за свое поведение все еще трепещет где-то на периферии сознания: главная эмоция сейчас — страх. Страх за Гермиону. Рон сползает по стене и стягивает шапку, кидая ее на каменный пол рядом с собой, а лицо словно отражает мысли Гарри: «Как же, черт возьми, глупо! Пережить… столько — и сдаться от какого-то падения! Падения ли?» Тишину коридора разбавляют успокаивающееся дыхание Рона и последующий вопрос, подтверждающий, что думают они об одном и том же: — Кто ее нашел? — Нотт. — Нотт?! — вскакивает Рон. — Угу, — сквозь зубы цедит Гарри и неохотно кивает. И без того покрасневшие щеки Рона теперь покрываются пятнами: — Гермиона всегда смотрит под ноги. — Знаю. — Она бы никогда не упала просто так. — Знаю. — Я его убью. Эту фразу Гарри никак не комментирует. Лишь вздыхает, раздумывая, как бы поступила сама Гермиона? «Скорее всего, рассказала бы директору. Или... расквиталась бы по-своему». Здравый смысл отчаянно борется с желанием немедленно найти Нотта, зато отвлекает от возможности… допустить мысль, что с Гермионой может что-то случиться. «УЖЕ случилось!» — Мы не знаем наверняка, — неуверенно качает головой он, словно отгоняя паранойю. — А что мешает узнать? — бросает Рон. И, как это бывало раньше, одна фраза помогает принять решение. Возможно, не самое правильное, но… — Предлагаешь спросить его напрямую? — Если это сделал он, то наверняка соврет. — Тогда зачем он сам звал Помфри? — вопрос скорее риторический, но Рон все равно отвечает: — Чтобы отвести подозрения, конечно! — Какой смысл? Гермиона очнется и все равно расскажет, как все было, — Гарри задумчиво хмурит брови. И Рон роняет добивающее: — Может, рассчитывал, что не очнется. Подобной мысли Гарри не разрешал появляться в голове, но, услышав ее от Рона… Что делать? Шантажировать? Пытать? Выкрасть у Слизнорта Сыворотку Правды? «Вот бы уметь пользоваться легилименцией!» Мысль о Малфое вспыхивает так же быстро, как и гаснет. «Сами разберемся!» Резким движением распахнув сумку, Гарри вытаскивает и раскрывает старый прямоугольный пергамент. — Торжественно клянусь, что замышляю только шалость, — к счастью, Карта реагирует на порядок слов, а не на их правдивость. Глядя, как ветхие листы расцветают чернильными рисунками, он поднимает глаза на Рона: — Для начала его нужно найти. — А дальше? — По обстоятельствам. — Отличный план, — согласно кивает Рон. Если б Гарри не знал его столько лет, то наверняка бы принял эту фразу за сарказм. Но нет — Рон говорит совершенно серьезно. И это одна из многих причин, почему Гарри так дорожит его дружбой. Рон оказывается внимательней, находя цель первым: — Черт, я так и знал!.. — восклицает он, гневно тыча пальцем в Карту. Гарри, проследив за его движением, невольно приоткрывает рот, не веря собственным глазам: этажом ниже в коридоре возле окна находится точка с именем «Теодор Нотт», а рядом… — …будь я проклят, если был не прав насчет этого ублю… «Нет». Несмотря на открывшуюся картину, что-то подсказывает, что Рон ошибается. — Нужно подслушать, — уверенно заявляет Гарри, пряча Карту обратно в сумку. — Что?! — изумляется Рон. — Все и так ясно как день! Сначала он строит из себя святого перед Гермионой, а потом она падает с лестницы, а он… получает отчет от того, кто ее толкнул! Гарри отрицательно качает головой. Снова. Потому что действительно не верит, что это возможно. «Вряд ли все… так». — Если у нас появятся доказательства, то с ними смело можно будет идти к МакГонагалл, — настаивает он, вытягивая из сумки мантию-невидимку. Но, встретив несогласный взгляд Рона, добавляет: — А если ты прав, то с мантией у нас будет преимущество. Кажется, он подбирает правильные слова, потому что Рон тут же подходит и сгибается, позволяя накрыть себя невесомой серебристо-серой тканью. Гарри и забыл, как неудобно, оказывается, идти вдвоем. Постоянно приходится напоминать себе горбиться, чтобы не было видно ног, и спустя один длинный коридор спина уже начинает неприятно ныть. А ведь когда-то они помещались под мантией втроем! В полный рост! Миновав этаж, шаги приходится замедлить, чтобы не стать замеченными. Рону, судя по недовольному фырканью, это не нравится, ну а что поделать? Подкравшись ближе, Гарри с разочарованием замирает, увидев совершенно спокойное выражение лица Малфоя, стоящего напротив Нотта. Почему-то представлялось, что он… ну хотя бы злиться будет! Но нет. Голос звучит размеренно, тихо: — Считаешь меня идиотом? «Или это тактика такая?» — Я понять не могу, чего ты от меня хочешь, — отзывается Нотт. — Когда Блейз за ней бегал, всем было плевать, но стоило мне позвать Помфри — сразу подозрения? С хера ли? «Он что, здесь за тем же, зачем и мы?» Немного подумав, Гарри тихо шепчет: — Малфой был на вокзале? Мог слышать Дина? Не получив ответа, поворачивается к Рону и, уловив утвердительный кивок, снова обращается в слух. — Потому что ни для кого из наших не секрет, какой Забини хитрожопый. Но ты… — Малфой демонстративно покачивает головой, — совсем другое дело. У тебя даже на суде не хватило мозгов отрицать, что поддерживаешь идеи Темного Лорда. Гарри невольно делает для себя заметку, что Малфой величает Волдеморта «Темным Лордом», а не так, как большинство волшебников, — Тем-кого-нельзя-называть. По старой привычке? — Это называется верность убеждениям, — высокомерно задирает подбородок Нотт, становясь с Малфоем почти одного роста. — Именно эта верность подтолкнула тебя… хм, как там? Фактически «спасти» Грейнджер? Неизвестно, как меняется лицо Нотта от этих слов, но он игнорирует вопрос и цедит, едва сдерживая нервозность: — А куда делась твоя верность, а? Что заставляет тебя носить на руках полукровку на глазах у всей школы и так настойчиво интересоваться судьбой грязнокровки? Гарри почти слышит, как трещат сжатые в кулак пальцы Рона, почти слышит, как скрипят его зубы. Почти понимает, каких усилий ему стоит оставаться на месте, а не пальнуть Нотту заклинание в спину. Почти. А вот о настрое Малфоя судить сложно — его лицо почти не шевелится, когда верхняя губа слегка приподнимается. Гарри не уверен, но кажется, тот едва сдерживает раздражение. — Вопросом на вопрос, да? Что ж, ладно. В таком случае, что заставляет ТЕБЯ так активно следить за моей жизнью? Может, Блейз был прав и ты решил сменить лагерь? Поглядываешь теперь на парней, а, Тео? Специально или нет, но голос Малфоя становится тише, потому Гарри приходится сделать крошечный шаг вперед и увидеть, как напряглись плечи Нотта. Наверное, он хотел что-то сказать, но Малфой словно не замечает состояние собеседника: — В принципе, это неудивительно после того, как Панси превратилась в жирную корову. Или это она тебя отшила? Сомнений не остается — Малфой ни при чем. Судя по тому, как высоко на лбу Рона зафиксировались брови, его подобное немало удивляет. И не его одного — Нотт будто воды в рот набрал. Не то чтобы Гарри интересовался межличностными отношениями слизеринцев на курсе, но вроде никогда не замечал, чтобы Паркинсон и Нотт… да ведь и не в этом дело! Малфой его унижает. Один на один, а не так, как непременно поступил бы раньше. И Гарри делает в голове еще одну заметку: Малфой перевел стрелки, как только речь зашла о его отношении к Гермионе. Но все же кое-что остается непонятным: почему Малфой не использует легилименцию, как в случае с Паркинсон? Злость не позволяет сосредоточиться? — И каким же образом в твоем бредовом монологе появилась Панси? — интересуется Нотт. Голос тихий, под стать Малфою, но… будто бы неуверенный. — Ох, прости. На нашем курсе только вас двоих природа обделила мозгами, поэтому поясню — вы забываете об элементарной безопасности. Подкидываете Патил змею… — неизвестно, как Нотт реагирует на эти слова, но у Малфоя это вызывает усмешку. Довольно неприятную усмешку. — Да, я в курсе. Травите кота лучшей подружки Избранного-мать-его-Поттера, — похоже, он перестает контролировать свою злость. Выпрямляется и почти шипит: — И кульминация твоих умственных способностей — толкаешь Грейнджер с лестницы. Нехилый список вырисовывается, да? Скажи, Тео, ты ждал приговора, находясь в камерах под Министерством? Не имел удовольствия лично познакомиться с дементорами? Что будет, узнай старуха… — Ты ее трахаешь, — пораженно перебивает его Нотт, словно наконец поверил в то, о чем ему давно талдычили. Лицо хоть и морщится в отвращении, видно — наигранно. — Трахаешь Грейнджер. Слева раздается злой судорожный вздох — Рон дергается вперед. Хватая его за свитер, Гарри едва не ломает себе пальцы, пытаясь удержать, но следующие слова Малфоя оглушают его не хуже, чем Нотта и Гарри, вместе взятых: — А вот кого я трахаю — не твоего ума дело. Или ты удовлетворяешься чужими историями? В принципе тебе-то подобное не светит, учитывая… — Малфой быстро стреляет взглядом вниз. — Скажи, а твой огрызок вообще работает? — Ты… — едва слышно выдыхает Нотт. — Я. Нотт молниеносно вытаскивает палочку. Гарри — тоже, скидывая мантию на пол. Рон лишь выпрямляется, с ненавистью глядя на обоих слизеринцев. Сложно сказать, кто сейчас зол сильнее. Если Малфой и замечает их, то виду не подает. Лишь усмехается: — Думаешь, твой Круциатус сильнее, чем у Темного Лорда? — Верни все как было, — шипит Нотт. Его рука дрожит, но он уверенно поднимает ее к шее Малфоя. Широкий рукав мантии задирается, и… Взгляд Малфоя застывает на его руке. — Экспеллиармус! — рявкает Рон. Палочка выпрыгивает из дрожащих пальцев и летит к Рону, но тот не утруждается тем, чтобы ее поймать. Вместо этого делает уверенный шаг вперед. Гарри — за ним. Древко с глухим стуком падает на каменный пол. Нотт оборачивается, и его глаза, обрамленные темными кругами, в неверии распахиваются. — Не ты, значит? — не глядя на невольную подмогу, прищуривается Малфой, резко хватая Нотта двумя руками за запястье и с силой выворачивая. Судя по громкому «Блять!», довольно болезненно. Малфой, словно задыхаясь ненавистью, задирает его рукав выше, открывая вид на длинные, покрасневшие, местами с мелкими точками от засохшей крови царапины. И в ту же секунду в челюсть Нотта летит кулак. Раздается отвратительный хруст. Еще один. Еще и еще, выбивая сдавленные стоны. Гарри не успевает разобрать, когда присоединяется Рон, но Малфой сразу грубо отпихивает его плечом, почти рыча: — Не лезь, блять! Немного странно, но это единственный его комментарий за вечер, предназначенный не Нотту. Рон не слушает. Не слышит. Не хочет слышать. Замахивается и, словно в забытьи, бьет Нотта в живот, отчего тот глухо выдыхает, начиная кашлять. Сгибается пополам и падает на колени. Малфой делает шаг назад, с брезгливостью глядя на тело у своих ног. Черные глаза с ненавистью стреляют в него: — Предатель!.. — хрипит Нотт и, заваливаясь набок, снова кашляет, окропляя камни мелкими алыми каплями, которые… вдруг отрезвляют. Гарри словно током бьет. «Разве Гермиона одобрила бы это? Разве согласилась бы с тем, что у нас есть право делать что-либо, пока она не скажет свое слово?» И хоть палочка в руке приятно греет ладонь, словно подталкивая Гарри пустить в Нотта как минимум Жалящее, он выкрикивает: — Протего! Нога Рона с неприятным стуком врезается в невидимый щит, заставляя его болезненно ахнуть и сделать шаг назад, бормоча себе под нос ругательства. — Хватит с него, — поясняет свое действие Гарри. — Кто просил вас вмешиваться? — рявкает Малфой, небрежно одергивая мантию. — Это мое дело! — С каких пор Гермиона — твое дело?! — рычит Рон. «Этого только не хватало!» — напрягается Гарри, а рука выписывает еще одну руну в воздухе. На этот раз невербально. Кажется, Малфой собирается сказать Рону что-то еще, но вдруг… — Мистер Забини, помогите мистеру Нотту дойти до Больничного крыла, а после позовите профессора Крама, — голос МакГонагалл за спиной действует на всех как ушат холодной воды. На всех, кроме Малфоя, продолжающего сжимать окровавленные кулаки. — Мистер Малфой, мистер Поттер, мистер Уизли — ко мне в кабинет. Живо!* * *
Выпрямив спину, он еще раз взглянул на себя в зеркало. Строгая мантия — идеально выглажена. Волосы — в порядке. Книги — собраны. Палочка — на месте. Пожитков не много. Хорошо хоть парень, который сдавал ему этот дом, тоже находился там, куда он отправляется, и разорвать договор об аренде можно будет прямо на месте. «Ну что может пойти не так?» Дамиан, поправив манжет, еще раз взял в руки письмо: «…Будем рады видеть Вас». Рады? Да если б не вынужденная мера… «Вряд ли, вот уж вряд ли», — покачал головой он, складывая пергамент с сургучной печатью. Интересно, а адресант в курсе, что он эмпат? Скорее всего. «Лови птичку, пока она сидит у тебя на плече», — вспомнил он знаменитую болгарскую поговорку. Не этого ли он и хотел? Этого. Стабильной работы без идиотской беготни. Как там сказал Гарри Поттер? «Связующее звено между Министерством Болгарии и Великобритании»? Слишком громко звучит для того, кто мотается между странами по мелким — и иногда не очень — поручениям. От порталов уже тошнило. От запаха летучего пороха — тем более. Нечего так волноваться. В конце концов, это даже не собеседование. Это — полноценное приглашение. Жаль, конечно, что без рекомендации не обошлось. Унизительно? Немного. Но ему нужна эта работа. Ему нравится эта страна, у него достаточно знаний, здесь на него не тыкают пальцем. «Все будет нор-маль-но». Кивнув своим мыслям, Дамиан взял щепотку пороха — искренне надеясь, что после этого раза еще нескоро к нему притронется, — и, сделав глубокий вдох, шагнул в камин. — Хогвартс, кабинет директора! Огненный вихрь привычно завертел его и потянул вверх. От этого зеленого кружения дежурно затошнило, но он заставил себя держать осанку, не вдыхая запаха сажи. Благо, лететь оказалось недалеко: еще несколько секунд — и он на месте. Но, уверенно шагнув из камина, едва не попятился назад, настолько сильно его встретили бушующие в кабинете эмоции. Стоило в камине вспыхнуть яркому зеленому пламени — и светловолосый парень, стоящий напротив, отшатнулся, опаляя нервы своим секундным ужасом. Будто бы инстинктивным. Впрочем, он быстро взял себя в руки, по крайней мере внешне, но у Дамиана все равно осталась в горле горьковатая вибрация его злости. От директора тянуло крайним возмущением; от высокого рыжеволосого парня, с которым он познакомился еще в Хогсмиде, — злостью с ноткой стыда; а от того, что испугался, — настоящей яростью без каких-либо признаков раскаяния. Мысль о том, что все же было бы неплохо записывать имена всех тех, с кем он знакомился, показалась как никогда здравой. Имена Дамиан всегда запоминал плохо, а имена волшебников в Англии — тем более, так сильно они отличались от привычных ему болгарских. Борислав тоже оказался здесь, деловито держа руки за спиной. «Еще бы!» — горько вздохнул Дамиан. Сосредоточенность, легкая апатия, приправленная отрешенностью, и вечное, присущее ему сдерживаемое недовольство. Все как обычно. На то, чтобы прочувствовать эмоции окружающих, ушло около пяти секунд. А вот понять, что студентов сейчас здесь быть не должно, — чуть больше. Тем не менее показывать, что лично знаком с каждым из них, не стоило. Вряд ли в такое время они находились здесь просто так, и с порога демонстрировать непрофессионализм — далеко не лучшее решение. — Директор МакГонагалл? — вежливо улыбнувшись, кивнул Дамиан и сделал шаг к громадному письменному столу на когтистых лапах. — Мистер Радев, полагаю? — отвернувшись от студентов, пожилая, высокая, строгая на вид женщина слегка улыбнулась в ответ. — Прошу прощения за свидетелей. У нас тут возник небольшой форс-мажор с некоторыми учениками. Кинув на них укоризненный взгляд, она еле слышно вздохнула. Могло, конечно, показаться, но… Дамиан уловил легкий стыд. Наверное, она осталась недовольна, что время его прибытия так неудачно совпало с этим самым форс-мажором. Рыжий парень непонимающе взглянул на него, но Дамиан сделал вид, что не заметил, надеясь, что тот не брякнет что-нибудь про то, как они вместе пили сливочное пиво. — Ну что вы, это ведь школа. Я бы удивился, если б не застал тут парочку нарушителей правил. Похоже, он вложил в голос достаточно доброжелательности, потому что директор не восприняла его слова как упрек. Напротив — немного смягчилась, но, к несчастью для студентов, не в их пользу. — Что ж, мистер Радев, инструкции у вас уже есть, список тем — тоже. А вот подписание договора, если вы не против, я бы хотела перенести на завтра. — Разумеется, — кивнул он снова. — Не вижу причин спешить. — Прекрасно. Полагаю, вы устали с дороги, — она повернулась к Бориславу: — Профессор Крам любезно согласился проводить вас до апартаментов и показать кабинет. «Это что, все?» — Доброй ночи и… — она улыбнулась довольно мягко, — чувствуйте себя как дома. — Благодарю, директор. Шагнув к выходу из кабинета, он снова поймал на себе пренебрежительный взгляд Борислава. Постаравшись сдержать раздражение, Дамиан молча дождался, когда Крам — теперь уже коллега — с ним поравняется, и, неслышно закрыв за собой дверь, ступил на винтовую лестницу. Крам молчал. Разумеется, молчал. — Я весьма благодарен за твою рекомендацию, — от вежливых слов язык не отсохнет, решил он. — Не стоит, — даже не поворачивая головы, кивнул Борислав. Ступенька. Еще одна. И еще. — Но зачем? Дамиан искренне этого не понимал. Если Борислав так его ненавидит — зачем помогает? — Виктор крайне разочаровался бы, узнай, что я не воспользовался для тебя этим шансом, — выдавил Борислав. «Ах, вот оно что. Виктор». — А как насчет шанса на нормальное общение, раз уж теперь мы коллеги? Может, не стоило так с наскоку говорить про это, но… Дамиан планировал задержаться на этой должности. И ощущать презрение в свой адрес изо дня в день — не лучшее начало. Ему и в Болгарии этого хватало. — Не вижу в этом необходимости — наши предметы не пересекаются. Дамиан резко остановился у самого выхода перед статуей. — Ты взрослый человек. И должен понимать, что моей вины в этом нет. Разумеется, Борислав понял, что речь идет об эмпатии, но что Дамиан мог? У него не было в голове кнопки «отключить дар», иначе он бы нажал ее, не задумываясь! — Твоей нет. Благодарить за сей талант можешь свою прабабку. — Так вот в чем дело, — Дамиан зло сощурил глаза. — Дело не в том, что я эмпат. Дело в моем происхождении. Крам не счел нужным давать ответ. Понятное дело — его презрение было ощутимо за версту. И он понимал, что Дамиан непременно его уловит. — Я тебя понял. Нет необходимости — значит, нет. Молча дотронувшись до спины каменной горгульи и дождавшись, когда та начнет движение, Борислав вышел и сразу свернул налево. Желая как можно скорее избавиться от вынужденной компании, Дамиан, не оборачиваясь, последовал за ним. А потому не заметил с противоположной стороны стоящего в ожидании своего друга Гарри, слышавшего почти весь их разговор. Слышавшего, но не понявшего ни слова. Да и с чего бы? Он ведь не знал болгарского.